Блэйк
Всего через час я сяду в следующий автобус и уеду отсюда. Я покину это место. А слезы все еще текли.
Черт, я ненавидела это. Я не должна была оставаться, не должна была привязываться ни к одному из них. Ради всего святого, я должна была прислушаться к себе!
Протираю лицо, глаза горят и тяжелеют, тело валится с ног. Придется спать в автобусе, что я ненавижу больше всего на свете. Общественный транспорт — последнее место, где хотелось бы быть такой беззащитной, как во сне.
Сейчас было тихо. Мне удалось найти укромный уголок в глубине автостанции, и я избежала большинства людей. Их взгляды едва задерживались на плачущей девушке в углу.
Грохот мотора, оглушительно разорвавший тишину, сменился мягким урчанием, а затем на станцию въезжает элегантный черный байк. Его водитель останавливается, облокотившись на сиденье толстыми бедрами. Мое сердце падает в желудок. Несмотря на то, что его голову скрывает черный шлем, а тело — кожаная куртка и черные джинсы, я сразу же понимаю, кто это. Размеры тела выдают его. Он был самым большим человеком, которого я когда-либо встречала.
Ужас леденит мои вены. Я медленно встаю, надеясь, что он еще не заметил меня, и я смогу сбежать. Неужели я не успела уйти? Конечно, он не стал бы убивать меня на виду у всех.
Энцо медленно слезает с байка, его крупное тело движется слишком грациозно для человека его размера, и, несмотря на то что его глаза закрыты черным козырьком, я чувствую, как они смотрят в мою сторону. Он увидел меня, заметил еще в тот момент, когда только заехал на станцию, и теперь незаметно двигался ко мне.
К черту. Я через слишком многое прошла, чтобы вот так умереть.
Я срываюсь с места и бегу в противоположном направлении, бросив сумку с одеждой и деньгами, которую спрятала под скамейкой.
Дыхание вырывается из легких и становится тяжелым, когда я выбегаю со стоянки вокзала за угол и мчусь по тротуару так быстро, как только могу. Я понятия не имела, куда идти. Куда бежать. Я не знала этого город так, как Энцо или Хоук.
Я слышала, как он бежит позади меня, как его ноги стучат по тротуару, гораздо ближе, чем следовало бы.
Нет. Нет. Нет.
Я напрягаю свое тело сильнее, стараясь заставить ноги работать быстрее, и резко поворачиваю между двумя зданиями. Большие мусорные баки перекрывают почти весь переулок, и мне приходится протискиваться между ними и стеной, задерживая дыхание, когда в нос ударяет запах гнили и разлагающейся пищи. Из-под них выскакивают крысы, потревоженные моими попытками убежать от человека, который был так близко, что я чувствовала его присутствие позади себя.
Мне удается пробраться через мусорные баки, но я сталкиваюсь лицом к лицу с кирпичной стеной высотой в десять футов, и нет никакого пути наверх.
Черт.
Позади меня раздается визг ржавых колес, когда мусорный бак дергают, а затем отталкивают.
Я поворачиваюсь и вижу Энцо в шести футах от себя. Его грудь вздымается от быстрого дыхания, руки сжаты в кулаки. Мы стоим друг против друга, я прижата спиной к стене, а его тело закрывает мне единственный выход. В фильмах я всегда ругаю женщин, которые так поступают, попадая в ловушку в переулках, но теперь я понимаю, что это не совсем их вина. Когда ты бежишь, спасая свою жизнь, у тебя нет ни минуты, чтобы подумать о том, что этот поворот может либо спасти тебя, либо убить.
В глубине души я понимала, что нужно было бежать дальше, найти более людное место, попытаться поймать такси… Но сейчас рассуждать было поздно, и все, что у меня было, это то, что меня окружало. Стена точно не вариант, я не чертов Спайдермен, а значит, единственный выход — через самого Энцо.
Я бы не победила, но маленькое телосложение давало преимущества. Смогу ли я обмануть его и сбежать?
Медленно он поднимает руки и берется за шлем, стягивая его. В тот же миг, как его голубые глаза становятся видны, они фокусируются на мне.
— Я уходила, — прохрипела я, задыхаясь. — Мне просто нужен был еще час.
Он не достал пистолет, но и голыми руками ему не потребовалось бы много усилий, чтобы убить меня.
Мужчина делает шаг вперед, медленно и угрожающе сокращая расстояние между нами. Я прикидываю шансы обойти его, но они, похоже, не в мою пользу.
— Прости! — умоляю я.
Если быть честной, я была не настолько безумна, чтобы поверить, что смогу победить его. Бегство было единственным выходом. Именно это я и делаю. Он делает последний шаг вперед, и я использую это в своих интересах, одновременно прыгая и уворачиваясь. Вкус свободы так близок, но тут его рука обвивается вокруг моей, и меня тянет назад, моя спина ударяется о его грудь.
Я вырываюсь, бросаясь на него, но он разворачивает нас, прижимая мои руки к голове. Каждый дюйм его тела прижимается к каждой частичке меня, а моя спина — к царапающей кирпичной стене.
— Пожалуйста, прости меня, — я смотрю на него сверху, замечая в его лице мелочи, которые возвращают меня в то время, когда он был еще мальчиком. Цвет его глаз, темно-русые волосы. Его глаза обегают мое лицо, как будто он видит меня впервые, быстро сканируя мои черты, словно запоминая их.
Неужели так я и умру? Неужели он оставит меня здесь?
Казалось бы, какая ирония в том, что именно он станет причиной моей смерти.
— Лира, — прохрипел мужчина.
Мое сердце падает в желудок, пульс учащается до хаотичного, а кровь шумит в ушах.
Я не успеваю ответить. Его губы врезаются в мои, руки прижимают меня к стене, и он просовывает свое бедро между моих ног. Я полностью зажата, вынуждена стоять на цыпочках, чтобы сохранить равновесие и хоть немного уменьшить боль от его грубого захвата. Похоже, он забыл о полутораголовой разнице в росте, из-за чего все мое тело натянуто до предела.
Но мужчина продолжал. Губы двигались навстречу моим, но я не целовала его в ответ. Растерянность сменилась яростью, и я была слишком зла, чтобы наслаждаться ощущением его губ на своих. Я жаждала этого, но этот ублюдок все испортил.
Я начинаю извиваться, пытаясь освободиться от него. Мой гнев разгорается все сильнее, поскольку он не отпускает меня. Тогда я делаю единственное, что могу сделать.
Кусаю его.
Сильно.
Я чувствую металлический привкус крови на языке, но не отпускаю его губы до тех пор, пока он сам не начинает вырываться, отталкивая меня от шока, вызванного тем, что я сделала.
Я неуклюже приземляюсь, пошатываясь, чтобы сохранить равновесие.
— Как ты, блядь, смеешь!? — кричу я, бросаясь кулаками на его каменную грудь, но мои удары не производят на этого великана ни малейшего впечатления. — Как ты смеешь!?
Энцо вытирает кровь с губы, смотрит на багровое пятнышко на кончике пальца, потом смотрит на меня и… рычит. На самом деле рычит, прежде чем снова броситься на меня. Он размазывает кровь по моим губам, но на этот раз оставляет мои руки свободными. Я изо всех сил бью его по лицу.
Он фыркает, выпуская меня, и я не задерживаюсь. К черту! Я бросаюсь бежать, но не стоит удивляться, что мне не удается уйти. Этот человек был чертовски неумолим.
Энцо прижимает меня к себе, снова просовывая свое бедро мне между ног, но на этот раз приподнимает его, полностью отрывая меня от земли, и обеими руками сжимает мою челюсть. Кровь стекает по его подбородку, нижняя губа опухла от раны, которую я нанесла.
— Прости меня! — задыхается он. — Мне так чертовски жаль.
— Я же говорила тебе! — кричу я, и слезы внезапно накатывают новой волной. — Я не лгала!
— Ты умерла, Лира! — возражает он. — Ты знала, кто я, но не сказала мне раньше!
— Лира умерла! — огрызаюсь я. — Лира мертва. Меня зовут Блэйк!
— Ты моя Лира.
— Нет. Она умерла, чтобы я могла, блядь, жить!
Он делает дрожащий вздох.
— Почему ты мне не сказала?
Я просто поражаюсь дерзостью этого человека!
— Ты ушел, Энцо! — сопротивляюсь я, пытаясь ослабить его хватку. — Ты ушел!
Его густые брови хмурятся над голубыми глазами.
— Что?
— Я пришла искать тебя, но тебя там не было! Ты обещал мне, что не бросишь меня, но ты бросил! Какого черта я должна была рассказывать тебе, кто я такая, когда поняла, что ты — это он?
— Мне сказали, что ты умерла, Лира… — он прервал себя. — Блэйк, я не мог оставаться там. Не в том месте, где я должен был наблюдать за твоей смертью.
— Ты даже не пытался искать меня? — от эмоций мой голос становится хриплым, боль от нашего совместного прошлого почти невыносима.
— Я не мог, — вздыхает он, его плечи опускаются, а лоб прижимается к моему. Я замираю. Нет, он не мог так поступить со мной.
— Отпусти меня, — шепчу я.
— Блэйк, мне очень жаль.
— Мне тоже, Энцо, — я ерзаю, напоминая ему о своей просьбе, и он неохотно отпускает меня, мягко ставя на ноги.
— Пожалуйста, останься, — тихо просит он.
— Ради чего? — огрызаюсь я.
— Ради Хоука, — отвечает он. — Ради меня.
— Раньше ты не хотел меня, Энцо. Я почти уверена, что ты терпел меня только ради Хоука, но теперь, когда ты знаешь, кто я, ты вдруг захотел, чтобы я была рядом. Почему? Чтобы загладить свою вину? Чтобы наверстать упущенное время? Я все та же, что и на прошлой неделе. Девушка, которую ты знал, умерла.
— Что за чушь ты несешь!? — грубо рычит он. — Конечно, я, блядь, хотел тебя! И в этом-то и была проблема! Я никогда не хотел женщину так сильно, как тебя. Хоук чувствовал тоже самое, и это было так чертовски правильно, что я был уверен — это ловушка! Я не получаю ничего хорошего от жизни, Блэйк, но ты и так это знаешь!
Я проглотила его признание, проглотила его правду, но гнев и обида все еще бушевали, заставляя меня произносить слова, которые лучше было не говорить:
— Ты все еще тот испуганный мальчишка, не так ли? — сплюнула я. — Бедный Энцо, какая трагедия. Он прячет свою травму за оружием и кулаками, пускает в дом только несколько особенных людей, и если они не подходят под его идеальный образ, он избавляется от проблемы. Они говорили, что ты монстр, что ты самый страшный человек, которого я когда-либо встречала, но ты просто трус.
— Блэйк, — предупреждает он ледяным тоном.
— Что? — я смеюсь без юмора. — Тебе не нравится немного жесткой правды?
— Чего ты хочешь? — внезапно рявкает он, делая почти агрессивный шаг в мою сторону, но на его лице не ярость, не злоба, а… поражение.
Видеть Энцо таким подавленным — преступление против всех законов жизни.
Я сглатываю. Чего ты хочешь?
А чего я хотела?
Драться?
Прятаться?
Постоянно бежать от прошлого и никогда не жить?
— Я не знаю, — наконец говорю я, мой голос тихий, заглушенный шумом просыпающегося города вокруг нас.
Наступает тишина. В ней проносятся все пятнадцать лет, пока он не делает шаг вперед, снова сокращая расстояние между нами, зажимая мою челюсть своей большой рукой и прижимая свои губы к моим.
На этот раз я не останавливаю его.