Энцо
Маленький котенок вернулся.
Я не был уверен, злиться мне или радоваться при виде того, как она сидит на табурете у бара. Хоук шепчет ей на ухо, а ее глаза встречаются с моими с другого конца комнаты.
Моя грудь вздымается от тяжелого дыхания, костяшки пальцев окровавлены, а где-то позади меня тащат с ринга тело парня, с которым я только что дрался. По крайней мере, я оставил его в живых, а это уже о многом говорит после того, как мне передали запись ограбления Блэйк, сделанную предыдущим утром. Это вызвало во мне неожиданную волну неконтролируемой ярости.
Работа на людей, управляющих этим городом, имеет свои преимущества, и получение доступа к городской системе безопасности было одним из них.
Эта дикая девчонка жила в чертовом фургоне.
Те ребята жестоко обошлись с ней, хоть я и был удивлен тем, как долго она им противостояла. Она была крошечной и почти ничего не весила, но при этом хорошо сопротивлялась. Ее уровень агрессии зашкаливал, но отказ от медицинской помощи на месте происшествия, когда она явно нуждалась в ней, а затем ее бегство до появления копов, вызвал целую кучу вопросов у меня в голове.
В конечном итоге работники отбуксировали и конфисковали фургон. Я пытался вернуть его, но на это требуется время. Какими бы ни были отношения Сэйнтов с полицией, мы не могли просто взять машину без должной проверки, не убедившись, что не возникнет вопросов, которые могут привести к тому, что посторонние начнут совать свой нос куда не следует.
Хоук не ошибался в том, что девушка обладает какой-то притягательной силой, которую трудно игнорировать. Давненько такого не случалось. Я даже не мог вспомнить, когда в последний раз женщина привлекала наше внимание так сильно, как она.
Хоук был сражен наповал, но я был осторожен.
Что-то в ней напоминало мне о том давнем времени, когда я был беспомощен и слаб, когда не мог помешать другим забрать единственное, что мне было дорого.
Я видел, как единственный человек, который был мне дорог, умирал, вырванный из моих рук. Поэтому в дань памяти о ее смерти я дал клятву.
Молчание, которое я храню, — ради нее, и никто из тех, кого я встречал в жизни, никогда не вызывал воспоминание прошлого.
Прошло так много времени, что черты ее лица размылись, но я помнил медовые оттенки ее волос, голубизну глаз и легкость, которую она всегда сохраняла, несмотря на обстоятельства.
— Это грустно, — сказала она мне однажды зимним утром, когда мы сидели возле дома, в котором жили в то время, и наблюдали за похоронной процессией, медленно идущей к кладбищу по дороге.
— Что грустного? — спросил я, прижимая девушку к себе. Я помнил ее тепло, которое она дарила мне тогда, как оно проникало в мою кожу, и запах ее волос, которые трепал легкий прохладный ветерок.
— Как мир продолжает двигаться, как люди продолжают жить, когда другим приходится прощаться с тем, кого они любили. Наверное, они полны гнева и боли, потеряны в своем горе, а мы все идем вперед. Они молчат, когда вокруг такой шум…
— Это жизнь, Лира, мир не может перестать вращаться только потому, что одного человека больше нет.
— Я знаю, — согласилась девушка, продолжая молча наблюдать за остальной частью процессии.
Когда они скрылись из виду, она повернулась ко мне.
— Я не боюсь умереть, — сказала она. — Я ожидаю, что это случится со мной гораздо раньше, чем следовало бы. Мне кажется, что я больше боюсь быть забытой. Исчезнуть без следа. Я бы хотела оставить что-то после себя, Энцо. Что-то, что кто-то сможет запомнить. Какое-то впечатление. Но я думаю, что мне суждено молчать. Как такой человек, как я, может произвести запоминающееся впечатление? Я — ничтожество, попавшее в дерьмовую ситуацию.
Ее убили всего неделю спустя. Этот разговор пронесся у меня в голове в тот, когда я наблюдал, как ей перерезали горло и как из нее уходила жизнь.
Тогда я поклялся, что раз ее заставили замолчать, значит, и меня тоже. У нее украли голос, поэтому я отдал ей свой, и мы будем молчать вместе.
Это была подростковая клятва, которую мне не следовало давать, но в то время она была правильной. И теперь, если я и делал что-то полезное в своей жизни, так это отдавал свой голос тем, кто его потерял.
С тех пор я говорил только один раз. Один раз, и то для того, чтобы рассказать историю Хоуку через три года после того, как я вытащил его из ямы Нью-Йорка.
Я не планировал никого спасать в тот день, когда отправился на поиски мести, но он был там, он умирал, и, видя кровь, видя его беспомощность, это напомнило мне о Лире. Тогда я был беспомощен, но сейчас — нет. Поэтому я забрал его, а он, в свою очередь, не дал мне утонуть в воспоминаниях и насилии.
Мне так и не удалось отомстить. Этот человек, Николас Уилсон, уже получил свою порцию кармы и был убит так же, как он убил Лиру, — зазубренным краем бутылки и перерезанным горлом. Я был разочарован тем, что его конец наступил не по моей вине. Я бы не был столь милосерден, дав ему быструю смерть.
Блэйк не была Лирой.
И меня охватило чувство вины за то, что я так их сравнивал.
Переступив через канаты, я спрыгиваю с платформы. Толпа расступается, чтобы пропустить меня. Ее глаза вспыхивают, когда она видит пот на моем торсе, брызги крови, запекшиеся на моей коже. Даже бой не избавил меня от дикой потребности причинять боль. Ее лицо, синяки, царапины на щеке — все это приводило меня в ярость. И это только усиливало тошнотворную смесь вины и злости, кипящую внутри меня.
Я не защитил Лиру. Мне не следовало делать это и с ней. Но я нуждался в этом.
— Чемпион, — приветствует Хоук, его пальцы смыкаются вокруг горла Блэйк, над ремешком, который, кажется, всегда оставался на ее шее.
Но я не смотрю на него. Я смотрю на нее, на синяки, которые становятся все более темными на ее лице, на отек, который все еще был заметен вокруг ее глаза, на нижнюю губу. Даже избитая она была великолепна. Ее голова запрокидывается назад, когда я останавливаюсь перед ней. Дыхание все еще затруднено, сердце яростно колотится за моей грудной клеткой.
— Энцо, — мое имя — шепот на ее губах, едва различимый звук, который переносит меня прямо в те воспоминания.
Теперь не было никаких сомнений. Я собирался разорвать на куски тех ублюдков, которые причинили ей боль.
Я ожидал, что она уже давно уехала. Хоук прислал мне сообщение, что она покидает город, но, увидев ее сейчас, я понял, что хочу оставить ее рядом.
Мне нужна была ее история, ее секреты, ее прошлое, и я мог получить их только с ней, прямо здесь, черт возьми. С нами.
Я провожу большим пальцем по ее пухлой нижней губе, по порезу, оставленному нападением. Глаза девушки закрываются, плечи расслабляются. Хоук ухмыляется, поднимая бровь, когда его глаза осматривают мое полуобнаженное тело.
Я и Хоук… Я не ожидал, что это произойдет. Я не хотел этого. Не потому, что мне было стыдно за то, что меня тянет к нему, что он нужен мне больше, чем просто дружба, а потому, что я не мог дать ему то, что уже отдал другой.
Я любил Хоука столько, сколько мы были знакомы, но мы никогда не обозначали наши отношения. Это была моя вина. Мы оба наслаждались женщинами, часто делились друг с другом, но только его присутствие являлось надежной опорой для меня. Мне потребовалось время, чтобы преодолеть чувство вины за то, что я любил его, когда любил ее. Но любовь, которую я испытывал к ней, даже если я и храню ее в сердце по сей день, была наивной и омраченной травмами.
Я иду следом за Блэйк, пока Хоук проводит ее внутрь, закрываю дверь с тихим щелчком и прохожу за ними в спальню. Затем удобно устраиваюсь на его кровати, пока он провожает ее в душевую и возвращается ко мне, предоставляя ей пространство.
— Я знал, что она вернется, — говорит мне Хоук, подходя к кровати. Я обхватываю рукой заднюю поверхность его бедра, подталкивая ближе к себе. Мужчина поднимает руку и проводит пальцами по моим влажным от душа волосам. Мое тело теперь очищено от крови и пота после того, как я принял душ в своей спальне, прежде чем Хоук закрыл подвал на ночь.
— Сегодня на ринге я увидел тебя таким, каким давно не видел, — пробормотал он, наклоняясь вперед, чтобы прижаться губами к моим. Я хмыкаю в ответ. Он тоже видел запись, но справился со своим гневом гораздо лучше, чем я.
Я не хотел говорить, точнее писать. Мне нужно было отвлечься. Мне нужен был он. И она.
Я углубляю поцелуй, скользя языком между его губами, чувствуя, как его знакомый вкус просачивается в щели моей души, разжигая пламя глубоко внутри. Он стонет мне в рот, когда моя рука опускается вниз по его телу и обхватывает растущий стояк через ткань брюк.
Мои пальцы работают над пуговицами его рубашки. Я расстегиваю ее, проводя рукой по его прессу, лаская впадинку чуть выше бедер. Мужчина стонет, член твердый, и когда я, наконец, освобождаю его, обхватывая кулаком ствол, его жаждущие губы приникают к моей шее, к месту чуть ниже уха, царапая зубами кожу.
Дверь позади нас открывается, и шокированный вздох заставляет нас остановиться.
Девушка стоит в дверях с полотенцем, обернутым вокруг своей маленькой фигурки. С влажных светлых волос стекают капельки воды. Ее взгляд наполняется жаром, когда она видит почти обнаженного Хоука и твердый член, зажатый в моем кулаке.
— Я…
— Иди сюда, — хрипит Хоук, когда его член дергается. — Брось полотенце.
Ее рука сжимает его еще крепче.
— Я могу уйти…
— Не смей, мать твою, — рычит Хоук. — Иди. Сюда.
Я дергаю его член, а затем наклоняюсь вперед и облизываю его кончик, наслаждаясь тем, как голова мужчины откидывается назад, а из горла вырывается низкий стон. Когда она оказывается достаточно близко, Хоук отстраняется от моей руки и отходит назад. Он поворачивается к Блэйк и обхватывает своей большой рукой ее изящное запястье. Девушка позволяет ему это, предоставляя нашему взгляду свое восхитительное тело. Она была совершенством: упругие изгибы и мягкая кожа, подтянутые мышцы и торчащие соски. Ее волосы ниспадают на плечи, оставляя маленькие капельки воды, которые, как дорожка, следуют по выпуклостям ее грудей. От ее идеальной киски у меня пересохло во рту.
— Ложись на кровать, дикая кошечка. Между бедер моего чемпиона, — приказывает Хоук.
Я наблюдаю за ней, зажав нижнюю губу между зубами. Девушка забирается на матрас, ее голубые глаза встречаются с моими, когда она устраивает свое маленькое тело между моих ног. В том, как она прижимается ко мне, есть что-то такое, что меня очень возбуждает.
— Сними с него одежду, Блэйк, — мягко требует Хоук. Она смотрит мне в лицо, ожидая согласия. Я наклоняюсь вперед и беру ее за подбородок, чтобы прижаться к ее губам. Она вздыхает, прежде чем ее пальцы задевают подол моей футболки, и мы отстраняемся, чтобы она могла стянуть ее до конца
Затем девушка переходит к моим шортам, и я приподнимаю бедра, чтобы дать ей возможность снять их, в то время как Хоук снимает свою одежду позади нее. Его рука подергивает член, пока он смотрит, как она раздевает меня. Похоть в его глазах прожигает дыры там, куда он смотрит. Моя обнаженная кожа горит от его желания.
— Что теперь? — вздыхает она, оглядываясь через плечо на Хоука, который хитро ухмыляется и опускается на колени у изножья кровати позади нее.
Она снова переводит взгляд на меня, окидывая взглядом мое тело, твердые мышцы живота, мои размеры по сравнению с ней, а затем мой твердый член, который уже сочился спермой при одной мысли о том, что она может быть на нем, что он может быть внутри любой ее части.
Но я не хотел причинить ей боль, особенно с ее травмами, так что мне придется быть осторожным.
— Соси его член, Блэйк. Позволь ему трахнуть твой красивый ротик, — говорит он, передвигаясь по кровати, пока не оказывается позади ее упругой попки.
Я едва сдерживаю стон, когда пальцы девушки обхватывают меня. Ее ладонь такая изящная и маленькая, что пальцы даже не могут обхватить весь мой член. Она несколько раз подергала его, не сводя глаз с моих, а потом наклонилась и провела языком по нижней стороне моего члена.
Ччччеееерррртттт.
Позади нее я наблюдаю, как Хоук поднимает руку и проводит пальцами между ее ног. Тело девушки дрожит от этого движения, а хныканье вибрирует о мой ствол.
Это чертовски красивое зрелище.
Хоук у нее за спиной. Блэйк между моих ног, мой член заполняет ее рот.
Мужчина работает над ней, трахая пальцами, пока она сосет мой член. Но в тот момент, когда он входит в нее, и я вижу, как удовольствие отражается на его лице, я чуть не кончаю прямо там.
Мне нужно больше.
Больше их.