Поднять голос на полуторатысячелетний авторитет Галена, разбить вдребезги веками державшуюся стройную схоластическую теорию и дать взамен нее вполне доказанное материалистическое учение; вступить в смертельный конфликт не только с давно умершими учеными, но и с их современными приверженцами; лишить "дух" его обиталища в человеческом теле; лишить церковь ее опоры в медицинской науке - было в то время подлинным героизмом!
Костер Бруно все еще стоял перед глазами. Правда, в "старой доброй Англии" не жгли на кострах еретиков. Но не единым огнем можно уничтожить человека...
Тяжелые предчувствия не оставляли Гарвея. В одной из глав своей книги он пишет:
"...то, о чем я теперь собираюсь говорить... так ново и трудно допустимо, что я опасаюсь не только ненависти некоторых лиц, но и всеобщего враждебного отношения: столь справедливо, что рутина и раз принятая доктрина, глубоко вкоренившаяся в сознание, являются для нас как бы второй природой, в особенности, если к этому присоединяется еще и уважение к древности. Тем не менее жребий уже брошен! Я верю в чистоту сердца и любовь к истине людей науки".
Наивная вера! Несостоятельность ее он почувствовал сразу, едва во Франкфурте-на-Майне успели отпечатать и сброшюровать его книгу.
Книга Гарвея со скромным названием "Анатомические исследования движения сердца и крови у животных" вышла в 1628 году и явилась результатом наблюдений и опытов всей его предыдущей жизни. Посвятил он свой труд двум лицам: королю Карлу I и президенту Лондонской коллегии врачей. Оба посвящения имели свои причины.
"Эту работу о движении сердца я осмеливаюсь посвятить твоему Величеству (по обычаю этого столетия)", - пишет Гарвей в первом посвящении.
И во втором: "Я имел бы мало надежды на то, чтобы эта книжка могла беспрепятственно появиться, если бы я не посвятил ее Вам, высокоуважаемые врачи. В Вас я нахожу защиту всех тех наблюдений, из которых я или черпаю истину, или на основании которых я опровергаю ложное. На многих из вас как на достойных всякого доверия я могу сослаться, потому что Вы были свидетелями моих вскрытий, где обычно присутствовали" и честно соглашались с очевидными фактами. Так как в этой книге предлагается новое учение о круговом движении крови, не согласное со старым многовековым учением лучших анатомов, то я боялся, что издание этой книги, законченной уже несколько лет тому назад, показалось бы дерзким, если бы я не предложил ее сначала Вашему вниманию, не подтвердил бы вивисекциями и не ответил бы на все Ваши сомнения и возражения и не получил бы поддержки и согласия Вашего председателя... Я надеюсь, что так же, как в Вас я нашел поддержку в силу Вашей любви к истине, так найду ее и у других столь же просвещенных читателей. Подлинно просвещенные люди, движимые горячей любовью к мудрости и истине, никогда не считают себя настолько мудрыми и ум свой настолько самодовлеющим, чтобы не принять истину, когда бы и откуда бы она ни пришла; их кругозор не настолько узок, чтобы считать, что все сделанное в науке и искусствах является настолько законченным и совершенным, что для старания и труда новых деятелей не осталось ничего... Итак, прощайте, славнейшие доктора, и будьте благосклонны к Вашему коллеге, анатому Вильяму Гарвею".
Все опасения, все предчувствия ученого высказаны в этих словах. Он знал, на что идет. Он надеялся на защитников, но предвидел, что надежды его не основательны. Он долго колебался, прежде чем написать книгу и в конце концов во имя истины и пользы человеческой пошел на огромный риск.
Жребий брошен! Гарвей не мог поступить иначе.
Легко и изящно написана его небольшая по объему книжка. Язык ее чист и ясен, остроумна манера аргументировать и полемизировать - беспристрастно по отношению к предшественникам и противникам. Здесь все ново: и взгляды на работу сердца, и методы доказательства новых положений.
И сейчас, триста тридцать лет спустя, эта книжка читается так же легко, все, что в ней изложено, так же понятно, как если бы она была написана сегодня.
"Теоретические изыскания и эксперименты подтвердили следующее: кровь проходит через легкие и сердце благодаря сокращению желудочков, из которых она посылается во все тело, проникает в вены и "поры ткани" и по венам, сначала тонким, а потом более крупным, возвращается от периферии к центру и, наконец, через полую вену приходит в правое предсердие. Таким образом кровь течет по артериям из центра на периферию, а по венам от периферии к центру в громадном количестве. Это количество крови больше того, что могла бы дать пища, а также больше того, которое нужно для питания тела. Следовательно, необходимо заключить, что у животных кровь находится в круговом постоянном движении. В этом состоит деятельность или функция сердца, осуществляемая посредством биения".
Какой же силой, каким запасом энергии должно обладать сердце - эта небольшая мышца, величиной с кулак человека, чтобы непрерывно приводить в движение огромную массу крови, проходящую через сердце на протяжении всей человеческой жизни?
Сейчас нам уже известно, что в сутки сердечная мышца, сокращаясь, совершает работу, равную 20 тысячам килограммометров. Какова же эта работа за всю жизнь?!
Единственная ошибка, допущенная Гарвеем, заключалась в том, что он считал печень кроветворным органом, снабжающим кровью живой организм. Объясняется эта ошибка тем, что при тогдашнем состоянии техники вообще, медицинской в частности, проследить в организме кроветворение не представлялось возможным. Только сравнительно недавно было установлено, что кровь образуется в костном мозге, лимфатических железах (во времена Гарвея еще и не открытых) и в селезенке. Печень же действительно участвует в выработке крови, но только у зародышей на определенном месяце развития; у взрослого же человека печень только утилизирует одну очень важную часть крови - гемоглобин - и является местом осуществления белкового обмена.
В остальном учение Гарвея о кровообращении впервые явилось в его книге в современной нам форме. Загадка одного из основных физиологических процессов была решена.
Впервые в истории физиологии крупное открытие было сделано на основе истинно научного метода, при помощи экспериментов.
Впервые в истории медицины была высказана и подтверждена строгими опытами мысль о том, что одно и то же сравнительно небольшое количество крови движется в нашем теле неизменно в одном и том же направлении по замкнутому пути и что движущая сила этого круговорота - сокращения сердечной мышцы. Впервые была высказана и доказана мысль о связи пульса с сокращениями сердца и установлена точная природа этого фактора. Насколько он важен, можно судить уже по тому, что каждый врач, обследуя больного, прежде всего знакомится по пульсу с состоянием его сердечно-сосудистой системы.
Учение Гарвея дало толчок к развитию научных представлений о связи дыхания и кровообращения, и правильно он отмечал в своей книге, что "причиной всех ошибок была неясность вопроса о связи сердца и легких человека". Открытие Гарвея физиологически и анатомически обосновало эту связь и дало толчок к пониманию жизненных процессов как процессов химических.
Работа Гарвея - начало не только новой физиологии, основателем которой он является, но и новой медицины. Необыкновенно наблюдательный, он подметил важнейшие факты, без которых сейчас не обходится ни один мыслящий врач и физиолог.
В своем трактате Гарвей пишет: "Я хотел бы, чтобы все убедились в том, что я узнал, а именно, что кровь проходит то в большем, то в меньшем количестве, что циркуляция происходит при различной скорости, согласуясь с темпераментом, возрастом, внешними и внутренними причинами, сообразно времени сна или отдыха, питания, упражнения, состояния духа и прочим подобным условиям".
Кому не знакомо быстрое сердцебиение в минуту волнения или тревоги? Кто из нас при сильном испуге не хватается рукой за сердце, инстинктивно стараясь умерить его лихорадочное и бурное биение? Кто не знает, как медленно и ровно бьется сердце в состоянии покоя, как быстро колотится во время бега и как неуемно прыгает оно в груди - перед каким-нибудь серьезным испытанием?
Но только в наше время другой гений - Иван Петрович Павлов - научно обосновал природу этих явлений, связанных с состоянием коры головного мозга - главного управителя физиологических процессов, происходящих в организме человека.
Ценность книги Гарвея прежде всего в том, что он сумел завершить учение о движении крови, претерпевшее в течение веков массу изменений. Только благодаря его работе учение это вылилось, наконец, в четкую материалистическую форму. Гарвей собрал все отрывочные сведения и открытия, опроверг все ошибки, дал всем учениям соответствующую оценку, произвел массу опытов, высказал много нового и оригинального и только тогда провозгласил истину. Своим трактатом Гарвей положил начало новой эре в науке.
Один из биографов Гарвея, М. А. Энгельгардт, пишет:
"Как в астрономии система Птолемея господствовала вплоть до Коперника, несмотря на возражения Аристарха, Сенеки и других, так в физиологии система Галена оставалась незыблемой, пока Гарвей не противопоставил ей новую систему, обоснованную во всех деталях со всей строгостью научного метода. Система Гарвея объединяла и объясняла все предыдущие. Опыты, на которых он основывался, были известны всякому хирургу: анатомические факты, вроде венных заслоночек и т. п., были указаны его предшественниками; он только связал и объяснил эти факты. По отношению к предыдущим исследователям его книга представляет так же мало или так же много, как мозаическая картина по отношению к груде цветных камешков; из старых фактов выросла новая система физиологии. Открытия Везалия, Коломбо, Фабриция имели отрывочный характер, касались частных анатомических фактов, но в исследовании Гарвея дело шло о всей совокупности органов и процессов, составляющих в целом систему кровообращения. Таким образом, период освобождения науки от авторитетов древних, начатый Везалием в области фактов, завершился Гарвеем в сфере идей".
И в этом освобождении европейской науки от рабского подчинения древним - вторая ценность гарвеевского труда.
И, наконец, последнее по порядку, но отнюдь не наименее важное по значению: книга Гарвея представляет огромную ценность как торжество индуктивного метода в науке.
Гарвей явился реформатором физиологии именно благодаря своему методу. Поэтому значение его учения выходит далеко за рамки одного, пусть основного, открытия в одной отрасли науки; он не только открыл новые физиологические явления - он преподал самые приемы научного мышления. Гарвей глубоко верил в творческую силу наблюдения и опыта, ой всегда связывал проблему кровообращения с другими важными проблемами физиологии, хорошо чувствовал тесную связь между отдельными органами живого существа и целыми организмами.
Учение Гарвея о кровообращении - основа всей физиологии и медицины. Открытие это повлекло за собой множество других открытий. Ученые сбросили с себя многовековые путы древних авторитетов. Дорога для истинной науки была открыта.
Вслед за физиологией стали продвигаться вперед и другие отрасли медицины: терапия, хирургия, патология. Многие жизненные процессы, многие болезни предстали в новом свете. Грубый эмпиризм в терапии и диагностике стал уступать место науке. Перед медициной открывались новые горизонты.
Великий русский физиолог Павлов охарактеризовал труд Гарвея как высокий образец естественнонаучного мышления. В своем предисловии к русскому переводу трактата Гарвея Павлов пишет:
"Эта книжка есть одно из великих творений английского ума, английского ясновидения действительности. Триста лет тому назад... среди глубокого мрака и трудно вообразимой сейчас путаницы, царивших в представлениях о деятельности животного и человеческого организма, но освященных неприкосновенным авторитетом научного классического наследия, врач Вильям Гарвей подсмотрел одну из важнейших функций организма - кровообращение и тем заложил фундамент новому отделу точного человеческого знания - физиологии животных".