Вильям Гарвей

"Все живое из яйца"

Поглощенный наукой, Гарвей никогда не думал о материальных благах, был крайне непрактичен, и если бы не один из его братьев, Элиаб, занимающийся, как и все остальные братья Гарвея, торговлей, Вильям Гарвей на старости лет остался бы без гроша и без угла.

Но Элиаб обладал теми необходимыми для практической жизни качествами, которых был лишен его знаменитый брат: деньги, которые Вильям заработал врачебной практикой, он пустил в оборот и обеспечил Гарвею безбедное существование. Что касается дома, Элиаб позаботился и об этом - он увез старшего брата в свой дом, в деревню Ламбет, неподалеку от Лондона, позже вошедшую в городскую черту.

Гарвей занялся эмбриологией.

Что же такое эмбриология и каково было состояние этой науки к середине семнадцатого века?

Сразу надо сказать: такой науки тогда не было. Были работы, посвященные этой отрасли естествознания, немногие отрывочные сведения и разрозненные факты. Основателем эмбриологии как науки явился Вильям Гарвей.

Эмбриология - это учение о развитии зародыша многоклеточных животных и растений.

Учением о зародыше и его развитии занимались многие древние философы. Еще Гиппократ наблюдал за развитием куриного яйца и сравнивал его с развитием человека. Много работ посвятил эмбриологии Аристотель, оставивший потомкам интересные исследования по этому вопросу. Великий древний философ считал, что природа постепенно переходит от неодушевленных тел к растениям, а от них - к животным. Эта сторона его учения вполне правильна. Но все его объяснения носят идеалистический характер и далеки от истины: усложнение организмов он объясняет усложнением деятельности души.

Большой трактат о развитии яйца написал учитель Гарвея Фабриций, работы которого и продолжил Влльям Гарвей.

Вильям Гарвей. Портрет, приписываемый кисти ван Дейка

Фабриций занимался изучением развития цыпленка, уделяя вопросам эмбриологии в период пребывания Гарвея в Падуе, пожалуй, больше всего времени.

Аристотель считал, что зародыш цыпленка развивается из желтка. Фабриций долго наблюдал за развитием куриного яйца, добросовестно и подробно описал его и пришел к "выводу: зародыш начинается не из желтка, а из белка. Вывод достаточно смелый со стороны Фабриция: он опровергал неопровержимого Аристотеля. Но в конце концов из желтка или из белка - не в том была суть. Конечно, важно проследить зарождение жизни у самых ее истоков, но гораздо важнее другое...

В тогдашней науке широко распространилось мнение о возможности самопроизвольного зарождения многоклеточных форм: червей, насекомых и т. д. Нужно было опровергнуть это лженаучное мнение, не так далеко ушедшее от гомункулюсов Парацельса. Нужно было доказать, что все живые существа возникают от себе подобных, обязательно проходя в своем развитии стадию яйца. Во всех без исключения случаях.

Эту задачу и взял на себя Гарвей.

Представление о том, что некоторые животные могут рождаться из ничего, сами по себе, самозарождаться, было еще широко распространено не только во времена Гарвея, но и много десятков лет спустя.

Теория самозарождения продолжала существовать и в девятнадцатом веке, когда далеко позади остался тот знаменательный для науки день, в который привратник городской ратуши в Дельфте - Антоний Лёвенгук - впервые направил отшлифованную им линзу на каплю дождевой воды и увидел в ней крохотных животных. Животные эти бегали в непонятной суматохе, вели какую-то жизнь, несмотря на их непомерно малые размеры. Это были микробы. И эти микробы, как наблюдал Левенгук, размножались - они делились на еще более крохотные, но как две капли воды похожие на своих родителей микробики. Никакого са мозарождения тут и в помине не было!

Но не каждый ученый захотел увидеть то, что уви дел голландский шлифовальщик стекол, - кое-кому невыгодно было наблюдать происхождение микробов от себе подобных, потому что это ставило под неотразимый удар теорию самозарождения, которую пропо ведовала религия и некоторые естествоиспытатели - идеалисты и метафизики. Поэтому еще во времена Пастера многие верили в зарождение некоторых жи вотных из воздуха, и великому Пастеру пришлось за ниматься опровержением этой нелепицы.

Пастер убедительными опытами со всей очевидно стью доказал, что даже те крохотные существа, от ко торых прокисает молоко и гниет мясо, не рождаются сами по себе, а попадают в подходящую среду, где могут размножаться, из воздуха, который кишмя ки шит микробами.

Но если Пастеру во второй половине девятнадца того века приходилось отстаивать столь очевидные для нас истины, то можно себе представить, как все это выглядело более чем за двести лет до него!

Теория самозарождения всячески поддерживалась церковью, так как сама поддерживала ее. Жизнь зарождается по воле божьей, по указанию перста всевышнего; всевышний не нуждается в логических рассуждениях и создает живые создания, из чего пожелает, хотя бы и из ничего; человек не в состоянии познать законы зарождения и не смеет их познавать, раз ему не дано проникнуть в божественную тайну - вот что говорила эта теория.

Но Гарвей попытался в нее проникнуть. Он поста вил перед собой задачу - строго научно ответить на вопрос, что такое жизнь и откуда она возникает.

И. П. Павлов и А. Ф. Самойлов в Лондоне в дни гарвеевски торжеств (1928 г.)

Работа предстояла колоссальная - ведь многие материалы, собранные Гарвеем за все предыдущие годы погибли в его лондонском доме. Нужно было постараться восстановить что возможно по памяти, а это нелегко для человека, которому пошел уже восьмой десяток.

Но ни старость, ни пережитые волнения и горести не остановили Гарвея в его намерении. Живя в относительно приличных условиях, окруженный теплым вниманием и заботой родных, он проявил массу энергии в собирании материала для второго капитального

Вокруг деревни где жил Гарвей, простирались густые лесные массивы - раздолье для эмбриолога. Комары, бабочки, червяки, мушки, муравьи - чего только тут не было! Если терпеливо искать и пристально приглядываться, можно найти и яички и личинки насекомых и проследить их стадии, переходные к взрослому состоянию. Если пошарить в кустах, можно увидеть и какое-нибудь редко попадающееся на глаза существо, а склонившись к земле, нетрудно подсмотреть жизнь и размножение муравьев. Не говоря уже о более крупных представителях животного царства-птицах, лягушках, млекопитающих.

В окрестностях деревни прохожий мог увидеть в те годы не совсем обычное зрелище: человек более чем преклонного возраста, с густой шевелюрой совершенно седых волос ползает на четвереньках под зеленым кустом, потом замирает, часами сидя в такой неудобной позе...

Местные крестьяне уже привыкли к этому. Быть может они считали странного человека не вполне нормальным, а может быть, с уважением относились к нему, занимающемуся тяжелым трудом с завидным терпением. "Кто знает, - должно быть, думали они, - " человек солидный, с достатком, раз ищет, значит знает для чего. И, значит, найдет..."

Гарвей искал, следил, наблюдал, до красноты напрягая глаза, - и находил. Находил подтверждение своих мыслей и догадок, хотя, надо думать, без микроскопа это было очень трудно!

Вильям Гарвей. Портрет, приписываемый кисти ван Дейка.

Возвратившись домой, он уединялся и делал записи. Он собрал огромное количество материала, заново проделал уйму опытов и наблюдений и в конце концов записал:

"Каждое животное пробегает, формируясь, одни и те же ступени; оно проходит через различные формы организации, становясь поочередно то яйцом то червем, то зародышем и приближаясь вместе с каждым фазисом своего развития к совершенству..."

Иными словами, все живое выходит из яйца Эта гарвеевская формула: "Оmnе animal ex ovo" - до сих пор употребляется в эмбриологии как предельно четкое и короткое определение процесса зарождения жизни.

В своей второй большой книге, явившейся результатом всех этих и многих прежних трудов, Гарвей подробнейшим образом доказывает правильность своей лаконичной формулы. Жизнь начинается из яйца и для него же существует животное. Через стадию яйца оно создает себе подобных и только через яйцо и никаким другим образом. Яйцо - это символ вечности: всякое животное, создавая себе подобных становится тем самым вечным.

Он описывает органы размножения курицы и самое яйцо. Развитие яйца - этого изначального этапа зарождения - прослежено им во всех деталях, какие только можно было проследить невооруженным глазом. Он отдельно наблюдает процессы, происходящие в желтке и белке, и появление "яичного очка", "в центре которого затем возникает зачаток сердца. Он видит, как перед появлением этого зачатка среда, в которой он зарождается, становится жидкой и как в этой жидкости с закономерной постепенностью появляются и начинают расти все части эмбриона.

Он первый обратил внимание на то, что скорлупа яйца пориста, несмотря на свою кажущуюся плотность что она пропускает воздух, необходимый для развития зародыша.

Все, что написано Гарвеем о развитии цыпленка - это законченный труд, хотя и составляет только часть всей книги. В этой части Гарвей исправил ошибку, довел до конца и значительно расширил работу своего учителя Фабриция.

Вторая часть книги посвящена рождению живородящих. И тут появляется на свет доктрина, смертельно оскорбительная для религии: оказывается, человек, это высшее существо, созданное по образу и подобию божьему, это лучшее создание бога и природы, в своем зародышевом развитии проходит те же стадии, что и бессловесные рыбы, легкомысленные птицы, отвратительные жабы! Человек тоже рождается из яйца.

А для науки именно этот вывод и был особенно важен: он дал твердые основания для развития научной эмбриологии.

Но это еще не все. В результате многочисленных наблюдений Гарвей делает и другой вывод, много позже сформулированный другими учеными как закон: организм в течение своего индивидуального развития повторяет в сокращенной форме свое историческое развитие.

Наблюдения подсказали Гарвею... Впрочем, нужно быть совершенно точными - Гарвей не мог наблюдать всего того, что подсказал ему его разум. Часть своих выводов он построил на фактах, доступных его зрению. Остальное логически домыслил и высказал гипотезу об общих законах развития животных.

Эмбрион высших млекопитающих, в том числе и человека, в утробной стадии проходит путь, который соответствует взрослой организации низших. Развитие отдельного организма подчиняется тем же законам, что и развитие всего животного царства.

Растения и животные появлялись на земле не все сразу и не такими, как мы их теперь знаем. Они развивались на протяжении миллионов лет путем последовательных изменений, переходя от простого к сложному, от низшего к высшему. Родоначальниками животных и растений являются одноклеточные существа, из которых постепенно развились более сложные организмы: губки, кишечнополостные, иглокожие, черви, моллюски, членистоногие и т. д., вплоть до позвоночных и человека.

На рубеже четвертичного периода от общего для обезьян и человека ствола - приматов - обособилась одна ветвь. Ветвь эта получила название гоминидов, из нее в четвертичную эпоху развился современный человек - homo sapiens. Каждый организм имеет свою историю, строение организмов и функции их нужно рассматривать с исторической точки зрения, в развитии.

Как развивался весь животный мир, переходя со ступеньки на ступеньку, так же развивается и зародыш человека, прежде чем он становится человеком в собственном смысле слова. В период утробной жизни человеческий зародыш, как и всякое животное, походит в разные периоды развития на различных представителей своих отдаленных предков, начиная от одноклеточных.

Вот, например, черепаха. Прежде чем стать знакомой нам теперь медлительной, закованной в панцирь черепахой, она жила в доисторические времена в водах древнейшего океана. Вместо легких у нее были жабры. Затем, когда животное покинуло привычную среду и вышло на воздух, у него появились легкие, способные поглощать кислород из атмосферы. Зародыш человека тоже развивается в водной среде, на определенном этапе развития у него также вместо легких есть жаберные дуги и т. д. и т. п.

Об этом позже писал Чарлз Дарвин: "В высшей степени вероятно, что зародышевые или личиночные стадии многих животных более или менее ясно указывают нам на строение прародителя воей группы в его взрослом состоянии".

А в 1866 году, через двести пятнадцать лет после выхода в свет книги Гарвея, немецкие ученые Геккель и Мюллер сформулировали почти те же мысли в следующем законе, получившем название Биогенетического закона:

"В течение своего индивидуального развития (особенно зародышевого) живые существа повторяют главнейшие этапы развития всего ряда предковых форм".

О значении этого закона Энгельс в "Антидюринге" писал, что соответствие между ходом развития живых существ и историей развития видов растений и животных составляет надежнейшую опору для теории развития. Биогенетический закон в свое время послужил средством пропаганды теории развития органического мира и оружием борьбы с антидарвинистами, отрицавшими изменчивость видов и преемственность между ними.

Итак, во второй части своей книги о рождении животных Гарвей установил тождество различных типов животных, последовательность развития органов и постепенный переход признаков низших животных к высшим и человеку.

Третья часть послужила большим подспорьем для практической медицины. Главы, посвященные родам и всему, что с ними связано, были прямо-таки откровением для врачей-акушеров.

Не все в этой книге верно, не все подтвердилось впоследствии. Есть тут и фактические ошибки и ошибочные рассуждения. Этим книга о рождении животных отличается от первого трактата Гарвея - чувствуется, что недостаток фактических наблюдений для этого ученого, основывавшегося всегда на опыте, послужил страшным тормозом. Много ли мог он видеть собственными глазами, многое ли мог проверить "свидетельством чувств" в этой доступной лишь микроскопу области?

Там, где можно было обойтись без оптической техники, Гарвей высказал важнейшие мысли и правильные наблюдения, близкие нашим современным понятиям; там же, где отсутствие микроскопа лишало его возможности непосредственного наблюдения, он оказался в плену ошибок, там он далек от истины и близок в своих рассуждениях к взглядам Аристотеля, высказанным за две тысячи лет до того.

Это отсутствие фактов и личных наблюдений сказалось на всем последнем периоде научной деятельности Гарвея. Все чаще стал он прибегать к метафизическим высказываниям, обращаться к авторитету древних, цитировать их, стараясь, видимо, скрыть за этим собственную беспомощность в ряде вопросов. Чем дальше отходит он от пути экспериментатора, тем больше уклоняется от материализма и приближается к идеализму. Впрочем, винить его в этом невозможно, виновато было состояние тогдашней науки и техники.

Ему не хватало твердой почвы, которая у него была в книге о кровообращении, не хватало многочисленных материалов, погибших во время революции. В лабиринте любых фактов Гарвей чувствовал себя хозяином, мог сопоставить и правильно объяснить их, мог делать и делал великолепные открытия. Там же, где фактов не хватало, там, где недоставало данных и он не мог обобщить их методом строгой индукции, он бросался в область умозаключений, путался в смутных подозрениях, стараясь втиснуть природу в рамки схоластических доктрин. Тут же появляются и рассуждения о божественном происхождении, и бездоказательные выводы, и колебания, и топтание на одном месте.

И все-таки в основном, в главном он шел по истинному пути, и многое, чего он не мог увидеть и доказать, предстало перед ним в отчетливой ясности, и в этой части своих высказываний он явился провозвестником будущих великих открытий.

Он сделал для науки все, что мог сделать при помощи тогдашних средств исследования. Ведь, как пишет Энгельгардт, "эмбриология без микроскопа -? то же, что химия без весов или мореплаванье без компаса. Потребовалось почти двести лет, прежде чем она стала на ступень истинной науки в трудах К. Э. Бэра".

Пусть недостаток фактов отразился неблагоприятно на этом трактате Гарвея, пусть ясный, светлый, точный мыслитель на этот раз кое в чем изменил себе. Пусть он здесь не так уверен, оригинален и последователен - все это не зачеркивает огромного значения его труда. Этот труд обогатил науку блестящими обобщениями, значительными открытиями, оказавшими немалое влияние не только на развитие теории, но и на практическую медицину.

Книга Гарвея о рождении животных многое прибавила к сумме человеческих знаний. В ней впервые дан законченный и систематический очерк одной из труднейших и интереснейших отраслей науки. Она послужила фундаментом для дальнейших исследований и открытий в этой области. В ней дано много исчерпывающих ответов и еще больше поставлено вопросов, с которыми и сейчас еще не до конца справился человеческий ум.

Советский ученый Г. И. Семенов пишет об этой работе Гарвея: "Конечно, ни одно научное произведение, имеющее давность не только триста лет, но и один-два десятка лет, не может оставаться вполне современным. Наука находится в постоянном поступательном движении вперед к открытию законов природы и подчинению ее уму человеческому. Меняются человеческие понятия, меняется и сам человек, но те истины, которые добыты человеческой мыслью и интеллектуальным трудом, входят в жизнь общества, утилизируются в людской деятельности и являются стимулом для новых работ и изысканий. Великие открытия не возникают сразу из ничего, нужны годы коллективного труда, чтобы скопить достаточно материала для нового синтеза... Нужен гений, с широким кругозором, с активной способностью к творчеству, каковым явился триста лет назад Вильям Гарвей".

Книга о рождении животных была вторым и последним крупным трудом Гарвея. Вышла она в свет в 1651 году - томик мелкой убористой печати, в оригинале имеющий 415 страниц, с посвящением и предисловием. На заглавном листе аллегорическое изображение: Юпитер с сидящим возле него орлом; в руках у Юпитера - яйцо, из которого появляется человек, олень, птица, ящерица, змея, рыба, прямокрылое насекомое, паук, бабочка, какие-то членистоногие и поднимаются листья растений.

"Omne animal ex ovo" - все живое из яйца!

"Хотя в трактате Гарвея много туманных и совершенно неверных, с современной точки зрения, сведений, тем не менее нужно признать, что прав Даремберг, который сказал, что семнадцатый век создал только одну книгу, которую можно сравнить с "Исследованием о движении сердца и крови у животных", это книга "Исследование о рождении животных", написанная Гарвеем" (академик К. М. Быков).