Viva la Doppelgänger, или Слава Доппельгангеру

Глава 17. Тимка

1.

Чапыжка не знала, любит ли её Лешая, хотя, пожалуй, стоило бы знать. Ведь в день их знакомства аватара хаоса прямо сообщила ей, что любовь является плохим фундаментом для построения семьи. Потому что «прозрачные правила поведения» гораздо больше подходят для укрепления уз между друг другом. Но это… Звучало так неправильно. Будто бы ваши отношения превращались в исключительно деловые, как у двух коллег, начальника и подчинённого. Но ведь «семья» — это что-то другое. Зачем Лешая вообще удочеряла её, если могла сделать простым наёмным рабочим, вроде тех, что работали в её храме?

А любовь… Да, такое глупое слово, совершенно не подходящее Форгерии, но оно, пожалуй, значило слишком много для маленькой дриады. Такое бывает, когда за обе жизни ни одна из твоих матерей не проявила тебе ни капли внимания или ласки. А это говорило о многом, ведь при недостатке положительных эмоций мозг цепляется за каждый единичный случай, чтобы холить и лелеять его годами. Но у Чапыжки их попросту не было. И плевать, что по общему возрасту она давно стала взрослой девушкой. Недостаток материнской любви в детстве способен отравить всю жизнь — хоть тебе двадцать, сорок или сто. Оно закрадётся к тебе на край сознания, чтобы аккуратно вцепить в него острые когти. Ты этого не заметишь первое время. Но потом у тебя появится достижение, которым будет не с кем поделиться. Натолкнешься на трудность, захочешь получить совет, но некому его будет тебе дать. Или просто увидишь, как родитель покупает своему ребёнку мороженое, а тот начинает капризничать, что хотел съесть его из стаканчика, а не рожка. И только тогда ты обратишься к тому участку мозга. Только тогда ты почувствуешь эти когти — и никто не сможет их оттуда достать. Ни ты, ни твоя вторая половинка, ни даже дети. Это мог сделать только один человек. Мог.

Мало кто видел медленное увядание Чапыжки. Свита из четырёх девчонок никогда не была достаточно чуткой, чтобы замечать малейшие изменения в настроении их госпожи, особенно если это не касалось наказаний. А так оно и было — Вельзевула не стала более агрессивной, злой или опасной. Напротив, пожалуй, та самая искорка из обиды на весь мир, позволявшая девочке двигаться вперёд исключительно на морально-волевых, стала тусклее, незаметнее. И не то что бы кого-то это волновало. Ведь, в конце концов, кто она? Несломимая слуга-дочь Лешей — так сказала сама богиня. Значит, это факт, базис, а кто эти людишки такие, чтобы с этим спорить?

Поэтому, когда в очередной раз отворилась дверь в её незамысловатую камеру, Чапыжка даже не повернулась в сторону входа. Пока у неё была пачка чипсов и рука, которую в неё можно было просунуть, её мало волновали изменения во внешнем мире. Снэки хрустели на зубах вместе с мухами, что придавали привычный мясной привкус пище. Где-то впереди, на ковре цвета газировки, рубилась в консоль троица непосед из семьи Праведных да младшая сестра тёти Илеги Шайс. Их вполне устраивало то, что госпожа не участвует в процессе лично. По правде говоря, Вельзевула не участвовала в процессе даже опосредованно — её глаза пялились в экран плазмы без попыток считать с неё информацию. А зачем? Она тут сидит, не сломанная, а погнутая. Это очень круто само по себе.

— Привет, дочка, — наконец услышала Чапыжка, когда на её диван плюхнулась названная мать. Захрустели оброненные чипсы и придавленные мухи, а из ткани, кажется, даже выдавилось немного пролитого сока. — Как ты себя чувствуешь?

Броня вальяжно откинулась на спинку и перебросила одна ногу через другую, а сама повернулась в сторону дочери. Синие глаза внимательно изучали профиль Вельзевулы, по которому сейчас ползало по меньшей мере с десяток мух. Оделась Лешая повседневно, никак не заявляя о своём статусе — синие джинсы да какой-то лёгкий топик белого цвета, идущего в контраст с чёрным бюстгальтером. Сочетание внешнего вида, слов и поведения, почему-то, рождал в голове Чапыжки образ человека, который очень хочет кому-то понравиться, но делает это крайне неумело, потому что ничего не знает о личности того, с кем хочет сблизиться. Наверное, попытка похвальная, но все равно немного тошно.

— Да нормально, — сказала дриада и запихнула ещё немного чипсов в рот, сама так и не удосужившись встретить Лешую взглядом. С одной стороны, это было проявлением неуважения. По крайней мере, две прошлые её матери определённо бы нашли способ наказать подобное поведение. Но на самом деле… Это было неким криком о помощи. Заметит ли богиня странности в её поведении, попытается ли докопаться до того, что же случилось, исправит ли причину? Вряд ли. Но было что-то особенно приятное в том, чтобы окружающие игнорировали эти сигналы. Ты понимаешь, насколько прав, что никому не нужен, что мир по своей сути не изменился, и ты, как всегда, остался в нём в одиночестве.

— Ты уверена? — голос Лешей имел в себе ровно столько заботы и поддержки, сколько ожидаешь услышать от незнакомца на улице, который подумал, что ты, маленький ребёнок, потерялся. Это было даже пугающе — настолько велико было сходство. Прохожему, конечно, не плевать, но и к тебе он не испытывает ничего выше «о Семеро, этот ребёнок умрёт, и если я не помогу, это будет вечно на моей совести». Но единственным способом помочь для этого незнакомца оставалось отвести тебя к органам правопорядка, или, если повезёт, к родителям. А к кому собралась отводить её Лешая?

— Ага-а-а, — протянула Чапыжка, наконец, сместив внимание с экрана телевизора на играющую через него свиту. Иренка, кажется, только что одолела сразу двух рыженьких близняшек в файтинге, когда как её «напарница» отлетела в самом начале боя. Вой поднялся дикий — проигравшие пытались закидать «победившую» пустыми банками от газировки, и к ним, почему-то, присоединилась последняя рыжуха, которая была в команде с Иренкой. А вот виновница торжества никак не отбивалась, лишь хохотала на спине, пока её дрыгающие ножки пытались отбить хоть один из летящих снарядов.

— Почему ты не играешь с ними? — Лешая стала более серьёзной. Видимо, поняла всё же, что что-то не так. Может, мысли читать умела, просто палиться не хотела? Ну что же, сейчас самое время показать, что богиня будет делать с подобной способностью, особенно если всячески вставлять ей палки в колёса. Потому что любящий родитель не обойдётся ответом «нормально» и «ага».

— Так файтинг же на четверых, — пожала плечами Повелительница мух. — Я там буквально как пятое колесо буду. В какую команду мне вступать? Дисбаланс же будет.

Ответ, кстати, получился очень логичным. Если бы родителю было плевать, он бы им удовлетворился. Да и не «плевать» — тоже. Ну не заставишь же играть впятером в игру на четверых. И что Лешая будет делать?

— И? Сыграйте во что-то другое, или играйте по очереди. Почему моя дочь должна сидеть в одиночестве на диване, пока другие веселятся?

Голос становился всё серьёзнее. Но в противовес этому Лешая придвинулась чуть ближе. Она обняла Чапыжку, заставила слегка проехаться по чипсовому покрытию дивана и прижала к своему боку. Её руки были тёплые, совсем не похожие на те, в которых постоянно плещется ледяная магия, совсем не похожие на руки Перловки. Чапыжка вздохнула.

— Так мне и так очень весело, — сказала она тоном человека, который не испытывал веселья уже десять лет. Конечно, это было не так, но не то чтобы Вельзевула была плохим актёром.

— Та-а-ак, ясно, — Лешая ещё раз стиснула дочь и уставилась на кишащий мухами потолок. — Тогда рассказывай, что случилось, и я постараюсь найти способ тебе помочь.

Всё-таки поняла. Правда, хотелось бы, чтобы она поняла и саму причину её поведения без необходимости в допросе, но такова была суть рациональной богини — зачем играть в угадайку, если можно спросить? Ну не осознавала она, что важно не столько решение проблемы, сколько внимание, уделённое её поиску. А говорили ведь, что Лешая перестраивала свой организм… Видимо, эта деталь от неё ускользнула во время перестройки. Впрочем, ничего удивительного — она от многих ускользала.

— А тебе точно интересно? — осмелилась спросить Чапыжка, наконец, повернувшись в сторону мамы. Видимо, ей до сих пор было тяжело сохранять с ней зрительный контакт, потому то, что Лешая отвлеклась — было очень кстати. — Ты… Не пытаешься просто набрать какое-то количество «очков» у меня, чтобы заслужить мою лояльность?

А четвёрка камеристок продолжала играть. Их совсем не интересовала ни богиня, ни их госпожа. Не то что бы они были совсем непослушны, если Повелительница мух приказывала их что-то сделать, но сейчас не видели никакого резона вмешиваться в диалог. Оно и к лучшему. Признаваться в подобном у всех на виду — было слишком непривычно для Чапыжки. Девочка сомневалась, что сможет признаться вовсе.

— Дорогая, — покачала головой Лешая. — Разумеется я пытаюсь набрать у тебя «очки», чтобы заслужить твою лояльность. Но, боюсь, ты сама не понимаешь, что именно вкладываешь в эти слова.

Она снова повернулась к дочери, и Вельзевула поспешно отвела взгляд.

— Просто такова основа человеческих взаимоотношений, даже если сами люди этого не понимают, но все они так делают. Это наше эволюционное преимущество — альтруизм, помощь друг другу. Потому что добрые дела имеют свойство возвращаться, причём, в тех видах, которых мы не ожидаем.

Угу. Очередная лекция, которая превращает чувства в набор нулей и единиц. Именно в этом она так нуждается.

— Однако это не значит, что мной движет исключительно холодный расчёт, — добавила Лешая неожиданно мягко. — В конце концов, я тоже — человек, пусть и богиня. Неужели ты думаешь, что набор «очков» у тебя — самое полезное из дел, которым я могу заниматься?

Вельзевула чуть нахмурилась, поджала губы, затолкнув внутрь рта очередное членистоногое. Чтобы оно не мешало мыслительному процессу, пришлось его пережевать и проглотить.

— Ну, наверное, нет?

— Не наверное, а точно. В моём окружении бесконечное количество влиятельных людей, услуга которым с моей стороны принесёт мне неоспоримое преимущество в дальнейшем. Так ответь же на вопрос — зачем я пришла именно к тебе?

Чапыжка окончательно зажмурилась и подтянули колени к подбородку — с ногами на диван. Ответ напрашивался сам собой, но его не хотелось признавать. Потому что пришлось бы признавать слишком многое, то, что признавать она ещё не была готова. Значит, нужно было идти в наступление.

— Но… Но… Ты не понимаешь меня! Никто не понимает! — вдруг вскрикнула она, сжала кулаки и повернулась на Лешую. В этот момент её не волновала возможная реакция богини, насколько бы яростной та ни могла быть. Это была отчаянная атака, о проведении которой жалеешь после, но никогда — в моменте. — Вы все здесь… Другие!

Ещё до того, как она успела получить ответ, Чапыжка вырвалась из объятий Лешей и указала рукой на прекратившую игру свиту. Их явно заинтересовали крики, и девчонки с любопытством развернулись на ковре, впрочем, не выражая ни капли страха на лице.

— Они жили в своих счастливых семьях, обычными детьми! К тому же, они, они почти в два раза младше меня! — Вельзевула чуть ли не захлебывалась словами, множество мух почувствовало изменение в настроении хозяйки и стало кружиться облаком по комнате. Навязчивое жужжание будто бы стало эхом слов Чапыжки.

— А ты… А ты, — не растеряв запала, девочка обернулась к Лешей. Та продолжала пялиться на неё взглядом, не выражающим эмоций. — Ты вообще из знати, сейчас выйдешь замуж за мажора, а я? Останусь совершенно одна, потому что кто я такая, обычная мутантка, которая даже за силу не ценится, так, немного почесать чужую потребность… Я не знаю, потребность иметь детей!

Чапыжка почувствовала, как глаза увлажнились, и одновременно с этим дрогнул её голос. Мухи продолжили летать по комнате агрессивной кучей, но сильно замедлились, будто лишились половины крыльев. Свита же впервые за долгое время выглядела озадаченной — ну а как ещё, если они так долго думали, что госпожа чувствует себя прекрасно? А Вельзевула чувствовала себя как угодно, но не прекрасно. Признание, наконец, вылетело из её уст, словно река прорвала плотину, но стало ли ей легче? Вряд ли, ведь этого было мало…

— Ты ошиблась по нескольким пунктам, — Лешая слабо вздохнула и направила взгляд перед собой. Обе её руки легли на спинку дивана так, что вниз свисали только кисти. — Во-первых, это не я выхожу замуж за мажора, а мажор женится на мне. А во-вторых… Как это вообще может меня описывать?

Богиня прикрыла веки и продолжила вещать, пока её дочь боролась со слезами и контролем над мухами.

— Знаешь ли, я тоже проживаю жизнь уже не первую, а души во мне готовы поделиться воспоминаниями о детстве любой степени мрачности. Я не преуменьшаю тяжесть твоего бытия, однако тебе стоит поверить мне — моё прошлое далеко от радостного. Впрочем, как и настоящее с ближайшим будущим.

Лешая покачала головой.

— А люди все в своей подкорке… Одинаковые. Мажоры, средний класс, крестьяне. Испытываем одинаковые эмоции, чувства. Если, конечно, не болеем ничем, — она вдруг улыбнулась и снова обратила внимание на дочку. Чапыжка почувствовала, как тёплые руки богини дотронулись до её бока и начали щекотать. — Но мы же обе не психопатки, да?

Богиня явно знала, как надавить на слабые точки в организме Вельзевулы, потому что щекотка не могла не спровоцировать смех, а смех плохо сочетался с грустью. Чапыжка дернулась в сторону, чтобы избежать пытки, но Лешая усилила натиск и придвинулась ближе к дочери. В результате нападения девочка всё же была вынуждена улыбнуться, несмотря на все попытки отбиться.

— Я ведь тоже из не из верхов, — щекотка продолжалась, а Чапыжке становилось всё труднее и труднее сдерживать хохот. — Хочешь докажу?

— Хо… Хо-хо… Хочу! — из-за возни с Лешей девочка практически перестала задумываться над её словами. Что-то в их столь простом взаимодействии успокаивало больное сердце Повелительницы мух, смазывало его бальзамом. И она… Была рада забыться в этом смехе, небольшой близости с той, кто называла себя её матерью. Потому что девочка чувствовала, как те когти… Впервые за долгое время ослабили хватку.

— Тогда сиди и жди! — так же быстро, как началась атака, она и прекратилась, а Лешая моментально приняла вертикальное положение. Пальцем богиня ткнула в прохлаждающийся на ковре квартет. — А вы! Быстро защекотали госпожу до смерти! Если она будет жива к моему возвращению, лично научу вас рыгать мухами вместо неё!

Передав важный приказ, богиня сорвалась с места и покинула комнату. После хлопка дверью ещё какое-то время в помещении царило молчание, разбавленное жужжанием мух, но свита быстро пришла в себя. Они одновременно вскочили с пола.

— Это кто здесь «другие»? — Иренка откинула чёлку от лица и демонстративно похрустела пальцами.

— И у кого это было счастливое детство?! — ударила кулаком о ладонь одна из близняшек.

— Мы чего-то не знаем? — вторила ей другая.

— Да! Чего это мы не знаем? Два плюс два это четыре! — невпопад добавила третья.

Несмотря на некую комичность, Чапыжка почувствовала искренний страх, потому что свита приближалась к ней настолько угрожающе, насколько угрожающе могли приближаться четыре ребёнка, не вошедших в пубертат. А это было крайне угрожающе!

— Стойте, ха-ха! — всё ещё вытирала слёзы после щекотки Лешей Вельзевула! — Не смейте подходить ко мне! Это приказ!

Не помогло.

— Мы следуем субординации! Лешая выше в иерархии! — сказала Иренка, напрыгивая на Чапыжку.

От смерти от щекотки Чапыжку спас лишь скрип двери. Она уже не могла дышать и даже дрыгать ногами, лишь ворочалась в разные стороны на диване, покуда квартет уничтожал её центры восприятия информации своими пальцами. Клубок из детей ещё какое-то время по инерции продолжал выполнять приказ Лешей, но после её возвращения был вынужден попадать на пол и уставить на богиню.

— Она мертва! — указала пальцем Даска на Вельзевулу, до сих пор хохотавшую и прижимавшую к животу руки.

— Подтверждаю! — повторила жест другая близняшка.

— И можем добить! — третий палец выстроился по направлению к Вельзевуле.

Лешая несколько секунд наблюдала за спектаклем, после чего мягко улыбнулась и кивнула. Квартет воспринял это как успех, после чего перекатился обратно в сторону консоли и плазмы. Вельзевула же только к этому моменту смогла немного очухаться и попытаться хоть как-то приподняться на подушке.

— Узрей же! — богиня плюхнулась на край дивана, по обок от дочери, после чего толкнула её ладонью, чтобы та не смогла встать. — Самая ценная вещь в моей жизни!

Чапыжка тут же повернула голову в сторону предмета, который Лешая держала в руке. Ей пришлось проморгаться, чтобы понять, что же именно она видит.

— Это моя игрушка, которую мама подвешивала над моей кроваткой в детстве! Годами! — в голосе богини зазвучала ностальгия. — Сколько же раз я пинала её ногой от безделия! Грызла! Плевалась! Полагаю, сама можешь догадаться.

Плюшевый енот выглядел так плачевно, как это вообще возможно. Такой облик принимают вещи, после того как они от деда переходят к отцу, от отца к сыну, от сына к внуку, и где-то между этими передачами они переживают пожар, битву с домашним котом и, похоже, обливание кислотой. Звереныш весь был плешивый, без одной лапы, а когда-то пушистый хвост превратился в мочалку. Печальное зрелище, но…

— Он такой уродливый, — неожиданно громко заявила Чапыжка. Мама же от этого восклицания лишь улыбнулась.

— А то!

— Мне нравится! — сказав это, Вельзевула вырвала енота из рук Лешей и прижала его к сердцу. Потому что она поняла сразу — это её игрушка. Это она, то, кем Чапыжка является — побитая, погрызенная, с кучей торчащих ниток, но она. Связь между девочкой и незамысловатым подарком установилась так быстро, как только это было возможно, словно бы енот являлся её тотемным животным. Чапыжка чувствовала, как искренняя, не спровоцированная глупостью свиты или жестокой щекоткой, улыбка, появляется на её лице. Потому что она вдруг осознала наиболее важную черту, которая присутствовала и у неё, и у игрушки.

Они обе были важны Лешей.

— Спасибо, — прошептала Чапыжка, чувствуя, как слёзы возвращаются к глазам. Сколько эмоций за один час, словно катарсис, нахождение себя. Но именно этого ей так не хватало. Именно этого она так долго ждала.

Как и объятий от человека, в любви которого уверена.

— Вот видишь? Теперь тебе не придётся чувствовать одинокость, — пыльцы Лешей перебирали светлые волосы Вельзевулы, иногда спотыкаясь на живших в них мухах и отщелкивая их в сторону.

— Я… Такая глупая, — почувствовала стыд Чапыжка, вспомнив свою недавную истерику. — Прости…

— Это ты меня прости, — богиня нажала ей на острый носик. — Ведь я дала тебе повод усомниться.

Они просто замолчали, чувствуя эту близость, связь, доселе тонкую и почти невидимую, но теперь упрочившуюся в стократ, ставшую напоминать крепкий канат, а не жалкую ниточку. Чапыжка никогда не могла позволить себе этого счастья, ни в прошлой жизни, ни в этой. И что-то подсказывало ей, что Лешая… тоже.

— Помнишь мы говорили о заработке очков? — вдруг сказала богиня. Вельзевула открыла глаза и увидела, как в руке мамы был деревянный геймпад. — Теперь мы можем поиграть три на три!

2.

— Как вы… Как вы посмели!

Пыжащийся рыжеволосый мужичок в белом костюме, совершенно не сочетающимся с обстановкой, встал практически вплотную к Дарку, предпочитая теперь сжимать и разжимать кулаки, не в силах подойти ещё ближе.

— Это кто? — «номер один» отвернул голову от дворянина, после чего задал вопрос княгине. Она же предпочла не отвечать, видимо, зная, что мужчина в долгу не останется.

— В смысле «кто»?! — вскрикнул он так, будто его неожиданно ущипнули. — Я — финский князь Гидеон Аты!

Дарк едва удержался от того, чтобы закатить глаза, и пожалел о том, что не надел заранее тёмные очки, в которых подобный жест оказался бы незаметен. Впрочем, не то что бы его волновало, что о нём подумает дворянин, которому для того, чтобы его узнали, необходимо выкрикивать своё имя.

— Не признал, не признал, богатым будешь, — покачал головой Дарк и подмигнул Кустаа. — Что же тебя привело к нам в столь счастливый час?

Наблюдать за тем, как задыхается в собственной злобе и напыщенности князь, которому титул «князь» действительно подходил куда больше, чем фактический ранг короля, было достаточно забавно.

— Вы… Флиртуете с моей женой! У всего света на глазах! Чуть ли не целуетесь в моём присутствии!

Дарк скосил глаза на бывшую собеседницу. Его взгляд нёс с собой немой вопрос, который опытный политик легко мог считать по контексту и ситуации. А именно «серьёзно, он»? Ответ же княгиня тоже смогла дать без единого слова, при помощи небольшого наклона головы: «будто не знаешь, как работают династические браки».

«Номера один» ответ полностью устроил, и он вернул внимание на Гидеона. Тот же, казалось, был готов взорваться, если бы игнорирование продлилось ещё несколько секунд. Дарк, конечно, был не против проверить гипотезу, но решил повернуть диалог в иную сторону.

— Да, флиртовал. У всего света на глазах! Хотя уже не так светло, — он задрал голову и приставил ладонь ко лбу. Облака шли вереницей настолько плотной, что фактически уже образовывали одно большое дырявое полотно, через которое время от времени проглядывало солнце. — Смеркается. А что, ты против?

Вообще, конечно, судя по тому, что Гидеону потребовалось около минуты, чтобы добраться до Дарка и своей жены, он явно не видел напрямую факт того самого «флирта», который между ними произошёл. Очевидно, какие-то дворяне из свиты Кустаа оказались не столь надёжны, и предпочли сообщить князю об этой небольшой интрижке, возможно, даже приукрасив её в процессе. Тем более, что «поцелуем» там даже и не пахло. Похоже, княгине явно придётся разобраться с лояльностью своих подчинённых, раз уж они готовы высасывать из пальца любые поводы для скандала, лишь бы хоть немного насолить госпоже.

— Вы… Да вы… Вы хоть знаете, кто я?!

— Гидеон Аты? — неуверенно спросил Дарк, чувствуя, что если дуэль не начнётся в ближайшие пару реплик, он станет совершенно небоеспособен из-за пробирающего его смеха.

— Да! То есть, нет! Что ты о себе возомнил, молокосос?! Думаешь, женишься на богине, так тебе всё можно?

— Ну типа?

«Номер один» стал различать смешки, исходящие от столпившихся у сценки дворян. Несмотря на то, что сынок ректора явно вёл себя более непотребно, чем его оппонент, финский князь действовал настолько потешно и жалко, что присутствующие невольно занимали сторону жениха. Возможно, Гидеон почувствовал это, а потому был вынужден обнажить палочку в отчаянной попытке сохранить лицо:

— Тогда ты должен знать, что я не потерплю такое оскорбление! Я вызываю тебя на дуэль!

— Ну наконец-то.

Дарк схватил палочку врага левой рукой, впитал идущее через неё проклятье и вернул его назад через удар под дых. Гидеон моментально захрипел, согнулся пополам и повалился на землю, определённо чувствуя, как внутренние органы тела сшиваются друг с другом и начинают работать… Несколько непривычным образом. Это стало понятно по тому, как финский князь через секунду стал блевать на пышную траву, да как мощно! Такое без пары литров случается редко. «Номер один» вовремя сделал шаг назад, чтобы его отполированные до блеска ботинки даже не подумали о том, чтобы загрязниться.

— Не знаю, чего я ожидал, — он обратился к Кустаа, для вида поправляя костюм. — Но что-то мне подсказывает, что вы вряд ли удовлетворены увиденным.

— Ну что вы, Даркен, — величественная дама, что совершенно не соответствовала мужу, над которым теперь хлопотала свита, улыбнулась «номеру один». — Я увидела то, что хотела. А именно — человека, отвечающего за свои поступки, и способного проявить себя не только через слова. А то, что у него была на это лишь секунда… говорит только о его высоком умении.

Дарк действительно жалел о том, что финский князь оказался таким тюфяком. Разве можно было назвать это разогревом? Да таким разогревом даже чай не вскипятить, не то что Перловку одолеть и уничтожить. И рыжие волосы Гидеону не помогли — они, конечно, гарантировали его неуязвимость к проклятьям, направленным на душу, но от всего остального защиты не давали.

— Что же, пани Ати, тогда я рассчитываю, что вы поступите благоразумно, — Дарк чуть придвинулся к женщине, убеждаясь в том, что никто не сможет услышать их разговор, — и князь вместе со своей свитой не переживёт события текущего вечера. Не с концами, разумеется, но ради уменьшения вероятности… осложнений.

— Не переживайте, пан Маллой, — бледные пальцы княгини как бы невзначай прошлись по посоху. — Осложнения не возникнут.

Закончив таким образом разговор, Дарк попытался вернуться к мыслям о предстоящей свадьбе. Броня всё так же задерживалась, очевидно, не сумев проснуться от попыток растрепать её. Это определённо задерживало церемонию, хотя знать не была против. Даже после эпатажного выступления жениха настроение собравшихся не изменилось. Кто-то был слишком глуп, чтобы воспринять его слова всерьёз, а те, кто были достаточно умны, понимали, что паника не поможет. Потому праздные беседы так и не затихли, и даже тень заботы не опустилась на лица дворян.

Что же, тем больше у него было времени подумать о предстоящих сегодня событиях. Нет, не бою с Перловкой — он и так не выходил из его головы последние недели, а о… Том, чем должна была быть сегодняшняя свадьба. Его реализация, как человека, как дворянина, как мужчины. Женитьба на богине. Как известно, лето было порой жизни, осень — увядания, а зима — смерти. И так уж вышло, что Лешая собралась переродиться в самое подходящее время — весной. Символизм лился изо всех щелей, помогая Дарку одним своим наличием. Ведь если сама природа велела в эти дни начинать новую жизнь, то кто была Перловка с ней в сравнении, чтобы диктовать собственные условия?

Но пока что условия диктовала исключительно Лешая — своим отсутствием. Конечно, её опоздание не отменит церемонию, в конце концов, «убить» её ритуальным клинком можно было и во сне, но Дарку казалось это… Неправильным. Ведь символизм должен быть обоюдным. А как можно прочувствовать его, если ты пребываешь в забытьи? Как можешь переродиться, если не имеешь на это желания? Именно поэтому сын дома Маллой всё же рассчитывал, что если Броня таки прикатит сюда на лимузине, то сделает это в полном здравии. Но пока она задерживается… Придётся пожертвовать Гало.

— Так, я не понял, — «номер один» нашёл «номера три» у одной из колонн, стоящего в отдалении от собрания, как недавно делал сам Дарк. — Ты где гирос нашёл, чертяка? К столам нельзя притрагиваться до окончания церемоний!

Мегатериум виновато посмотрел на остатки лепёшки и проглотил ту её часть, что активно пережевывал всё это время. Его карии глаза обратились к Дарку.

— Дак это… Нервы же. Свадьба, как бы, первая, — было достаточно забавно наблюдать за этой машиной, которая перед лицом женитьбы превратилась в обычного волнующегося человека. — Ну я сказал заехать перед этим в кафешку… Ну и вот.

Гало показал другу остатки гироса, будто бы до сего момента они были невидимы. Дарк потёр переносицу пальцем:

— А где ты их всё это время хранил?

— Как где? В карманах.

Дарк не хотел это видеть, но «номер три» чуть оттопырил ткань плотного костюма, из-за чего сдобная поверхность лепёшки показалась миру. Некромагу осталось только выругаться и, пожалуй, впечатлиться непосредственностью друга, который использовал дорогие одежды в качестве средства для переноски пищи. Тем более, что в свадебных костюмах по традиции карманы должны были быть зашиты.

— Тогда быстро доедай второй гирос и готовься к церемонии! Пока Броня не очухалась, будете забивать эфир.

Дарк уже было хлопнул «номера три» по спине, но его рука не дошла лишь несколько сантиметров до тела мегатериума. Всё потому что он увидел, как плеча Гало коснулась снежинка.

3.

И вот, мама лежала перед ней, совсем бездыханная. Будто мёртвая, едва ли разницу можно было понять со стороны, сколько бы информации не пытались передать ползающие по Лешей мухи. Поэтому единственное, что могла делать Чапыжка — стоять в сторонке, прижимая к груди плюшевого енота, пока тёти Ёлко и Сепия пытались ещё что-то сделать.

— У неё макияж сам счищается, — воскликнула ёжик, подняв обе руки в воздух и признавая своё поражение через отпускание палочки, которая звонко шлепнулась на пол. — Бесполезно!

— Броне он и не нужен, — мирно проговорила леди дома Маллой и в очередной раз прошлась расчёской по тёмным волосам невестки. — Богиня хаоса и без него прекрасна.

Лестные речи подходили Лешей и облику, что она приняла. Платье, в которую нарядили Броню камеристки, почти не соответствовало мрачной некромагии. Модельеры хотели отразить «древесную» сущность богини, и вышло у них это с блеском. Тёмно-зеленая ткань каскадами свисала в стороны, но ничуть не скрывала тонкую талию, перетянутую корсетом, стилизованным под кору. Декольте же выглядело скромно, но отвечало своей сути, оголяя ровно ту часть груди, в которую необходимо было воткнуть животворящий-смертоубийственный кинжал. Разумеется, это фактурное чудо сопровождалось прелестной вышивкой, напоминающей корни, а плечи были слегка распушены в неком подобии листвы.

И, пусть богиня и лежала в это время на кровати, она всё ещё сохраняла величие своего образа, словно спящая красавица, право на власть которой признавалось всеми. Но как бы ни выглядела мама… Чапыжка чувствовала это беспокойство, сосущее ощущение под ложечкой, что что-то не так. Что-то идёт не так, пойдёт не так, или уже давно пошло не так. Ей хотелось хоть как-то помочь, повлиять на ситуацию, отплатить Лешей хотя бы каплей добра, которую она от неё получила… Но не имела ни единого понятия, как это сделать. Ведь ей даже запретили посещать церемонию — и далеко не из-за мух, нет. Богиня прекрасно понимала, какой опасности подвергает всех, кто будет находиться на свадьбе, и если у неё и была возможность не подвергать риску хоть кого-нибудь из близких людей — то были её бесценные дочери. Чапыжка не сомневалась, что бесценные.

— Ладно, — кивнула тётя Ёлко и нагнулась, чтобы подобрать выроненную палочку. — Последняя деталь — украшение.

— Я попросила семью Глашек найти что-нибудь ценное из своих запасов…

Сепия Маллой открыла скромную шкатулку, после чего запустила в неё руку. В слабый свет люстры попала брошь с красивым изумрудным камнем. Ну, как «красивым»? Разумеется, ничего из бижутерии семьи Глашек не могло сравниться с богатством рода Маллоев. На каждую такую брошь у них нашлось бы по сундуку драгоценностей несколькими порядками красивее, чище и благороднее, но ведь суть была не в этом. Украшение должно было представлять символическую ценность, а не материальную, потому подойти могло что угодно — хоть плохенький изумруд, хоть кривенькое ожерелье, хоть…

— Стойте! — вдруг воскликнула Чапыжка и подорвалась к троице. Обе тёти тут же замерли и повернулись на девочку. — Мама говорила, что это — самая ценная вещь в её жизни!

Две пары глаз уставились на облезлого енота в вытянутых Вельзевулой руках. На лице Ёлко тут же заиграл скепсис, она нахмурилась, но не успела ничего сказать, потому что выступила свекровь богини:

— Пожалуй, раз она так сказала, — брошь вернулась в шкатулку, и элегантные пальцы ухватились за потрепанную игрушку. — То кто мы такие, чтобы ей перечить?

Ёлко фыркнула и пожала плечами, но тут же пришла на помощь к Сепии в вопросе подвязки енота к платью. Пока обе тёти работали с иглой, Чапыжка продолжила стоять у кровати, заламывая теперь опустевшие руки. Она чувствовала, как сердце идёт ходуном, а к лицу прилила кровь. Решиться на это было тяжело, но Вельзевула понимала, что… поступила правильно. У неё было ощущение, что эта игрушка действительно имеет ценность, что енотик как-то поможет богине, даже если она спит… Или… Именно потому что она спит.

4.

Начавшийся снегопад не мог оказаться поводом для того, чтобы прекратить торжество. Напротив, скорее, это было знаком того, что им стоило ускориться. В конце концов, каким бы ни обещал быть сегодняшний бой, не стоило заставлять Гало жениться в полумраке, вызванным густыми облаками. Стоило дать его церемонии хоть капельку света, покуда тот не исчез окончательно.

Поэтому все начали вставать по местам. Черная ковровая дорожка оказалась разделителем гостей, который вёл к красивой арке с изображенной на ней крылатой богиней Морте Сантой. Там, у самого изголовья, стоял Гало, не знавший, куда деть руки, и постоянно поправляющий то воротник, то пуговицы, то рукава. Даркен стоял в первых рядах и от души веселился нервозностью друга — этим человеком-глыбой, самым яростным бойцом УСИМ, мегатериумом от мира людей. Ни одна дуэль, ни одно сражение не могло вызвать у «номера три» и четверти эмоций, которые он сейчас показывал на лице.

— Мой мальчик становится взрослым, — смахнул слезу Дарк, чем привлёк внимание стоящего рядом с ним Вацлава. Тот никак не прокомментировал фразу и просто обратил взор к началу ковровой дорожки.

Там, в своей самой прелестной ипостаси из всех возможных, на невысоких каблучках шагала вперёд Илега Шайс — под ручку со своим поджарым и активным папой, который явно негодовал от необходимости замедлить своё движение в такт дочери. Дворяне тут же замолкли, показывая свои манеры — уж то было меньшим из того, что они могли сделать на свадьбе, по сути, простолюдинов. Тем более, что невеста выглядела просто сногсшибательно. Если бы Броня оделась хотя бы в половину так роскошно, как её камеристка, Дарк, пожалуй, мог признать, что в его сердце имеется немного места под любовь к будущей жене. Форгерийская мрачность шла острым черта Илеги, как влитая, пышное чёрное платье с закосом под звёздное небо выглядело красиво, таинственно, и, стоило признать, оригинально. А готический макияж на лице девушки, способный показаться нелепым в иной ситуации, однозначно соответствовал церемонии.

Дарк перевёл взгляд обратно на Гало, который теперь просто тянул лыбу на половину лица. К тому же, теперь он находится под аркой не один — откуда-то родилось форгерийское подобие священника, ответственное за воскрешение невесты. Причем, он действительно имел определенное внешнее сходство с католическими попами, но роль играл несколько иную. Этот некромаг не был обязан зачитывать возвышенные речи из христианства, и, скорее, был затычкой в церемонии, без которой вся эта фишка с «перерождением» просто не работала.

После того, как отец Илеги помог той взобраться по ступенькам к арке, он откланялся и ретировался в толпу дворян, где растворился с концами. Невеста выпрямилась, расправила плечи, и с улыбкой взглянула на своего суженого, который ответил ей взаимностью. В этих взглядах Дарк видел многое, но чётче всего виднелось самое очевидное — любовь. Любовь вечная, нет, не до гроба, до скончания веков, ведь она обязательно продлится до Антарктиды, и ничуть не уменьшится даже после отправки на морозный материк. Это тепло переживёт любой холод — и изгнания, и уж тем более тот, что оказался вызван сегодня причудами Перловки.

И «номер один»… Повесил нос. Как бы он ни хотел радоваться за друга, он завидовал ему. Чёрная зависть, белая, всё это было не важно. Просто хотелось оказаться там же, на его месте. Нет, не с Броней, ни спящей, ни бодрствующей. Со своей настоящей возлюбленной. Ёлко Каппек, дворянкой едва ли высших эшелонов, а потому — не имевшей ценности в рамках возможного брака для сына ректора УСИМ. Его родной ёжик не будет смотреть на него так же, а у него не получится давить эту тупую лыбу, обменяться кольцами, и передать своей невесте гордую фамилию «Маллой». Для него она навсегда останется Каппек, даже если выйдет замуж за другого. Потому что это не имело значения…

— Гало Ллорко, согласен ли ты взять в жёны Илегу Шайс? — некромаг достал из пол чёрной мантии костяной кинжал, который вложил в руки «номера три».

Незамужняя девушка не просто переходит в семью мужа, а буквально умирает. С концами. И перерождается с другой фамилией. Словно попаданец, прошлое которого более не играет роли. Ритуал передачи жертвы родителями невесты и жертвоприношения членом другой семьи — является связывающим актом. Он чем-то напоминал ритуал кровных братьев, сцеплявших порезанную руку. Только в этом случае — более возвышенный и напыщенный.

— Да.

— Илега Шайс, согласна ли ты умереть и переродиться в ином облике, став женой Гало Ллорко? — для невесты у некромага тоже имелся сувенир — венок увядших цветов, который оказался погружен на голову девушки. Та даже не отвлеклась на это, продолжая смотреть на возлюбленного.

— Да!

Весь мир замер. Наступила самая священная часть ритуала. Даже самые родовитые из некромагов не могли позволить себе отвести глаз от того, что должны было произойти с секунды на секунды. Исчезли все чувства, кроме зрения. Именно поэтому, пожалуй, Дарк не сразу услышал слова Гало:

— Морте Санта, святая и благая смерть, распорядительница жизней и силы, прими эту жертву и даруй моей семье — Ллорко — ту, что повинуясь воле твоей, приведёт её к величию.

Гало слегка загнусавил от волнения, но то, что был обязан сказать — сказал. Илега же ни на секунду не прекращала улыбаться, очевидно, ни капли не боясь будущей смерти. Это не имело смысла. Ведь смерть — это не плохо. — Это просто начало новой жизни.

Когда костяной клинок вонзился в центр груди невесты, она даже не успела вскрикнуть. Гало знал, где находится человеческое сердце, и точно так же знал, как пробить так, чтобы не запачкать кровью прекрасное платье. Дарк попытался на секунду абстрагироваться от происходящего и взглянуть на церемонию глазами обычного жителя Земли. Всё-таки, сцена протыкания жены кинжалом, пока вы оба выражаете на своих лицах максимальную радость и счастье — являлась несколько сюрреалистичной. Но в Форгерии это было нормой, и Дарк не видел причин считать иначе.

Вдруг увядший венок на голове Илеги стал наполняться жизнью. Листья налились краской, расцвели, и прекрасные бутоны белых роз раскрылись во всём своем величии. Вместе с этим новоиспеченная пани Ллорко открыла глаза, и тут же бросилась на шею Гало с радостным «уи-и-и»! Суженые сцепились в объятье столь крепком, что, казалось, сейчас свалятся с алтаря, и сопровождалось их буйство обильными аплодисментами со стороны гостей. Дарк среди них хлопал в ладоши сильнее прочих, и одобрительные выкрики с его стороны были громче иных. Он всё же не мог не радоваться за своего друга, даже если понимал, что никогда не будет на его месте.