Viva la Doppelgänger, или Слава Доппельгангеру

Глава 8. Богиня на свидании

1.

Ночь не торопилась вступать в свои права.

Несмотря на поздний час, небо всё ещё оставалось голубым и никакой нужды в фонарях, по привычке уже открывших свои сияющие очи, не имелось.

После захода солнца тут, конечно, будет красиво. И светло. Не как днём, но всё же. Отовсюду, с каждого фасада начнёт изливаться неон. Заведения станут подобны женщинам, прикладывающим все усилия, чтобы привлечь к себе внимание, но при этом сохранить видимость тотальной неприступности. Ведь сюда можно только богатым и знатным. И более никому.

Не считать же за людей работящую челядь.

Но то будет лишь после заката.

Хотя…

— Крутануть землю что ли… — задумчиво произнесла Броня, беспечно постукивая пяточкой по стенке рядом с дверью.

Илега нервно икнула.

— А не слишком ли?

— Так ску-у-у-учно.

— Но это же ход в стиле Перловки.

Богиня скосила взгляд на камеристку.

— Ну ты же мне мобильный не даёшь.

— Говорю же — дома забыла, — “честно-честно” моргнула васильковыми глазюками горничная.

— Врёшь.

— Не вру, — недовольно топнула ножкой Илега.

— Врёшь, — покивала Броня. — Если бы ты не “забыла” мобильный специально, ты бы за время, пока я жду Ёлко, раз десять его намутила бы. Выдала бы свой, купила бы новый, отправила бы за ним Пьеро слетать. Ты просто не желаешь, чтобы я выходила в Интернет.

Горничная виновато улыбнулась.

— Просто… не хочу, чтобы ты волновалась.

— О чём? О том, что во время моего последнего боя полегла куча народа, а я тут собираюсь на танцульках отплясывать, словно русский царь?

Илега медленно-медленно поставила бровки домиком. Она молчала несколько секунд, при этом с течением времени демонстрируя всё более и более жалостливую мордашку, но затем вдруг оживилась, спешно нацепила на нос тёмные очки, достала из набедренного патронташа нечто металлическое, продолговатое, с лампочкой, выставила перед собой, да нажала кнопку, инициируя яркую вспышку.

— Жертвы не являются твоим приоритетом. Ты и без того сделала многое, чтобы спасти людей. И ты имеешь право на отдых.

Броня непонимающе проморгалась.

Богиня ожидала, что Илега будет и дальше отнекиваться и строить невинность, но она, по сути, призналась во лжи. В том, что использовала потерю памяти своей госпожи, этот результат берсерка, и намеренно утаила нечто столь важное.

— Это сейчас что было?

— Дарк вручил мне эту шваркалку и велел использовать, если ты вдруг начнёшь задавать неудобные вопросы, — русовласка стянула очки на острый носик и поглядела на богиню поверх них. — Сверчок помог, значит и эта штука должна.

— Ты лучше скажи мне, почему ты считаешь, что можешь за меня мои приоритеты определять.

— Потому что я волнуюсь! — гневно топнула ножкой камеристка. — И вообще, у тебя есть те, кто займутся данным вопросом за тебя: на кою Лешую вообще тебе нужен храм, если ты собираешься всем заниматься лично?

— А я и не собираюсь, — холодно ответила богиня. — Но я хочу, чтобы это было моё решение.

— Это и есть твоё решение, — подняла пальчик горничная. — Ты ведь сама решила сходить на свидание с Ёлко.

Секундой позже пальчик согнулся крючком, а улыбка — померкла.

Взгляд Брони был тяжёлым.

— Ты поняла, о чём я, — тихо сказала Лешая. — Я имела в виду решение, принятое на основании всей полноты имеющихся данных и с учётом актуальных событий.

Илега поджала губки.

— Значит сейчас ты…

— Остаюсь. Раз мой храм этим занимается, раз есть, кому заняться последствиями и сделать официальное заявление, то пусть. Тем более, что мне и правда необходимо отдохнуть. Тут ты права. Но впредь я не желаю сталкиваться с подобным ребячеством в столь серьёзных вопросах, ясно?

— Гу, — кивнула служаночка, неловко прижав ручки к груди.

— Бенэ, — Броня неспешно окинула взором улицу. — Я так понимаю, Ёла потому и задерживается, что разгребает последствия?

— Да. Но она уже передала все наработки Даркену, — затараторила Илега. — Будет с минуты на минуту.

— Даркен? — подняла брови Лешая. — Вот уж кому-кому, а ему уж точно не мешало бы отдохнуть.

Камеристка потупила глазки.

— Меня он не послушает.

— Меня тоже, — ответила богиня, но секундой позже криво усмехнулась. — Но это его проблемы.

Илега подняла на госпожу вопросительный взгляд. Секундой позже от богини поступило распоряжение:

— Назначь нам с ним завтра на утро встречу. Я всё обеспечу.

Горничная неуверенно улыбнулась.

— А на утро — это во сколько?

— В семь, — бросила Броня уже на ходу.

Внимательный взор богини выцепил за рулём стильного глянцево-чёрного спортивного авто Ёлко. Благо, внешность у девушки была достаточно яркой, чтобы можно было отличить её издалека.

Лешая оказалась у дверей машины даже раньше, чем расторопный парковщик. И, конечно же, не преминула возможностью подать слечне руку.

— Как вообще возможно опоздать, когда у тебя тут столько лошадок под капотом?

— Я выехала тридцать секунд назад, — ответила лукавой улыбкой “номер два”, вложив пальчики в ладонь богини.

— Принимается, — одобрительно кивнула Броня и проводила взглядом ключи, кочующие от владелицы авто к парковщику. — А ну-ка, покрасуйся!

С этими словами Лешая перевела девушку на тротуар и чуть повернула кисть, жестом подталкивая Ёлко прокрутиться в неспешном танцевальном движении.

“Номер два” подобрала себе одеяния вульгарные. И если в случае кого другого подобное выглядело бы, как безвкусица, то у главного аналитика ковена рыцарей плюшевого енота Тимки с этим проблем не имелось. Вульгарность — это вызов. А вызов всегда был частью стиля жизни Ёлко.

В конце концов, с точки зрения богемийской шляхты уже сам факт того, что дворянка лично управляла спорткаром, а не доверила это кому-нибудь другому, являлся откровенной пошлостью. Это попросту неприлично!

Но в том-то и тонкость, что как раз в случае с ведущей себя подобным образом девушкой, то, что обычно кажется аляповатым и безвкусным, становится гармоничным. Яркие неестественно неоново-розовые глаза? Кричащий макияж? Тяжёлого вида обувка на высокой платформе? Колготки сеточкой? Кожаная миниюбка на подтяжках, которые, к тому же, не были перекинуты через плечи, а просто болтались у бёдер? Великое множество легкомысленных ярких значков? Якобы рваная рубашка с коротким рукавом, левая пола которой заправлена, а правая — навыпуск?

Это всё Ёлко. И конкретно ей подобное идёт.

— Ну, как? — поинтересовалась “номер два”.

— У моего будущего мужа отличный вкус.

— Одеяния подбирал не он, — ехидно пропищала аналитик.

— Он подбирал девушку. И я этот выбор одобряю.

Броня потянула собеседницу на себя, а затем выставила локоток, предлагая за него взяться. Когда ручки Ёлко сцепились за предплечьем богини, Лешая вопросила:

— Кстати, у тебя имеется хотя бы малейшее представление, о чём мы будем говорить, если не о работе?

— Вообще, в подобных случаях полагается побольше узнать друг о друге.

— А разве есть что-то, что ты обо мне не знаешь?

— Как бы сказать… достаточно много. Вы с Дарком оба весьма непредсказуемы. И, попрошу заметить, что об этом говорю я, лучший аналитик нашего ковена.

Броня не то усмехнулась, не то хмыкнула. Несколько секунд они шли молча. Миновали двери заведения и погрузились в обстановку шика и богатства. Конечно до национального театра данная едальня откровенно не дотягивала, но официанты тут одевались получше, чем средний обитатель Праги. И это не говоря о живой музыке, на которую, правда, мало кто из посетителей обращал внимание.

— Ну, тогда лови обо мне первый факт: я терпеть не могу подобные заведения.

— Я тоже, — во все зубы улыбнулась Ёлко. — Мы с Дарком тусуемся в основном в местах заметно более неформальных.

Броня удивлённо подняла бровь.

— Тогда что мы тут забыли?

— Замечательную возможность всех побесить.

— Хочешь поиздеваться над персоналом? — неодобрительно нахмурилась богиня.

— И над ним тоже. Поверь мне, тут пафос впитался даже в официантов. Там он перебродил и обратился в презрение к простым смертным, не имеющим возможности коснуться высшего света.

Броня покачала головой.

— Нельзя всех чесать под одну гребёнку.

— Ну, кто пафосом не отравлен, тех наши проказы не коснутся. Они будут таргетированы. Тем более, что за прислугой, вроде как, должна следить твоя камеристка. И она о моих планах в курсе.

Девушки в сопровождении Илеги добрались до стола. Лешая поспешила отодвинуть стул для своей партнёрши.

— Я тебе сейчас небольшой инсайд скажу, Ёла, только ты, пожалуйста, не обижайся: бесить персонал в заведениях общественного питания — к плевку в супе.

— Местные слишком утончённы для подобного, — хихикнула аналитик и стрельнула глазками в сторону официанта. — Бедолагу от твоих предположений аж передёрнуло.

— Какие предположения, родная? Ты забыла, сколько во мне душ плескается? Это информация даже не из первых рук. В каком-то смысле, я была таким террористом в системе обслуживания. Вставляла кадры с порно в плёнки с блокбастерами. Добавляла особого привкуса мочи в угощения для ненавистных мной богачей потребляторов… как вспомню, так сразу фантомный ожог на руке чешется.

Ёлко замолчала. Она несколько секунд смотрела перед собой, а затем, наконец, обернулась через плечо.

— Знаешь, Броня, это не та сторона твоей личности, о которой мне хотелось бы узнать поподробней.

— Что? — осклабилась богиня. — Тебе совсем неинтересно, как я притворялась больной раком и ходила на собрания, смотреть, как пытаются не сойти с ума те, кто осознают свою обречённость на смерть?

— Нет, потому что то была не ты, — уверенно покачала головой аналитик. — Такой человек, упивающийся чужими страданиями, мог бы стать основой личности Перловки, но не твоей. У тебя в сердечнике всё ещё та самая девушка, что пожертвовала собой в Коваче. Ну и тот попаданец, который стал той самой девушкой, конечно же.

— Ла-а-адно, — закатила глаза Лешая, после чего обратилась к официанту. — Будь добр, сгоняй в Бургер-тауэр. Я хочу два разорви хлебало, сливовое таложенное, шоколадный милкшейк и две большие картошки сычуаньским соусом. М-м-м… Ёл, тебе что-то заказать?

Та задумалась.

— Император-ролл, маленькую картошку и земляничный милкшейк.

Броня неспешно добралась до стула напротив, развернула его спинкой к столу, да так и уселась. Она молча взирала на официанта, который, кажется, успел уже осознать, с кем имеет дело, а потому предпочёл просто записать заказ и, убедившись, что слечнам более ничего не нужно, удалиться прочь, оставив тех наедине.

Именно тогда Ёлко и услышала вопрос Лешей:

— А почему ты не любишь подобные места? Ты же, вроде как, попаданка. И, насколько мне известно, в прошлой жизни пролетарием не была. С чего вдруг такое отношение к традициям знати?

Аналитик сложила ручки на столе, да сконцентрировала внимание на них.

— Чрезмерно старательное следование традициям того общества сделало меня слабой. В смысле, я понимаю, как это звучит, учитывая, что я и сейчас не то, чтобы в верхах боевого рейтинга хотя бы УСиМ, но по сравнению со мной тогдашней… это небо и земля. И я сейчас говорю даже не о магии.

— А о чём?

Нет, Броня отлично понимала, что подразумевает собеседница. Просто богиня желала увести разговор как можно дальше от обсуждения своей личности. Эта тема стала болезненной за последние месяцы. И пусть Ёлко не успела отличиться на почве попыток “докопаться” до “куклы”, но обжёгись на молоке, дуют и на воду.

— О многом. Думаю, ты догадалась, что в первую очередь речь идёт об информированности. Предупреждён — значит вооружён. В прошлой жизни я совершенно не следила ни за политикой, ни за финансами. Благородной женщине в том обществе этого не требовалось. Более того, меня старательно ограждали от подобных занятий. А я и не была против.

— Но в Форгерии женщин не ограждают от политики. Благородных, я имею в виду, — усмехнулась Лешая. — Напротив, вас хоть и стараются держать в тылах, но обучают даже боевой магии. Причём добровольно-принудительно. Конечно, это не значит, что все становятся могучими зверями войны, но против обозлённой челяди с волшебной палочкой наголо выступить можете. Так что… не в ту сторону воюешь со своим подростковым бунтом.

Ёлко закатила глаза.

— Да в курсе я. Но, знаешь, семена неприятия всего женственного пали на плодородную почву желания защитить семью, задолго до того, как я поняла устройство местного общества. К тому моменту, как я осознала отсутствие необходимости бунтовать и строить из себя пацанку, у меня за плечами был уже десяток выигранных кулачных боёв, а счёт разбитым коленкам я потеряла давным давно, — она хихикнула. — Знаешь, родители были уверены, что я в прошлой жизни была парнем. Причём очень и очень хулиганистым.

— Могу понять, откуда у них взялись такие мысли.

— Ну а ты?

— Я? — не поняла Броня.

— Да, ты. Ты ведь тоже против чего-то бунтовала. Чрезмерное следование порядку, любовь к процедурам и формализмам — это тоже форма протеста. Но, скорей, не против устоев, а против пренебрежения устоями. Или, точнее, против культуры, ищудей в обход правил. Как например это бывает в бедных кварталах, где “понятия” ценятся превыше закона.

Богиня улыбнулась.

— Этот разговор бесполезен: я и до последнего берсерка не помнила, какая из тех жизней, что я помню, моя.

Ёлко покачала головой.

— Уж точно не та, в которой ты портила фильмы втихую и бадяжила бензин ослиной мочой.

— Суп. Человеческой.

— Не важно. Имеет значение, что из такого шакала паршивого не могла получиться Броня Глашек. Ты была окружена подобными личностями, но никогда не могла принять их образ жизни. Думаю, тебя даже травили в школе.

— Если я вообще училась в школе, — заметила Лешая. — Знаешь, сколько попаданцев из тех, что плескаются во мне, жили в обществах, где образование не было особо распространено.

— С твоей-то любовью к рациональному? Уверена, ты притащила её из прошлой жизни, что подразумевает, что мир уже как минимум вошёл в эпоху просвящения или её локальнрый аналог. А в купе с твоими любовью к порядку и попытками сторониться общества, которые ты демонстрировала ещё до того, как стала заниматься некромагией, я делаю закономерный вывод, что ты тогда проживала в местах и времени, подразумевающих доступность образования такую, чтобы даже люмпенизированный элемент мог к ним приобщиться.

Броня улыбнулась.

— Мой брат, Лёва, вообще был необразованной крестьянкой, а сейчас стремится к знаниями, как никто другой.

— Это у него из-за общения с тобой. В семье более некому на него так повлиять. Родители просты и религиозны, а ты всегда проповедовала силу разума и власть человека над природой. В том числе и над его собственной. Плюс, он, в отличие от тебя, тяготел скорей к физической силе. Вспомнить хоть, как он подкараулил своих обидчиков и избил ломом.

Этот вывод заскрёб в голове у Брони с противным звуком. Словно бы заржавевшая шестерня, что цеплялась за всё подряд и мешала механизму работать. Что-то в словах Ёлко звучало неправильно, но богиня не могла понять, что именно.

Забавно, что это случилось именно на описании Лёвы, а не на попытках предположить прошлое самой Лешей.

— Думаю, ты всё-таки не права.

Да, слечна Глашек предпочла обойтись такой, довольно нейтральной формулировкой.

Но Ёлко этого было недостаточно.

— А вот я думаю, что права.

— Возможно, мне лучше знать?

— Тогда аргументируй.

С этими словами аналитик беспечно откинулась назад на стуле и вальяжно свесила одну руку.

Броня нахмурилась.

— Говорю же: я не помню.

— Тогда откуда идея, что я не права?

— Я это чувствую.

Ёлко усмехнулась.

— Агась! Обрывки образов нашлись. Что-то ты, значит, всё-таки, смогла сохранить. Это не “чувства”, а именно что информация. И на основании неё я, пожалуй, соглашусь с тобой: я ошиблась в своих выкладках по поводу Льва.

— Ты точно так же могла ошибиться насчёт меня.

— Но тебя же не коробило, когда я выдвигала предположения.

— Меня не коробило, даже когда я вспоминала своё прошлое в качестве террориста сферы обслуживания, — парировала Лешая.

Но Ёлко было не смутить. Она многозначительно подняла палец и продолжила:

— Это потому, что подобная информация всё же хранится в твоей душе. В тебе сейчас много взаимоисключающих параграфов. Но ты не соблюдаешь их все. Часть из них — причём, большую, — ты используешь, как подчинённую. Как обычную базу знаний. Но не как моральный базис.

Броня развела руками.

— Иными словами, ты сейчас могла просто угадать одну из моих душ. Но у меня их так много, проще попасть, чем промахнуться.

Ёлко выдержала паузу, а затем, с каменным лицом выдала:

— Ты считаешь, что портить плёнку и вставлять в неё кадры с порно — забавно.

— Не-ет! — тотчас же возмутилась Лешая.

— Ты считаешь, что таким образом ты восстанавливала справедливость.

— Бред какой-то!

— Ты считаешь, что портить плёнку и вставлять в неё кадры с порно — идиотизм, на который способен человек, которому нечем заняться, и который не уважает окружающих.

— Конечно!

Ёлко многозначительно улыбнулась и подняла бровь.

Броня всё поняла.

Вообще всё.

Она поморщилась и откинулась назад.

— Хочешь пробудить мою старую личность?

Аналитик фыркнула.

— Ты бы ещё меня обвинила в том, что я хочу налить воды в океан.

— Тогда к чему все эти пляски с моим психологическим портретом?

Ёлко улыбнулась.

— То, как ты сейчас реагируешь, норовя отбросить тревожную социальную связь, как ящерица отбрасывает хвост, яркий признак того, что твоя личность изменилась, а не сменилась. И именно по этой причине не имеет смысла возвращать старую личность. Потому что она никуда и не уходила. Она просто обросла примочками, — некромагичка развела руками. — Обычно такое происходит со временем, а не так резко, как у тебя. Вот народ и переполошился. Я не согласна с этой частью разводимой ими паники, но вот касаемо той, где они выражают беспокойство относительно твоей стабильности — это я поддерживаю на все сто.

Броня отстранилась.

— Я думала, мы не будем говорить о работе на свидании.

— Я просто совмещаю полезное с полезным. Но если тебе эта тема не нравится, могу прекратить.

— Не нравится.

— Хорошо. Могу я тогда, прежде чем мы окончательно уйдём в сторону от этого вопроса, высказать последний тезис?

Лешая устало махнула руками.

— Давай. Иначе ты ведь всё равно найдёшь повод это ввернуть.

— Спасибо. Слушай, я вижу причины, по которым ты сторонишься этой темы. И это часть тебя. Важная. Это делает тебя тобой. Но я и правда считаю тебя нестабильной, ведь собрав идеальную версию себя по кирпичикам, ты забыла скрепить это всё цементом. Возможно, из-за того, что тебе не нравилось то, почему ты делаешь то, что делаешь. Возможно ты просто не успела или, пребывая в том состоянии, не имела возможности додуматься, но по итогу… — она сделала паузу и тяжело вздохнула. — Отбросив своё прошлое, ты потеряла большую часть причин продолжать движение вперёд. Сейчас у тебя имеются краткосрочные цели. Они заложены в тебя, но я уверена, что ты не способна до конца осознать, почему. Думаю, ты сама подсознательно это понимаешь, и оттого избегаешь самоанализа, который сама же пропагандируешь, что если ты начнёшь искать истоки своей текущей сборки, ты их не обнаружишь.

Ёлко огляделась вокруг.

— Возможно ты ждёшь, что найдёшь причины по мере жизни. Так бывает. Людям свойственно отмечать подтверждения своей точке зрения, неосознанно. И это, возможно, даже сработает. Но я уверена, что обращение к истинной прошлой жизни надёжней. Плюс, Даркен порадуется. Илега будет довольна. Твоим родным станет спокойней и они перестанут бояться, что тебя потеряют, — аналитик выдавила из себя виновато-подбадривающую улыбку и подалась вперёд. — Думаю, так будет лучше для всех. На этом всё. И знай, что даже если ты не прислушаешься к моим словам, я тебя поддержу и помогу найти новые причины, взамен утерянных старых. В конце концов, как я могу предать ту, что готова доверить мне выносить её ребёнка?

“Номер два” осторожно вытянула ручку на середину стола. Броня некоторое время смотрела на неё, а затем и сама подалась навстречу и накрыла пальчики Ёлко своими.

— Я ценю твою честность. И, в целом, могу понять, почему ты решила пойти кружным путём, но я не одобряю это. Я предпочитаю открытость, а не эти все подталкивания лапочкой к “верному решению”.

— Виновата. Думала, ты вспылишь, если я попытаюсь начать этот разговор…

— Я же сказала: понимаю. Просто, на будущее.

Ёлко ничего не ответила. Она осторожно перевернула руку под кистью Брони ладошкой вверх, а затем сжала пальчики в осторожном жесте. Богиня со своей стороны ответила на это предложение поддержки.

Так они и сидели где-то полминуты, просто молча глядя друг другу в глаза, покуда в их мир не вторглась громкая-громкая Илега.

— Так, благородные слечны, я принесла пакеты с угощением. Там на кухне хотели всё красиво разложить по тарелочкам, но я решила, что это богохульство: подменять шуршание бумаги и тепло картонных упаковок на звон металла по керамике, да блеск каёмочек.

Ёлко добродушно хохотнула.

— А она у тебя шарит!

Броня кивнула.

— Да. Она такая.

2.

В помещении всё ещё звучала живая музыка.

Возможно, даже чересчур живая.

Музыкантов подменили сплетённые из ветвей нагие девы с травяными волосами, украшенными цветами. Хотя, правильней было сказать, что то цветы отрастили себе дев, потому как никто их не срывал: это Лешая обратилась к декоративным растениям с целью сформировать ансамбль, знакомый с музыкальными направлениями, интересными богине.

В частности, сейчас они наяривали какой-то бодрый рок, который Броня прозвала Fun Mode.

Что же касается самой слечны Глашек, то она тоже находилась на сцене. У микрофона.

Я всегда самой первой врываюсь в толпу,

А потом остальных я на кладбище жду.

Я не знаю, что значит движение назад:

Все скиллы к тагрету приближают мой зад.

Превосходство поможет по роге попасть

А дизарм даст возможность против пала стоять

Но кончается это довольно всё быстро,

И рожей в земле снова воин хтоничный.

Мимо хил пробежит — не похилит опять:

Снова буду одна на кладбоне стоять.

Ну а что я хотела? Кому дело до вара?

И никто не заметил, что на землю упала.

Я за вас умирать буду снова и вновь.

Не оценит никто, ведь так мало килов.

Я приста защищала — она князя лечила.

Рядом с ней я упала, я её огорчила.

Ёлко была довольна. Она качала торсом из стороны в сторону, хлопала в такт мелодии, да старалась не упустить ни одной из кислых физиономий посетителей.

Последних, кстати, оказалось много меньше, чем некромагичка предполагала. Пусть выходка Лешей не особо вписывалась в ожидаемую местной клиентурой атмосферу, однако… это ведь богиня! Часть людей даже искренне поддерживала её начинания. Иным же хватало такта ограничиться правдоподобными вежливыми улыбками.

Но, разумеется, нашлись и те, что поспешил поскорей покинуть заведение, либо же терпел пение — объективно, очень даже неплохое, — с плохо скрываемым раздражением.

Не все в Праге любили Лешую. Они с радостью хватались за мысль о том, что именно божество хаоса виновато в текущей войне, чем активно пользовалась вражеская пропаганда, делающая всё возможное, чтобы подобные идеи жили как можно дольше.

Наконец, песние прекратилось.

— Э-э-э-это была всеми любимая девочка Бронечка и её нимфы с композицией “Про Воина”! — богиня обвела жестом свои древесных помощниц.

Некогда девушка звала их дриадами, но название не прижилось. Сначала появилась Вельзевула. Затем Сирена и Княжна. И слово “дриады” закрепилось за ними. Их силы выходили повнушительней, чем у дендроконструктов, да и на публике они появлялись чаще. А потому, пришлось придумывать растительным девам новое именование. Просто, чтобы не путаться.

Зрительный зал ответил одобрительными аплодисментами.

Богиня отвесила публике несколько поклонов, после чего спрыгнула со сцены и направилась к Ёлко.

— Ну, что? Твоя очередь.

Та поморщилась.

— Не. Не хочу.

— В смысле “не хочу”? — притворно удивилась Броня.

— Тут никто больше беситься не желает. Остались скучные снулые рыбины, от раздражения которых никакого кайфа, а остальные веселятся с нами. Не хочу.

— Смотри, фифа какая!

— Давай погоняем?

Лешая склонила голову на бок и несколько секунд изучала собеседницу. Взгляд у той был столь просящим, что никаких сомнений не было: Ёле хочется “погонять” так сильно, что она аж кушать не может.

— Я надеюсь ты не про какой-нибудь ночной стритрейсинг.

— Конечно, нет, — фыркнула та. — Да и в городе не выжмешь, сколько захочешь, из машины. У нас в Праге же улочки все сплошь кривые. Нет-нет. Мы промчим там. Средь дорожных стражей.

Богиня с интересом подняла бровь.

— После захода солнца? Это ты после личного знакомства со мной так осмелела или всегда такой была?

Ёлко хищно осклабилась.

— А ты думаешь, отчего моя традиционная позиция в даркомобиле — за рулём?

Она вскочила со стула, вцепилась в локоть Брони и повисла у неё на руке.

— Я в своё время очень боялась гонять по ночам. Ты ведь в курсе этой легенды, объясняющей аварии за городом не плохой видимостью и прочими объективными фактами, а личной неприязнью Лешего к автомобилям?

— Ну да, конечно: это надо ведь не самому за дорогой следить, а смотреть, чтобы стражи тебя от страшной хтонической силы охраняли, ага.

— Вот и у меня всегда было такое мировоззрение, но… несмотря на всё моё отношение к этой легенде, после захода солнца в ночной прохладе я всё равно ощущала некое прикосновение потустороннего. Даже когда я научилась отличать холод магический от холода физического, это чувство не уходило окончательно.

Девушки двинулись к выходу. Вопрос оплаты их не волновал: его должна была взять на себя Илега. Нечего было портить атмосферу свидания такими неприятными мелочами. как ожидание счёта.

— Ты говоришь “не уходило” вместо “не ушло”.

— Если ехать достаточно быстро, Леший не догонит.

— Ты просто не в курсе, с какой скоростью я летаю, — хихикнула Броня.

— Сейчас — в курсе, — кивнула Ёлко. — Но тогда ты была ведь обычной студенткой. Стоящей в верхних строках дуэльного рейтинга, имеющей хорошие оценки, но не более. Ещё и простолюдинкой. А Лешего я представляла, как неповоротливого огромного старика с бородой из листвы.

— Погоди-ка, погоди-ка! Это же из “Охотника на фей”?

— Такое было много где. Но мне в память впился образ из “Принцессы на подмену”.

— Ты же говорила, что не любишь девчачье!

— Скажи это моей кожаной юбке!

Они вместе рассмеялись. Весело. Даже согнулись, держась за животики. Чудом не упали на чей-то столик.

— Помню-помню этого старика, — ответила Броня. — Жутко он выглядел. Весь мультсериал в классической анимации с контрастными цветами, и тут он, полученый ротоскопированием со стрёмной куклы. Кстати, у куклы вообще не двигались ноги, поэтому за весь мульт Леший не сделал и шага.

— Правда? — Ёлко задумалась. Она приложила пальчик к нижней губе и закатила глаза, вспоминая. — А ведь точно. Я не про ротоскопирование, я про то, что он никогда не двигался. Ведь как-то раз Сурьма вообще сбежала от него, просто выйдя из зоны, куда тот мог дотянуться руками, склонившись вперёд. Так или иначе, принцесса вообще на своих двоих свалила, так что уж я на своей тачиле точно умчу. Ну, и, в целом, суеверие велит двигаться в лесу быстро, ведь Леший — он же дерево.

— Звучит, как отличный план. Просто офигенный! Надёжный, как атомные часы. Ты никогда не разбивалась?

— Трижды! — вновь рассмеялась “номер два”.

— Значит, тебя уже трижды настигал “неповоротливый старый Леший”?

— Четырежды, — лукаво глянула Ёлко из-под век.

— Точно. Четырежды, — кивнула Броня. — Но ты ведь понимаешь, что тебе не сбежать от хтонического божества, если в машине оно займёт место рядом с тобой?

— Тогда я буду бежать не от божества, а вместе с ним.

— А божеству хочется от чего-то сбежать?

— А разве не хочется?

Разговор как-то сам собой заглох. Но эту тишину не назвать неловкой. Напротив, она казалась правильной. Комфортной. Будто обеим имелось о чём вместе помолчать. И, да, темы у каждой были свои. Не пересекающиеся. Откровенно разные. Но почему-то это не вызывало никакого противоречия.

Парковщик заслужил щедрые чаевые. Он оказался достаточно прозорлив, из-за чего девушкам не пришлось ждать машины более четверти минуты. Видать, как узрел, что они выходят из залы, так сразу же метнулся кабанчиком. Такое надо поощрять. И желательно — не скупясь. Пусть даже, скорей всего, инициатива эта исходила не от него, а от Илеги, внимательно следившей за ходом свидания.

Значит, повезло.

Свою камеристку Лешая направила сразу в усадьбу Маллоев, а сама заняла пассажирское рядом с Ёлко и пристегнулась.

Последний жест изрядно развеселил некромагичку.

Броня изогнула бровь.

— Что не так?

— Просто… ты — последняя, кому имеет смысл пристёгиваться. В конце концов, даже в моём случае это, как минимум, позволит избежать дискомфорта и бессмысленной потери времени в ожидании нормального исцеления или оживления. Но ты вполне способна регенерировать сама из любого состояния.

— Подаю хороший пример деткам.

Ёлко многозначительно улыбнулась, но никак не прокомментировала секундную заминку перед ответом богини. Броня была благодарна за это. Не хватало ей очередного “я же говорила”.

Машина мягко стартовала и поплыла по улицам. Словно бы покинула реальность и ныне бороздила миры Гатеи: настолько нереальными сейчас ощущались городские пейзажи. Словно бы снаружи ничего не было. Это лишь иллюзия. Отражение на стекле.

Броня опустила окно и высунула руку. Просто, чтобы убедиться в том, что вселенная до сих пор существует.

Помогло не особенно.

Чувство того, что Форгерии на самом деле нет, что Лешая не принадлежит ей, что она — незваная чужачка, которая, открыв глаза, вновь очнётся в какой-нибудь полупустой, спартански обставленной хате и привычно потянется за телефоном, чтобы отрубить зовущий на утреннюю тренировку будильник, и не думало покидать богиню.

Броня не поворачивалась к Ёлко. И даже, заговорив, обращалась не столько к ней, сколько к пространству.

— Я чувствую, как мир разваливается…

— Многие это чувствуют. Потому что это так. Мир, как состояние покоя, уже развалился. Мир, как привычный им образ жизни, рушится следом.

— Быть может, для миров это нормально — разваливаться?

— Не только разваливаться, Броня. Но ещё и рождаться на руинах предыдущих миров, — даже не глядя в сторону Ёлко, богиня ощущала, что та улыбается. — Старое рассыпается от старости, а молодое гибнет из-за того, что не успело набрать силы. Но что-то обязательно взрастёт, станет могучим. В краткий период между слабостью детства и дряхлостью древности оно запомнится окружающим, как единственно возможный нерушимый уклад. Это нормально.

— Рождение и смерть в вечной борьбе? Мне эта нормальность не по душе.

— А у тебя есть выход?

— Только один: сломать этот уклад и родить новый, в котором подобное не будет в порядке вещей.

— А после оборонять его до конца своих дней от тех, кто с ним не согласен?

— Да.

— Иронично, — голос “номера два” был полон теплом. — Уклад, целью которого будет отказ от необходимости извечной борьбы, сможет существовать только в условиях той самой борьбы?

Они миновали огромный рекламный щит с красивой грудастой барышней в стилизованной под военную форму одежде, призывающий записаться добровольцем в богемийскую армию. Крупными буквами перечислялись плюшки, причитающиеся патриотам. И они были несравненно меньше, чем те, что ожидали полноценных контрактников. Но об этом официальная пропаганда предпочитала молчать.

— Да.

— Что-то мне подсказывает, что на самом деле каждый уклад, хоть раз свергавший предыдущий, рождался из подобных мотивов миролюбия.

— Это “что-то” называется “здравый смысл”, Ёла.

— И этот же “здравый смысл” говорит о том, что если цель действительно в том, чтобы не воевать, логичней было бы примкнуть к старому режиму, а не плодить сущности, которые обязательно включатся в эту борьбу.

Богиня неспешно повернулась в сторону аналитика. Та вела машину расслабленно. Одной рукой. Её неестественные неоново-розовые очи неотрывно смотрели на дорогу.

— Если я мышка, которая не кушает эвкалипт, режим коал оставит мне не очень много пищи.

— Ты не мышка, Броня. Ты можешь кушать эвкалипт. И не только его. Ты можешь переварить вообще всё на свете, включая стекловату и обсидиан, — она сделала небольшую паузу, совпавшую с необходимостью притормозить перед переходом. — Ты действительно хочешь поговорить об этом? Это ведь касается твоей личности.

Броня улыбнулась.

— Это касается моей нынешней личности, а не прошлой. Разве на свиданиях не в этом цель?

— Я уже говорила, что не считаю эти сущности различными. Да и, на самом деле, цель свиданий в том, чтобы получить что-то от партнёра: выгодный брак, моральную поддержку, ресурсы… секс.

— Я идентифицирую себя, как мышка, Ёлко.

— Мировой змей, идентифицирующий себя, как грызун? Это что-то новенькое?

— Так иначе отчего я грызу корни Игги? — усмехнулась Броня.

— А разве Игги — это не ты сама, а, Ёрму?

— Так вот, как получилось, что я сама себя за хвост куснула, — догадалась богиня.

— То есть, ты теперь ещё и Уроборос?

— Как-как? — переспросила Броня. — Ты сказала Муро-муро?

— Тебе послышалось, — надулась Ёлко. — Это всё из-за моего голоса.

— Звучит мило, — хихикнула Лешая. — Можешь теперь меня так звать?

— Зачем? — удивлённо подняла брови собеседница.

— Чтобы никто не догадался.

“Номер два” подавилась хихиканьем, а богиня рассмеялась, не сдерживая себя.

Разговор снова затих. Обе девушки молча двигали сквозь город, покуда наконец не проехали недостроенную арку. Ранее она изображала легионера, принимающего на щит удар когтисто-ветвистой лапы главного врага человечества, но ныне ей полагалось служить отражением изменившейся политики двора: новая версия Лешей должна была указательными пальчиками касаться пальцев короля.

Броня высунулась из окна и смотрела на окружённые строительными лесами каркасы двух фигур, пока те не скрылись из виду, после чего вернулась обратно в салон и задумчиво произнесла:

— Мне казалось, она уже закончена.

— Команда была отозвана на проекты, требующие немедленного вмешательства. В последнее время постоянно находится, что реконструировать, ты же знаешь.

— Да, но… разве на королевскую семью не обрушивается критика из-за того, как долго оберег пребывает в подобном состоянии?

— Не то слово, — хохотнула Ёлко. — Я видела в сети людей, которые абсолютно всерьёз утверждают, будто бы Перловка беспредельничает именно из-за того, что недостроенный оберег позволил Лешей укрепиться в Праге. Дескать, пока оберег стоял, хтоническое божество не бурогозило так сильно, а вот сейчас втёрлось в доверие к королевскому роду, и началось.

Броня рассмеялась.

— Это нормально. Если предоставить человеку две причины, одна из которых ближе к реальности, но с которой ничего не поделать, а другая — вполне себе в локусе контролируемого, он предпочтёт выбрать вторую.

— А потом мы ещё удивляемся, что наше общество работает настолько криво: люди делают, что могут, а не что надо.

— Поверь мне, так лучше, чем если они не делают, что могут, из-за того, что их убедили, будто бы это бесполезно, — кивнула богиня. — Когда целый народ существует в состоянии выученной беспомощности — это жалкое зрелище.

— Эти позиции друг друга не исключают: тратят силы на бесполезные телодвижения в одном случае и не совершают простых, но полезных — в другой ситуации. Тем самым, отсутствие результатов в первой половине выборки у них каким-то образом подтверждает верность выкладок во второй.

— Занятно, Ёлко… ты и правда потомственная дворянка в обеих жизнях?

— Да, а что?

Броня улыбнулась.

— Людям свойственно сопереживать тем, на чьём месте они себя способны представить. Потомственные дворяне, да и просто богатеи, обыденно убеждены в своей исключительности: в том, что их высокий статус исходит из их личных качеств, полностью подчинённых их воле, а не сформированных средой, — пояснила богиня. — Ты же на удивление старательно анализируешь среду, в которой приходится расти среднему представителю челяди. И пусть ты по итогу выводишь обоснование, которое можно использовать, чтобы подчеркнуть превосходство дворянства над простолюдинами, оно же годится для того, чтобы найти способ улучшить общество.

Ёлко задумалась.

— Пожалуй что… но тут нет ничего удивительного. В Форгерии я много трудов читала об экономике. В том числе и о влиянии капитала на различные сферы жизни людей. Я думаю, ты в курсе о той книжице, которая является настольной у всех представителей Партии в ЕССР. Даже у тех, кто её не читал.

Девушке потребовалось сделать над собой усилие, чтобы вспомнить, о чём речь.

— Пожалуй что.

— А теперь добавь к этому мою тягу к протесту, и ты получишь вполне себе либеральные настроения. Да и Дарк, знаешь ли, придерживается их.

Стрелка спидометра клонилась всё правей и правей, а Лешая так и не ощущала скорости.

— Понятно…

— Ну а ты, Броня?

— Я?

— Почему тебе не начхать на челядь?

— Потому что я родом из неё?

— Ты это знаешь, потому что тебя представили родителям, или же ты это нутряешь?

— Нутряю…

Ёлко замолчала. Замолчала и Лешая. Потому что она и правда была не до конца уверена в том, нутряет ли она своё происхождение из рядов челяди. Ведь родители и правда не кажутся родными. Божество ощущало себя, по правде, больше божеством. Пусть даже слабеньким.

Божеством, которое просто знает, как правильно.

Автомобиль плавно въехал в поворот. Словно бы по рельсам. Словно бы он и не мог соскользнуть с дорожного полотна.

Несколько капелек разбились о лобовое стекло.

Ёлко небрежно смахнула их одним движением дворников и ласково коснулась плеча Лешей.

— Грустишь, Муро-муро?

— Да.

— Это хорошо.

— Правда?

— Это значит, что ты чувствуешь, что что-то потеряла.

— Но разве потеря — это не плохо.

— Плохо, когда ты не осознаёшь. А раз осознала, значит обязательно найдёшь.

Броня несколько секунд тянула с ответом, но затем, наконец, решилась открыться своей любовнице.

— Ёлко… я корней не чувствую.

— А они есть. И сейчас, пока ты не ушла от них далеко, ты ещё можешь восстановить эту связь.

— Но… разве это не шаг назад?

— Учитывая, как далеко ты ускакала вперёд? Ничего страшного. Сумма шагов всё ещё будет положительной. Но тебе нужны корни. Всем нам нужны. Через них мы питаемся силой, необходимой, чтобы расти, развиваться. Бывают те, кому нужно отбросить старые и гнилые, чтобы пустить новые… но не тебе. Твои старые оказались столь хороши, что позволили тебе стать богиней.

Броня накрыла ладошкой ручку “номера два” и слегка сжала пальчики.

— Холодные. Ёла, ты хорошо в последнее время спишь?

— Как вы с Дарком, — усмехнулась та. — Хотя, нет, всё же, получше.

— Ты знала, что Гатея — моя дочь?

Дворянка хихикнула.

— Вообще, да, знала. Но просто не думала смотреть на миф с этой стороны. В смысле… хоть ты и богиня, я, всё же, воспринимала тебя больше, как Броню Глашек.

— Я попрошу её сегодня хорошо за тобой присмотреть. Хочу, чтобы ты была с утреца бодрой. У тебя будет много работы.

— Мы разве не зареклись говорить о работе на нашем свидании, о госпожа?

Броня усмехнулась.

— Нуяжзануда.

— Ба-а-а-ака!

— Мне казалось, тебе нравятся баки.

— Только вы с Дарком.

Мир всё так же казался нереальным. Возможно, что они уже попали на дорогу сна, где властвовала Гатея. Иначе как объяснить, что спидометр зашкаливало, но дух до сих пор не захватывало?

Они неслись сквозь это неправдоподобное отражение реальности, сквозь застывший в тёмном янтаре момент. А там, позади оно разрушалось. Обращалось в дым и растворялось в абсолютном ничто. Здесь не было ветра. И даже дождь, недавно постучавшийся им в стекло, попросту перестал существовать. Будто бы его никогда и не было.

— Знаешь, Ёла, мне сейчас показалось, будто бы я сплю.

— В случае с кем-нибудь другим за этими словами последовало бы что-то романтичное, но…

— Какое сейчас время года? Весна? Весной мне часто снится, что я запорола экзамены или забыла подготовить курсач. Причём, всегда потому, что я была уверена, что мне ничего не надо делать, а затем оказалось, что это не так.

— М-м-м… памятуя о твоём берсерке, я на всякий случай напомню, что ты всё ещё учишься, и что у нас на третьем курсе и правда есть курсач.

— Ты ведь шутишь, правда? — с надеждой Броня взглянула на Ёлко.

Та многозначительно молчала.

— Шутишь, правда?

— В твоём случае так шутить нельзя. Потому — нет, не шучу. Это правда.

— Проклятье! А по какому у нас предмету курсач? И какая у меня тема?

— Думаю… любая. Тебе пойдут навстречу. Я найду тебе ребят толковых, которые оформят работу правильно. От тебя же потребуется хотя бы базис. Если не найдёшь нигде в файлах, набросай что-нибудь по дендромагии: оно сейчас очень актуально.

— Дендромагия-дендромагия… точно! У меня имеются записи. Я их кидала Елецкому! Тому, который в России остался!

— Это который предал восстание против царя-батюшки?

— Предал?

— Похоже, у них предательство — это семейное. Один предал страну и теперь при принце обретается, а другой — народ, зато нонеча стал фаворитом антарктидянки Романовой.

Броня задумчиво смотрела на разметку, несущуюся им навстречу, да стремительно исчезающую под капотом авто.

— Антарктидяне… не факт, что он предал восстание. В смысле, декабристов-то он точно предал, но не их идеи.

— Снова о работе? — Ёлко вцепилась в руль обеими руками и увеличила скорость ещё больше. — Ну уж нет! Она нас не догонит!

— Двух трудоголиков? — рассмеялась Лешая.

— Это ловушка, Броня! Ловушка! Мы с тобой обе теряли прежде из-за того, что оказались недостаточно хороши. Теперь мы работаем и работаем, пашем и пашем. Но пользуемся ли мы тем, что защищаем?

— И ты хочешь от этого сбежать? — с интересом спросила богиня.

— Да.

— Ты гонишь во весь опор?

— Да.

— Это работает не так, дорогая.

С этими словами Броня вцепилась в руль и резко крутанула его.

Машина свернула в сторону ограждающих трассу от леса чугунных фигур, но не помчалась дальше в их сторону, а встала на два колеса и, оттолкнувшись ими, перевернулась. Затем она покатилась кубарем и уже в таком состоянии выскочила с дороги. Никто из истуканов-стражей не остановил автомобиль, ибо тот пролетел у них над головами.

Ветки деревьев смягчили падение. Словно бы лес специально постарался, чтобы принять мягко беглянок. В итоге они отделались лишь синяками и лёгким испугом, когда спорткар наконец приземлился на колёса.

— Фу-у-ух, — удивлённо протянула Ёлко, рассеянно выбираясь из плена подушки безопасности.

— Надо не бежать, а остановиться. Но таким, как мы, это не дано. Мы не умеем, дорогая. Мы мчим, стараясь убежать от беготни. Какая глупость. Раз за разом совершаем одни и те же действия в надежде на то, что что-то изменится. Мы догоняем себя сами, видим впереди хвост и цепляемся в него зубами. А почуяв, что нас самих прихватили за телеса, начинаем активней шевелить челюстями, чтобы прогрызть себе путь вперёд.

Броне не требовалось много сил, чтобы выбраться из ловушки позаботившегося о безопасности человеческих существ авто и застыть, глядя в небеса.

— Со стороны оно заметно. Нам твердят очевидные вещи те, кто нас любят. Но мы их не слушаем. Потому что для нас очевидно иное. Мы знаем, сколь опасно стоять на месте.

— Четвёртая авария! — выкрикнула Ёлко и рассмеялась. — Четвёртая авария, Муро-муро! И знаешь, что самое смешное? Что при тех же обстоятельствах! Ты каждый раз останавливала меня, потому что знала, чего я на самом деле хочу, но я никогда не понимала намёк!

Некромагичка уселась — хотя, скорее, плюхнулась — на траву и обратила взор в небеса.

— Человечество такое тупое: оно никогда не найдёт баланс между бегом и отдыхом. Мечтательные феи будут воспринимать посыл остановиться, как предложение не стартовать, а лепреконы будут копить монеты, почитая басни о трудолюбии. И не видать нам златой середины.

— Потому что умеренных не любит никто, — ухмыльнулась Броня. — Ибо люди всегда будут зреть в недостаточном усердии в отстаивании их идеалов приверженность к полярной точке зрения. Весь мир — борьба. Но виноваты в этом мы сами, добровольно шагая в ловушку Молоха.