На этот раз машины подъехали без всяких сигналов. На обычном «фиате» не было даже опознавательных знаков милиции, а на санитарной машине – только красный крест. Из «фиата» вышли четверо в гражданском, из санитарной – врач, естественно, в белом халате. Все быстро вошли в дом.
– Поручик Роман Межеевский, – представился один из молодых людей. – Сотрудник Варшавского управления милиции.
– Зигмунт Войцеховский, хозяин дома, – представился профессор. – Мы вас ждем.
– Полковник Немирох сообщил о случившемся, сказал, что среди присутствующих есть адвокат Потурицкий.
– Потурицкий – это я. – И адвокат пожал руку поручику.
– Полковник просил вас рассказать, что здесь произошло, и помочь разобраться.
Через открытую дверь Потурицкий указал на соседнюю комнату, где на диване лежал умерший.
– Мы играли в карты. Точнее говоря – в бридж. Внезапно у доцента Лехновича случился сердечный приступ, и, хотя среди нас здесь есть врач и доценту немедленно была оказана помощь, он умер.
– А «скорую» вызывали? – спросил прибывший с оперативной группой врач.
– Да, конечно, – ответил Войцеховский. – Вызвали «скорую», надо сказать, она довольно быстро приехала, но первую помощь оказывал доктор Витольд Ясенчак, вот он стоит.
– Простите, доктор, я вас сразу не заметил, – растерялся врач, узнав прославленного кардиолога. – Можно осмотреть тело?
– Да, пожалуйста…
– Одну минуту, – остановил поручик. – Приступ У доцента начался именно на диване?
– Нет, – ответил адвокат, – Лехнович стоял вот здесь, а потом вдруг схватился за сердце и, потеряв, видимо, сознание, упал на ковер, а уж затем мы перенесли его на диван, пытаясь оказать первую помощь.
– Мертв? – на всякий случай спросил Межеевский.
– Да, мертв.
– В таком случае наш врач уже ничем не поможет. Для начала надо сделать снимки.
Он дал команду своим помощникам, и милицейский фотограф в несколько минут отснял всю комнату.
– Отпечатки пальцев снимать не будем, – решил поручик. – Теперь вы, доктор, можете заняться умершим.
Врач склонился над лежащим, бегло осмотрел тело и выпрямился.
– Могу лишь констатировать, что смерть наступила час назад. Самое большее – два. На теле нет никаких повреждений, свидетельствующих о насильственной смерти. Никоим образом, конечно, я не ставлю под сомнение заключение моего авторитетного коллеги, доктора Ясенчака, о том, что смерть наступила в результате инфаркта, но подтвердить это можно будет только после вскрытия. Я не вижу препятствий для отправки тела в морг.
– Хорошо, – согласился Межеевский. – В таком случае, доктор, займитесь выносом тела, все остальные, прибывшие со мной, тоже могут ехать. Я здесь задержусь.
Вслед за этим опергруппа покинула дом. Поручик достал блокнот.
– Я хотел бы завершить без проволочек все неприятные формальности, – извиняющимся тоном начал он. – Дело, конечно, ясное, но порядок есть порядок. Расскажите мне, пожалуйста, как все это произошло. Может быть, начнем с вас, пан адвокат?
Потурицкий подробно описал, кто за каким столиком играл, не скрыв при этом, что во время объявления большого шлема, а точнее, чуть позже возникла ссора между игравшими и свободным от игры в этой партии Лехновичем, который, зная карты всех, стал, по мнению участников, бессовестно подсказывать… Адвокат не скрыл, что в этой ссоре и сам принял активное участие и что у них с доцентом дело едва не дошло до драки.
– Надеюсь, никто никого не ударил? – поинтересовался поручик.
– Ну что вы! – воскликнул адвокат. – До этого, конечно, не дошло. К тому же хозяйка вмешалась и быстро разрядила обстановку. Мы снова расселись по своим местам, выпили по рюмке коньяку и только собирались продолжить игру, как вдруг Лехновичу стало плохо. Он стоял вот здесь, в такой позе, – Потурицкий показал, где именно находился и как стоял в ту минуту доцент, – а потом вдруг мы увидели, как лицо его исказила гримаса боли, и он, словно рыба, вытащенная из воды, судорожно глотая воздух широко открытым ртом, схватился за сердце и упал на ковер. Вы можете себе представить, какое ужасное впечатление все это произвело на нас?
– Да, неприятный случай, – согласился поручик.
– Я тотчас бросился на помощь, – вмешался в разговор Ясенчак, – положил его на диван. Расстегнув рубашку, прослушал сердце: полная аритмия, пульс едва прослушивался, человек умирал. Никаких лекарств со мной не было, я тут же позвонил в «Скорую помощь», попросил срочно прислать реанимационную машину. Она приехала довольно быстро, но, к сожалению, уже было поздно.
– Кто-нибудь из вас считает нужным еще что-нибудь добавить? – спросил поручик.
– Больше, пожалуй, ничего, – за всех ответил Войцеховский.
– Я хочу вот что добавить, – вмешался англичанин. – Когда мы укладывали. доцента на диван, я взглянул на часы – было семнадцать минут одиннадцатого. В этот момент, мне кажется, он был уже мертв.
Поручик старательно записывал в блокнот показания присутствующих.
– У покойного есть родственники? Кто-то, кого надо уведомить о случившемся?
– Насколько мне известно, у него никого нет, кроме его невесты пани Мариолы Бовери, она здесь, – уточнил Войцеховский.
– Мы собирались пожениться в начале следующего месяца, – сказала Мариола, прижимая платок к глазам.
– Вам либо кому-то еще, кто возьмет на себя организацию похорон, надлежит получить разрешение прокурора. Это всего лишь формальность, но я считаю нужным сообщить вам об этом, – объяснил поручик.
– Этим займусь я, – проговорил профессор. – Покойный был моим учеником и близким другом. Смею сказать – самым способным учеником из всех, какие у меня когда-либо были. Я-то думал, что это он будет меня хоронить и продолжит мое дело. К сожалению, судьбе угодно было распорядиться иначе.
– Мне хотелось бы как можно скорее освободить вас от своего присутствия, – сказал поручик. – Я прекрасно понимаю, как это вас всех тяготит. Но тем не менее я должен переписать ваши фамилии, имена и остальные данные.
– Вы будете нас допрашивать? – удивился адвокат.
– Этого не удастся избежать.
– Удивительно, право. Я пятнадцать лет выступаю в роли адвоката и еще ни разу не давал показаний, не был подозреваем и не попадал даже просто в свидетели. Но на этот раз, вижу, мне кажется, этого не миновать.
– Пожалуй, так, пан адвокат, – согласился поручик. – Понимаю, что сейчас вы все возбуждены, взволнованы, так что перенесем эту неприятную процедуру на следующий раз. Сегодня я лишь запишу ваши фамилии и адреса, и мы договоримся о времени, когда вы завтра подъедете к дворцу Мостовских, где находится Варшавское управление милиции. Я там буду с девяти утра до двух часов дня. Вы не представляете, с каким огромным желанием я отказался бы от этих допросов, но, направляя дело прокурору – ведь только он может закрыть его, – мы должны представить соответствующие обоснования. Поверьте мне, все это отнимет у каждого из вас не более пятнадцати минут.
– В любое время я к вашим услугам, – заверил поручика Войцеховский. – Если позволите, я буду у вас ровно в девять утра.
– А я могу приехать вместе с мужем? – спросила хозяйка дома.
– Безусловно.
– У меня завтра в суде два дела. Одно в девять, второе – в одиннадцать, я, наверное, смогу к вам подъехать что-нибудь около двух часов. – И Потурицкий вопросительно посмотрел на поручика. – А если разбирательство затянется, как тогда быть?
– Тогда приезжайте послезавтра или же завтра в любое время, обратитесь к дежурному офицеру. Он будет в курсе дела и составит краткий протокол опроса свидетелей – вы все будете давать показания как свидетели.
Межеевский переписал фамилии и домашние адреса игроков в бридж и договорился, кто и когда явится в управление для дачи показаний. Захлопнув блокнот, он спрятал его в карман и, уже прощаясь, обратился к хозяйке дома:
– Позвольте выразить вам сочувствие, весьма прискорбно, что в вашем доме произошло столь трагическое событие, и вы, пани Бовери, примите мое соболезнование. Еще раз извините, что я вторгся в ваш дом, но служба есть служба, ничего не поделаешь.
Профессор проводил его до двери.
– Какой приятный молодой человек, – отметила Потурицкая. – Какой тактичный.
– С огорчением вынужден признать, что офицеры милиции по воспитанию и такту на голову-выше молодых врачей. Особенно тех, что работают в «Скорой помощи». – Доктор Ясенчак явно не мог простить своему коллеге из «Скорой помощи» его неуступчивость.
– Думаю, нам не повредит, если мы выпьем по чашечке крепкого черного кофе, – предложила пани Эльжбета. – А может быть, после всех этих треволнений немного перекусить? Есть прекрасный бигос, я сейчас разогрею.
– Спасибо, Эля, но я так взволнована, что не смогу ничего проглотить, – отказалась Кристина Ясенчак. – Мы, пожалуй, пойдем.
– Да, Эля, – поддержала ее Янина Потурицкая. – Чем скорее мы уйдем, тем лучше. Я вижу, ты едва Держишься на ногах, и профессор выглядит усталым.
– Еще бы, после такой встряски, – добавил Анджей Бадович. – Я думаю, всем нам следует отдохнуть. Завтра опять придется возвращаться к столь трагическим последствиям сегодняшнего вечера.
Хозяева не стали удерживать гостей и лишь Мариоле Бовери предложили остаться переночевать. Но та отказалась, англичанин любезно предложил проводить ее домой.
Расходились молча. Каждый все еще переживал про себя случившееся. И лишь доктор Ясенчак, стоя в прихожей уже в пальто, мрачно пошутил:
– Пся крев! Раз в жизни выпал большой шлем, но так и не довелось его разыграть.