Внук Петра Великого

Глава 13

Чтобы попасть на прием в Австрийское посольство, необходимо было пройти целый квест. Квест состоял из нескольких частей, и самая сложная, во всяком случае для меня, была первая. Нужно было пойти к Елизавете и поставить ее в известность о том, что я куда-то вообще собрался. Нет, можно было и не говорить, но лучше все же сообщить. А как это сделать, если накануне мы слегка поссорились? Да и к тому же я все еще хотел попросить у тетки в свою свиту камер-пажей, или любых других пажей одного или близкого возраста с герцогом. Я накручивал себя все утро, и, едва не сорвался на Д,Аламбера, который приперся, чтобы доложить о том, что они с господином Ломоносовым пришли к общему знаменателю и теперь им нужны деньги для того, чтобы полностью оборудовать мастерскую, нанять стеклодува, который уже приехал из Франции, и закупить все необходимое для запуска начального этапа в производстве стекла.

– Что-то с большим трудом верится, что вы все-таки нашли общий язык с господином Ломоносовым, – сообщил я французу, разглядывая основательный такой бланш, от которого левый глаз выглядел полуприкрытым. – Могу с удовольствием констатировать, что у господина Ломоносова прекрасный удар правой.

– Что? – Д,Аламбер коснулся заплывшего глаза и покачал головой. – Нет-нет, это не то, о чем вы подумали, – тут же выдал он. – Господин Ломоносов никакого отношения к данному украшению не имеет. Я его получил, можно сказать, случайно.

– А не поведаете мне, кто имеет отношение к данному случайному украшению? – я продолжал смотреть на фонарь, крутя в руках скрученную в трубочку ведомость предполагаемых расходов, которые господин математик записал со всей возможной скрупулезностью. Хотя я еще не видел, что там написано, но вполне мог предположить основные статьи расходов. – Или это великая тайна?

– Никакой тайны в этом нет, – Д,Аламбер поморщился. – Вчера мы пошли в таверну, чтобы отметить явный прорыв в нашем деле. Нам удалось вывести вещество, которое предположительно изменит цвет стекла. В лабораторных условиях даже удалось испытать действие этого вещества, сейчас необходимо проверить его действие на больших поверхностях. – Он на секунду замолчал, словно мысленно вернулся в лабораторию, затем продолжил. – Никто не мог предположить, что господин Ломоносов выберет таверну из всех возможных столь неудачно. Мы еще не выпили и по кружке пива, как разгорелась драка между посетителями за двумя соседними столами. Она сопровождалась некоторым количеством летящей посуды, которую сидящие за двумя столами господа начали швырять друг в друга. Я не сумел увернуться вовремя от летящей почему-то в моем направлении миски и… вот, – он снова указал на фингал. Я же только хмыкнул. Не верю я в подобное объяснение, вот не верю и все тут. Но колоться Д,Аламбер не стал, лишь стоял и смотрел, как я разворачиваю свиток. Ну и хрен с ним, захочет потом расскажет, вот только сдается мне, что они с Ломоносовым были не просто пассивными наблюдателями разгоревшейся в кабаке драки, безвинно пострадавшие при этом. Пробежавшись взглядом по списку, и вроде бы, не заметив ничего слишком подозрительного, принялся изучать непосредственно цифры.

– Сколько?! – я уставился на итоговую сумму, чувствуя, как начинает биться сердце, грозя выскочить из груди. – Да вы с ума сошли! Восемьсот рублей? Это… это просто невозможно, – я откинулся на стуле и запустил руку в порядком отросшие волосы. Дернув за прядь, почувствовал боль, которая немного привела меня в чувства.

– Это по очень скромным подсчетам, ваше высочество, – взвился Д,Аламбер. – Вы же не думаете, что стекло – это дешево? А в нашем случае речь идет об уникальном стекле, какое еще не делает никто в мире.

– Нет, я так не думаю, – ответил я, глядя на него не мигая. – Более того, я знаю, что оно дорого, и видит Бог, если бы я знал, что вы вместе с господином Ломоносовым действительно доведете дело до логического конца, я бы нашел эти деньги. Но, сдается мне, дражайший мой господин Д,Аламбер, что вы очень скоро потеряете к этому делу интерес, довольствуясь результатами ваших экспериментов. А потом вы пойдете изучать ветер, с господином Ломоносовым на пару, потом приливы, потом магнитные бури на Солнце…

– Что? – перебил меня Д,Аламбер. – Какие бури на Солнце?

– Забудьте, – я закрыл ладонью глаза. – Просто забудьте. Неужели вы еще не поняли, что я иногда начинаю бредить.

– Ее императорское величество… – дверь распахнулась, и кто-то начал громко предупреждать, что тетя не выдержала первой и пришла ко мне сама. А говорили мне про ее появление просто потому, чтобы я потрудился задницу от стула оторвать и поприветствовать тетю поприличнее.

Я вскочил, глядя на дверь, в которую в это время стремительно входила Елизавета.

– Ваше величество, – склонив голову я ждал, когда она начнет говорить. Но Елизавета снова, как на церемонии знакомства удивила меня. Подойдя ближе, она обхватила меня за голову руками, заставляя посмотреть на себя. А ведь мы с ней чем-то похожи, невольно промелькнула в голове мысль. Во всяком случае, оба блондины, и как все натуральные блондины слегка блеклые. Но у женщины, да еще и императрицы, в отличие от меня, все же были средства, чтобы убрать эту блеклость. Я, конечно, тоже мог воспользоваться румянами там, помадой, так многие делали, но для меня это было почти то же самое, что платье на маскарад надеть, неприемлемо. Я лучше лета дождусь и попробую загореть. А пока все равно, как я выгляжу, тем более что мой титул автоматически дает плюс сто очков к харизме.

– Тетушка, – сказала Елизавета. – Мы же договорились.

– Тетушка, – послушно повторил я. А Елизавета неожиданно поцеловала меня в лоб и отпустила, немного отойдя в сторону.

– Я волновалась за тебя, племянник. Вчера произошло какое-то дикое недоразумение и непонимание между нами. Надевать костюм было необязательно, чтобы появиться на празднике. Жесткого требования для этого не было, все-таки я не Анна Иоановна, – когда она произнесла имя покойной императрицы, ее лицо исказила гримаса ненависти. Похоже, что кузины просто обожали друг друга. – Многие гости были без костюмов, особенно те, кто постарше. Это молодежь веселилась и практически все переоделись, вот я и подумала… Ладно, оставим это. Ты готов ехать в Москву?

– Да, я готов. Я, наверное, больше, чем все остальные жду вашей коронации, тетушка, чтобы порадоваться за вас, – ну, льстить я, в общем-то, умею неплохо, я не принципиальный придурок, который ради неясных принципов может пожертвовать очень и очень многим, хотя надо то всего лишь ввернуть вовремя парочку сомнительных комплиментов, что и мне ничего не стоит сделать и женщине приятно. – Но, тетушка, раз вы сами заговорили про молодежь… Мне бы ко двору привлечь тех, кто одного со мной возраста, потому что та молодежь, о которой идет речь, все же старше меня, и мне просто не о чем с ними говорить, нечего обсудить, да и к обучению их не привлечешь, коли мне станет совсем скучно самому этот гранит грызть, как только вы с наставниками определитесь. Вот, например, во время бала я встретил камер-пажа Сафонова. Он спешил на бал, но я задержал его, потому что мне захотелось с кем-то побеседовать. Так что, из-за меня он не попал на ваш праздник, тетушка, не ругайте его за это. И мне было интересно с ним, да и фрейлина ваша Татищева Анна очень умна и остроумна скрасила нашу мужскую компанию ненадолго. Вот бы того же Сафонова к моему только-только возникающему двору привлечь, а вот того же Панина, да Воронцова можно к другой службе определить, туда, где они гораздо больше пользы принесут, нежели сидя в моей приемной по целым дням, штаны протирая.

– Это, – Елизавета внимательно на меня посмотрела, – не лишено логики. Сафонов и меня вполне устраивает в качестве камер-пажа, но, в чем-то ты прав, племянник. – Она задумалась. – Хорошо, я заменю Воронцова и Панина в твоей свите на Сафонова и, пожалуй, Александра Вяземского. Его отец Алексей Федорович, еще когда жив был, царствие ему небесное, – Елизавета перекрестилась, – просил меня поучаствовать в судьбе сына своего Александра. По-моему, он как раз твоего возраста. Завтра тебе его представят, а Сафонов прибудет к своему новому месту службы уже сегодня. Может быть, у тебя есть еще просьбы? Говори, не стесняйся, – самое забавное состояло в том, что она словно не замечала Д,Аламбера, который стоял возле стола и старательно поворачивался к императрице тем боком, со стороны которого на лице не было видно фингала.

– Да, я хотел бы посетить прием в Австрийском посольстве, который сегодня вечером состоится. Граф Суворов, которого вы ко мне приставили намедни, тетушка, передал мне вчера приглашение и сказал, что будет меня сопровождать, – я в очередной раз поклонился.

– Хорошо, – Елизавета пожала плечами, – я не против. Тем более, что там весь свет соберется. Думаю, что это будет для тебя даже полезно. А что это за бумага?

– Это расчетный лист, – быстро проговорил я, но Елизавета уже взяла в руки ведомость. – Здесь перечислено все, что требуется, чтобы стеклодувную мастерскую запустить.

– И ты во всем этом разбираешься? – она немного удивленно посмотрела на меня.

– Да, некоторые пункты требуют дополнительного объяснения, но в целом мне все понятно. И я надеюсь, что вице-канцлер не будет возражать, если я испрошу эту сумму из своего содержания? – Д,Аламбер, который почти ничего не понимал, потому что не знал русского языка, видел, что мы разговариваем про его финансовую ведомость и навострил уши, пытаясь уловить знакомы слова.

– Я распоряжусь предоставить тебе эту сумму, – Елизавета кивнула и повернулась к двери. Ага, понятно, долг любящей тетушки выполнен, совесть успокоена, можно и к брошенным делам возвращаться, хотя, возможно, я не совсем к ней справедлив.

– Не стоит, тетушка, – до меня внезапно дошло, что она просто хочет мне дать эти деньги. Нет, так нельзя, мне нужно учиться, иначе я мало в чем преуспею. – Я возьму деньги из уже выделенного на меня содержания, – добавил я твердо.

– Хорошо, как знаешь, полагаю, что ты понимаешь, что делаешь. Оплату ведь тех лиц, что будут к твоему двору приставлены, тоже из твоего содержания будут удерживать, – Елизавета кивнула, и в этот момент дверь распахнулась и в комнату влетел Криббе, застегивающий на ходу камзол. Увидев Елизавету, он тут же склонился в глубоком поклоне.

– Ваше величество, я счастлив лицезреть вас, – пробормотал он по-немецки.

– Хм, – Елизавета буквально ощупала взглядом его ладную фигуру. – Проводите меня, фон Криббе. Я хочу кое-что у вас уточнить относительно вашего воспитанника, – и она вышла из комнаты, я же не сдержался и хмыкнул.

Криббе повернулся ко мне, осуждающе покачал головой и выскочил следом за Елизаветой, которую за дверьми ждала свита. Хорошо еще, что она всю свою кодлу ко мне в спальню не притащила. Слава богу, что все то, что я планировал у нее попросить, было озвучено и не встретило препятствий. Я пока не разобрался в границах дозволенного, но вроде бы палки не перегнул. И не так все страшно оказалось, как я себя накрутил. Теперь мне предстоял вечер в Австрийском посольстве, а завтра мы отправляемся в Москву. Надеюсь, что к моему возвращению Д,Аламбер с Ломоносовым уже что-то мне смогут показать. Кстати о Д,Аламбере. Повернувшись к притихшему французу, про которого почти забыл, я указал на лист.

– Ее величество одобрила эту сумму, но попросила меня проследить, чтобы деньги не были потрачены зря. Как только фон Криббе вернется, я попрошу сразу же выдать вам вексель.

– Это очень, очень хорошая новость. Ее величество не будет разочарована, я уверен. Мы специально для нее сделаем нечто совершенно особенное, – и он, улыбнувшись, поспешил к выходу из комнаты.

К обеду пришел Сафонов, а Воронцов заглянул ко мне и сообщил, что их с Паниным отзывает ее величество, и они с сожалением оставляют свой пост подле меня. Я тоже выразил подобающее случаю сожаление. Надо же, и ведь не поспоришь, что им жалко уходить. Где еще они такую непыльную работенку найдут?

Криббе пришел чуть позже, когда эти двое уже свалили. Как оказалось, Сафонов сирота и кроме небольшого поместья где-то неподалеку от Москвы жилья у него не было. Жил он во дворце, и, раз направлен к моему высочеству, то, может быть, нужно выделить ему место где-нибудь поближе ко мне? Предложение было вполне рационально, и некоторое время мы провели в выделении ему комнаты, которую Сафонову придется делить с неким Александром Вяземским, который должен будет прибыть завтра утром непосредственно перед нашим отъездом в Москву. После того, как с комнатой было определено, Михаил убежал за своими вещами. Я же сидел на кровати, с кошкой на коленях, и мы с интересом наблюдали, как носятся Румберг и Крамер собирая вещи для завтрашней поездки, которыми я оказывается немного оброс за столь непродолжительное время, проведенное в Петербурге. Неожиданно мне пришло на ум, что я не получил подарков на день рождения от Елизаветы. Это было немного странно и совсем на нее не похоже, обычно к близким она была более чем щедра. Ну ничего, поживем, увидим, может быть, она все подарки решила на коронации раздать, чтобы попросту не запутаться.

Ровно в шесть вечера пришел Суворов, который не слишком баловал меня своим присутствием надо сказать, хоть и числился при моем дворе. А ведь мне еще ему зарплату нужно будет платить из собственного содержания.

Я уже хотел было указать ему на этот факт, но Суворов меня несколько опередил, слегка выбив из колеи.

– Добрый вечер, ваше высочество, – поздоровался он, найдя меня в приемной, где я сидел на диванчике, наблюдая за носящимися взад-вперед слугами – суета перед отъездом перешла уже сюда и, похоже, прекращаться не собиралась. – Я завтра отправляюсь в Москву с вами.

– Вот как, и что же вас сподвигло? – я перевел взгляд на Суворова, оторвав его от Крамера, который в этот момент тащил к двери какой-то огромный сундук. Не помню, чтобы в моем багаже был подобный, когда мы только-только приехали.

– Дела, что же еще, – Суворов улыбнулся. – Я все-таки состою при вашем дворе, ваше высочество.

– Только очень редко об этом вспоминаете, – я продолжал смотреть на него.

– Так уж вышло, ваше высочество. Я еду с семьей. Вы же позволите представить вам моего сына – Александра?

– Почему нет, – я даже не сразу сообразил о ком идет речь. – А сколько ему?

– Уже десять. Самый возраст для начала службы в качестве камер-пажа, не находите?

– Вам сына-то не жалко? – я встал с диванчика и потянулся.

– Это пойдет ему на пользу, – жестко ответил Суворов.

– Как знаете, я спрошу у тетушки. Кстати, а мы никуда не спешим? В Австрийское посольство, к примеру?

– Сейчас, как только ваш камергер фон Криббе соизволит… А, вот и он. Теперь мы можем отправляться, ваше высочество.

Не могу даже представить, насколько растянется императорский поезд, предполагаю, что на пару верст не меньше. Уже сегодня во дворе царила суета. Все бегали, орали друг на друга, дворовые холопы таскали какие-то бесконечные коробки, выкатывались возки и сани… в общем, было весело.

В посольстве нас встречал Антонио Отто Ботта д’Адорно посол Австрийский. Встречал меня он радушно, все время улыбался и разговаривал исключительно по-немецки. Странно, но именно сейчас, когда я смотрел в его холодные и расчетливые глаза, я поблагодарил всех богов, которые позволили мне вовремя «вспомнить» родной язык герцога, до тех пор, пока еще не была окончательно разорвана связь тела с мозгом. На Суворова посол смотрел с подозрением, Криббе и то был удостоен гораздо большего внимания.

– Ботта что стремится всех, кто когда-то говорил по-немецки привечать? – тихо спросил я у Василия Ивановича, когда мы уже зашли в дом, и теперь расположились за огромной колонной, наблюдая как люди не спеша ходят по огромному залу, сбиваясь в небольшие кучки.

– Верное замечание, – Суворов отвечал почти шепотом, не отрывая пристального взгляда от толпы. – Например, возьмем вон тех курляндцев: Бергер – вообще незнатен, сумел пробиться в офицеры лишь потому, что курляндец, других причин как-то его выделять я не вижу. Но, что он делает в обществе, например, Лилиенфельда?

– Я понятия не имею, о чем вы говорите, – сердито прошипев, я обратил внимание на высокого молодого офицера, который улыбался в это время весьма привлекательной даме, кокетливо играющей веером. – Вон тот офицер кто, например? Дама-то явно уже замужем и явно не за ним.

– Где? – Суворов посмотрел в тут сторону, в которую я указал. – А, это Иван Лопухин. А дама как раз-таки жена камергера Лилиефельда, урожденная Одоевская. Дочь князя Одоевского. Ей восемнадцать всего, а мужу ее поболее… Ох и доиграется эта статс-дама, как бы до дуэли дело не дошло. Думаю, что Ванькина мать Наталья Лопухина скоро даст им обоим укорот. Ей хватает неприятностей от государыни, – Суворов покачал головой и попытался снова вернуться к своим наблюдениям, но я решительно дернул его за рукав.

– Почему тетушка не любит мать этого самого Ивана? – Суворов посмотрел на меня, испытывая явные колебания. – Я ведь все равно узнаю, а сплетни могут исказить картину, и повлиять на мое мнение, сделав его неверным.

– Ну хорошо, это не секрет, так что вы верно сказали, что все равно узнаете. Говорят, что государыня одно время нежно посматривала на ссыльного Левинвольде, который предпочел ей Лопухину. Ну за это Наталью Федоровну многие тогда ненавидели, включая Анну Иоановну. Кроме того, эти две дамы еще в то время, когда государыня цесаревной была, за внимание мужчин вели соперничество. Один скандал с розами чего стоит.

– Какой скандал с розами? – мы смотрели друг другу в глаза, и Суворов снова покачал головой.

– На одном из балов и Елизавета Петровна, и Наталья Федоровна явились с одинаковыми розами в волосах… Елизавета Петровна прямо там на танцевальном паркете велела принести ножницы и срезала цветы из прически Лопухиной, вместе с изрядною частью волос. На глазах у двух сотен гостей. Вот тогда-то многие поняли, что нельзя идти против дщери Петровой – опасно. Она никого не пощадит, кто ее неудовольствие рискнул вызвать.

И он повернулся лицом к залу, а у меня молнией в голове пронеслись кадры из весьма популярного сериала про ребят из Навигацкой школы. Там на протяжении всего фильма шло упоминание о некоем деле, в котором были замешаны очень многие знатные господа и дамы. Дело, из-за которого Бестужев едва не лишился своего места, если не головы. Там еще звучали фамилии: Ягужинские, Бергер, Бестужевы и Лопухины. И вроде бы началось все с этого молодого офицера, который язык за зубами не умел держать, находясь в весьма сомнительной компании.

Мы находились на вечере пару часов, Криббе даже потанцевал немного, а потом пришло время уходить. Мне было еще недостаточно лет, чтобы оставаться здесь дольше. Я раскланялся с хозяином вечера, сообщив, что безумно счастлив был здесь находиться и мне все понравилось. Кажется, Ботта мне поверил, во всяком случае, вида не подал, что как-то недоволен. Напоследок сказав мне, что тоже отправляется в Москву и выразил желание увидеться уже там, он собственноручно закрыл дверь моего возка, и мы, наконец, поехали домой.

Время еще позволяло навестить тетушку с небольшой просьбой, в которой я упомянул об Александре Васильевиче Суворовом десяти лет отроду, Елизавета всегда трепетно относилась к детям, поэтому без возражений удовлетворила просьбу.

– Я бы хотел еще вас кое, о чем попросить, тетушка, – вот сейчас будет самое сложное и всего, что со мной произошло за то время, пока я здесь.

– Не бойся, – она ласково улыбнулась, видя, что я замялся.

– По некоторому размышлению, я пришел к выводу, что все-таки мне необходим гвардейский офицер, в качестве адъютанта. А то иной раз мне и с поручением послать некого, даже слуг не дозовешься. А Румберг и Крамер плохо знают русский язык, чтобы о чем-то таком кого-то из них просить. – Я попросил мысленно прощение у Румберга, который для немца очень неплохо знал русский, и улыбнулся. – Можно кого-нибудь не слишком значимого, а то и вовсе бесполезного, главное, чтобы голова на плечах имелась. Вот, например, в посольстве сегодня я некоего Ивана Лопухина встретил, так мне показалось, что даже младшие офицеры на него с высока посматривают. А для того, чтобы у меня на побегушках быть без права отлучаться домой, как раз сойдет, – и я снова заискивающе улыбнулся. Елизавета сначала слегка нахмурилась, когда я произнес имя, но потом ее лоб разгладился и она злорадно улыбнулась.

– Да, это хорошо. Значит, так тому и быть. завтра Лопухин присоединиться к твоему двору с отдельным приказом быть при тебе неотлучно, – я тихонько выдохнул. Ну что же, посмотрим. Если ты действительно причастен к заговорам, то я тебя сам сдам Ушакову лично. Но, если нет… Нельзя губить людей, только потому что роза в волосах не понравилась. Ничем хорошим такие порки обычно для правителей не заканчиваются. Но, опять-таки, я не знаю, что там на самом деле произошло, но я выясню это, и, возможно, сумею десяток жизней сохранить.