Внук Петра Великого

Глава 5

– Ангард! – я поднял рапиру, потому что Гюнтер решил, что обучение необходимо начинать именно с рапиры, хоть и тренировочной, чтобы руки привыкли к весу. Руки, потому что сам Криббе любил технику, с использованием даги. Занятия продолжались уже пару часов, после того, как он мне подробно объяснил устройство рапиры и показал несколько приемов на своем примере. Двигался он легко и стремительно, а его движения действительно чем-то напоминали замысловатый смертоносный танец. Это было красиво, завораживающе и появлялась сильная мотивация научиться двигаться хотя бы похоже на учителя. – Стоп! – опустить клинок и встать расслабленно. – Салют! – взмах тяжеленой металлической палкой, которая почему-то называется тренировочной рапирой. Поприветствуем соперника, как же без этого? Мы же в галантном веке живем. – Ангард! – снова стойка и понимание, что рука дрожит, а вместе с ней дрожит рапира. Все-таки слишком большая нагрузка для первого раза, особенно для совершенно нетренированных мышц. – Аппель, – шаг вперед и наши рапиры скрещиваются. – Ангаже! – клинок перемещается в другую плоскость, при этом работает только кисть и за этим Криббе очень тщательно следит. – Батман и рипост, – кончик рапиры уходит вниз, скользя по клинку противника, сразу же после того, как они столкнулись. Только завершив движение до конца, я передал рапиру своему невольному учителю, с облегчением выдыхая.

– В общем-то неплохо, – он кивнул каким-то своим мыслям. – Техника совершенно не отработана, но это поправимо. Более всего меня радует, что вы схватываете на лету, ваше высочество. Мне не нужно было повторять больше двух раз то, что хотелось до вас донести.

– Благодарю, господин Криббе, это было весьма поучительно, – я наклонил голову, чтобы выразить свое почтение. Он действительно оказался мастером своего дела. И за эти несколько часов научил меня вполне прилично держать рапиру и даже показал пару уколов, которые мы сейчас отрабатывали на практике. Объяснял он очень просто и доступно, во всяком случае, я понял смысл, и думаю, что смогу разобраться по тем книгам, которые он мне посоветовал. Конечно, без учителя все будет продвигаться не слишком быстро и, боюсь, не вполне удачно, но, на ошибках учатся. К тому же, подозреваю, что Елизавета не будет экономить на племяннике и найдет мне приличных учителей.

– Вам нужно практиковаться, ваше высочество, без постоянной практике даже мои сегодняшние скромные усилия пропадут, и окажется, что вы напрасно выбросили деньги, практически на ветер, – Криббе усмехнулся, и принялся разглядывать комнату. Вроде бы урок окончился, и он должен был уходить, но мне почему-то хотелось его еще ненадолго задержать. Он никогда не знал герцога и не переносил на меня негативный опыт общения с ним. Как оказалось, для меня это очень много значит.

– Не составите мне компанию за ужином? – я вспомнил, что он говорил, будто денег на этот самый ужин у него сегодня нет, а я, точнее, Корф не обеднеет, если еще одного мужика накормит.

– С удовольствием, – он улыбнулся и бросил на стул тяжелый, но малофункцональный плащ, который уже принялся надевать. – Я слышал, что здешняя кухня вполне на уровне.

– Смотря о каком уровне идет речь, – я пожал плечами. – Румберг, – я обратился к слуге, который в последнее время находился со мной практически неотлучно. Не знаю, с чем связаны подобные предостережения с его стороны, но он, если и отлучался по делам, то очень быстро возвращался, или не уходил, пока в комнату не заходил Крамер, Корф или Бастиан. Довольно странное поведение, учитывая, что, после посещения королевского дворца, я абсолютно уверен, что мне ничего не угрожает. – Распорядись принести ужин. Мне, как я уже говорил, господину Криббе… ну, не знаю, сам посмотри, главное, чтобы было вкусно и сытно.

– Хорошо, ваше высочество, – Румберг поклонился и вышел из комнаты, бросив подозрительный взгляд на Гюнтера.

– Что вы имели в виду, когда говорили, что вам «как оговорено»? – Криббе сел за стол. Никакого пиетета к моему герцогству он не испытывал, и я не понимаю, он ведет себя так вызывающе, чтобы поддержать имидж, или просто мудак по жизни?

– Мой желудок в последнее время многое не переваривает, – уклончиво ответил я, подходя к окну. Ветер стихал, и, как я слышал, когда проходил по обеденному залу внизу, путешественники, застрявшие здесь, уже начали потихоньку разъезжаться. Если погода к вечеру не испортится, то утром можно попробовать покинуть Берлин.

– Бывает, помню я как-то тоже животом мучился. Отвратительное ощущение, – я покосился на Криббе. В комнате стремительно темнело, нужно было зажигать свечи, но я не умею пользоваться огнивом. Спичек пока никто не изобрел, точнее, были какие-то серные палочки, но они были дороги и небезопасны в использовании, поэтому на постоялом дворе таковых не водилось. Обычно, процесс зажигания свечей осуществлялся таким образом: служанка приходила с уже горящей свечкой, и поджигала все, которые находились в комнате, оставляя на столе запасные. Можно было, конечно, еще в камин сунуться, который горел круглые сутки, чтобы хоть немного согреть выстуженную комнату. Но это был вариант на крайний случай, который, похоже, вот-вот наступит, потому что служанка где-то, видимо, заблудилась.

– Да весьма неприятные ощущения, – эхом повторил я за Криббе, и, вздохнув, отошел от окна. Похоже, все-таки придется лезть в камин. Взяв одну из свечей, вместе с подсвечником, я направился к единственному источнику света в комнате. Все-таки зимой темнота наступает мгновенно. Вроде бы вот еще было совсем светло, и тут же уже почти ничего не видно.

Я не дошел до очага, когда дверь без стука распахнулась. Я резко развернулся, увидев лишь застывший в проеме темный силуэт. Пока он стоял и не двигался, я, если честно напрягся, потому что выглядело это несколько жутковато. Но, скорее всего, он просто пытался что-то разглядеть в темной комнате. Света не хватало, и я никак не мог понять, кто это, пока он не открыл рот.

– Ветер стих, небо все в звездах, полагаю, что эта дьявольская погода сменилась на более спокойную. Завтра утром, я надеюсь, мы уже тронемся в путь. И так потеряли столько дней. Уже могли бы границу Пруссии пересечь, – обер-гофмаршал Брюммер был на редкость трезв, что удивительно, и очень раздражен, что удивительно не было, потому что он всегда был раздражен. Его раздражение могло сравниться разве только с его спесивостью и высокомерием, с которым он взирал на других, разговаривая, как правило, через губу, не взирая на звания и должности.

– Да, я тоже так думаю. Если ветер снова не поднимется, то завтра утром вполне можно будет поехать, – впервые мне не хотелось ругаться с ним и вообще выяснять отношения хоть с кем-то. Темнота, немного разбавленная светом от горящего камина, действовала умиротворяюще. Хотелось продлить это ощущение хоть немного, вот только сделать это с Брюммером оказалось невозможно.

– Тогда отдайте распоряжение своему слуге, чтобы он начал собирать вещи. А то будет носиться как петух по двору, когда уже мы будем сидеть в каретах, дожидаясь только наших вещей, – я вовремя прикусил язык, чтобы не ляпнуть о том, что вроде бы обе руки у него на месте, и он вполне способен сам собрать свои шмотки в сундук. Не так уж и много нужно собирать. Я промолчал, в то время, как этот козел продолжал разоряться. – Я не собираюсь за ним бегать, чтобы напоминать каждый раз о его непосредственных обязанностях. – Вообще-то, непосредственной обязанностью Румберга было следить за исполнением моих потребностей, а не разрываться между всеми остальными. Хотел, чтобы тебя обслуживали, надо было нанимать своего слугу и его гонять. Чувствуя, что уже не в силах сдерживаться, я захотел высказать ему все, что думаю по этому поводу, но тут Брюммер зашел в комнату, презрительно разглядывая меня, а затем перевел взгляд на Криббе. – И почему я не удивлен? Ваше пристрастие подбирать всякую шваль, уже может соперничать с вашим вечным притворством и фантазиями. Ничего из перечисленного мною не должно присутствовать у будущего правителя. И мне почему-то никак не удается отучить вас ни от одной из этих крайне вредных привычек.

– Обер-гофмаршал, я не намерен более выслушивать от вас нравоучения, – я сжал подсвечник, чувствуя, что моему спокойствию все-таки подошел конец. Отучить он меня от чего-то не может, надо же. Да он даже не заметил, что его воспитанник хоть как-то изменился. Вот Корф и Румберг заметили, хотя знали герцога совсем недолго. Бастиан заметил, потому что я даже ни разу не прикоснулся к скрипке и не хотел слушать как играет он сам, а эти с позволения сказать воспитатели, не заметили, или просто вида не подали, что тоже говорит о том, насколько им плевать на меня. и Брюммера и Бергхольца волнуют только собственные интересы.

– Я был назначен вашим воспитателем вашим дядей, и я имею полное право учить вас…

– Нет, больше не имеете. Потому что мой дядя потерял всякую власть в отношении меня, в тот самый момент, когда мы выехали из Киля. То, что вы все еще сопровождаете меня, говорит лишь о том, что в том же Киле вы никому не нужны, и рассчитываете получить незаслуженную награду от моей тети. Поэтому, оставьте этот тон и больше никогда не возвращайтесь к нему…

– Дерзкий мальчишка, – взбешенный Брюммер сделал еще один шаг в мою сторону и замахнулся. Ждать, когда эта свинья отвесит мне пощечину, что было для него вполне привычно, если судить по тому, как я непроизвольно сжался, я не стал. Поудобнее перехватив подсвечник, я размахнулся и заехал тяжелой металлической штуковиной обер-гофмаршалу по роже. Удар был, надо сказать слабоват, но острые края подсвечника рассекли кожу на его лице и из царапины брызнула кровь. От неожиданности, не ожидавший отпора Брюммер пошатнулся, но тут же выправил равновесие и бросился на меня с кулаками. Вот сейчас я испугался. Потому что был меньше его раза в два и в три раза легче. Этот носорог же меня просто сметет, и не заметит. Внезапно между мною и Брюммером выросла тень, и занесенную для удара руку перехватили и отбросили в сторону.

– Ваше счастье, сударь, – в голосе Криббе прозвучали рычащие нотки, – что я не увидел, как вы ударили его высочество. Иначе, клянусь богом, вы пожалели бы, что родились на свет.

Меня колотило мелкой дрожью, и я плохо осознавал, что делаю, когда отбросил подсвечник и бросился к кровати, на которой лежали две боевые рапиры, и две тренировочные, принесенные Криббе. Он с сожалением говорил, что вынужден будет продать почти все, оставив себе лишь тренировочные и свою, которая была приторочена к боку. Схватив одну из боевых рапир, я метнулся к замершим друг напротив друга мужчинам и направил клинок в сторону Брюммера.

– Я же уже предупреждал, чтобы вы не смели прикасаться ко мне, – я с раздражением отметил, что у меня дрожит голос. – Я вас просто проткну сейчас, и брошу подыхать здесь, как бешенную собаку, которой вы и являетесь.

– Что здесь происходит? – в комнату вбежал Корф, за которым галопом несся Румберг. Видимо орали мы сейчас знатно, раз умудрились взбаламутить все это сонное царство. – Господа, мне кто-нибудь объяснит, что происходит? Ваше высочество, что… что вы делаете?

– Уйдите, барон, не вмешивайтесь, – процедил я, все еще держа рапиру у груди замершего Брюммера, который продолжал смотреть на меня не мигая, и даже не скрывая презрения, словно сомневался, что я смогу закончить то, что начал. Он даже кровь не пытался вытереть со щеки, которая продолжала сочиться из раны. Оказывается, я глубоко задел, скорее всего, останется шрам.

– Вы в курсе, барон, что воспитатели вашего подопечного предпочитают необоснованно суровые методы воспитания? – вновь вмешался Криббе, которому надоело изображать статиста. В комнате наконец-то зажгли свечи, хотя я так и не понял, кто именно это сделал.

– О чем вы говорите? – Корф растерянно переводил взгляд с каждого из нас, пытаясь, видимо, все-таки понять, что происходит во вверенном ему отряде.

– Я говорю о том, что иногда, некоторое количество розог бывает полезным для лучшего усвоения правил хорошего тона и различных наук, но то, чему я стал свидетелем, явно выходит за рамки даже здравого смысла.

– Да кто вы такой? – взорвался Корф. Похоже, что у всех начали сдавать нервы. Только мы с Брюммером продолжали стоять друг напротив друга, не обращая внимая на движ, происходивший в комнате. Я же пытался понять, кто вообще в своем уме доверил ему ребенка? По нему же видно, что он считает себя выше, чем любой из присутствующих в этой комнате. Или дядьке было до такой степени наплевать, что он просто впарил племянника первым встречным, лишь бы под ногами не путался?

– Я учитель фехтования его высочества. Гюнтер фон Криббе, к вашим услугам, – Криббе умудрился отвесить поклон опешившему Корфу. – Его высочество нанял меня не далее, как сегодня. Раз уже его сопровождению плевать, то он решил озаботиться своими уроками самостоятельно.

Вот тут я бросил удивленный взгляд на капитана, который смотрел в это время недобрым взглядом на Брюммера. В тоже время я почувствовал, как кто-то мягко обхватил меня сзади, и огромная ручища забрала из моей руки рапиру, практически не встретив сопротивления.

– Я ничего не понимаю, – простонал Корф, вытирая пот со лба платком. – Я ничего не понимаю. Да, между вами были некоторые разногласие, но, Бог мой, у кого в вашем возрасте не бывает разногласий с наставниками? – и он снова повторил. – Я ничего не понимаю.

– Вы должны понять одно, барон, обер-гофмаршал фон Брюммер и обер-камергер фон Берхгольц уволены без выходного пособия, – процедил я, поворачиваясь к Корфу. – Пускай Крамер последит, чтобы они собрали свои вещи и выметались из комнат, которые сняты для моего сопровождения. Да, и пускай проследит со всей тщательностью, чтобы господа не прихватили себе чего-нибудь на память.

– Вы пожалеете… – процедил Брюммер.

– Я уже жалею, что не сделал этого раньше. Да и, барон, поставьте на довольствие господина фон Криббе. А теперь я прошу всех покинуть мою комнату, кроме господина фон Криббе, с которым мы как раз хотели ужинать, прежде чем случился этот досадный инцидент.

– Я надеюсь, обер-гофмаршал, что вы мне сейчас все объясните, – прошипел Корф. – Мне еще нужно составить отчеты перед государыней Елизаветой Петровной и Бестужевым. И я не знаю, перед кем мне будет сложнее оправдаться, учитывая, что кортеж его высочества так сильно поредел.

– Да плевать мне на этого вашего Бестужева…

– А вот это зря, обер-гофмаршал, – Корф поджал губы. – Поверьте, у графа вполне хватит сил, желания и фантазии, чтобы покарать вызвавшего его неудовольствие, где бы он не находился, если это каким-то образом разрушит его планы. Так что, пойдемте. Я сам прослежу, как вы собираете вещи, а вы в это время мне поведаете, что, дьявол бы вас побрал, здесь произошло.

Он вышел из комнаты, за ним выскочил Брюммер, и Румберг закрыл дверь. я бросил взгляд на стол. Там уже стоял мой бульон с плавающей в нем курицей, хлеб, сыр, свежевзбитое масло и нечто запеченное, видимо, для Криббе. В животе заурчало, даже странно, что аппетит не пропал. Ну, хотя, что тут удивляться, мне же всего четырнадцать лет, будет, через почти два месяца, а в таком возрасте постоянно хочется жрать.

– Как вы удачно нашли работу, – я хмыкнул и сел к своей курице, на которую все еще хмурый Криббе посмотрел примерно так же, как Брюммер смотрел на меня.

– Я вообще считаю себя везунчиком по жизни, – Криббе хмыкнул и сел на свое место, придвинув к себе блюдо с запеченным мясом поближе. – Но, раз уж так получилось, то мне хотелось бы уже, наконец, узнать, а на кого именно я подписался работать?

– Герцог Гольштейн-Готторпский к вашим услугам, – я слегка наклонил голову, прежде, чем приступить к еде.

– Хм, ваше высочество, а как так оказалось, что вы очутились здесь в сопровождении совершенно неподходящих типов? – он выдержал мой пристальный взгляд. – Я должен знать, с чем мне предстоит иметь дело, ваше высочество. Потому что, кроме уроков фехтования, полагаю, мне придется занять освободившееся место вашей охраны и сопровождения.

– Не думаю, что мне что-то угрожает, – я пожал плечами. – Пожалуй, что кроме самого Брюммера мне никто и не угрожал. – Зато я понял, наконец, почему Румберг не хотел оставлять меня одного. Видимо, прецеденты уже были.

– Ну хорошо, давайте начнем с самого простого, куда мы едем? – я закусил губу. – Криббе весьма быстро сориентировался, надо сказать. Но его хватка мне все же скорее импонировала.

– Мы едем в Россию. Конкретно, а город Петербург, – тщательно прожевав, ответил я, а Криббе очень осторожно положил мясо обратно на блюдо и уставился на меня.

– Куда мы едем? Простите, – он пару минут смотрел на стол, затем снова взял мясо. – Я мог бы догадаться, когда этот барон начал называть русские имена. А куда именно в Петербурге мы направляемся?

– Понятия не имею. Мы едем к моей тете, императрице Российской империи Елизавете, а где именно она живет мне неведомо.

– Еще одна ошеломляющая новость, – Криббе отодвинул от себя пустое блюдо и вытер руки о свой камзол. Я быстро опустил глаза, чтобы не поморщиться. – Так, я сейчас схожу в свою берлогу за вещами и быстро вернусь. Надеюсь, что за время моего отсутствия здесь обойдется без кризисов.

– Вы слишком самоуверенны, – но, когда я договорил, дверь за ним уже закрылась. – Румберг, тебе не кажется, что господин фон Криббе слишком самоуверен? Вроде бы мы и без него как-то справлялись.

– Да, излишне самоуверен, но, мне он показался вполне надежным, – уклончиво ответил Румберг. – Можно убирать со стола, ваше высочество? – я кивнул, и довольно тупо наблюдал, как он составляет пустые тарелки на большой деревянный поднос.

Хотелось помыться, но, я прекрасно понимал, что это почти невозможно. Здесь не было даже корыта, которое можно было бы приспособить под ванну. Ладно, потерпим. Стянув с гудящих ног сапоги, я растянулся на кровати, предварительно убрав с нее рапиры, которые Криббе оставил здесь. Вот, что я изобрету первым – мягкие домашние тапки, потому что с утра до вечера ходит в сапогах – это то еще удовольствие.

В дверь постучали, и в комнату, после разрешения войти, почти вбежал Корф.

– Ваше высочество, может быть не стоит принимать скоропалительных решений? Неужели так необходимо выгонять Брюммера и Бергхольца в то время, когда мы еще и Пруссию не пересекли? – он упал на стул, я же даже не пошевелился, чтобы приподняться, наоборот, прикрыл глаза, чтобы не видеть Корфа, особенно его растерянную физиономию.

– Наоборот, это нужно сделать именно сейчас, вот буквально сию минуту, пока мы еще не покинули Берлин. Потому что с каждой пройденной милей избавиться от этого балласта будет все сложнее. И особенно сложно будет объяснить тете, почему я не хочу видеть рядом с собой людей, которые, вроде бы, должны уже были практическими родными стать. Я не считаю, что их нахождение рядом со мной в России, будет уместным. Тем более, что Брюммер состоит в очень тесной переписке с Швецией.

– Но…

– Все, закрываем этот вопрос, барон. Давайте примем за данность, что они паршивые учителя и, благодаря им, я, наверное, единственный герцог в мире, который не знает ни слова на латыни. Так что, просто забудьте, что эти люди когда-либо существовали. Лучше ответьте мне на один очень важный для меня вопрос, куда мы завтра направимся?

– В Дрезден, – вздохнув ответил Корф. – Фон Кейзерлинг уже ждет нас там. С ним-то мы и согласуем наше дальнейшее передвижение.

– Ну, в Дрезден, значит, в Дрезден, – я зевнул, прикрыв рот ладонью. – Я очень устал, барон, и хотел бы отдохнуть, тем более, что завтра рано вставать.

– Разумеется, ваше высочество, отдыхайте, – и Корф вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь, оставив меня наедине с собой, праздновать свою маленькую, но такую важную в чисто психологическом плане победу.