Нашему взрослому герою снова понадобились большие усилия, чтобы сдержать слезы, не показать парнишке виду, что весь разговор о матери и о смерти оказал на него такое большое воздействие. Он же сильный, стойкий мужчина! Взяв себя в руки, Шуша засмеялся, пытаясь опустить занавес на печальную историю. Шутливо заговорил:
— Быть по-твоему, господин Сейид. Хватит. Если не хочешь, чтобы я умирал, то и быть по сему!
— И на похороны ходить не будешь? — спросил сквозь слезы Сейид. — И этот костюм никогда не наденешь?
— Чего не сделаешь ради тебя! Обещаю, никогда не надену. Доволен?
— Еще как!
— Тогда почему не улыбаешься? А ну?
Парнишка изобразил на лице улыбку. Слезы все текли по щекам. Отец снова начал шутить:
— И это называется улыбкой? Хватит расстраиваться. Покажи-ка, как ты смеешься по-настоящему?
Сейид засмеялся. Довольный отец хлопнул его по спине.
— Так-то лучше, чего расстраиваться?! Пошли одеваться, а то в животе урчит. Как вспомню о кебабе — слюнки текут.
— Я тоже проголодался. Пошли! Завернувшись в полотенца, они пошли в раздевалку, не спеша оделись, отвечая на приветствия банщиков. Шуша блаженно растянулся на лавке. Подошел массажист. Сейид крикнул:
— Эй, Рукастый! Где обед?
— Сейчас принесу. Я отдал лепешки Абдулу из кочегарки, чтобы положил их в печку поджарить.
— Да он их давно съел, наверное.
— Не бойся, я сказал ему, чтобы до лепешек не дотрагивался. Он меня боится, не рискнет ослушаться.
— Хватит тебе, отец! Сам же говорил, что голоден, — сказал Сейид. — Пошли!
— Все уже. А ты, Рукастый, иди принеси нам поесть. Вскоре массажист принес горячие лепешки, из которых торчала зелень и струился дразнящий запах мяса. Усевшись на скамейку, отец и сын начали молча жевать начиненные лепешки. Закончив трапезу, Шуша снова позвал массажиста.
— Возьми-ка деньги и принеси нам по стакану чая. Сдачу оставь…
— Дай тебе бог здоровья, муаллим Шуша!
С удовольствием напившись чая, они собрали вещи. Шуша завернул сына в старый жакет, и, довольные, они пошли домой, неся добрую долю кебаба Умм Амине.
Все трое — отец, сын и бабушка — блаженно спали. Спокойнее всех был Сейид. Теперь он полностью уверен, что отец не пойдет больше ни на какие похороны, не наденет позорного костюма. Особенно он был доволен обещанием отца не умирать.
Первой, как всегда спозаранку, проснулась бабушка. Она пошла заниматься обычными делами. Вскоре поднялся и Сейид, хоть была пятница. В этот день мальчишка спал дольше, отдыхая от недельных трудов и раннего вставания. А сегодня, вопреки обыкновению, ему захотелось проснуться как можно раньше.
Сейид начал перебирать свои беле, приготовил чулок для изготовления мяча и пошел звать Али, чтобы договориться насчет запуска змея. Вдруг по лестнице загремели шаги. Сам Али, его мать, сестра и отец спустились со свертками.
— Куда это всем табором?
— Приглашены к сестре муаллима Изза, что живет в Имбабе.
— И обедать там будете?
— Ага.
— Везет же!
— Пойдем с нами?
— С чего вдруг?
Спросись у отца — и потопали.
— А он спит еще.
Вся семья Хиштов пошла к калитке. Обернувшись, глава семьи попросил Сейида:
— Когда отец проснется, поприветствуй его от меня!
— От нас тоже, — добавили мать и дочь.
Все четверо ушли. Сейид остался один делать тряпичный мяч. Но тут ему послышалось, что кто-то его зовет. Отец!
— Пойди сюда, сынок!
Сейид побежал в комнату отца, который вроде и не собирался вставать.
— Послушай, сынок, возьми ключи и ступай на колонку. Побудь там до тех пор, пока водоносы и другие не запасутся водой. В пятницу работы немного. Но будь внимательным. Весь расход воды запиши в тетрадь, напротив отметь выручку. Деньги положи в кошелек. Понял?
Сейид был поражен.
— В чем дело, отец?
— Да так, что-то тело ломит. Наверное, простудился вчера после бани. Такие дела, сынок, старею. Теперь не очень попрыгаешь. А признаться в этом кому же хочется?
Отец попробовал засмеяться, но натужно закашлялся. Лицо покраснело, на глазах выступили слезы. Откашлявшись, Шуша снова шутливо заговорил:
— Давай, приятель, действуй! Покажи, на что способен. Хочется тебя видеть мужчиной…
— Ты, никак, заболел?
— Нет же, ничего подобного. Просто отдохнуть денек хочу. А ты боишься, что не справишься с работой?
— Это я-то не справлюсь? — вскричал Сейид. — Или я не твой сын? Давай ключи. Я сын муаллима Шуши, плоть от плоти его!..
Забрав ключи, тетрадь и кошелек, Сейид направился к выходу. Навстречу ему шла бабушка.
— Это куда еще? Что за новости?
— Колонку иду открыть.
— Почему ты? Отец где?
— Решил отдохнуть немного. Пусти меня, спешу.
— Да подожди ты немного, пойду узнаю, в чем дело.
— Бабуля, некогда мне, работа ждет!
И он быстро пошел к колонке. Пришел, важно занял место в будке, громко крикнул толпе:
— Не толпитесь. Установите очередь. Кто попытается схитрить, получит воду последним. Тому, кто заскандалит, вообще воды не дам! Кому не нравится — катись на все четыре стороны! Дело говорю?!
Народ так и покатился со смеху, но очередь выстроил. Посыпались вопросы:
— Отец-то где, Сейид?
— Устал немного, настроение неважное.
Со всех сторон понеслись восклицания: "Дай ему аллах!", "Отдали́ несчастье!", "Передавай ему привет!" и т. п.
Работа поглотила Сейида. Он был страшно горд своим высоким положением. Он даже забыл о болезни отца. Распределив воду, паренек закрыл на ключ колонку, взял кошелек, полный мелочи, и направился домой. На ходу он думал, как бы красочнее рассказать приятелям о сегодняшнем дне, о том, как он, сидя на водяном троне, командовал людьми.
Подходя к калитке дома, он вспомнил о больном отце и забеспокоился. Мысленно обратился к аллаху, моля его ниспослать отцу выздоровление. Он очень хотел бы надеяться, что, когда придет домой, отца уже не будет в постели — он в кофейне.
Войдя во двор, он не нашел бабушки на обычном месте и сразу забеспокоился. Мальчик побежал в комнату к отцу, но не нашел ни его, ни постели. Он был в комнате с сундуком. Старушка сидела подле отца. Его глаза были закрыты, на лбу лежала мокрая тряпка. Он тяжело и громко дышал.
Мальчишка почувствовал, что его сердце уходит в пятки. С нескрываемой тревогой он спросил бабку:
— Вы почему здесь?
— В той комнате окно разбито, очень дует.
— Ему все еще плохо?
— Очень сильно простыл. Говорила вам, не ходите в эту проклятую баню, помылись бы дома! Нет, не послушались.
Отец открыл глаза и посмотрел на сына. Слабым голосом заговорил:
— Как дела, сынок?
— Все в порядке. Всех обеспечил водой, собрал деньги, пересчитал их.
— Колонку хорошо закрыл?
— Как надо.
Отец снова прикрыл глаза. Казалось, ему хотелось отдохнуть от тяжких усилий, которые потребовались от него для этого короткого разговора. Заговорила Умм Амина:
— Послушай, внучек, поешь немного. Потом пойди купи английского пластыря, немного кислого молока, да на пять пиастров апельсинов и лимонов.
— А я не голоден. Пойду сразу, куплю, что нужно.
— Сначала поешь, ведь не завтракал.
— Ладно, поем.
Сейид пошел на кухню, запихнул в рот кусок сыру с хлебом и вернулся.
— По дороге дожую. Бабушка, давай деньги!
— Деньги?! — И старушка начала рыться в своих загашниках, приговаривая: — Деньги? Да у меня нет ни гроша! — На ухо Шуше: — У тебя есть деньги? — Тот отрицательно покачал головой.
Сейид задумался, посмотрел на кошелек с выручкой от воды.
— А вот и деньги! Возьмем реал — и порядок!
Шуша открыл глаза и с укоризной посмотрел на сына.
— До содержимого кошелька не дотрагивайтесь! Не наше!
— А что такого? Возьмем взаймы, а потом вернем.
— Я сказал — не трогать! Воровством это окажется.
— Но тебе же нужно купить лекарство, поесть?
— Не надо, так обойдусь.
Тут вмешалась старушка:
— Ты совсем плох! Тебе нужно лекарство и поесть! Целый день во рту крошки не держал!
В доме воцарилась тишина Все молчали Тут снова заговорил отец, напрягая остатки сил:
— Вот что: паломница Замзам давно мне должна реал. Забери эти деньги и покупай, что надо. Если не захочет отдать, скажи — отец болен, нужно лекарство купить.
— Хорошо, отец.
Жуя на ходу хлеб с сыром, Сейид добежал до харчевни Замзам. Та сидела на лавке, расползаясь по ней во всю ширь и длину. Парнишка быстро затараторил:
— Эй, паломница, гони реал, который ты должна отцу!
— Какой еще реал, постреленок? — возмущенно спросила толстуха, услышав слова Сейида.
— А тот, что ты должна давно уже заплатить за воду!
— Пустые слова говоришь, братец.
Вытянув раскрытую ладонь, Замзам крикнула мальчишке:
— Скажи отцу, пусть приходит и поест потрохов жареных.
— Он их никогда не ест, — закричал в ответ Сейид. — Нам нужны деньги.
Замзам не удостоила мальчишку ответом. Она продолжала отдавать распоряжения своему Гадду. Сейид со злостью заорал:
— Нам нужен реал! Давай его сюда!
Толстая баба угрожающе посмотрела на Сейида, Когда же она заметила, что посетители харчевни обращают внимание на происходящее, зашипела:
— Катись отсюда, щенок! Пошуми у меня!
— Не уйду без денег! — решительно сказал Сейид. — Давай реал, добром прошу! Деньги нужны нам, чтобы отцу лекарство купить. Болен он.
— Пусть хоть подохнет, мне какое дело!
Услышав эти гнусные слова, Сейид бросился к Замзам и слабыми ручонками вцепился ей в глотку, продолжая кричать со слезами в голосе:
— Деньги давай, сукина дочь! Чтоб ты сама сдохла!
Толстуха поначалу опешила. Но, оправившись от неожиданной атаки мальчишки, сильно ударила его в грудь. Он упал.
Сейид зарыдал, поднялся и попытался снова броситься на ненавистную бабу. Тут вмешался Гадд. Сильным ударом ноги он снова свалил Сейида на пол. Когда тот попытался встать, то получил удар ногой от Машта. На каждую попытку встать ему отвечали ударом. Мальчик корчился от боли, ревел от обиды. Тут вмешался один из посетителей, избавив нашего смельчака от озверевших палачей.
Пришлось Сейиду покинуть поле брани. Его душили рыдания, из губ текла кровь, сердце сжимала злость на людей, так жестоко расправившихся с ним. Как возвращаться домой без лекарства для отца? Он не знал — как отомстить за обиды проклятой Замзам и ее наемнику Гадду? Сил-то у него мало.
Вконец убитый неудачей, Сейид брел домой, смотрел на небо и вопрошал: "В самом ли деле там живет бог, всевидящий, всемогущий, справедливый, милосердный, милостивый? Видел ли он то, что со мной сделали? Если видел, то почему молчит? Нет, нет… Он непременно должен что-то сделать для меня!"
В голове мальчишки шла напряженная работа. Он придумывал кару своим обидчикам, которую должен ниспослать аллах. Всемогущий и милостивый аллах не может стерпеть такой несправедливости. Он отомстит за него. Но как? Какими средствами?
Гадд разгневает паломницу Замзам, и та начнет его лупить палкой, которая всегда у нее в руках, разобьет ему голову. Гадд разозлится и бросится на Замзам с ножом, вонзит его в живот этой сукиной дочери, распотрошит его и превратит эту жирную пирамиду в безобразный труп. Не успеет он разделаться с этим чудовищем в образе женщины, как задрожит земля, закачаются стены харчевни, обвалится крыша и накроет злодея Гадда и безобразный труп этой бабы.
Придумав такую божью кару, Сейид почти успокоился. Неужели всемогущий аллах не сделает так, как он хочет?
Муаллим Шуша в это время выражал большое беспокойство в связи с длительным отсутствием сына. Он без конца спрашивал мать:
— Сейид еще не пришел?
— Пока нет.
— Чего так долго?
— Пойду посмотрю на улице. Может, найду кого из ребятишек, его приятелей, пошлю поторопить.
Старушка вышла за ворота дома и стала звать ребятишек:
— Эй, Мухаммед! Дукдук!.. Заки!.. Пойдите кто-нибудь посмотрите Сейида.
В ответ никто не откликнулся. Только гуси, напуганные непривычным голосом хозяйки, легли на землю и загоготали.
Шуша лежал в постели и слушал. Вдруг он заметил, как щель в стене комнаты, где был умывальник, стала быстро расширяться. Угол комнаты разваливался. Потолок, потеряв опору, грозил вот-вот обвалиться.
Шуша медленно поднялся и направился к двери, но услышал треск над головой. С потолка посыпалась штукатурка и камни. Он увидел, что стена закачалась, и в следующую секунду на него обвалился большой кусок потолка. Шуша закрыл голову руками и попытался сделать еще один шаг. Но штукатурка и камни градом посыпались ему на голову. Он упал.
Шуша закричал. Он тщетно пытался освободиться от заваливших его обломков. Из головы текла кровь, обливая одежду. Но его все продолжало заваливать. Пыль и грязь забивали ему горло, мешали дышать. Все его попытки высвободить хотя бы голову, оказались тщетными. Огромная тяжесть продолжала наваливаться на него. Он уже ничего не видел, потонув в обломках. И начал жалеть, что не погиб сразу. Обвал продолжался. Шуша прекратил всякое сопротивление, и очень скоро всем его страданиям пришел конец.
А во дворе старушка оглашала окрестности громкими криками: "О боже!" Она попыталась проникнуть внутрь, чтобы посмотреть — что стало с больным. Но не успела она подойти к двери, как лавина обломков стен и потолка обрушилась и загородила ей дорогу. Быстро сбежался народ. Отовсюду неслись крики ужаса.
В это время Сейид был еще в пути. Он рисовал себе картину разрушения харчевни, которая обвалилась на головы Замзам и Гадда. Это было доказательство могущества и справедливости аллаха. Тут он увидел мчащуюся пожарную машину. Ее колокол гремел. "Где-то пожар", — подумал Сейид. Машина ехала в сторону их дома. Мальчик прибавил шагу, намереваясь посмотреть на пожар и на то, как его будут тушить.
Приблизившись к дому, он увидел толпу народа, зополонившую весь Кошачий переулок. Пожарная машина не смогла проехать в переулок и остановилась рядом. Не видя дыма, мальчишка начал кричать, спрашивая окружающих о случившемся:
— Что происходит? Где пожар? Я ничего не вижу!
Людям было не до мальчишки. Но тут его заметил муаллим Шеха и с тревогой крикнул:
— Давай сюда! Домой не ходи, он обвалился!
— Наш дом обвалился? А где отец?
Присутствующие обернулись к мальчику и узнали его. Среди них был муаллим Али аль-Хама. Он взял Сейида за руку.
— Иди сюда! Не бойся, иди! Мужики пошли в дом…
Сейид был поражен, потрясен. Он прижался к Али.
Они стояли неподалеку от бакалейной лавки муаллима Шеха.
Полицейские разгоняли народ, расчищая дорогу пожарникам. Те начали разбирать развалины, ища погребенного. Среди всеобщего гомона собравшихся Сейид услышал голос бабушки, которая рыдала и причитала.
Он тут же вырвался от Али аль-Хама и начал пробираться сквозь толпу ближе к дому. На фасаде не было никаких следов катастрофы. Лишь кое-где осыпалась краска. Вокруг дома и внутри его суетились пожарники.
Увидев около двери бабушку, Сейид бросился к ней. Она крепко обняла его, как бы не веря, что он вернулся, сказала срывающимся голосом:
— Твой отец, Сейид!
— Что с ним, где он?
— Там, внутри, внучек. Его завалило. Я вышла тебя поискать. Не успела вернуться, как услышала страшный грохот. Я закричала, призывая на помощь. Дверь была уже завалена.
Не успела старушка закончить свой печальный рассказ, как Сейид в безумном порыве бросился внутрь дома. Пожарники пытались его остановить, но мальчишка увернулся. Вбежав внутрь, он закричал:
— Папа, папа! Где ты?!
Не прекращая кричать, Сейид выбежал во двор и увидел пожарников, которые несли тело, завернутое в одеяло. Они прокладывали себе дорогу среди обломков дома. Мальчик снова закричал: "Папа, папа!". Ему на плечо ласково легла сильная мужская рука. Человек успокаивающе проговорил:
— Будет, сынок, не надо… На то божья воля. Что же делать? Все мы во власти аллаха!
Тут же Сейид вспомнил труп Шеххаты, завернутый в одеяло. Его положили в деревянный ящик, и он больше не возвращался. Он вспомнил также, как кричал, звал своего большого приятеля, но тот не отвечал. Мальчишку обуял страх. Он бросился к носилкам, на которых лежало тело отца.
— Папа, папа! Куда тебя несут? Я не хочу, чтобы тебя уносили. Ты не вернешься обратно!.. Я знаю!.. Ответь же мне, отец!.. Разве ты не помнишь своего обещания никогда не умирать. Это же было вчера, помнишь или нет? Не уходи, отец, заклинаю тебя именем аллаха!
У пожарников, которые несли тело Шуши, защипало в глазах, скупые слезы покатились по щекам. А ведь они уже давно привыкли к зрелищу несчастий и трагедий! Один из них отстранил Сейида от носилок. Печальная процессия продолжила свой путь. Недалеко от дома стояла карета "скорой помощи". Переговорив с соседями, пожарники оставили труп и пошли к своей машине. Из толпы вышли Али аль-Хама и Шеха. Аль-Хама жил ближе всех от развалившегося дома. Он крикнул:
— Пойдемте ко мне!.. Посторонись-ка ты, постреленок! Дорогу, дорогу!..
Мужчины подняли носилки и внесли их в дом аль-Хама. Сейид бился в рыданиях на земле. Кто-то поднял его и передал бабушке. Соседи начали крепить досками и столбами оставшиеся от дома стены.
Толпа понемногу расходилась, когда подошли Хишты. Услышав страшную новость, жена и дочь Хишта бросились к Умм Амине и горько заплакали. Глава семьи затряс головой и запричитал:
— Боже ж ты мой! Нет другой силы, кроме божьей!
Али смотрел на Сейида, сидящего на пороге дома аль-Хама. Он тоже заплакал, вспомнив, как вместе с ребятами пел эту гнусную песенку: "Твой отец водонос умер". Али сильно расстроился, потому что почувствовал себя главным виновником всего случившегося. Он стал оправдываться перед самим собой. Ведь шутили они всего-навсего. Им и в голову не могло прийти, что водонос вправду помрет, оставив сиротой сына!..
Заливаясь слезами, снедаемый угрызениями совести, Али подошел к приятелю, заговорил:
— Ладно, Сейид, не расстраивайся так. Ей-ей, я не хотел этого! Если бы знал, то никогда бы так не говорил! Виноват я перед тобой, Сейид!
Вытирая слезы, жена Али аль-Хама пригласила всех в дом:
— Чего стоять на улице, заходите! Посидите у нас, пока не сделают все нужное.
Ночь прошла в плаче, поминании, в чтении корана. Обитатели полуразвалившегося дома побоялись там оставаться. Поэтому семья Хиштов ночевала у своего родственника Изза, Сейид и Умм Амина — в доме Али аль-Хама, там же, где находилось тело Шуши.
Сейид провел удивительную ночь. В ушах не переставали звучать крики и причитания, шедшие со всех сторон. В его сознании реальность перемешалась с фантазией. Ему представился пляшущий Шеххата, отец в бане, дающий обещание никогда не умирать и не надевать костюма для похорон. Но тут же Сейиду представился отец в ванне, другие, кто был в бане, одетые специально для похорон, с кадилами в руках и распевающие: "Твой отец водонос умер"… Он начал бросать в них камнями.
Перед рассветом он все же погрузился в глубокий тяжелый сон. Проснулся от шума и суеты в доме. Увидел то же самое, что и в день смерти Шеххаты. Один шил белый саван, другой заканчивал сбивать деревянный ящик.
Удивителен этот мир! Неужели все эти ужасные приготовления и вправду предназначаются для его отца? Неужели правда, что дом обвалился на голову отцу? А Гадд, Замзам? На их головы ничего не обвалилось? И они продолжают оставаться на свободе, грабить и унижать людей?
И вправду аллах всесилен! Однако кажется, что сила его была направлена не в ту сторону. Разум раба божьего не в состоянии воспринять случившегося. Может ли человек считать мудрым и справедливым то, что случилось с Шушей?
Гадд и Замзам жестоко обидели Сейида. Он просил аллаха показать свою силу и всемогущество, примерно наказать их, разрушить ненавистную харчевню, обвалить крышу на их головы. А что же аллах? Когда Сейид обращался к нему с молитвами, он разрушал его собственный дом и убивал отца. Преднамеренно или нет, но аллах ошибся. Он причинил ему такое зло, которое не должен был делать — отнял у него отца.
Куда он теперь его денет? Вознесет на небо? Если же упрячет в глубь земли, то какая богу от этого польза? Сейид тяжело вздохнул. Увидев, как мужчины вносят гроб в комнату, где лежит тело отца, мальчик горько заплакал. Вскоре тело дорогого ему человека вынесли во двор. Все пропало, все кончилось для него в жизни!..
Теперь ничего не поправишь! Его вынесли во двор, скоро понесут еще дальше и вернутся без него. Нужно ли ему самому идти вместе с ними, чтобы быть подле отца до последней минуты? Или не надо быть свидетелем этой ужасной церемонии, к которой привык в свое время отец?
Вдруг Сейид вскочил, собираясь что-то делать. Ему в голову пришла одна мысль. Он побежал к дому. Продравшись сквозь завалы обломков стены, груды штукатурки и камней, Сейид нашел сундук, порылся в нем и быстро нашел нужное. Мальчик вытащил знаменитый сверток, развернул его, достал оттуда брюки и пиджак, напялил их на себя. На голову надел феску, которая повисла на ушах, чуть не закрыв глаза.
Выйдя на улицу, Сейид увидел процессию, которая собиралась трогаться в путь. Собравшиеся изумились, увидев малыша в большом, не по росту пиджаке, фартуке и феске. Вид мальчишки в одеянии "благородных" заставил всех снова заплакать. Муаллим Хишт начал отговаривать Сейида идти на кладбище, предлагать ему остаться с мальчишками и дождаться их возвращения. Он говорил мальчишке, чтобы тот не печалился, что все обитатели переулка заменят ему отца, не бросят в беде.
Сейид приподнял феску, спускавшуюся ему на глаза, посмотрел на Хишта. В его взгляде были решимость и спокойствие. Он заговорил тихим проникновенным голосом, как бы повторяя заученное: "Я хочу отдать ему последний долг, как он когда-то отдавал последний долг другим… Я не удручаюсь случившимся. Он не первый отец, который умирает, а я не первый сын, остающийся сиротой".
Участники процесси были поражены. Они уже не в состоянии были запретить мальчику идти вместе с ними. Процессия двинулась, Сейид шел впереди. Если бы не две слезы, повисшие на ресницах, его можно было бы считать спокойным.
Процессия пришла на кладбище. Началось погребение. Сейид наблюдал за всем, чувствуя себя полностью потерянным и безучастным к происходящему. В ушах звучал голос отца: "Я не думал о смерти во время каждой процессии, в которой участвовал, видел ее воочию и испытывал от этого какое-то удовлетворение, вернее, утешение. Я уже приучил себя к мысли о неизбежности смерти".
Участники процессии спустились в подземелье и уже через несколько минут вышли обратно. Вход в подземелье быстро завалили камнем, засыпали землей, и как будто не было ни похорон, ни могилы. Одним покойником на кладбище стало больше, одним живущим — меньше.
Живущие! Какая несправедливость, какое лицемерие! А что, разве для живущих на земле теперь стало больше места? Они живы, а отца нет! Мешал он им? Сколько еще будет топтать землю — довольных, злых, горделивых, подлых!
Много на земле жило различных людей — добрых и злых, веселых и скучных. Но все они ушли в небытие. На смену им пришли другие. И так всегда — процесс обновления земли не прекращается.