Военно-морской шпионаж. История противостояния

7 апреля 1989 г. центр слежения за океаном и разведки Атлантического флота США перехватил короткий сигнал, который означал, что какая-то советская подводная лодка терпит бедствие. Спутник радиотехнической разведки определил, что лодка находится в северной части Норвежского моря. Сигнал бедствия с советской подводной лодки был одновременно перехвачен и разведывательным центром британских королевских ВМС («DI-3 Navy»), который для оценки ситуации быстро организовал отправку в район бедствия самолета базовой патрульной авиации «Нимрод».

Вскоре после этого в разведывательный центр НАТО в Будё (Норвегия) пришло сообщение о том, что примерно в 200 милях к западу от Нордкапа находится советская подводная лодка, которая испытывает проблемы; по этому сигналу в повышенную боевую готовность были переведены норвежские патрульные самолеты. Подсистема определения местоположения, входящая в систему слежения за океаном, зарегистрировала несколько советских надводных кораблей, покидающих воды, в которых обычно действует советский Северный флот, и направляющихся на высокой скорости к источнику сигнала бедствия. Было также отмечено, что несколько советских торговых судов изменили свой курс и направились в тот же район.

Через два с половиной часа британский «Нимрод» был в нужном месте. Летчик подтвердил в зашифрованном сообщении, что советская ударная подводная лодка с ЯЭУ, известная по классификации НАТО как лодка класса «Майк», действительно находится в надводном положении и, очевидно, борется с пожаром; в ледяной воде рядом с лодкой видны члены ее команды. Норвежские ВВС послали ясный сигнал советскому правительству, предложив использовать свои вертолеты с базы Будё для организации спасательных работ. На предложение помощи советский ВМФ ответил отказом. Хотя система слежения за океаном и разведки работала хорошо, разведывательные центры США и НАТО, сопоставляя кусочки информации, смогли понять только то, что лодка всплыла, когда на ее борту уже был пожар, а потом, через несколько часов, очевидно, произошел и взрыв. Было понятно также, что многие члены команды лодки борются за свою жизнь в ледяной воде. В район бедствия прибыли советские самолеты дальнего радиуса действия, с которых на воду было сброшено дополнительное спасательное оборудование.

Это случилось в период кампании открытости, которую проводил советский президент Михаил Горбачев, и, несмотря на попытки ВМФ утаить подробности происшествия, обрывки информации появились в московских газетах и на экранах национального телевидения. В конце концов, были обнародованы подлинные факты о случившемся, и репутация верхушки советского ВМФ оказалась запятнанной. Через четыре дня после гибели лодки представитель Северного флота выступил по национальному телевидению и успокаивающе заявил, что на борту лодки ядерного оружия не было и что реактор лодки безопасно остановлен. Через два для ВМФ заявил, что на самом деле в носовом торпедном отсеке лодки было две торпеды с атомной боевой частью. Вскоре после этих неуклюжих действий было расформировано политическое управление советского ВМФ, оказавшееся жертвой реформ, которые проводил Горбачев. Он ломал параллельную командной политическую структуру во всех Вооруженных силах СССР. В конце концов политический комиссар, замполит, «умер». Питер Хухтхаузен был в то время военно-морским атташе США в Москве (с 1997 г. по 1990 г.), и ниже следует его рассказ о том, что же случилось холодным апрельским днем 1989 г.

«Атомная подводная лодка «Комсомолец» (К-287), имевшая титановый корпус, была революционным новшеством в семействе атомных подводных лодок. Она воплотила в себе новейшие достижения советской технологии строительства атомных подводных лодок и мота погружаться на глубину более 1000 метров. Лодка выполняла боевую задачу в северной части Норвежского моря, когда на ней случился пожар. Пожар возник из-за возгорания гидравлической жидкости в механизме управления рулем направления, он так и не был потушен. Когда скачки напряжения воспламенили катушки сервоприводов, пожар быстро перекинулся еще на пять отсеков. Команда не сумела изолировать пожар, в особенности после того, как лопнула линия подачи воздуха высокого давления и сжатый воздух начал раздувать пламя. Высокие температуры вызвали возгорание краски на оборудовании и плавление защитных противогазов, сделанных из резины, прямо на лицах членов команды. Многие моряки получили отравления, когда избыточное давление в одном горящем отсеке погнало угарный газ (окись углерода) в систему аварийного дыхания лодки, к которой через гибкие дыхательные шланги были подключены некоторые участники тушения пожара.

Через несколько минут после начала пожара лодка всплыла с глубины 150 метров, но она беспомощно болталась на поверхности, пока команда боролась с огнем. Неожиданно взорвались баллоны с кислородом и емкости со смазкой, что вызвало разрушение прочного корпуса и привело к интенсивному затоплению лодки. Сначала лодка медленно оседала в воду, а потом быстро затонула; первой ушла под воду корма лодки. Спасатели еще не прибыли. Большая часть команды «Комсомольца» прыгала в арктическую воду без спасательного снаряжения, когда лодка была еще на поверхности моря.

Командир подводной лодки капитан 2-го ранга Евгений Ванин оставался на подводной лодке и предпринимал героические усилия по спасению тех, кто оставался на борту тонущей лодки. Большинство из сорока двух погибших членов экипажа погибли от переохлаждения в ледяной воде».

Через полгода после гибели «Комсомольца» кэптен П. Хухтхаузен побывал с визитом на борту атомного крейсера «Киров» в Североморске. Из разговора с медицинским персоналом крейсера я узнал, что «Киров» был первым военным кораблем, прибывшим к месту гибели «Комсомольца» и подобравшим из ледяной воды несколько человек команды подводной лодки. Двое из спасенных, которых осмотрел корабельный доктор и не выявил у них никаких нарушений здоровья, внезапно скончались. После медицинского осмотра они плотно поели, закурили сигареты и глубоко затянулись. По словам доктора, эти двое надышались дыма, что не было установлено в ходе медицинского осмотра. Другие спасшиеся говорили о надувных плотиках, которые после сброса с самолетов-спасателей сразу же затонули, и о специальной одежде, которая оказалась дырявой и пропускала ледяную воду. Еще более жутким был рассказ о том, что аварийная спасательная камера подводной лодки оказалась неисправной. По словам корабельного доктора, который занимался лечением единственного из пятерых, выжившего в этой стальной клетке, которая поднялась на поверхность, это было ужасно.

Врач с «Кирова» оказался замечательно интеллигентным молодым человеком, он волновался, рассказывая мне эту историю. Не знаю, что заставило его так переживать — то ли ужасные воспоминания, то ли тот факт, что он рассказывает подробности военно-морскому офицеру Соединенных Штатов. Доктор был сухощавым мужчиной, на вид ему можно было дать тридцать с чем-то лег, волосы на его голове были смяты, словно он только что стянул свитер. Он носил очки с такими толстыми стеклами, что его увеличенные диоптриями глаза казались слишком большими для его лица. Глядя на него, я мог разглядеть сквозь толстые стекла поры на его бровях; линзы стекол, в свою очередь, были настолько заляпаны, что я удивился про себя, что он может видеть в таких очках. В первые минуты нашей встречи доктор просто смотрел на меня широко открытыми глазами, привыкая, очевидно, к мысли, что он разговаривает с одетым по форме офицером ВМС США и вес это происходит на борту советского крейсера, в его медицинском кабинете. Убедившись, что кроме нас в лазарете никого нет; доктор потянул меня за руку вглубь помещения: «Вы первый американец, с которым я встречаюсь, — сказал он. — Но вы не похожи на капиталиста».

Доктор закончил свои слова несколькими однотонными звуками, словно оп что-то напевал про себя с закрытым ртом. Пока я размышлял, стоит ли мне радоваться, что я не похож на капиталиста, доктор провел меня дальше в изолятор и предложил мне сесть рядом с пустой койкой. «Я хочу вам кое-что рассказать, хм-хм. Важно, что вы это услышите. Я думаю, вы доложите куда следует о том, что я расскажу, ведь атташе являются разведчиками, да?» Он использовал русское слово «разведчик», которое имеет широкий смысл — от собственно разведчика до информатора. Доктор казался сгустком нервов и то и дело поглядывал на дверь, за которой скрывался коридор. Я размышлял над ответом, а доктор тем временем налил мне чашку чаю. Потом он налил себе, уселся на краешек маленького серого стола и начал свой рассказ.

«Вы знаете, что мы прибыли на место происшествия сразу после того, как «Комсомолец» ушел под воду, и забрали нескольких оставшихся в живых из воды и с торгового судна, которое также прибыло в этот район? Вот, — продолжал он, добавляя почти после каждого слова свое «хм-хм», — командир «Комсомольца» Евгении Ванин оставался на лодке, когда она вдруг начала тонуть. Ванин был храбрым человеком. Пока все остальные старались спасти себя, он пытался спасти тех, кто оставался в лодке и собирал их в спасательной камере — даже тоща, когда лодка камнем шла на дно. Из пятерых человек, которые поднялись на поверхность в спасательной камере, в живых остался только мичман Слюсаренко».

Все время, что доктор рассказывал мне о единственном спасшемся в спасательной камере, он вертел стаканом, который находился в металлическом подстаканнике.

«Когда Слюсаренко лежал здесь, — доктор ткнул пальцем в сторону небольшой кровати, стоявшей позади его ступа, — то рассказывал мне, как командир лодки Ванин отыскал четверых человек, тоже остававшихся на лодке, и помогал им карабкаться на руках и коленях к спасательной камере. Напомню, лодка тонула не с ровным килем, поэтому им пришлось ползти вверх по проходам, цепляясь руками за что попадется, потом перебираться через козырьки люков и открывать люки, которые были у них над головами. Вы можете представить такое?»

«Когда они забрались в спасательную камеру, другой офицер, Юдин, и мичман Черников закрыли нижний входной люк камеры. Командир приказал Юдину подготовить камеру к отделению от корпуса лодки. Буквально перед попыткой отделения они услыхали бешеный стук по нижнему люку камеры. Еще кто-то, скорее всего, инженер лодки, пытался попасть в спасательную камеру через закрытый люк. Те, кто уже был в камере, попробовали снова отрыть нижний люк, но не сумели этого сделать. Камера уже набрала несколько кубометров воды, которая закрывала нижний люк, делая его практически неподъемным».

Доктор рассказывал, как будто он сам находился сейчас в этой спасательной камере, и все быстрее вертел чайным стаканом в подстаканнике. «К ужасу тех, кто находился внутри камеры, они продолжали падение вместе с лодкой. Они все еще не могли отделиться от лодки. Юдин еще раз потянул рукоятку отделения камеры от лодки, и опять ничего не произошло. «Как она работает? — закричал он».

«Читай инструкцию», — ответил командир.

«Представляете? — спросил доктор, уставившись на меня дикими глазами. — Они ни разу не практиковались со спасательной камерой. Они тонули и читали инструкцию! По совершенно необычной предусмотрительности, инструкция висела рядом с рукояткой отделения. Представляете? — повторил доктор. — На лодке пожар, они идут на дно, и бедняге Юдину приходится все бросить и читать инструкцию. — Доктор немного заикнулся в конце этого предложения. — Хуже всего, что стук в нижний люк продолжался... и отсеки лодки лопались один за другим с треском, от которого тошнило... и лодка уже миновала свою критическую глубину в одну тысячу метров... а глубиномер камеры вышел из строя еще на четырехстах метрах».

Доктор светился, его голова была неестественно наклонена. «Как рассказывал Слюсаренко, Юдин спокойно изучал инструкцию, и тут лодка ударилась о дно и камера сама отделилась от лодки и начала всплывать на поверхность». Чайный стакан, который вертел доктор, вдруг треснул и распался на куски, как бы иллюстрируя его описание взрывающейся лодки. Он продолжал: «Отделившись в конце концов от корпуса лодки, спасательная камера понеслась вверх. Но это не спасло пятерых человек, которые в ней находились. Не спасло, хотя камера и была рассчитана на компенсацию разницы в давлениях. Она выскочила на поверхность чересчур быстро, в результате чего четверо погибли от баротравмы — как при высотной декомпрессии. Их тела были выброшены через небольшой люк камеры как тряпичные куклы; люк открылся на поверхности, и их выдуло внутренним давлением камеры, словно из пробитой автомобильной покрышки. Камера заполнилась водой и тут же затонула».

«Все умерли, за исключением Слюсаренко; когда люк открылся, его выбросило первым, когда он оказался у меня здесь, то был обморожен, со сломанными конечностями и разбитой головой. Это преступление — отсутствие тренировки».

За дверью послышалась какая-то возня, и в корабельный лазарет неожиданно ворвался старший офицер. Он был в более высоком звании, чем доктор, который поднялся со стола и стоял, как в шоке. «Иностранным посетителям здесь находиться не положено», — буркнул старший офицер и быстро вывел меня из лазарета, оставив там доктора, который был так переполнен эмоциями, что не мог говорить. Кровь капала из свежего пореза на его руке, а он все смотрел на разбитый стакан.

Гибель «Комсомольца» стала серьезным обвинением в адрес порочной конструкции советской подводной лодки и установленных мер безопасности. Позднее, в ходе расследования, выяснилось, что команда лодки не провела ни одной тренировки по обращению с новейшими современными автоматически сбрасываемыми спасательными плотиками, ни по спасательной камере и ни одной тренировки даже по элементарным вопросам борьбы за живучесть лодки. Были созданы автоматические передатчики сигналов бедствия, которые без вмешательства человека должны были отрываться от тонущей лодки, подниматься на поверхность и передавать через спутник сигнал бедствия, однако команда лодки приторочила точечной сваркой передатчики к корпусу лодки, чтобы они не потерялась. Прискорбные подробности провалов в подготовке команды «Комсомольца» содержатся в книге «Гибель «Комсомольца»: аргументы конструктора», которую написал Дмитрий Романов, один из тех людей, которые первоначально занимались конструкцией этой лодки.

По мере того как появлялись новые свидетельства о происшествиях и предпосылках к происшествиям в бывшем СССР, холодные факты высвечивали узкую разделительную полоску между безопасностью и полной катастрофой, существовавшую в советских вооруженных силах. С тех пор появились новые версии трагедий, произошедших на море. Многие из них известны фрагментарно, что дает больше подробностей относительно происшествий с атомными подводными лодками и документирует ужасающую хронологию разбрасывания советского ядерного мусора.

В северной части Норвежского моря на глубине более одной мили русские установили в носовой части «Комсомольца» девять заглушек, предназначенных для предотвращения распространения плутония из боеголовок двух торпед. По словам руководителя экспедиции доктора Сагалевича, девять отверстий в носовой части лодки были

закрыты заглушками, сделанными из резины и титана. Шесть отверстий принадлежали носовым торпедным аппаратам, и три отверстия были разрывами, появившимися в процессе гибели лодки.

Русские отказались от плана подъема всего корпуса лодки как чересчур рискованного. Они были настолько озабочены состоянием останков «Комсомольца», находившихся на дне Норвежского моря, что обратились к Западу за помощью в разрешении проблемы распространения радиоактивности. После совместного изучения вопроса, в котором участвовали Россия, США и страны Европы, русские соорудили бетонный саркофаг вокруг останков корпуса лодки, который должен сохранить двадцать шесть фунтов плутония (около 11 килограммов); плутоний находится в торпедах с ядерной боевой частью, которые, как было установлено, ржавеют с угрожающей скоростью. Район, где покоится лодка, относится к одному из самых биологически продуктивных районов Мирового океана. Минимальное распространение радионуклидов по пищевой цепочке морская вода — планктон — рыба может привести к мрачным экологическим, экономическим и политическим последствиям.

Со дня гибели линкора Черноморского флота «Новороссийск» прошло более пятидесяти лет, но тот урок, похоже, ничему не научил. Как пишет Дмитрий Романов в своей книге «Трагедия подводных лодок»:

«29 октября 1955 года на стоянке в базе приписки на Черном море в результате внешнего взрыва затонул линкор «Новороссийск» и погибло более шестисот человек. Правительственная комиссия по расследованию причин гибели линкора признала центральный аппарат ВМФ полностью ответственным в его гибели, поскольку он не уделил должного внимания частным вопросам. Ответственные сотрудники центрального аппарата были виновны в недостаточной подготовке команды корабля к выполнению задач по боевой готовности и борьбе за живучесть, а также за отсутствие документации по действиям в борьбе за живучесть. Тридцать три года спустя трагедия на борту «Комсомольца» произошла по точно таким же причинам. Корабль тонет; люди гибнут, а центральный аппарат ВМФ продолжает вести себя так, как будто ничего не произошло».

РЕЦЕПТ БЕДСТВИЯ

Растущее число свидетельств о неудовлетворительном состоянии техники безопасности на советском ВМФ в период «холодной войны» требовало более тщательного расследования. П. Хухтхаузен занимался этим в сентябре—октябре 1995 г. и беседовал со спасшимися участниками гибели нескольких подводных лодок, включая «Комсомолец» К-287 («Проект 685» «Плавник»; по классификации НАТО — класс «Майк»), К-219 («Проект 667» «Навага»; по классификации НАТО — класс «Янки») и командным составом эскадры и флотилии, в которые организационно входила не вернувшаяся из похода подводная лодка К-129 («Проект 629»; по классификации НАТО — класс «Гольф-II»). Он также выслушал аргументы, которые представили старшие конструкторы нескольких проектов подводных лодок из ЦКБ морского судостроения «Рубин», и старшие офицеры управлений тыла и судостроения советского ВМФ. Хухтхаузен беседовал и со старшими офицерами флота, как отставными, так и продолжающими службу в ВМФ России, включая НГШ ВМФ адмирала Валентина Селиванова и адмирала Валентина Поникаровского, бывшего командира атомной подводной лодки и начальника военно-морской академии.

После дискуссий стало понятно, что существует четкая поляризация точек зрения конструкторов и пользователей подводных лодок относительно причин пожаров, отказов реакторов и других происшествий; вместе с тем, обе стороны согласны, что чрезвычайное напряжение, вызванное гонкой вооружений во времена «холодной войны» — во что бы то ни стало превзойти флоты Запада по количеству выпускаемых современных кораблей и подводных лодок — серьезно повлияло на частоту инцидентов. Кроме того, действовавшие силы флота были под сильнейшим нажимом, когда от них требовалось любой ценой «произвести развертывание» в периоды значительного усиление активности, которые определялись состоянием отношений между противоборствующими сторонами «холодной войны». В результате пользователи сглаживали углы в вопросах техники безопасности при эксплуатации и обслуживании военной техники и оборудования.

Один крупный изъян в технической готовности ВМФ был порожден системой, которая управляла советской военной промышленностью. Если на Западе размеры военных расходов определялись состоянием экономики, то советская военно-промышленная машина управлялась бюрократической системой централизованного планирования. Из доводов, которые представили как пользователи военной техники, так и кораблестроители, стало понятно, что в вопросах технической информации обратная связь от пользователей к строителям и конструкторам военной техники в существовавшей советской системе провалилась с треском. Пяти- и десятилетние планы, которые исходили от политических руководителей в Кремле и в подготовке которых инженерный состав или военные играли весьма маленькую роль, направляли деятельность каждого конструкторского бюро или судостроительного предприятия. Это вело к тому, что руководство промышленных предприятий, стремясь следовать графику производственного плана, закрывало глаза на многие недостатки и не делало упор на контроль качества и создание запаса надежности — два требования, которые являются центральными в военной промышленности Запада.

Другой особенностью процесса конструирования и производства советских подводных лодок являлось осуществляемое на практике личное участие одного или двух высокопоставленных личностей в каждом проекте. По забавному противоречию с коммунистической идеологией, которая говорит о коллективном труде, за проектирование и строительство «Комсомольца», начиная с этапа планирования в конце 1960-х годов и до завершения строительства и спуска на воду в 1983 г., несли ответственность только три человека.

«Проект 685» «Плавник» — это русское название программы строительства подводных лодок класса «Майк», согласно которой должны были быть построены атомные ударные подводные лодки, имеющие самую большую в мире рабочую глубину и, возможно, самую большую подводную скорость. Это был личный проект главного конструктора Владимира Кормилицына, помощника главного конструктора Дмитрия Романова и помощника Анатолия Чувакина, который в 1989 г. умер от сердечного приступа, узнав, что прототип проекта, подводная лодка «Комсомолец», загорелась и затонула.

Тщательно расследование причин катастрофы, проведенное конструкторами, возложило всю ответственность на действующие силы флота, которые не обеспечили должной подготовки личного состава лодки в борьбе с пожаром и общей борьбе за живучесть, а также не смогли организовать информирование конструкторского бюро и судостроительного предприятия о проблемах, связанных с техническим состоянием подводной лодки. Романов возлагает на флот всю ответственность за неспособность справиться с пожаром на «Комсомольце». Как пишет Романов, это произошло потому, что команда не задействовала штатные системы борьбы с пожаром. В ходе разговора, который состоялся в сентябре 1995 г., Романов сказал, что системы, установленные на «Комсомольце», были отключены во избежание частых случайных срабатываний. Члены команды «Комсомольца» поступили так из-за боязни понести наказание за возможное повреждение чувствительной аппаратуры, вызванное непреднамеренным запуском. Установленные на «Комсомольце» системы пожаротушения были аналогичны автоматическим разбрызгивателям, имевшимся на борту злополучного эсминца «Отважный» класса «Кашин», который взорвался и затонул в Черном море в 1974 г.

В подводных силах упор делался на походы, на действия в море, на развертывание любой ценой; все это определялось русским словом «пахать». В периоды нахождения на базе члены команд были задействованы на бесполезной для них работе типа покраски каменных бордюров, загрузки грузовых автомобилей, и политических занятий — вместо того, чтобы заниматься на тренажерах. В результате, когда лодки уходили на задание или принимали участие в учениях, членам команды приходилось осваивать свои основные обязанности в ходе работы, в реальных и порой опасных условиях. Соблюдение мер безопасности считалось дурным тоном, который подрывал моральный дух и сеял недоверие к боевой технике, вооружению и командному составу.

С другой стороны, представители оперативных сил советского ВМФ и большая часть спасшихся участников инцидентов винили судостроителей и конструкторов в отказах систем пожаротушения и другого штатного оборудования, обеспечивающих) безопасность эксплуатации подводных лодок, а также за отсутствие надлежащего спасательного оборудования. Расследование происшествия с «Комсомольцем» выявило и другие огрехи, которые не были связаны с конструкцией лодки или ее эксплуатацией. Эти огрехи имели отношение к организации сил поиска и спасения, управлению и контролю, и отжившей свое практики засекречивания реальных действий сил флота, что не дало возможности получить своевременную помощь от находящихся поблизости спасательных средств Норвегии.

Суммируя вышесказанное, те недостатки, которые всплыли на свет божий при гибели «Комсомольца», оказались совершенно такими же, как те, на которые указывали результаты расследования, долго скрываемые от общественности, о гибели линкора «Новороссийск» в 1955 г., о пожаре и гибели эсминца «Отважный» в 1974 г., и более ранних инцидентов с подводными лодками. Все говорило о неспособности эксплуатантов идти в ногу с быстро усложняющимися флотскими технологиями и излишней поспешности при вводе в боевой состав новых кораблей и подводных лодок. Вооруженные силы, отбросив предосторожность, неслись неизвестно куда, практикуясь только в боевом применении своих вооружений.

Конструктор подводных лодок Романов, работавший в ЦКБ «Рубин» морского судостроения в Ленинграде, был так раздосадован повторяющимися инцидентами с подводными лодками, что опубликовал свои мысли по этому поводу в вышедшей в 1995 г. сенсационной книге «Трагедия подводной лодки «Комсомолец»: аргументы конструктора», объяснив, с точки зрения конструктора, многие отказы.

Более ранние инциденты с реакторами находившихся в море атомных подводных лодок первого поколения К-3, К-19, К-11 и К-27 в 1960-х и 1970-х годах послужили прецедентом для расхождения во мнениях между конструкторами и флотом. Причины драматической гибели ударной подводной лодки К-8 «Кит» и 58 членов ее команды у побережья Испании в 1970 г., а также подводной лодки К-219 «Навага» в районе Бермудских островов в 1986 г. были во всех деталях обнародованы только после развала СССР. В 1989 г., в разгар горбачевских реформ, известие о сенсационной гибели «Комсомольца» было в советских средствах массовой информации представлено лишь как факт, частично; ужасающие подробности этого происшествия стали полностью известны только через шесть лет.

Претензии по поводу отсутствия надлежащей подготовки личного состава флота, выдвинутые Романовым, получили сердитую отповедь со стороны двух высших адмиралов советского ВМФ. Адмирал Флота В. Чернавин и его первый заместитель И. Капитанец выступили со статьей на страницах популярного издания «Военно-морской сборник», который является русским эквивалентом сборника «Просидингз», издаваемого военно-морским институтом США. Основными причинами происшествий адмиралы назвали отсутствие надлежащей политической мотивации и некачественное строительство лодок. Адмирал Капитанец писал, что некондиционные материалы, слабый контроль качества и безразличие рабочих-судостроителей внесли свою лепту в неудовлетворительное состояние техники безопасности в ВМФ. Он привел такой факт: дизельное топливо, используемое в советском ВМФ, воспламеняется при температуре, которая на 20 градусов ниже температуры воспламенения американского дизельного топлива. Капитанец заявил также, что спасательное оборудование отказало во время ухода лодки на дно, а не тогда, когда моряки начали его использовать.

После того, как в 1985 г. Горбачев уволил главнокомандующего ВМФ Адмирала Фиата СССР С. Горшкова, и после смерти адмирала в 1988 г., достоянием общественности стали подлинные истории об ужасающих потерях, понесенных флотом за двадцать семь лет направляемой Горшковым динамичной экспансии советского ВМФ. По иронии, эти откровения заставили приподнять завесу секретности, которая долгие годы покрывала операции подводных лодок по обе стороны бывшего «железного занавеса». В рассказах русских подводников открыто говорилось о многочисленных инцидентах с участием иностранных ударных подводных лодок, в результате которых повреждения получали подводные лодки обеих сторон. Любой из этих инцидентов мог привести к потере ракет, повреждению реактора и гибели экипажа в морской пучине.

Изменения, которые последовали за начатым Горбачевым 1985 г. процессом открытости, сильнейшим образом повлияли на советский ВМФ. К настоящему времени документально подтверждено, что в первые десять лет прорыва в Клуб ядерных держав (1958—1968 гг.) советский ВМФ потерял восемь подводных лодок и двести моряков, а более четырехсот человек получили смертельные дозы облучения. В эти годы динамичной советской военно-морской экспансии получившие большие дозы радиации военнослужащие отправлялись в отдаленные госпитали, где симптомы их болезни маскировались под нервные расстройства. Многие жертвы получили диагноз пострадавших от «травмы, вызванной стрессом». Многие умерли от радиационного отравления, и их останки были захоронены в необозначенных могилах, сведения об остальных отсутствуют.

Верховный Совет, высший законодательный орган, который обычно «ставил печать» на постановлениях ЦК партии, превращая их таким образом, в законы, запретил медицинским учреждениям в официальном свидетельстве о смерти указывать причиной смерти «радиационное отравление» или «облучение».

Злоключения СССР с атомной энергией начались с происшествий на прототипах его атомных подводных лодок и надводных кораблей. Первый в мире атомный ледокол, широко разрекламированный «Ленин», был построен в конце 1950-х годов. На одном из трех реакторов ледокола в 1966 г. произошло расплавление топливного элемента, что привело к гибели по меньшей мере тридцати членов команды ледокола. Ядерная силовая установка ледокола, служившая испытательной площадкой для силовых установок будущих подводных лодок, была демонтирована и затоплена в Карском заливе близ Новой Земли, отдельные участки которого до сих пор сильно заражены.

Первая советская подводная лодка с ЯЭУ, прославленный «Ленинский комсомол», на которой ходил пионер атомного подводного флота Леонид Осипенко, была спущена на воду в 1957 г. Ее прототипом была К-3, подводная лодка «Проект 627» «Кит» (по классификации НАТО — класс «Новембер»), ставшая первой советской подводной лодкой, которая в подводном положении достигла Северного полюса и всплыла там. За этот успех командир лодки Осипенко и его старший помощник, известный рационализатор в области атомной энергии Лев Жильцев, были удостоены Никитой Хрущевым звания Герой Советского Союза. Тот факт, что во время похода к полюсу из-за утечки в парогенераторе реактора смертельное облучение получили двенадцать членов команды К-3, был спокойно замят. Через четыре года та же самая лодка из-за пожара на борту потеряла тридцать девять человек команды, кое-как вернулась в порт приписки, потом была выведена из боевого состава флота и аналогично затоплена в Баренцевом море близ Новой Земли — в растущей могиле неудачных советских атомных проектов. А ведь эту лодку можно было превратить в музей.

Имя Николая Мормуля, инженера той первой подводной лодки, о которой было упомянуто в главе 10, стало легендой на длинной дороге неудач с советскими подводными лодками. После катастроф на борту ледокола «Ленин» и на подводных лодках К-11, К-27, К-140, К-329, К-222, К-123, К-314, К-431, К-192, К-8, K-19, повлекших гибель более чем 250 моряков, инженер-ядерщик Мормуль стал открытым критиком безопасности советских подводных лодок. Он предпринимал попытки, которые оказались тщетными, представить в инженерное управление ПИ ВМФ детальные инструкции, целью которых являлись корректирующие действия на эксплуатируемых атомных силовых установках подводных лодок с последующей доработкой этих установок. Он тут же попал в немилость к высшему командованию за отказ прекратить попытки составить новые инструкции по эксплуатации ядерных энергетических установок. ГК ВМФ Адмирал Флота Советского Союза С. Горшков приказал упрятать Мормуля в тюрьму за отсутствие чувства патриотизма и его попытки предать огласке уже давно имевшиеся факты плачевного состояния советского подводного флота. Единственным реальным «преступлением» Мормуля были его выступления в пользу улучшения состояния безопасности силовых установок. В 1986 г., вскоре после чернобыльского инцидента, когда Мормуль еще находился в заключении, он направил Горбачеву письмо с написанной им инструкцией по улучшению состояния безопасности на полностью дефектных ядерных силовых установках по всему СССР. Его профессиональный опыт был опять проигнорирован, а он сам был назван «общественно вредным».

Мормуль был выпущен Горбачевым в 1987 г. в ходе массового освобождения политических заключенных. Ему присвоили звание контр-адмирала и вернули на Северный флот на должность старшего инженера. Но уже было поздно — его знания игнорировались преимущественно по политическим причинам. Позднее Мормуль написал книгу, в которой поведал о скрываемом прошлом советского подводного флота и о грустных фактах засорения моря ядерными отходами. Книге, написанной в 1992 г., цензура долго не давала хода, но в конце концов она была напечатана в России в 1996 г.

Более трагичными, чем рассказы об отдельных военно-морских катастрофах на море, являются приводимые Мормулем данные и официальные свидетельства о большом количестве атомных реакторов и единиц атомного оружия, разбросанных на дне океана и находящихся в разной степени разрушения. Тревожные сообщения, которые стали появляться после 1991 г., подтверждают количество и местоположение вышедших из строя атомных реакторов и потерянных атомных боеголовок, лежащих на дне океана, которые являются останками сорокалетней истории скрываемых катастроф советского подводного флота. В одном только месте свалки — в Карском море, возле Новой Земли, которая является крупнейшей могилой советских атомных отходов — по данным 1992 г., на дне моря уже находится 3,5 миллиона кюри ядерного мусора. Это составляет одну десятую часть радиационного загрязнения, попавшего в атмосферу во время инцидента в Чернобыле. Источники остаточной радиации в этом районе моря представлены 1 брошенным корпусом подводной лодки (К-27), 16 неисправными реакторами (в 6 реакторах все еще находится топливо) и 9000 тонн отработанного ядерного топлива и жидких ядерных отходов; все это покоится на глубине не более 50 метров.

В период с конца 1950-х годов до 1993 г. обычной практикой советского, а затем и российского ВМФ являлся сброс жидких и твердых радиоактивных отходов и отработанного ядерного топлива в воду в обозначенных районах Баренцева моря и Тихого океана. Точно определить место сброса каждой партии атомного мусора невозможно, поскольку, но свидетельству Мормуля и самих участников сброса, большое количество атомного мусора в советское время сбрасывалось без регистрации места сброса, ночью, в местах, не разрешенных для сброса. Это практиковалось как в северной части Баренцева моря, так и в Японском море, у баз Тихоокеанского флота.

Несанкционированный секретный сброс радиоактивных отходов в море был результатом господствующих настроений в разгар так называемого застойного периода советской истории, когда старший командный состав флота и руководство судостроительных предприятий избегали брать ответственность за свои действия из-за боязни наказания. Давление на производство по выпуску продукции согласно нереалистичным планам центрального руководства превалировало над всем остальным. Партийные чиновники и руководители судостроительных предприятий, выпускавших корабли для ВМФ, фальсифицировали документы, чтобы показать, что они соответствуют показателям центрального плана. Контроль качества при строительстве ядерных энергетических установок был слабым или отсутствовал вообще. Безопасности при строительстве на судостроительных предприятиях не было. Карьерный рост зависал от выполнения производственных показателей, качество или безопасность производства мало влияли на него.

После того как появились сообщения о таком катастрофическом советском военно-морском наследии, и в связи с нарастающим международным требованием прекратить сброс атомных отходов в море, президент РФ Б. Ельцин в 1992 г. учредил комиссию, которая должна была изучить и доложить ему ситуацию с атомным мусором в районах вблизи бывших советских военно-морских баз. Через год работы комиссия выпустила доклад, который известен под его коротким названием «Доклад Яблокова»[22]. В докладе приводятся подробности об известных советских захоронениях атомного мусора в Северной Атлантике, Баренцевом море, и в Тихом океане. Однако, по мнению Н. Мормуля, «Доклад Яблокова» говорит только о малой толике из общего объема незарегистрированных захоронений.

«Доклад Яблокова» также в общих чертах упоминает об известных ранее по данным разведки, а также из обнародованных адмиралом Мормулем сведений о нескольких серьезных происшествиях на реакторах подводных лодок, в том числе и о происшествии в бухте Чазма.

Этот страшный инцидент случился 10.08.1985 г., когда на базе Тихоокеанского флота Шкотово-22, что примерно в 50 километрах к северу от Владивостока, на борту атомной подводной лодки К-314 началась неуправляемая самопроизвольная цепная реакция деления урана. Инцидент произошел во время смены топлива в активной зоне атомного реактора ударной подводной лодки «Проект 671» (но классификации НАТО — класс «Викгор-1») — через пять месяцев после столкновения лодки с американским авианосцем «Китти Хок». При подготовке к смене топлива была обнаружена утечка из-под крышки реактора — дефект, который обычно устраняется в сухом доке. Однако, стремясь сэкономить время, команда лодки и рабочие судостроительного предприятия попробовали выполнить ремонт на лодке, которая находилась на плаву.

В процессе подъема крышки реактора, что требовалось для удаления отработанного топлива, рабочие случайно извлекли два топливных стержня, что вызвало неуправляемую цепную реакцию деления, в результате чего крышку реактора весом в одну тонну подбросило вверх на высоту более 100 метров, потом она упала опять на лодку. Взрыв разметал радиоактивное топливо и тела десятерых рабочих и матросов по бухте. От взрыва в воздух поднялось ядерное топливо и решетчатая ловушка-поглотитель нейтронов, образовав громадный шлейф заражения, содержавший в себе примерно 4 кубометра высокорадиоактивного материала; этот шлейф накрыл площадь, равную по площади территории, зараженной после трагедии в Чернобыле, и вытянулся на 6 километров в сторону Владивостока. Вскоре после взрыва рабочим и морякам приказали навести порядок на месте происшествия и помалкивать об инциденте.

Как рассказали свидетели, после того как возгорание было ликвидировано, ворота предприятия были закрыты, а рабочим, участвовавшим в уборке места взрыва, было приказано сбрить волосы, сдать одежду и несколько раз принять душ. Останки тел десяти погибших вместе с другими зараженными предметами были захоронены в специально подготовленных ямах. С лодки сняли реакторы и, отбуксировав к дальнему пирсу, там и оставили. В 1994 г. она все еще находилась у этого пирса. Подробное описание этого происшествия было вырезано цензорами до публикации книги Мормуля.

Согласно официально приводимым данным «Доклада Яблокова», четыре цельных корпуса подводных лодок лежат на дне Атлантического океана (К-8, К-278 и К-219) и Карского моря (К-27), на дне моря покоятся и восемнадцать атомных реакторов, имеющих разные степени повреждения. Помимо этих чрезвычайно опасных объектов, дно Мирового океана усеяно тридцатью восемью ядерными боеголовками, из них тридцать штук лежат на глубине 6000 метров у Бермудских островов. Эти боеголовки, находящиеся внутри корпуса лодки, затонули вместе с ней. Это была первая в истории гибель ПЛАРБ в море, и этой лодкой оказалась К-219 «Проекта 667» (по классификации НАТО — класс «Янки»),

Нестабильное жидкое ракетное топливо послужило причиной нескольких инцидентов на советском ВМФ. В одном из таких случаев, произошедшем на аналогичной лодке класса «Янки», имевшей ракеты большей дальности полета, но заправленные все тем же жидким топливом, экипажу лодки, во избежание взрыва на борту, пришлось открыть крышки ракетной шахты и отстрелить одну баллистическую ракету с атомной боеголовкой в Тихий океан. Несколькими днями позже лихорадочные усилия ВМФ увенчались успехом, и отстреленная боеголовка была поднята.

Многие годы официальным ответом ВМС США и советского ВМФ на критику по поводу затопления атомных отходов являлось утверждение о том, что лучшим местом для захоронения старых реакторов и боеголовок является глубокая грязь на морском дне—чем глубже, тем лучше. Да, говорят специалисты, это верно, но только в том случае, когда контейнер, в котором находится реактор, или корпуса ракет, загерметизированы и не имеют механических повреждений. Однако как долго такие контейнеры могут оставаться на дне моря в их неизменном состоянии? ВМС США тщательно следят за состоянием придонной среды вблизи останков затонувших американских атомных подводных лодок «Трешер» (SSN-593) и «Скорпион» (SSN-589) — единственных американских лодок, потерянных в результате происшествий на море, и публикуют результаты каждые несколько лет.

В 1991 г. Россия унаследовала от СССР самый большой в мире флот атомных подводных лодок — 245 единиц, и должна была решать в будущем неизбежную задачу по выводу этих лодок из боевого состава ВМФ и их последующей утилизации. В докладе, выпущенном в 1996 г. организацией «Фонд Беллона» — норвежской группой, контролирующей состояние окружающей среды и имеющей свои отделения в России, выражена международная озабоченность относительно того, что российские ядерные объекты представляют серьезную экологическую угрозу соседним регионам и что Россия неспособна и не хочет вкладывать средства для исправления ситуации. Доклад вызвал такое раздражение в политических кругах России, что российский участник исследований и работы над докладом капитан 1-го ранга в отставке А. Никитин был арестован и обвинен в краже секретных материалов, касающихся дислокации атомных подводных лодок и информации по атомным реакторам ВМФ, что считается жизненно важным для национальной безопасности России.

Преемница КГБ, Федеральная служба безопасности России, начала свой неожиданный натиск в октябре 1995 г. арестом отставного капитана 1-го ранга Никитина. Целью подобного поступка, скорее всего, было дать сигнал преимущественно иностранным исследователям, которые относительно безнаказанно мотаются туда и сюда по ранее закрытым военным территориям России, собирая данные для анализа ядерной безопасности и ущерба окружающей среде, вызванного обилием ядерного мусора и практикой его захоронения в советские времена.

Как свидетельствует доклад «Фонда Беллона», утилизация твердых и жидких радиоактивных отходов представляет собой основную проблему, влияющую на программу вывода кораблей из боевого состава. Одной из наиболее серьезных угроз для безопасности является неспособность поддерживать в надлежащем состоянии хранилища отработанного ядерного топлива и радиоактивных отходов.

В 1995 г. бывший командующий Северным флотом адмирал О. Ерофеев заявил, что «вопросы хранения отработанного топлива ядерных реакторов, радиоактивных отходов, списанных подводных лодок, и недостатки в обслуживании лодок, продолжающих нести службу, являются проблемой не только Северного флота, но и Российского государства. Поэтому необходимые действия будут естественными не только для Северного флота, но и для МЧС. Если сегодня не принять мер по разрешению ситуации, то через какое-то время ситуация может стать критической и привести к экологической катастрофе». Кто может знать этот- вопрос лучше адмирала Ерофеева?

Стремясь облегчить проблему демонтажа реакторов, Россия попросила помощи у Запада и получила се. За последние пятнадцать лет американская, норвежская, японская, британская, французская и итальянская программы значительно помогли в разрешении этой проблемы.

По данным «Фонда Беллона», мониторинг радиационной обстановки и чрезвычайное реагирование на ядерные инциденты в местах дислокации Северного флота вышли на такой уровень, что, например, в 2008 г. все потенциально опасные объекты находились под круглосуточным наблюдением. По заверениям А. Пономаренко, координатора «Фонда Беллона» (Мурманск) по ядерной и радиационной безопасности, «легкие проекты», под которыми мы подразумеваем и разрушение подводных лодок, капитально завершены». Тем не менее практически ничего не делается по выводу из эксплуатации надводных кораблей с ядерной силовой установкой, и Россия, похоже, приостановила вывод из боевого состава двух первых крейсеров класса «Киров», которые могут вернуться на службу.

СНОВА АНДРЕЕВСКИЙ ФЛАГ

Драматический поворот в поведении Советского Союза — от обычной угрюмой секретности до сползания к доброте, последовавший после московской встречи на высшем уровне Горбачева и Рейгана, — явился шоком, хотя и приятным, для граждан западных стран, проживавших тогда в Советском Союзе. Большинство сомневалось, будут ли теплые чувства живы и на следующий год. Однако драматическое расслоение советского коммунизма набирало силу как снежный ком и достигло осенью 1989 г. кульминации, которой стало разрушение Берлинской стены. Конец «холодной войны» был неминуем, и в Москве происходили невероятные события. Начиная с лета 1988 г. американцы наблюдали прорыв в переговорах по Договору о ядерных средствах промежуточной дальности (ЯСПД), обмен визитами между маршалом С. Ахромеевым и адмиралом У. Кроу, введение в действие Соглашения по военному сотрудничеству между США и СССР, и возобновление практики обмена визитами военных кораблей. Советская армия покинула Афганистан, и министр обороны Д. Язов принес извинения за смерть майора Д. Николсона, который, выполняя свои служебные обязанности в американской военной миссии в Потсдаме, был застрелен советским часовым. В 1989 г. сотрудников американского посольства в Москве было трудно чем-нибудь удивить.

Военно-морской атташе США только что вернулся в Москву, завершив свои дела в очередном знаковом мероприятии, — он сопровождал начальника штаба ВМС США К. Троста и его делегацию в поездке по основным военно-морским базам Советского Союза. Трост стал первым из начальников штабов видов вооруженных сил США, приехавшим по новому соглашению с визитом в СССР. В Североморске, где располагался штаб Северного флота, Троста и его небольшую делегацию плюс атташе пригласили на борт советской ударной подводной лодки с ЯЭУ класса «Виктор-III», самой современной на то время советской ударной лодки. Для американцев организовали небольшой стол в кают-компании, где принимала пищу команда лодки, и они были удивлены, когда к еде им предложили вино. Адмирал Трост сказал советскому офицеру, выступавшему в роли хозяина, что на кораблях ВМС США вино не подают. Советский офицер ответил, что красное вино имеет свойства поглощать изотопы малой мощности. Это был правдивый ответ, но он компрометировал радиологическую герметичность советских реакторов.

Для американских атташе это время было особенно пьянящим. Потратив годы своей шпионской работы на подглядывание из-за забора, наблюдение за судостроительными верфями и вбухав миллионы долларов на поездки, чтобы увидеть то немногое, что удается увидеть в закрытой системе, атташе вдруг столкнулись с неожиданным обаянием и даже «братством по оружию» со стороны их советских хозяев.

Одним из самых значимых событий того времени был приезд в Москву оркестра корпуса морской пехоты США — личного оркестра американского президента, который, наверное, является одним из лучших военных оркестров в мире. Президентский оркестр проделал грандиозное концертное турне по шести основным городам Советского Союза, начав с Москвы, где выступил совместно с прославленным оркестром Советской армии. Военно-морской атташе сопровождал оркестр во время поездок в Киев, Минск и Ленинград. В каждом городе морские пехотинцы сначала выступали в одном из городских концертных залов, а потом давали концерт на ближайшей военной базе. Это было необыкновенное ощущение — неожиданно оказаться на территории, которая была закрыта для иностранцев со времен Второй мировой войны, и ничем себя не ограничивать. Русские могут быть замечательно гостеприимными хозяевами — когда им это разрешают.

Сообщения о нарастающем беспокойстве в странах Восточной Европы и заигрывании центральных властей с гражданами этих стран ежедневно передавались в вечерней московской программе «Время». Па четвертом году гласности М. Горбачева публике стали показывать больше реальной жизни. В том примечательном октябре жесткое противостояние народа коммунистическим властям в Венгрии, Чехословакии и Восточной Германии со всеми подробностями описывалось в московской англоязычной газете «Москоу ньюс». Эти события плюс отказ советского правительства от контроля над Русской православной церковью нарастающим вихрем новостей неслись по просторам Советского Союза. В Рождество (25 декабря) 1989 г. программа «Время» показала изрешеченные пулями тела Николае и Елены Чаушеску, лежащие во дворе какого-то дома в Тырговиште. Эта сцена, которую видели по телевизору в каждой семье в Советском Союзе, стала недобрым знамением для коммунистических руководителей Москвы.

Драматичное разрушение Берлинской стены отозвалось в московском дипломатическом сообществе реакцией военных и военно-морских атташе из стран Восточной Европы. За предыдущие два с половиной года американский военно-морской атташе наладил отношения личной дружбы с военно-морским атташе из Восточной Германии кэптеном Рольфом Франке. Рольф был старшим военно-морским офицером в посольстве Германской Демократической Республики, ГДР. Всю свою военную карьеру он прослужил офицером разведки и, возможно, не видел моря или военного корабля с тех пор, как был курсантом военно-морского училища в Берлине. В качестве атташе или военного советника он побывал на Кубе, в Перу и во Вьетнаме, а также еще в нескольких странах, о которых он предпочитал не распространяться. Как и большинству других атташе из стран Варшавского договора, находящихся в заграничных командировках, ему разрешалось взять с собой в Москву только жену. Под предлогом обучения детей в школах своей страны от атташе требовали оставлять дома детей или другого члена семьи, особенно если командировка приходилась на страну Запада. Некоторые называли это залогом, другие называли это страховкой, гарантирующей возвращение атташе домой,

В Берлине у Рольфа были внуки, которые периодически к нему приезжали. Чем дольше они жили в Москве и чем хуже становилась ситуация в ее родной Восточной Германии, тем замкнутее и угрюмее вела себя его жена. Рольф часто приглашал американца в свое посольство, расположенное на Ленинском проспекте, и, по мере изменения ситуации в Берлине, становился более разговорчивым.

Рольф стал открыто говорить о своих планах увольнения со службы, о зарплате и ситуации у него на родине. Он казался преданным коммунистом, но не раз заявлял, что их система из года в год делает ужасающие ошибки. Оставаясь один на один с американским атташе, он дружески критиковал восточногерманского президента Эрика Хонеккера. В обычное время и в нормальных условиях американский атташе охарактеризовал бы его поведение как превосходный пример должностного лица, собирающегося переметнуться на Запад. Если его намерения действительно были таковыми, то быстрый ход событий в Берлине полностью его обогнал. Случилось так, что вся его страна перебежала на Запад, а он опоздал. Рольф поведал, что опасается за собственную безопасность и безопасность его семьи. Рольф был в гостях на квартире американского военно-морского атташе, когда стало известно о погроме штаб-квартиры секретной полиции ГДР («Штази») в Берлине. Рольф сказал, что собирается перевезти всю свою семью в Москву и ждать, пока ситуация прояснится. Он сказал, что его послужной список, скорее всего, не даст ему возможности нормально уволиться из вооруженных сил и что его, возможно, даже посадят в тюрьму. Для него те дни были действительно тяжким испытанием.

Судьба руководителей стран коммунистического Востока не заслуживает сожаления, и они справедливо считаются ответственными за политику, которая вызвала много трагических смертей среди граждан их стран, пытавшихся бежать на Запад, и за разрушенные семьи и физические и душевные страдания их населения. Тем не менее многие западные дипломаты, служившие в странах Восточной Европы, искрение сочувствовали офицерам стран Варшавского договора, жизнь которых в тот период дала трещину.

Пик в военных отношениях Восток—Запад пришелся на празднование в 1989 г. дня Национальной народной армии ГДР. В том году отмечалась 40-я годовщина образования ГДР и ее вооруженных сил. Всего за месяц до крушения Берлинской стены, когда будущее Германии покоилось в руках Генерального секретаря Горбачева и Политбюро, планировался большой дипломатический прием. Сороковая годовщина ГДР была не просто национальным днем восточных немцев, она стала еще и последним крупным «выпендрёжем», устроенным в Москве одной из стран — членов Варшавского договора.

Через два года взорвался и Советский Союз.

Вот как это запомнилось П. Хухтхаузену, уже уволенному из ВМС США:

Ранним рождественским утром 1991 г. бывшего военно-морского атташе ВМС США в СССР, отдыхавшего в своей московской квартире, разбудил телефонный звонок. Атташе уволился из ВМС США в сентябре 1990 г., а потом вернулся в Москву в качестве представителя фирмы «Консалт Америка». В этот раз ему звонил капитан 1-го ранга в отставке Валентин Серков, один из творцов «Соглашения о предотвращении инцидентов на море» и специалист по морскому праву. Взволнованным голосом Серков предложил встретиться и вместе наблюдать монументальное событие. Днем раньше ушел со своего поста М. Горбачев, и Серков ожидал чего-то совершенно необычного. Серков предлагал встретиться чуть свет на Красной площади у Спасских ворот.

Отставной атташе натянул меховую шапку, надел пальто и пошел из своей квартиры на Таганке на Красную площадь; ему предстояло пройти три километра. Снег летел с другого берега Москвы-реки и щипал его лицо, он горбился на холодном ветру, по продолжал плестись по безлюдной набережной. Интересно, что там будет, думал американец. Он шел по утренней Москве, оставляя за собой маленькие клубы пара, в который превращался выдыхаемый им воздух. Солнце прорвалось сквозь рваные лохматые тучи, и небо окрасилось ярко-розовым цветом. В эти ранние утренние часы, когда улицы еще были почти безлюдны, Москва являла себя во всей своей красе.

Он пришел на Красную площадь, на которой никого не было, за исключением кремлевских часовых в серых шинелях и меховых шапках, медленно двигающихся по квадрату. Оп разглядел крупную фигуру Серкова, стоявшего спиной к черной кованой оградке с западной стороны собора Василия Блаженного и смотревшего поверх мавзолея Ленина. Серков махнул рукой и направился к американцу.

— Посмотри туда, — сказал он. Американец заметил застывшие слезинки на ярко-красном лице подошедшего Серкова. — Убрали, гляди!

Американец повернулся и посмотрел в ту сторону, куда указывал Серков. Высоко над кремлевским куполом трепетал бело-сине-красный российский триколор! Полностью красный флаг СССР с серпом и молотом был снят! На восходе солнца, подставив себя поземке, на Красной площади стояли двое мужчин, двое бывших офицеров военно-морской разведки — один русский, второй американец. Кремлевские часовые молча смотрели на них. Советский Союз умер. Какое-то время спустя, во время празднования Дня военно-морского флота в июле 1992 г., старый российский морской флаг с бело-голубым крестом святого Андрея заменил советский военно-морской флаг. Советский флаг с серпом и молотом оставался до 1997 г. на кораблях Черноморского флота, который был предметом дележа между Россией и Украиной. Этот флаг продолжают с гордостью демонстрировать на военных парадах и в День военно-морского флота, потому что он никогда не был сдан врагу на поле боя и был водружен над берлинским рейхстагом в 1945 г.

Должность американского военно-морского атташе в СССР имеет длинную историю, полную захватывающих приключений и интриг. Начиналась она с коммандера ВМС США X. Кёлера, который в годы Гражданской войны 1920-х годов тайком разъезжал по России и сообщал, как у большевиков идут дела.

Перед Кёлером была поставлена задача «выяснить... является ли большевизм реальной силой, работающей идеей, которая продолжит существование, или же он является фальшивой доктриной, каковой он предстает на первый взгляд». В то морозное утро на Красной площади, но прошествии семидесяти одного года и целой череды своих предшественников, служивших в разное время в Москве американскими военно-морскими атташе, Хухтхаузен, в недавнем прошлом сам бывший американским военно-морским атташе, осознал, что на заданные Кёлеру вопросы дан окончательный ответ. Красные знамена, реявшие с 1917 г. над большевистским флотом, наконец, спущены.

Почти семидесятилетняя конфронтация с коммунизмом закончилась. Полностью ли ушли с ней семена антагонизма?

За периодом «дикого Запада», характерным для российского президента Б. Ельцина в 1990-х годах, последовало явное сокращение ранее раздутых разведывательных служб, предпринятое президентом В. Путиным, восстановившим государственную власть. Секретные военно-морские базы, которые были открыты для граждан Запада в период ельцинских послаблений в отношении государственной безопасности, были опять закрыты. В 1999 г. отставной кэптен американской военно-морской разведки, находившийся в России, очевидно, по делам бизнеса, был уличен в приобретении чертежей ранней модели восхитительного оружия — подводной ракеты «Шквал», имеющей скорость 200 узлов и созданной в развитие итало-немецкой концепции времен Второй мировой войны. Бывшего офицера арестовали, судили, обвинили в шпионаже и приговорили к двадцати годам тюрьмы. Плохое состояние здоровья американца привело к тому, что он был освобожден по распоряжению Путина. Этот инцидент не способствовал снятию продолжающихся подозрений относительно намерений Запада. Трагическая гибель в 2000 г. российской ракетной подводной лодки «Курск» класса «Оскар II» вблизи Кольского залива первоначально объяснялась столкновением с американской подводной лодкой. Хотя последовавшее за этим инцидентом расследование назвало причиной гибели лодки и ее команды дефект торпеды «65—76», теперь уже снятой с вооружения, многие офицеры российского флота до сих пор полагают, что в гибели «Курска» повинны ВМС США. («Шквал» в этом инциденте не участвовал.) Старые привычки умирают трудно, в особенности когда дело касается русского менталитета, зацикленного на теории заговора, которой русская культура пронизана еще с царских времен.

Разногласия, возникшие в 1999 г. и 2008 г. между Атлантическим альянсом и Россией по Балканам и Кавказу, оставили у России впечатление того, что Запад проводит политику двойных стандартов. Хотя само НАТО использовало военную силу, чтобы очертить новые границы Сербии и гарантировать независимость Косово, Россия подверглась осуждению за посягательство на суверенитет Грузии при освобождении народов Абхазии и Осетии. Москва, однако, по другому действовала в отношении чеченских сепаратистов, которые были усмирены кровью для обеспечения безопасного доступа к стратегическим ресурсам Каспийского моря. То самое относится к официальной российской военно-морской доктрине 2001 года, которая подчеркивает необходимость сдерживать попытки иностранных государств игнорировать национальные интересы России и противостоять им. ВМФ все также придерживается оставшейся со времен «холодной войны» тактики борьбы с авианосцами и защиты подходов к материковой части России, но реальный баланс сил в настоящий момент нарушен модернизацией стареющего стратегического подводного флота России, призванного обеспечить хотя бы минимальное сдерживание. В этом контексте развертывание в Восточной Европе американского противоракетного щита против иранских ракет рассматривается как нарушение стратегического баланса. И все же, несмотря на явное противостояние, кажется маловероятным, чтобы Россия и Запад начали новую и взаимно невыгодную «холодную войну».

Как материализация решений встречи руководителей стран-членов НАТО в ноябре 2010 г., на которой присутствовал президент России Д.А. Медведев, Россия и НАТО установили новые отношения партнерства и отправили на покой прежние недоразумения, которые использовались некоторыми людьми, желавшими возврата к нежелательному и неприятному холоду в отношениях двух сторон.