Воин Донбасса

Глава 9

Ната Шабанина, позывной Лиса, не просто злилась. Она ярилась. Мало того, что задача, поставленная шефом, сама по себе была муторной. Ну так при этом ещё и ненужно рискованной! Полдня маячить у всех на глазах в больнице, изображая охрану пострадавшей чужой бабы! Даже если никто ничего не заподозрит, это привлечёт к ней ненужное внимание. И даст время запомнить внешность. А когда начнётся следствие по пропаже или гибели капитана, как его… Кравченко… так всем свидетелям будет, кого вспомнить и описать!

Так тут ещё гадай, он или не он. Имя-фамилия фигуранта у шефа имелись. А вот фотографии… Уже чуть не нагрелась с этим! Какой-то тип с утра приходил уже в палату — представительный, гладкий такой. Из тех, из сытых. И в униформе военной, что характерно! И тоже ведь рычать было принялся, когда она попросила его личность удостоверить. Сдался, в конце концов, — но оказался не тем, не Кравченко. И приходил вовсе к другой бабе, не к этой, контуженной, к соседке её. Так что пришлось перед ним ещё и извиняться, когда он обратно вышел после визита своего. А то мало ли кому он пожаловаться решит, как грозился.

Конечно, шеф ей документ правильный оформил — не подкопаешься: сержант Шабанина, мол, направляется для обеспечения безопасности пострадавшей в теракте до обеспечения возможности опросить ту по обстоятельствам дела. Приказ есть, задницу им прикрыть можно. Но избавит ли это от подозрений следаков, ежели дело пойдёт раскручиваться?

Впрочем, шеф в любом случае обещал отмазать. Шеф — человек сильный. Помощник военного коменданта! Хоть и мелкий как мужчина. В обоих смыслах. Убедилась. Сумела как-то однажды повалить его на себя, рассчитывая на дальнейший блат с его стороны. Но тот оказался мало что не ах, а вообще никак. Будто муха между ног поползала — щекотно, но и всё.

На службе, правда, случай этот благоприятно сказался. По службе шеф её продвигать начал. А она ему давала иногда. И даже страсть изображала.

И то — не на самом же деле для поддержания порядка пролезла в комендатуру! За боевой романтикой пусть глупые мальчики вписываются. А в такие бурные времена подобные места, где власть охранять надо, очень пользительны для другого. Для того, чтобы приподняться. Не век же на рынке колготками торговать! Тем более что и просел он вон как сильно, рынок-то. Очень даже торговля упала, особенно с июня, как обстрелы пошли. Не до колготок стало и тряпья, да и денег у народа не стало.

И народа самого как вымело! Город прямо вымер! Поговаривали, что две трети жителей уехали — кто в Россию, кто на Украину. Спрос упал. А самой выехать — так ей ничего хорошего не светило ни там, ни там. Кто она? Торговка. В лучшем случае, в магазин устроишься. А то так и будешь горе мыкать в общаге для беженцев…

А тут навели знающие люди на правильное дело. В силы поддержания порядка, так сказать. Замещать поредевшую прежнюю милицию. Со все сторон полезно: и статус у тебя силовой, уважаемый, и доступ прямой к тому, на чём деньжат срубить можно. Ну, машину, в гараже оставленную отъехавшим, забрать — это просто. Ежели и вернётся — мало ли что с нею стало. Да и документы новые на неё оформить — опять-таки через комендатуру легче.

Нет, всяких идеалистов и бессребреников и в комендатуре много. Не со всяким о делах и поговорить можно. Но люди разные. Есть и разумные. Вон как шеф её. Сам себе элитную квартирку отжал, машинка немецкая. И о подчинённой полюбовнице не забыл — двухкомнатную на Сосюры подогнал. С ванной, в пол встроенной! Ну, в подиум. И с деньгами подняться дал, на поручениях своих потайных. А те точно, далеко не все на благо новой власти предназначались. Например, когда тропку для наркотрафика не ликвидировали, о чём торжественно доложили, а, наоборот, под крышу взяли. Ну, и другое разное…

Наталья не испытывала по этому поводу никаких отрицательных ощущений. То, что какие-то делишки проводятся для пользы Украины — так это даже и лучше. Зачтётся, когда киевская власть сюда вернётся. А в этом у Наты сомнений не было. Слишком уж в этой новой республике всё будто понарошку делалось. Будто дети решили поиграться в песочнице — только не в кулички, а во власть и в войнушку.

А как иначе? Начальство районного пошиба поставили государство строить — вот оно и строит его по-районному. И все те же расклады, группировки и отношения, что были прежде, с собой прихватило. Все ж друг друга знают. Кто при Украине кого терпеть не мог, тот и при «Элэнэрии» не переменился…

Так что под таким шефом вполне можно было рассчитывать на кое-что материально полезное сейчас и на признание какой-нибудь героиней подполья, когда вернётся Украина. Тем более что шеф постепенно становится всё сильнее. Нет, Ворона, командира полка, он, конечно, никогда не заменит. Тот из той, идейной, номенклатуры. Но перейти со временем на какой-нибудь пост в МВД — вполне возможно!

В общем, сильный человек шеф. Но и он предупредил настойчиво, что всё равно лучше не светить никаких бумаг и документов. Ни в больнице, нигде. Упирать на секретность задания. А как выследишь, мол, объект, звони исполнителям на следующем этапе, а сама тихонько исчезни. Если и вспомнят потом, что была, мол, какая-то охранница, то мало ли куда пропала. А то, может, кто под неё рядился. Может, как раз от мафии, на которую и будет списано исчезновение объекта, какая наблюдательница выставлялась. Так что по максимуму — без документов в глаза посторонним…

И всё было в норме — расспросила, побеседовала, встала на якобы охрану. Никто уже внимания не обращает. Так, покосятся, проходя мимо…

Но этот вот мужик конкретно выбесил! Настолько, что она захотела сама проследить, как его забирать будут. Ишь ты — «пошла вон, а то трахну!». Трахальщик нашёлся, мать его! Ещё и вправду красавчик, а тут без мужика уже который месяц! Не шефа же таковым считать!

А у самого баба страшная, тощая, чернявая, к тому же вон теперь изуродованная, а ходит к ней!

Трахнет он! Да я тебя сама трахну! Прямо в лоб из пистолета, коли у бандитов этих что не так с задержанием пойдёт.

А что это был искомый Кравченко, она уже не сомневалась ни секунды. Движется плавно, можно сказать, мускулисто — привык, значит, к физическим нагрузкам. Осанку офицерскую не прячет, хоть и одет в гражданское. И лается чисто по-военному — вроде и без мата, но казармой сразу несёт. Нет, для проформы, конечно, вытащить его из палаты, и документы проверить надо. Не тот шеф человек, что простит косяк, сделанный из-за недостаточной исполнительности. Исполнительность — это самое главное в нашем деле, говаривал он. Всё прощу, но за неисполнительность расстреляю! А потому надо, конечно, исключить малейшую ошибку. А то мало ли — может, сам настоящий Кравченко где в схроне ныкается, а вместо себя сослуживца своего, офицерика, к бабе отправил. Может быть? Может!

Она потому и заглянула ещё раз в палату — посмотреть, будут целоваться или нет. Опять облаял, пёс, но главное ясно стало: раз на колени встал, значит, он. То ли вину какую за собой чувствует и кается, то ли любит сильно.

Любит, ишь! Ну, ничего, скоро и тебя отлюбят сильно. В другом месте. Там, где любят сбивать спесь с офицериков таких…

И она позвонила по данному ей телефону…

Та-ак. Алексей поднялся с Иркиной койки, вставая таким образом, чтобы закрыть подругу собою. Ну, нет, впрочем. Это явно не бойцы. Вообще даже не военные, хоть и были в ополченческом камуфле. Ну вот не сидит так форма на военных! И вроде бы всё правильно, — но вот детали! Когда много мелких деталей, указывающих на то, что униформу данное существо надело, как в первый раз, — вывод напрашивается сам собой: чужак.

Два чужака в данном случае.

Тётка — та да, та военная. Хотя, получается, тоже чужая, раз привела чужаков. Итак, трое чужаков по его жизнь пришли.

Чёрт, ну когда это кончится? Эти-то по какому делу — по Сан Санычу, по гранатомётчику от укрокарателей? Или, может, за вчерашних хануриков всё же Зимин мстителей прислал?

— Нет, ребята, ошиблись вы, — проговорил он между тем беспечно. — Я Сергеев, Константин Игоревич. Инженер. А что случилось?

Вся троица как-то сразу увяла. Не ожидали. Алексей за время их ступора как бы спонтанно сделал два шажка вперёд. Естественно движение человека, не ведающего за собой греха…

— Он это, — первая нащупала продолжение темы тётка. — Какой он инженер? Военный, по ухваткам вижу. И орёт, как военный.

Оба автоматчика оглянулись на неё, словно желая удостовериться в верности её слов. Нет, точно не бойцы, окончательно уверился Алексей, делая ещё один шаг вперёд.

— На месте стой! — тут же приказал один из пришельцев. — Документы есть?

— Да, конечно, — пожал плечами Кравченко. — А вы, простите, сами откуда?

Он тянул время в расчёте подобраться к ним поближе. На данный момент оба их автомата — тётку в расчёт он пока не принимал — смотрят в его сторону. И много в такой ситуации не навоюешь. Да ещё и Ирку посекут.

Впрочем, если он тут ляжет, то её убьют однозначно. Хотя бы для того, чтобы не оставить свидетеля. А потому лечь он не имеет права. Он обязан только победить. Но для этого надо быть как можно ближе к этим ушлёпкам. Так он им и директрисы запутает, и сам, главное, сможет руками их достать. Потому как пистолет тут бесполезен — пока одного валить будешь, второй тебя завалит.

— Мы из военной комендатуры Луганска, — рявкнула тётка. — Документы предъявите.

— Комендатура? — удивился Алексей. — Ну, это другое дело. А я-то уж думал… Сейчас, где они…

Он начал охлопывать себя по карманам. Потом приостановился на мгновенье и предложил:

— Простите, может, мы выйдем в коридор? А то всё же больница… Жену у меня вчера ранило, — сокрушённо добавил он, делая ещё одно движение вперёд.

«Комендантские» опять переглянулись. Алексей говорил всё это в расчёте, чтобы ещё на пару шагов сблизиться с автоматчиками. Этого ему бы хватало, тем более что рукоять пистолета уже лежала в руке. Заодно набор больших движений — шаги, повороты, смена местополжений — скрывали, отвлекали внимание от движений мелких. От шевеления пальцев в кармане, снимающих оружие с предохранителя, от бросков взглядов, фиксирующих смену обстановки, от постановки ступней в боевую позицию…

И он тихо радовался, что всё пока идёт, как надо. Ибо не знал, разумеется, что его предложение донельзя точно соответствовало главной цели исполнителей — доставить заказанного живым на указанный подвал. Так что для них высказанная фраером идея была вполне в тему. А баба его… хрен с нею! Насчёт бабы указаний не поступало.

Это соображение их расслабило. Как оказалось, напрасно.

Тот, что стоял справа от двери, кивнул, сделал шаг наружу. Тем самым отодвинул назад тётку. Второй, тот, что был слева от двери и, соответственно, справа от Алексея, сделал шаг в сторону — проходи, мол, сначала ты. Грамотно, на первый взгляд: блокируется противник спереди и сзади. А по бокам — дверной косяк. Не дёрнешься. Но на деле в такой диспозиции есть очень серьёзный недостаток, который при умелом использовании может стать фатальным: конвоиры разделяют свои силы и ставят между собою сразу две преграды — стену и подконвойного. Удар ногой заднего, выстрел в спину переднему, закрытая дверь — и задержанный в безопасности. Можно и наоборот — выстрел в заднего, пинок — переднему. Даже, может быть, и лучше — не надо затем тратить драгоценное время на контроль заднего. Заодно и с Иркой рядом живого злодея не окажется…

Порядок действий всплыл даже не в мозгу — во всей нервной и мышечной системе. Но как раз мозг быстро пригасил излишнюю инициативу: главное сейчас было вытянуть противника из палаты, где лежит Ирка. А там уже разбираться, не рискуя, что её достанет шальная пуля.

Он мельком глянул на подругу. Ирка пока лежала, но в такой позе, будто собиралась вскочить. К беззвучно раскрытому рту поднесён кулак, а глаза… Глаза кричали. Безмолвно. За что Алексей был ей благодарен — любой посторонний звук мог вызвать резкую ответную реакцию «бойцов комендатуры».

Поэтому он ободряюще прикрыл немного веки: мол, всё будет в порядке. Ты только сама не дёргайся.

Тётка за дверью сместилась вперёд и вправо. Оружие она так почему-то не доставала, хотя кобура на поясе была открыта. Тоже сбита с толку. Передний конвоир — а как его ещё назвать? — соответственно, сделал два шага влево-вперёд и начал оборачиваться. Алексей продолжал следовать за ним.

Поймав, наконец, краем глаза, что последний из троицы, двигавшийся сзади, выписался из дверного проёма и на автомате потянулся закрыть за собою дверь, тем самым оборвав зрительный контроль Алексея, Кравченко решил, что пора.

Сделав два мелких и спутанных, будто споткнулся, шага к переднему врагу, он пихнул его плечом, одновременно бросая левую руку на газовую трубку его автомата и отжимая ствол вправо-вниз. Вести его наверх было бы неправильно: два трицепса оппонента всяко сильнее одного Лёшкиного бицепса. Одновременно он продолжил собственное движение вокруг плеча противника, разворачиваясь на левой ноге ему за спину и тем самым прикрываясь им же от возможного огня со стороны тётки. А заодно быстро освобождая себе директрису на заднего бойца.

Тем временем правая его рука вылетела из-под полы куртки — только не с паспортом, а с пистолетом. Оппонент сзади даже не успел поднять автомата, как в животе его образовалась неожиданная дырка. Ну, правильно: выстрел в ногу-руку не гарантировал, что вражина не откроет ответный огонь — это боль, но боль не оглушающая. Пуля же в голову или грудь вполне могла оказаться летальной, а это было лишним. Не то чтобы капитану Кравченко было жалко пришедшего по его душу бандита с оружием; но тот ведь должен ещё и рассказать всякие интересные следствию вещи. Зато ранение в живот редко лишает жизни сразу, но и сопротивления оказывать уже не позволяет…

Оппонент такому доводу внял — отпустив оружие, он схватился обеими руками за брюхо и стал сползать вниз по косяку двери. Ну и то, родной, надо же правильно автомат держать, а не как кубинский повстанец в изображении молодого Иосифа Кобзона. Надо было весною внимать, как «вежливые» оружие держат…

То, как оружие держали данные ребята, стало ещё одним фактором, убедившим Алексея несколько минут назад, что пришли за ним отнюдь не правоохранительные органы. И даже не обученные солдаты…

Выход из строя одного из нападавших Кравченко фиксировал, однако, лишь краем взгляда, основное внимание перенеся на оставшегося противника. Тётку он пока игнорировал — та опять впала в ступор, не делая ни одного движения.

Лишь несколько часов спустя, когда всё кончилось, Алексей сообразил, что медлительность соперников объяснялась не столь их ступором, сколько его собственным психологическим настроем. У него просто открылось состояние, которое бывает хоть раз в жизни у всех людей. В основном, правда, у тех, кто сталкивается с неожиданными и опасными ситуациями, на которые надо успеть среагировать быстро и единственно правильным образом, — у спортсменов, гонщиков, мастеров единоборств. У воинов, конечно. Это состояние у японских самураев, или у ниндзя, что ли, называлось дзикан. Дзикан теиши. Это когда вокруг тебя вдруг всё замедляется, зато сам ты — король и бог скорости, мгновенно всё замечающий, мгновенно реагирующий, мгновенно двигающийся. Те ниндзя, говорят, даже владели техникой произвольного вхождения в этот самый дзикан.

На самом деле, конечно, это состояние чисто психологическое, законов физики не отменяющее. Ускоряется только твоё сознание. Движения же остаются теми же, что заповедала природа. От летящей в тебя пули, скажем, не уклонишься. Но уже и того достаточно для хорошего бойца, что мозг успевает всё сообразить раз в три-пять быстрее обычного. Можно успеть выбрать вариант, да…

Кравченко выбрал. Продолжая оборотное движение, он резким движением руки послал ствол оружия противника в обратном направлении, выводя того из равновесия окончательно. Парень сам на автомате продолжал отклоняться влево, а тут получил ещё и импульс от своего оружия, направленный как раз в ту же сторону. Мог бы даже упасть. Но не успел: Алексей, завершив разворот, пробил его локтём правой руки в позвоночник, а когда мужик в результате удара невольно сделал шаг вперёд, провёл ему почти настоящий уширо маваши гири под основание шеи.

Почти настоящий — потому что никто их в училище классическому каратэ-до не учил. Но поскольку увлечение боевыми искусствами было всеобщим, то все друг у друга и нахватались и техник, и терминов. Можно назвать пробивающим ударом назад — суть от этого не меняется. Тело летит вперёд, голова остаётся сзади — вплоть до перелома шеи случается. А если и нет — в любом случае недели на две голову повернуть враг не сможет.

Прямо на тётку пихнуть его не получилось, но это было бы слишком хорошо. А слишком хорошо либо не бывает, либо бывает не хорошо. И без того парень стал больше не боец: он довольно резво сделал шаг, второй, не удержался на ногах и влетел головой прямо в батарею. Хорошо, забрана та была деревянными плашками — затормозить они не сильно помогли, но хотя бы смягчили удар и не дали бедняге раскроить себе череп. Впрочем, голова его другом быть ему перестала всё равно, и бандюган притих, дёрнув напоследок ногою…

Оставалась тётка. Та уже пришла в себя. Лапнула толстыми пальцами свою кобуру, но Алексей не дал ей докончить движение. Буквально прыгнув к ней, он приставил ей к глазу ствол пистолета, а левой рукою легонько обозначил ей проникающий под дых. Тётке хватило: она стала перегибаться вперёд, насаживаясь глазом на ствол пистолета и оттого одновременно пытаясь отклонять голову назад.

Зря говорят, что ствол ко лбу — хорошее решение. Нет, ствол в глаз — лучше. Чёрная дырка смерти у самого глаза воздействует на сознание вообще инфернальным ужасом. Потому сейчас тётка уже ничего не соображала, трудно ловя ртом воздух и загибая назад голову.

Так и удерживая, но потихоньку отводя пистолет, чтобы дура и впрямь себе глаз не выдавила, Алексей почти нежно освободил её от оружия. Затем легонько ткнул дулом ей в набровье и рявкнул:

— А ну, к стене! Руки на затылок! На колени!

И только когда враз ослабевшая комендатурщица начла трудно поворачиваться на ослабевших ногах, пытаясь не упасть, он услышал висящий в коридоре визг…

Визжала та ухоженная Иркина соседка. Она как раз вывернулась из коридора, и глазам её представилась сцена, способная действительно ужаснуть неподготовленного человека. У дверей палаты мелко сучил ногами раненый бандос, лёжа в позе эмбриона и однозвучно подвывая. Вокруг него распространялся запах мочи и фекалий — мышцы кишечника расслабились, как часто бывает в момент угрозы для жизни. Другой лежал головой в батарее и не подавал признаков жизни. У стенки, украшенной каким-то оптимистичным медицинским плакатом с изображением человека без кожи, стояла на коленях, уперевшись головой в пластик, женщина в камуфляжной форме. А над нею высился некто в гражданском, угрожая военной пистолетом.

Да, тут можно было подумать разное. О террористах, например. Или о нападении с целью похищения или убийства свидетеля. В любом случае — страшно.

Чёрт, скоро ли приедут ребята Томича? А то вызовут медики с пациентами здешние сейчас охрану или ОМОН. А те начнут сразу или винтить, или вовсе палить, не разобравшись, кто тут за кого. А палить они будут ясно куда — в человека с оружием. Таковы правила: обезвредить того, кто опаснее, а там уж разбираться.

С этим надо что-то придумать.

Придумалось само.

— Не орите, гражданка! — откуда-то вдруг прорезавшимся «милицейским» голосом рявкнул Кравченко. — Работает госбезопасность! Опергруппа уже вызвана. Сестру-хозяйку позовите сюда, быстро!

Визг прекратился сразу после первого окрика. Всё же война — здесь даже женщины привыкли реагировать быстро и правильно. Дама развернулась, подобрала полы халата и споро скрылась за углом коридора. Минута времени есть.

Алексей быстро обшмонал пленную. Так, отлично. Оружия больше нет, зато есть наручники. Пригодятся. Отобрал и телефон, чтобы сигнал не могла подать. Отвесил ей подзатыльник, чтобы и далее вела себя смирно.

Этот… страдалец с дыркой в животе пока не опасен. Хотя…

Кравченко скользнул к нему, не сводя ствола пистолета с тётки, споро освободил мужика от автомата и пистолета под мышкой. Охлопал карманы на предмет телефона, нашёл, вытащил. Мужик взвыл от грубого обращения, но проявлять гуманность было некогда.

Пользуясь близостью к Иркиной палате, он заглянул в незакрытую дверь. Чёрт! Ирка, дурёха, сползла с койки и теперь неловко ворочалась на полу, пытаясь поднять на ноги непослушное тело. Чёрт, чёрт! Некогда помочь! Алексей лишь шикнул на неё:

— Всё хорошо, Иришка! Ложись обратно, я сейчас вернусь…

Секундно зафиксировав разгорающееся облегчение на её лице, он вернулся к своим делам. Прорычав на ходу «Сидеть тихо!» в адрес тяжело обмякшей у стены тётки, с трудом удерживавшейся на коленях, Алексей в два длинных шага метнулся к последнему участнику драмы. Тот как раз начал подавать признаки сознания, тяжело шевеля головой.

Лёшка приподнял его за шкирку, выпростал из-под тела автомат, вывернул ремень с шеи мутно глядящего бандита, отпихнул оружие в сторону. Мельком зафиксировал: ага, тоже мне «воен», даже с предохранителя не снял, идя на задержание!

На правой руке злодея защёлкнул одно кольцо наручников, перекинул второе через трубу отопления. Хотел сначала продеть сквозь секцию самой батареи, для надёжности, но бросив взгляд, отказался от этой мысли. Нет времени, чтобы заниматься тут художественным продвижением металла сквозь металл. Споро скользнул к тётке, схватил её за шкирман камуфляжки, подтащил к подельнику, закрыл второе кольцо наручников на её левой руке. Обшмонал мужика, вытащил телефон, выкидник. Больше оружия не было, а бумаги Алексея пока не интересовали. Документы посмотрим позже. Дал на всякий случай каблуком по пальцам свободной руки, чтоб не могли при случае быстро шевелиться. Бандит взвыл. Всё!

Теперь два дела. Нет, три. Нет, четыре!

Автоматы и пистолет задержанных свалил в самом дальнем от места событий углу. Спрятал в кобуру свой пистолет. Всё, нет больше вооружённых людей в помещении! Избавил возможных разборщиков от необходимости сразу применять оружие.

Снова набрал Томича:

— Сергей, у меня трое задержанных. Один трёхсотый. Тяжёлый. Ускорь своих ребят, а то как бы посторонние не успели первыми. Как бы не попортили картину…

Глянул на как раз появившихся в коридорном проёме двух медсестёр и давешнюю Иркину соседку, с опаской рассматривающих происходящую сцену. Чуть позади маячили ещё трое больных. Вот люди, ничего их не берёт! Казалось бы, уж после лета, после всех обстрелов, шугаться должны выстрелов, прятаться от них! Но нет, тянет посмотреть!

— И ещё, — быстро проговорил он Томичу. — Тут медперсонал, ты успокой их, что всё в порядке, что госбезопасность работает.

Как можно лучезарнее улыбнулся более старшей по виду из сестёр:

— Пожалуйста, сохраняйте спокойствие. Всё под контролем, работает государственная безопасность. Вот удостоверение, — он потянул левой рукой из нагрудного кармашка своё удостоверение офицера: медики всё равно не будут разбираться, что за документ, и требовать его на прочтение. — Произошло задержание ДРГ противника. Вот, прошу, переговорите с моим руководством, оно подтвердит мои полномочия.

Так себе подтверждение, конечно, — мало ли кто там, на том конце мобильной связи, что скажет. Но в стрессовых условиях и это покамест сгодится, а дальше уже разбираться можно будет в более спокойной обстановке.

Третье.

— И я вас попрошу, уважаемые, помочь моей… девушке, — продолжил Алексей, когда уже заметно успокоенная сестра-хозяйка вернула ему трубку после разговора с Томичем.

— А раненому? — взял в той слово медицинский долг.

— Раненому тоже, — бросил ей Кравченко уже на входе в Иркину палату. — Но чуть попозже. Сначала — ей. А тот потерпит, вражина укропская…

Он, зайдя обратно в палату, склонился над сидящей, опирающейся спиной о тумбочку, своей девушкой, подхватил её бережно на руки.

— Ноги не слушаются, — отчего-то виновато проговорила та. — Вроде шевелятся, а не слушаются…

— Это контузия, милая, — ответил Алексей, укладывая Ирину на кровать. — Доктора говорят, через пару дней всё пройдёт. Будем с тобой всю ночь танцевать.

— Не хочу… всю ночь… — блёкло улыбнулась девушка. — Танцевать… Хочу всю ночь… трахаться.

И засмеялась тихонько.

Наконец, четвёртое дело. Пока две сестры возились с Иркой, перестилая вздыбленную постель и укладывая больную поудобнее, — а Лёшка сразу сунул главной пару сотен, и заслуженная медработница сразу подобрела, — сам он решил по-быстрому провести первую «колку».

Вышел из палаты, задумчиво посмотрел на уже серого страдальца с раной в живот. Чёрт, как бы не отошёл прямо сейчас, озабоченно подумал он. И задумался: а можно его отдавать в руки врачам или надо сперва дождаться, чтобы опергруппа тут всё осмотрела и зафиксировала? На фронте как-то проще всё с этим…

Во-вторых, он не хотел начинать допрос с этого парня. Нет, умом понимал, что расколоть его сейчас — две секунды. Добавить чуть-чуть боли к той, в которой он сейчас плавает, — и запоёт бандос. Соловьём. Но не хотелось этого делать. Нет, жаль этого… хм… Жаль его не было. Но вот как-то чувствовал Лёшка некоторую бесчестность, которая прилепится к нему, ежели начнёт он добавлять боли раненому. Всё же он, капитан Кравченко, — офицер, и офицер, будем надеяться, возрождающейся Империи. А офицеру империи лишний раз пачкать честь свою не хорошо. И так на войне этой не раз приходилось не самые благовидные совершать поступки. И ещё придётся…

Ладно, решил он, лучше сразу тёткой займёмся. Тем более что, по всему судя, здесь именно она — заводила.

Он сунул голову обратно в дверь палаты. Сёстры делали что-то с Иркиной сорочкой — он не понял, что, потому что на него сразу зашипела младшая сестричка. Стало смешно, но он послушно отвернулся и сказал стенке:

— Девочки, вы кого-нибудь вызовите, кто там у вас, пусть этому подраненному повязку, что ли, наложат. Но до прибытия опергруппы с места его убирать не надо…

— Вот! — словно открылось что-то важное, воскликнула старшая. — Сам говорит: этого потом, а сам теперь торопит. Щас с девушкой твоей закончим, вызовем из приёмного покоя. Их работа. Только ты там группу свою поторопи — а то помрёт тут. И пусть они оформят всё, как надо. А то нас накажут, если не по форме заявим, раз с огнестрелом человек…

— Это они сделают, — улыбнулся стенке Алексей. — Всё по закону должно быть. А с остальным пусть начальство разбирается. У них головы большие…

Он твёрдо рассчитывал, что Томич, если что, его прикроет. По всему выходило: прижал он здесь первую ниточку той шпионской сети, о которой вчера гэбэщники толковали. Уже ясно: эти ребята не официалы и никакие они не зиминские. Зимин, даже захоти он наказать Лёшку за своих ушлёпков, просто знать не мог, что в больнице оказалась дорогая тому женщина. А официалы, ежели по какому бэтменовскому концу, знали бы его и требованием документов заморачиваться не стали.

Но и в этом всё же требовалось убедиться. Пока задержанные в шоке, надо хотя бы предварительно узнать, кто такие, откуда, и кто их послал по его, Алексея Кравченко, душу. А то прошедшей пары минут тётке вполне могло хватить, чтобы прийти в себя. Начнёт запираться, осложнит работу. Какая ни есть, а женщина, и военно-полевые методы допроса с этим понятием как-то не совмещаются…

Новая мысль пришла. Он снова набрал Томича:

— Серёг, пока твои едут, дашь санкцию поспрошать злодеев, пока они в шоке? А то пока твои допрутся…

— Скоро уже, — успокоил Томич. — По Оборонной уже едут. Поспрошать же… — трубка замолчала. — Поспрошай, но без излишеств. Не лютуй там. Если это те, кто нам нужен, оформлять их будем. Но это… Ты давай там по-быстрому выясни, чьи они, кто послал. Чтобы там тревогу не успели поднять и ниточки порубить. Понял меня?

Вот, блин, и как у этих гэбэшников командные нотки сразу прорезаются, как в их интересах работать начинаешь! А главное: не лютуй, но по-быстрому узнай! Это как совмещается?

— Понял, есть не лютовать, — буркнул Кравченко и кинул трубку в карман.

Подошёл к тётке, стараясь очень-очень нехорошо на неё смотреть. Та уловила посыл, затрепыхалась. Попыталась даже отодвинуться, только некуда было. Но не кричала и не визжала. Что, всё же решила, похоже, запираться?

Алексей подошёл вплотную, всё ещё ничего не говоря. Лёгким ударом по колену заставил распрямить поджатую левую ногу, наступил тётке на стопу в поношенном берце. Поймал второй ступнёй другую её стопу, наступил тоже. Как это в балете называется, шестая, что ли, позиция? Обе тёткины стопы теперь были прижаты к полу — болезненно чуть-чуть, но волю к сопротивлению подавляет. Хотя и несильно. Но для начала хватит.

На лбу женщины выступили бисеринки пота.

А в общем, зря Томич предупреждал. Злость и так схлынула, и лютовать совсем не хотелось.

— Меня внимательно слушай, — медленно и веско проговорил Алексей. — Сюда уже едут волки из МГБ. Если ты та, о ком они думают, они тебя заберут на подвал и там будут грызть тебе каждую косточку. С хрустом и со вкусом. Пока не скажешь всё, что они хотят услышать, и даже больше. Но я получил санкцию дать тебе шанс избежать этого. И остаться не поломанной.

Он достал из кармана выкидник тёткиного соседа по наручникам и стал задумчиво с ним поигрывать. С ножом он обращаться умел. И знал, что это производит впечатление — когда нож порхает вокруг кисти, словно на резиночке привязанный.

— Всосала тему? — холодно осведомился Кравченко. Он от души надеялся, что эта нехитрая психологическая обработка — первый курс, трусы на лямках! — поможет развязать задержанной язык. Применять к женщине жёсткую форму допроса было противно и не хотелось категорически. Хотя он твёрдо отдавал себе отчёт, что будет это делать, если тётка заартачится.

Та артачиться не стала.

— Всосала, — сглотнув, прохрипела она. — Только…

Алексей поднял брови.

Тётка повела глазами на «напарника». Ага, не хочет, чтобы тот слышал её признания.

Что ж, проблема не велика. Мужик, правда, пока ещё не очень готов к приёму информации, но действительно — зачем ему нужно слушать беседу двух договорившихся о сотрудничестве людей?

Он сошёл с тёткиных ног, наклонился над соседом, достал пистолет… Да ничего у нас, оказывается, сосед! Не так и мутно себя чувствовал! Как увидел ствол, так мгновенно в себя пришёл и всё сообразил. Глаза расширились, ноги засучили по полу, свободная рука заелозила в воздухе, то ли пытаясь закрыться, то ли ища ручку невидимой двери, за которой можно спрятаться от надвигающейся смерти.

Ахнула рядом и тётка.

Но Алексей мужика успокоил. Тем надёжным в умелых руках способом, что предоставляет массивная рукоятка «макара»: тюкнул пленного по темечку. Даже и не очень сильно, ибо не требовалось: злодей не отошёл ещё от предыдущего сотрясения, что получил, врезавшись в батарею.

Так что подследственный закрыл глаза и затих. Алексей на всякий случай удостоверился, что тот на деле потерял сознание. Порядок. И подследственной тоже морально поплохело.

— Так я повторяю вопрос, — доброжелательно обратился он к тётке, поставив ногу ей на запястье.

Школу им вбили в своё время хорошую: при полевом допросе прежде всего обеспечь позицию, на которой оппонент не сможет тебя достать ни одной конечностью. Свяжи, привяжи, прибей к земле. Ежели под рукой ничего не было, то самым эффективным приёмом было уложить пленного на живот, сесть ему на голову, руки завернуть за спину, прижать тыльными сторонами кистей друг к другу и подтянуть до максимума к затылку. Ноги в этом случае из рассмотрения исключаются вообще. Если то, что из-под твоей задницы придушенно будет вещать, ответы озвучит неудовлетворительные, то дальнейшее подтягивание кистей задержанного к его затылку обычно оказывает прямо волшебный эффект для налаживания продуктивного сотрудничества!

В данном случае этот способ, естественно, не подходил. Но тётке было достаточно больно. И главное — с перспективой испытать боль посильнее.

— Вопрос вот какой, — продолжил Алексей. — Назови имя, позывной, звание, место службы.

— Ната… — прохрипела тётка. — Наталья Шабанина. Позывной Лиса. Сержант комендантского полка, Луганск.

Опа! Неужто и комендатура к нему какой-то интерес завела! Да Алексей Кравченко становится в Луганске популярнее Вики Цыгановой!

— Документы имеются? — осведомился он.

— В нагрудном кармане.

Ну да, он же обшмонал её лишь второпях, в поисках только оружия!

Достал удостоверение, даже не обратив внимания на колыхнувшуюся сиську. Да, смотри ты! Комендатура, точно!

— И что комендатуре от меня понадобилось? — поинтересовался холодно Алексей.

Тётка отвела взгляд.

Кравченко потрепал её двумя пальчиками по щеке.

— Когда я задаю вопросы, я не считаю до трёх, — шёпотом, в котором застывали льдинки, проговорил он. — Потому что подразумевается, что достаточно досчитать до полутора…

— Сейчас… Я просто… — быстро ответила допрашиваемая. — Просто… не знала, как ответить. Меня вызвал шеф. Приказал пойти в больницу, найти там женщину, которую привезли вчера после взрыва в квартире, и ждать военного, который придёт её проведать…

— Ну-ну, — поощрил Алексей.

— Удостовериться, что его фамилия Кравченко и вызвать подмогу, — тётка чуть кивнула на соседа. — Задержать его и доставить по адресу.

— Кто на адресе?

— Не знаю, честно! — мелко затрясла головою пленная. — Мне шеф адреса не называл. Сказал, что те сами доставят, куда надо. А мне — на службу, обратно.

— Кто шеф? Имя, позывной, звание, должность? — блин, в комендатуре сидит какой-то злодей, которому зачем-то нужно изъять из обращения Алексея Кравченко?

Тётка замялась. Можно понять: после такой информации у неё дороги обратно не будет. Только вовсю сотрудничать со следствием, надеясь на милосердие суда, — как там в том фильме? — справедливого, но беспощадного?

— Раз, — тем не менее, жёстко уронил Алексей.

— Майор Овинник, — тускло проговорила задержанная. — Позывной Джерри. В штабе полка… Помощник Ворона…

Ой! Вот это дела! Хрена себе! На уровне заказчик его! Значит, всё же по Сан Санычу чистят. Неужто Ворон замешан? Вроде порядочный дядька, из настоящих. Из первых. Хотя вон и один из советников Главы тоже из первых. А теперь, Митридат проговорился как-то, есть по нему вопросы у ГБ…

Нет, не вяжется. Если комендатуре поручили исполнить его, то она бы не стала действовать так топорно. Задержали бы ещё у квартиры и тихо грохнули бы на подвале. А вывезти тело и выбросить для них вряд ли стало бы проблемой. Да и Томич, сам зампоопер, едва ли себя так вёл бы с Алексеем. Нет, что-то не вяжется.

— А ты мне не врёшь, голуба? — озлился Кравченко, надавливая на руку тётке каблуком. — Чё твоему майору надо от меня?

Тётка мявкнула от боли. Хотя это ещё не боль. Так, ерунда. Если за ним действительно комендатура охотится, он бессловесной жертвой быть не собирается. Брать надо будет эту Нату, увозить к себе в роту и там расспросить с пристрастием. А дальше — как там Цой пел? — дальше действовать будем мы!

Тётка, однако, от сотрудничества не отказывалась.

— Не знаю, что ему надо. Он не говорил. Но он точно на Украину работает. Может, там заказ получил… Я правда не знаю!

Опа! Всё чудесатее! Если правда оно, то ой! С Томича ящик коньяка! Я ему крота укропского нарыл! Ну, или себе — пулю от помощника городского коменданта…

Он не мог дождаться, когда телефон пропикает номер Томича. Хоть бы связь не сорвалась! Хоть минуту ещё! А то в Луганске бывает… Со связью. Раз — и сидишь словно рыба, хватая воздух. И как мы раньше жили без мобил?

Нет, связь не рухнула в самый неподходящий момент. Слава Богу!

— Серёга, — лихорадочно стал бросать в трубку слова Алексей. — Заказчик из вашего штаба. Позывной из мультика Диснея, ты должен знать. Фамилию имею. Уловил?

Дождался утвердительного «да» и продолжил:

— Он — крот укропский! Подтверждает его сотрудница. Позывной — подруга волка из сказки про зайца. Думаю, фигурант пока не в курсе, что сорвалось, она ему позвонить не успела…

Он требовательно посмотрел на тётку. Та отрицательно покачала головой.

— …задержанная подтверждает: не в курсе. Хватайте его там, покуда не прочухался! Чтобы не сбежал! Он знает, кто меня с той стороны заказал…

Так себе, конечно, зашифровал позывные, на малыша. Но в условиях дефицита времени, да пока «слушаки» СБУ вычленят полезную информацию, пока передадут, куда надо… Немного времени, но есть.

Так, теперь следующее дело. Шабанина эта толстая теперь неактуальна: остальное у неё вызнают те, кому положено. Ему же нужен теперь адрес, откуда прибыли по его душу боевики.

— Да, вот ещё что, — сказал он Томичу. — Я тут щас адрес пробивать буду. Ежели твои в это время подъедут, то пусть не ломятся сразу. А то я напуганный, боязливый…

Томич хмыкнул.

— Пусть поднимаются по лестнице — левая, шестой этаж, — продолжил Кравченко. — Чтобы мы тут не постреляли друг друга, перед выходом с коридор пусть звякнет мне старший, предупредит. Сумма пароля — одиннадцать.

— Принял, сумма — одиннадцать, — повторил комендач. — На адрес начинаю готовить вторую группу. Этих, которые едут, переподчиняю тебе. Позывной старшего — Среда. Смотри только, в бутылку не лезь. Давай там. Я — за санкцией к Ворону…

Алексей переместился к бессознательному соседу тётки. Ей же отечески приказал вести себя тихо, всеми силами облегчая свою долю.

Боевик лежал смирно. Что было естественно. Под головой у него натекла лужица крови — то ли Алексей перестарался с оглушающим ударом и рассёк ему кожу на голове, то ли ещё во время удара о батарею он себе башку рассадил.

Такое уж место голова. Лёшка знал это на собственном опыте. Как-то в училище, ещё на первом курсе, егозили с ребятами в свободное время. В конечном итоге решили парням из соседнего кубрика немудрящий сюрприз устроить: пластиковый пакет с водой над дверью, система ниточек, которая рвётся при открытии, и крик от имени якобы дневального: «Выходи строиться на вечернюю прогулку!»

Дальше всё пошло, как по писаному: команда прозвучала, курсанты в недоумении, ибо не ко времени; дверь атакуемых приоткрывается, из неё высовывается морда с заинтересованным вопросом: «Ты, дневальный, не оху…» — нитки рвутся, пакет падает, вода проливается, и уста курсанта не успевают оскверниться матерным словом. Хулою она разражаются через секунду. И всё получилось настолько зашибись, что Кравченко, главный подстрекатель и организатор, подпрыгнул от радости с торжествующим «Да!»… забыв, что стоит аккурат под притолокой. И, соответственно, со всей молодецкой дури врезался темечком в её край.

Много добрых слов сказал им тогда дежуривший по роте капитан Брюховецкий, застав группу плачущих от смеха курсантов и посреди неё двух героев представления — одного мокрого, другого окровавленного как после ранения в голову. Впрочем, так он потом курсанта Кравченко и называл, когда хотел съязвить по его адресу. А у Лёшки на всю жизнь остался небольшой, хорошо нащупывающийся валик на коже чуть впереди темечка — врач в медсанчасти зашил голову надёжно, как крестьянин тулуп суровыми нитками.

На лёгкое постукивание ногой по рёбрам пленник реагировать не хотел. Было надёжное средство привести его в сознание, повернув нижнюю губу на триста шестьдесят градусов. Но Лёшке отчего-то не хотелось лезть в чужую слюнявую пасть. Поэтому он избрал не менее действенное средство: с хорошего размаха пнул злодея ногой по голени.

Это возымело действие. Мужик застонал, поджал ногу и попытался схватиться за неё рукою. Как раз той, что была прикована к трубе батареи. Не понял ситуации, попытался сложиться, снова испытал разочарование. И лишь после этого начал приходить в соображение.

— Здравствуй, дядя, — поприветствовал его Алексей, садясь допрашиваемому на грудь и размечая рифлёные подошвы своих ботинок на его свободной руке. Раскрыл выкидничок, поиграл им перед носом пленного. — Назовись, как зовут.

Тот промолчал, вбирая в себя окружающую обстановку.

Алексей помахал перед его глазами ножиком, чтобы привлечь внимание, а затем резко клюнул кончиком острия под самый глаз задержанного. Тот дёрнулся, показалась кровь. Отблеск страха на лице показал, что угроза зрению воспринята с пониманием.

— Повторяю вопрос, — с ласковой интонацией чуть ли не пропел Кравченко. — Если через полторы секунды не услышу ответ, глазика ты лишишься. Затем второго. Мне от тебя только язык нужен. Так что до него очередь дойдёт после того, как отстругаю всё остальное, что из тела выступает. Понятно излагаю?

Он нарочито говорил много и размеренно: во-первых, для того, чтобы мужик окончательно оклемался, а во-вторых, чтобы к этому времени проникся своими незавидными перспективами.

— Итак, — продолжил Кравченко. — Имя, позывной, откуда сам. Раз…

— Владимир, — хрипло буркнул пленник. — Погоняло «Босой». Сам с Брянки…

— Не зли меня, — задушевно посоветовал Алексей. — Мне на хрен не нужно место твоего рождения. Кто твой хозяин, меня интересует. Под кем ходишь…

Где-то на заднем фоне грюкнули двери лифта. Краем глаза напрягшийся Алексей отметил прибытие медицинской команды по душу раненного в живот. Персонал больницы что-то бубнил про налёт, искоса бросая взгляды на Кравченко и его подопечных. Ладно, приняли, значит, страдальца. Поторопимся…

— Ну? — грозно рявкнул он.

Босой принял решение.

— Хожу под Лысым. Сидим в спортклубе «Тетрис». Только ты зря в тему вписался… Лысый сам под Бесом ходит.

И замолчал, видимо, убеждённый, что Кравченко должен знать и бояться какого-то Беса.

Алексей нанёс бандиту второй быстрый порез — на сей раз над бровью. Вреда здоровью никакого, но кровит и нервирует.

— Ты давай тут не грози, — прорычал он. — Мне похер ваши расклады. Сниму половину роты своей с фронта и покрошу всех в мелкий винегрет! Впитал?

Видно было, что впитал. Побледнел Босой, сообразив, что наглостью своей действительно может подвести боссов под налёт фронтовиков, — со всеми вытекающими последствиями. Красного цвета и солёными на вкус…

— Да я ничего, — торопливо заверил бандит. — Я хотел…

— Твои хотелки мне тоже похер, — снова рыкнул Кравченко. — Мне интересно, кто из ваших и почему мне войну объявил. Вот только об этом и говори!

Увы, этого Босой не знал. Не помогло даже надавливание на болевую точку на шее. У парня потекли слёзы, но он стоял на своём: их с напарником поднял Лысый и послал задержать Алексея. Или убить, если задержание будет срываться. Об этом бандит не хотел говорить вовсе, чтобы не осложнять дополнительно свою участь, но после ещё одного болевого внушения сдался. Но причин такой заинтересованности бандитского начальства в капитане Кравченко пояснить по-прежнему так и не смог. Зато поведал адрес, по которому оное начальство обреталось, а также с подробностями рассказал о дислокации сил охраны.

«Тетрис», судя по этим данным, действительно представлял собою крепкий орешек.

И тут стоило задуматься. Коли до сих пор правоохранительные силы ЛНР на растрясли этот гадючник, значит, к нему либо не было серьёзных претензий, либо и вовсе присутствовала заинтересованность. Потому далеко не факт, что ежели Алексей сейчас натравит на клуб комендатуру, то ему пойдут навстречу. Могут поступить с точностью до наоборот: убрать из расклада самого Кравченко. Как камушек из шестерёнки. Томичу можно верить — но сколь велики полномочия Томича? Пока дело идёт об укропской агентурной сети — расследование может быть интересно. И он, Алексей Кравченко, интересен — хотя бы в качестве раздражающего фактора. А вот полезные бандосы… Это совсем другой расклад.

Бандиты на Донбассе были всегда, даже в советские времена — это Алексей ещё по детству своему помнил. Были они тут вполне свойскими: с «мирняком» беспредела не устраивали — да и поди, устрой его в краю, где каждый третий шахтёр… Но бизнес в ходе перестройки подобрали быстро, как бы не быстрее, чем даже в Москве. Естественно, полезными оказались бандиты и в 90-х годах — этого Алексей уже не видел, но за полгода жизни на здешней войне чего только не наслушался от товарищей и сослуживцев. В нулевые годы криминал вписался в бизнес окончательно — с олигархами не воевал, конечно, но где обслуживал их, выполняя заказы, где сотрудничал с ними на стыке бизнесов, где вовсе охранял.

В общем, Босой был где-то прав: столкнуться с такой силой в одиночку означало прямой путь в гроб. Оно, конечно, Алексей смерти давно не боялся — отвык уже, привыкнув, наоборот, к мысли, что она всегда витает над его головой, играя его судьбой по только ей ведомым правилам. С другой стороны, осторожности это осознание не отменяло. Скорее, даже наоборот. Потому капитана Кравченко ценили товарищи и подчинённые, зная, что он никуда не лезет, очертя голову. Даже, скорее, не самого его ценили — не червонец, чай, — сколько уважали за факт, что у него с сентября ни одного «двухсотого» в подразделении не было, в том числе на боевых. Вернее, в первую очередь на боевых — потому как от случайных попаданий при обстрелах ни одно подразделение корпуса, ежели на фронте пребывало, застраховано не было. Но и всего пятеро «трёхсотых» от укровских снарядов тоже считалось вполне себе хорошим показателем.

И вот сейчас именно осторожность призывала его подумать, прежде чем хватать группу и скакать брать бандосов. Кстати, где она? Должна бы уже…

Группа как раз оказалась — уже. Именно в эту секунду прозвучал звонок телефона.

— Капитан Буран? — осведомился в трубке незнакомый голос. — Опергруппа комендатуры. Мы на площадке. Можем входить?

— Семь, — буркнул Алексей, недовольно. Звонок, хоть и был ожидаемым, но прервал ход его мыслей, когда уже практически нащупывался вывод

— Пять! Э-э, четыре! — жизнерадостно ответили на том конце. — Прошу прощения, неправильно посчитал. Полная цифра одиннадцать…

— Заходите, — пригласил Алексей, на всякий случай беря в руку пистолет. Вопреки прежним намерениям. Но обстановка заставляла менять правила.

С лестницы в коридор сторожко вошли четверо. В форме, с автоматами, как положено.

— Старший ко мне, остальные на месте! Руки с оружия убрать! — скомандовал Алексей, рывком поднимаясь на ноги и держа пистолет наведённым на вошедших. При этом не отказал себе в удовольствии оттоптаться подошвами ботинок по руке задержанного. Впрочем, оно и нужно было — в интересах безопасности.

Вошедшие переглянулись, затем руки с автоматов убрали. Настроены, стало быть, мирно. Свои, значит. Но проверить надо — бережёного бог бережёт.

Один из троих отделился, сделал несколько шагов по направлению к Алексею.

— Документы предъявите, — приказал Кравченко.

Документы соответствовали. Лейтенант Середа Андрей Николаевич, отдельный комендантский полк. Да уж, над позывным долго не фантазировали…

Алексей показал своё удостоверение, пожал лейтенанту руку.

— Прости, братишка, что так встретил, — извинился больше лицом, чем тоном. — Тут такие танцы с переодеваниями, что атас.

— Понимаю, — пожал плечами лейтенант. — Майор Антонов предупредил, что обстановка сложная.

Антонов — это Томич, что ли? Во дела! — так ведь за сутки и фамилии не узнал человека! Который, по сути, одной его опорой тут остался! Если, понятно, ребят своих не считать. Так они в расположении сидят…

Кстати, если ехать бандюков брать — позвать их, что ли? Как-то эти четверо комендачей прилива уверенности не вызывают. Лейтенант, разве что. Видно, что нюхнул пороха.

— Предупредил он, что поступаете в моё распоряжение?

— Да.

— Тогда вот что, — скомандовал Кравченко. — Первым делом вон к медперсоналу давай, подтверди там, что задержание украинской ДРГ происходит. А то они там нацелились в милицию звонить… а может, уже и позвали. А тут, вишь, бандосы оказалдись при делах. Как бы не предупредили их менты добрые… Затем возвращайся, задержанных пробьёшь по своим каналам. Баба вон клянётся, что из ваших…

Лейтенант с сомнением посмотрел на тётку.

— Нет, не видел, — пожевал он с сомнением губами. — Хотя кто её знает. Может, в штабе где сидит. А я ж полевик…

— Воевал?

— Как все. В Георгиевке, в аэропорту — первый бой. Потом — по-разному…

Это было уже теплее. В Георгиевке Лёшке пришлось зацепиться. Да, суровое местечко было. А на аэропорт совсем недавно заезжал, месяц назад. Впервые со времени боёв. Даже не ожидал, что там так всё покоцали. Когда наблюдаешь за обстрелом из «Акаций» и РСЗО со стороны — впечатление жуткое, но реальное. Земное. А вот когда идёшь по мёртвому полю с испещрённым звёздами взрывов бетоном, видишь скелеты сгоревших «Аннушек», да слышишь в мёртвой тишине только тихое всхлипывание трущихся друг о друга под лёгким ветерком обломков разбитого терминала… Как инопланетяне побесились, да…

— Ладно, значит, рядом были, — сказал он. — Почти однополчане. Ну, что выводим этих? По пути расскажу, что показал этот бандюган… И там ещё где-то должна быть машина, на которой они приехали. Надо бы водилу изъять, чтобы не предупредил своих…