Воинство болот

Глава 12 Сон командора

Артив смотрел с носового возвышения флагманской галеры, как медленно закатывается за горизонт солнце, лучи которого пробегают по огромному полю, окрашивая темное травяное море в багровые цвета спекшейся крови. Казалось, что светило прекрасно знает, что завтра луга северного берега Змеиной реки станут ареной ужасающей бойни.

Над башнями Бухты Спрутов, последнего поселения, независимого от Зеленого Круга, реяли знамена с дьявольской спиралью. Сопротивление в районе причалов последней горстки храбрецов было сломлено. И теперь патрули, состоящие из подвыпивших абордажных команд с пиратских баркасов, прочесывали опустевшие улицы, вылавливая последних безумцев, посылающих в спины слуг Нечистого стрелы и дротики.

Флоридяне, которым посчастливилось ускользнуть из города, расположились лагерем на поле. Командор был взбешен дерзким ответом, который прислал ему Хозяин Бухты в ответ на предложение о сдаче.

— Этот сопляк просто не понимает, что Ревуны на Собаках находятся у него в тылу. Ладно, дадим ему на рассвете кровавый урок.

В сумерках наемники, не принимавшие участия в штурме Бухты, высадились на берег.

Командор не мог уснуть, возбужденно расхаживая по палубе. Впервые ему пришлось командовать такой массой войск, и пока он с честью справился с доверием, оказанным ему мастером С’лорном. Выход к морю захвачен, утром флоридяне окажутся между молотом и наковальней. Ясно, что им не выдержать схватки с закаленными наемниками и верховыми Ревунами.

«Должность Наместника у меня в кармане! Ха, капитан Юлл, метивший на это место, может и дальше гнить в Мертвой Балке. Его роль сведется лишь к тому, чтобы снабжать мои войска провиантом по Змеиной Реке.»

Впрочем, рассуждал Артив, С’лорн может и не сдержать своего слова, прислав во Флориду какого-нибудь лысого бездельника наподобие мастера С’муги. Сейчас, после того, как метсы разгромили северные сегменты Братства, в главном лагере Зеленого Круга шастает слишком много безволосых некромантов в красных и желтых одеждах.

«Ничего, в таком случае, я потребую себе чин командующего сухопутными войсками Круга в предстоящей кампании против метсов. Вряд ли С’лорн будет терпеть их присутствие на берегах Внутреннего Моря. Скорее всего, он ждет, пока сидельцы с острова Манун распишутся в своем бессилии, как это уже сделали ребята из Красного и Желтого Кругов, и тогда раздавит северных дикарей, как раздавил Д’Алви. Ему понадобится толковый генерал, обязательно понадобится, чтобы не получилось такого конфуза, как в битве у Озера Слез. Темному Совету должно быть очевидно — если лысые ученые будут командовать войсками, дикари будут наносить нам одно поражение за другим.»

Вдалеке догорали на воде корабли флоридян. Нападения с воды нечего было опасаться. Все, что мог противопоставить Артиву на реке Хозяин Бухты, оказалось исчерпанным.

Командор лениво посмотрел за борт, где от поверхности воды раздавались какие-то всплески и глухое рычание. Он обладал кое-какими колдовскими навыками и мог видеть в темноте не хуже, чем днем.

В волнах колыхалась туша речного спрута, из которого торчал добрый десяток окованных медью дротиков, выпущенных из копьеметательных машин. Коня терзали норки. В темных волнах мелькали розовые пасти и слабо светящиеся ошейники речных шпионов.

«Шагр никогда не позволил бы своим боевым пловцам кормиться дьявол разберет чем. Шепелявый колдун был зануда и интриган, но свое дело знал. Лучшего дрессировщика Зеленому Кругу будет не сыскать. Таких специалистов воспитывают десятилетиями», — подумал Артив. О судьбе Шагра, Карка и С’муги ему сообщил на сеансе связи капитан Юлл, недавно назначенный комендантом мертвой Балки. Судьба колдунов совершенно не взволновала командора. Ко всем троим он относился без всякой симпатии.

«Юлл, морская крыса, наверняка связался со мной, чтобы убедиться, что командор Артив с треском провалил операцию, посадил галеры на мель, позволил флоридянам спалить баркасы и десантные баржи. Он решительно не верил, что я, сухопутный офицер, справлюсь с десантной операцией. Но даже он вынужден был поздравить меня с победой. Все идет не так уж и плохо!»

Командор проводил взглядом труп последнего речного спрута, вокруг которого неистовствовали норки, зевнул и поплелся к палубе. Сняв с головы свой знаменитый шлем, украшенный черными крыльями летучей мыши, он улегся на грубый матрас, набитый сеном, накрылся плащом и провалился в глубокий сон.

Ночь увлекла разум военачальника Нечистого в далекое прошлое, когда его имя люди еще не произносили с проклятьями, делая при этом знаки, долженствующие отгонять демонов.

…Вот Артив стоит перед массивным зеркалом в потемневшей от времени деревянной оправе в стиле моды предыдущего королевского дома.

Сквозь синеватую дымку микроскопических пылинок на стекле на него смотрит молодой придворный повеса, болван, полный энергии и бьющей через край силы. На нем ослепительно-белая рубашка с широким отложным воротником, застегнутая маленькими пуговицами из речного жемчуга, рукава которой, снабженные широкими разрезами, раздуваются парусами. На плечах ладно сидит камзол из тончайшей замши, украшенный алым кружевом и серебряными пуговицами, золотыми кистями и пестрым шитьем на обшлагах.

По сравнению с грубо простеганной стальной нитью подкольчужной рубахой или кожаным колетом, кафтан казался невесомым. Щегольский тонкий пояс с массивной медной пряжкой и серебряным охвостьем. На нем — не привычная тяжесть меча, а длинная тонкая шпага с эфесом, усыпанным каменьями, положенная по этикету. Голову Артива украшает алый бархатный берет, к которому точно над левой бровью длинной золотой булавкой приколот клочок желтой ленты с еле заметной монограммой. Это лента из ее волос.

Артив помнит, что подхватил ее с холодного каменного пола танцевальной залы на балу, а за право носить находку на берете трижды дрался на дуэли. Одного противника, какого-то тощего маркиза с побережья, убил. Другого, кажется, это был сын главного ловчего королевства, искалечил на всю жизнь. Третий противник неожиданно занемог и прислал секундантов с извинениями, а также великолепного хоппера под роскошным седлом в придачу.

Молодое лицо практически без шрамов, аккуратно подстриженная бородка, воинственно топорщащиеся усы, горящие глаза еще не уставшие от красок мира.

Отражение в зеркале щелкнуло каблуками и изящным движением сместив шпагу, развернулось спиной к антикварной древности.

Артив двинулся по узкому коридору родового гнезда, увешанного битыми молью гобеленами, старинными портретами и ржавыми доспехами, в сторону доносящейся музыки. На самом деле галерея обязана была привести его в кордегардию, где обычно скучали за игрой в кости и кислым деревенским вином пара-тройка стражников, но во снах свои законы. Музыка и звуки веселья надвинулись, а стены коридора, напротив, раздались в стороны. Исчезли расписной потолок и мозаичный пол, а в лицо Артиву ударил яркий свет сотен свечей и десятков факелов.

Он очутился в пиршественном зале королевского охотничьего замка, что на лесистом востоке Д’Алви, облюбованного молодой принцессой. Здесь, вдали от именитых зануд и стареющих матрон веселилась молодежь голубых кровей. Только тут консервативные фигуры классических бальных танцев сменяли вычурные позы и разнузданный ритм плясок, за одно созерцание которых в каком-нибудь Чизпеке или Каллине можно было запросто очутиться за решеткой, а то и в лапах весьма умелых костоломов. Здесь носили рискованные наряды и рассказывали сомнительные анекдоты о вельможных особах из столицы, тут молодежь обсуждала не войны прошлого, а баталии будущего.

Только в охотничьем доме Лучар можно встретить одновременно му’аманского солдата, безродного офицера пограничной стражи, известного торговца и отпрысков вельможных фамилий со всего Лантического побережья, причем вперемешку с бродячими музыкантами и акробатами.

Пространство сна, бездонная яма, населенная тенями давно канувшего в водовороте времени прошлого…

Артив, только что выигравший в карты золоченную шкатулку с тремя алмазными глазками и забавным серебряным зверем на крышке, приближается к принцессе, чтобы сделать свой первый подарок.

Бездонные девичьи глаза, два колодца, в которые проваливается душа молодого офицера.

Время скручивается немыслимой алмазной спиралью, и разум командора проскальзывает несколько ничем не примечательных лет, заполненных бессмысленными праздниками и военной муштрой в отдаленном спивающемся гарнизоне, скуку которого изредка прорезает вспышка молнии — незначительное столкновение на границе королевства.

Как известно, в глобальных сражениях, во время которых решаются судьбы величавых государств, в столкновениях, где с обеих сторон воюют тысячи и тысячи воинов, мало места личному подвигу. Зато генеральные баталии на века остаются в летописных хрониках, увековечивая имена полководцев. Отдельные эпизоды остаются на страницах учебников по тактике, испещренных разноцветными стрелочками и колонками мелких цифр. А в авангардных стычках, засадах, пограничных стычках, в которых участвует пара десятков человек, и упоминание о которых редко попадает даже в полковую реляцию, поданную в канцелярию, часто имеет место личное мужество, захватывающие схватки, проявляется индивидуальное мастерство бойцов, сглаженное в массовых столкновениях маневрами и перестроениями.

Лицо Артива украшают первые шрамы, он становится сдержан в суждениях, в углах глаз залегают морщины.

Молодой офицер рвется в столицу, не в силах существовать в отдалении от своей принцессы, образ которой отнюдь не тускнел в гарнизонной скуке и в запале лихих атак и засад на лесных тропах.

Принцесса выросла, и из нежного полевого цветка превратилась в пышную розу. Как выясняет провинциальный офицер, роза отнюдь не лишена шипов.

Неуклюжие попытки ухаживания вызывают колкие насмешки. После очередной шутки Лучар, повторенной одним богатым бездельником, Артив попадает под новый королевский указ о запрете дуэлей в столице. Счастье еще, что он не убил соперника. Вновь ссылка, на этот раз на южную границу, в полные зловредной лихорадки джунгли.

Здесь, доведенный до отчаяния безнадежной любовью к принцессе, Артив случайно встречает Фуалу, знаменитую на все Лантическое побережье светскую даму, за которой тянется шлейф из разбитых сердец, дуэлей, стихов и политических интриг.

Фуале понравился угрюмый запойный командир маленького пограничного гарнизона. Для нее он был очередной игрушкой. Светская дама, утомленная воздыхателями из среды именитых аристократов, скоробогатых купцов и придворных поэтов, снизошла до простого рубаки.

На несколько месяцев Артив забыл принцессу Лучар, и забылся сам. То была, конечно, не любовь, а животная страсть. Из грязного постоялого двора в богом забытом безымянном поселке Артив, после нескольких часов безумной скачки по джунглям, попадал в охотничий домик Фуалы, ничуть не похожий на гнездышко Лучар. Здесь в глубине зеркал дрожали таинственные тени, несуществующие ветры шевелили шторы в наглухо закрытых залах, а по стенам висели трофеи, вызвавшие бы оторопь у любого высоколобого ученого, мнящего себя специалистом в зоологии или демонологии.

Фуала принимала своего молчаливого любовника в полумраке алькова, где бронзовые когтистые руки, растущие прямо из стен, держали огненные шары, внутри которых плясали огни, словно добытые в геенне подлинного ада.

Ненасытная в любви Фуала была щедра. Бедный офицер купался в роскоши, устраивал попойки для знакомых офицеров, удовлетворял малейшие свои прихоти, кроме одной: его тигрица оказалась дьявольски ревнивой.

Незаметно для самого себя Артив катился вниз. В стычках с дикарями, тревожащими юг королевства, он стал проявлять такую необоснованную жестокость, что заслужил кличку Ворона Пограничья. Фуала пристрастила его к наркотическому зелью, вдыхая дым которого Артив становился отважным до безумия. Не раз он один отправлялся в джунгли, выслеживая дикарей, словно голодный тигр-людоед. С каждым разом его отлучки в леса становились все более длительными, а принесенные трофеи смущали даже видавших виды пограничников королевства. Он начал снимать скальпы с дикарских вождей, а вокруг своей палатки ставил колья, на которых солнце белило черепа врагов королевства.

Слухи о безумствах Ворона доходили до столицы, но долгое время Лучар не знала, что кровавый безумец, любовник ведьмы Фуалы и Артив, одно и то же лицо. Наконец один из тех дворян, кого Артив оставил в живых после поединка на мечах, «открыл принцессе глаза.»

Лучар добилась от отца расследования странной деятельности офицера, ведущего свою собственную войну с соседними племенами. Артив был вызван в столицу. На суде он сидел мрачнее тучи, с остекленевшими глазами и, как показалось принцессе, мало что понимал из того, что читал обвинитель.

Карьера военного оборвалась. Артив, пожав плечами и без сожаления сняв нагрудный значок командира пограничного гарнизона, помчался на хоппере к Фуале. По дороге ему пришлось выдержать форменное сражение с дикарями, устроившими на него настоящую охоту. Прорвавшись к домику своей любовницы, он застал там соперника — Каримбала. Из короткого разговора с ведьмой Артив понял, что эти двое встретились отнюдь не вчера. По мрачным коридорам особняка бегал светловолосый мальчишка по имени Амибал, сын кузена короля.

Разумеется, отвергнутый любовник потребовал объяснений.

Во сне командор вновь переживал самое большое унижение своей жизни: драку с телохранителями Каримбала, смех Фуалы, оскорбления торжествующего соперника.

Холодный пот выступил на лбу командира войск Нечистого, когда перед его мысленным взором встала картина, словно увиденная с птичьего полета: озеро возле особняка Фуалы, на берегу которого лежит избитое и окровавленное тело.

Дикари, как огня боящиеся приближаться к особняку, все же прокрались к озеру и похитили находящегося в бессознательном состоянии Ворона. Последнее, что помнил избитый офицер, которого волокли в джунгли, — это улыбающееся лицо Каримбала в окне и безразличие в смеси со скукой на челе Фуалы, вышедшей на балюстраду.

Лемуты, стоящие под мачтой флагманской галеры, в испуге шарахнулись, когда командор застонал и заскрежетал зубами. Артив вновь был в джунглях на юге Д’Алви, в дикарском капище, где вокруг грохотали барабаны и пели костяные дудки, а его грудь кромсало лезвие обсидианового ножа.

Ворона Пограничья прижигали огнем, закапывали в землю, мазали медом и совали в дупло к диким пчелам. Всякий раз дикарские шаманы возвращали к жизни и новому кругу страданий истерзанную плоть.

Дни тянулись за днями, месяцы за месяцами. Один круг ада за другим.

На ночь дикари окуривали пленного наркотическими травами, делающими обычных людей беспомощными, как младенцы. Но Артив давно привык к этим травам. Приторный аромат в большей степени усыпил бдительных часовых, чем сделал Ворона мягким и податливым. В одну лунную ночь он голыми руками задушил троих охотников племени и бежал в леса.

Долго, очень долго бродил он по чащам и болотам, выл на берегу Лантика, пил из луж и ел сырое мясо. Постепенно раны его затянулись, кроме одной, оставленной Фуалой в душе. Когда безумие окончательно его покинуло, Артив прокрался в свой старый гарнизон и украл хоппера и оружие.

Вначале он поквитался с державшим его в плену племенем. По одному или группами покидали охотники свое селение, чтобы не вернуться назад.

Наконец пришла очередь шаманов. Артив привязал их лианами к стволам плотоядных деревьев и всю ночь смотрел, как уходит жизнь из его мучителей. Когда от последнего дикарского колдуна осталась лишь пустая оболочка, Ворон Пограничья двинулся в сторону особняка.

Здесь он застал лишь телохранителей недавно умершего Каримбала, которые присматривали за домом. Одного он собственноручно утопил в озере, второго замуровал в подвале.

В особняке изгой нашел изрядные запасы наркотических трав, и надолго задержался, то лежа в тупом оцепенении среди клубов дыма, то читая колдовские книги из книгохранилища ведьмы. Не дождавшись появления Фуалы, он двинулся в столицу.

Когда Артив ехал по улицам южных деревень, люди, завидев его шлем с крыльями летучей мыши и пустые глаза, спешили закрыть ставни и произнести заклятье, отгоняющее демонов и оживших покойников. Так и не обмолвившись ни одним словом с людьми, он въехал в столицу. Охраняющие ворота гвардейцы в ужасе шарахнулись в стороны, не решившись спросить пропуск у давно сгинувшего героя пограничья.

Фуалу он нашел в роскошном дворце, некогда принадлежавшем Каримбалу. Мраморные ступени лестницы, чудесный сад, полный экзотических растений, площадка между первым и вторым этажом — все было залито кровью, когда Артив достиг спальни ведьмы. При расследовании выяснилось, что он убил и искалечил двух сторожевых псов, пятерых охранников, повара и кухарку.

Фуала спала глубоким сном, навеянным многосуточным бдением над хрустальным шаром сродни тому, что имелся на корабле мастера С’лорна. Она не проснулась, когда беззвучно распахнулась массивная дверь, и к алькову метнулась темная тень с занесенным кинжалом.

Сын ведьмы и Каримбала в это время находился в подземной крепости Зеленого Круга и обучался премудростям черной магии.

Покинув дворец, Артив хотел явиться к принцессе, в последний раз увидеть милое лицо, признаться в совершенном преступлении и сдаться гвардейцам.

Лучар при виде воскресшего Ворона Пограничья не испугалась и не удивилась. Она лишь с презрением подняла брови и спросила:

— Как ты мог променять меня на эту стерву?

Артив словно ударился о крепостную стену. Он молча повернулся и пошел прочь. Когда о его преступлении стало известно, погоня была выслана по всем направлениям, но всадник на угольно-черном хоппере в крылатом шлеме как сквозь землю провалился.

Потом был отряд наемников, к которому прибился Артив. Встреча с одним из странствующих колдунов, первая кровавая работа на службе у Зеленого Круга.

Во сне мелькали горящие деревни, восковые лица мертвецов, валяющихся в канавах, воронье над полями сражений, тонущие корабли, разоренные крепости. И надо всем этим — образ Лучар. Он доставлял командору страдания, словно встарь, будто и не было Фуалы, дикарей, кровавых походов, наркотического забвения, опустошения побед и дикого веселья скорых военных пирушек…

Артив поднялся со своего неудобного ложа как обычно, за несколько мгновений до того, как сигнальная труба объявила утреннюю побудку. Он с трудом доплелся до бочки с пресной водой и ополоснул опухшее лицо.

«Нет ничего в этом мире страшнее снов, — подумал он, морщась от пронзительного визга боцманских дудок, призывающих его дремлющий на воде флот к новому кровавому дню. — Сны могут выпить жизнь без остатка. Раньше мне снились кошмары, как простым смертным, и это было еще терпимо. Но вот череда воспоминаний, когда неведомая сила заставляет тебя повторно переживать самые неприятные мгновения жизни!.. Правы лысые колдуны: смерть и покой предпочтительней, чем суетное существование.»

Некоторое время командор раздумывал, не вернуться ли ему к своей старой привычке. Перед глазами встала глиняная курительница, почерневшая с годами от дыма и копоти, лежащая на самом дне походной сумки. К ней он не притрагивался уже два года.

«Нет, с этим надо кончать. Как говорил один знакомый пьянчужка из Нианского кабака, будем погружаться в безумие жизни трезвыми. Это путь немногих, путь сильных. Так страшнее.»

Первые лучи восходящего солнца коснулись верхушек деревьев на северном берегу, когда наемники, ночевавшие на берегу, стали готовиться к наступлению. Они с некоей ленцой развернулись вдоль воды и двинулись по травяному полю с чувством бесконечного превосходства над ополченцами Хозяина Бухты, выстроившимися вдали.

«И все же при чем тут Лучар? Как давно я не вспоминал эту надменную девчонку, с острого языка которой и начались мои злоключения. К чему бы это? Я слышал, что ублюдок Фуалы и Каримбала разнес Д’Алви в пух и прах. Если верно то, что говорят про Амибала, то принцесса, равно как и ее отец, давно гниют где-нибудь в сыром подвале или в могиле.»

Тряхнув головой, словно она трещала от сильнейшего похмелья, командор постарался раствориться в реальности нового дня войны и утопить остатки сна на дне души. Как говаривал один командир наемников с берега Внутреннего Моря, в отряде которого Артив начал свою карьеру на службе у С’лорна: «Что все твое богословие, сны и любовь по сравнению с размышлением о диспозиции?» Привычные мысли военачальника Нечистого закружились, стирая последние остатки ночных видений.

Артив воспользовался своим талантом к дальновидению, чтобы рассмотреть, готовы ли к атаке воины Нечистого, зашедшие горожанам в тыл.

Ревуны рассаживались на воющих от возбуждения Псов Скорби в относительном порядке, словно ими командовал не бездумный кровожадный бабуин, а покойный мастер Шагр.

— Великолепно, — пробормотал Артив и попытался определить, где же скрываются его Люди-Крысы, выдвинувшиеся во фланг флоридянам. Этот маневр не имел большого смысла, ибо Ревунов и наемников должно было хватить на обескровленное вчерашним штурмом ополчение сполна, но Артив опасался, что часть колонистов сбежит в крупный лесной массив, где Псам Скорби будет нелегко за ними угнаться.

Где именно скрытно наступают серые лемуты, он определить не смог.

— Наверное, это хорошо. Уж подавно, об их местопребывании не в курсе этот наглый мальчишка, Хозяин Бухты.

Сделав это умозаключение, Артив облокотился на борт галеры, и приготовился созерцать короткое сражение и полную капитуляцию флоридян.

Построившись густой фалангой и ощетинившись копьями, мужчины Бухты Спрутов под развернутыми знаменами шли на сближение с наемниками.

— Нет, но какова самоуверенность этого мальчишки! — возмутился Артив. Будь против него не жалкое мужичье, а регулярная армия, командор бы действовал немного иначе. Он позволил бы врагу отбросить десант и ударил бы с кораблей катапультами и стрелометами. После этого он ввел бы в бой резерв из числа глитов, и лишь затем обрушил бы на фланги и тыл Людей-Крыс и Ревунов. Но ополчение не представлялось ему сколько-нибудь значительным противником. В глубине души он считал, что молодой градоправитель всего лишь желает обозначить геройское сопротивление, чтобы потом поддаться просьбам своих сторонников и капитулировать, а для себя выторговать почетные условия сдачи.

— Нет уж, сопляк, о почетной сдаче нужно было думать вчера, когда пираты ворвались в город. Теперь тебя ждет незавидная участь — если случится уцелеть в предстоящей бойне, тебя на аркане приволокут к мастеру С’лорну. А как он обходится с мятежниками! Бывалым ухорезам и разбойникам тошно бывает…

На большом и практически ровном травянистом поле началось сражение. К удивлению командора, ополченцы не побежали при первом же натиске наемников.

— Нет, я определенно хочу стать Наместником во Флориде! Тут великолепный человеческий материал, местные рыбаки и лесорубы — не то что неженки из Лантических королевств! Я сделал бы из них непобедимых воинов, с которыми мы прошли бы весь континент, — воскликнул Артив некоторое время спустя, когда наемники откатились от ополченцев и начали перестраиваться.

— Ага, Хозяин Бухты не так-то прост, как я погляжу!

Артив разглядел какую-то суету в западном лесном массиве, находящемся на фланге сражающихся войск. Там над чащей кружились растревоженные птицы, и мелькали какие-то тени.

— Похоже, мои Люди-Крысы натолкнулись на сопротивление! Значит, сопляк не только оставил резерв, но и попытался, как смог, укрыть его от моих глаз! Неплохая попытка для повелителя речных рыбаков. Ну, теперь все, пора бросать в бой Ревунов. Спектакль окончен.

Артив стиснул рукой голубой амулет на груди. В тот же миг у самого крупного бабуина, суетящегося перед строем лемутов, начал нагреваться ошейник. Командир своры издал охотничий вопль и одним гигантским прыжком запрыгнул на спину черного Пса Скорби, меланхолично жевавшего пожелтевшую кость. Ошейник тут же перестал ощущаться на толстой шее, и бабуин, стиснув кривыми лапами бока своего скакуна, повел стаю на юг, в тыл флоридянам.

Утомившиеся при фронтальном столкновении ополченцы и наемники стояли друг против друга на расстоянии копейного броска. Большинство воинов сняли с голов шлемы, ибо их быстро нагревало жаркое южное солнце; некоторые стояли на одном колене, отдыхая перед новой сшибкой. По неписаному кодексу войны ни одна стрела не мелькнула в воздухе, пока обе армии не поднялись и не выровняли ряды.

Хозяин Бухты повел обескровленное двухдневными боями воинство вперед, и воздух наполнился лязгом металла, треском ломающихся копий, звуками сталкивающихся щитов и криками раненых. Но даже сквозь этот гам, сопровождающий все крупные сражения, градоправитель услышал дикий вой атакующих лемутов.

Флоридянин кивнул телохранителю, и тот быстро заступил место в строю, которое занимал Хозяин Бухты. Вождь Лантических колонистов выбрался из боевых порядков ополчения и уставился на приближающихся по полю Псов Скорби.

Жуткий охотничий вой нарастал, переходя в истошный визг, поражающий волю бойцов. При его звуках наемники оживленно заголосили и усилили натиск. Все больше и больше флоридян оборачивались и бледнели. Волна верховых лемутов неумолимо приближалась.