Лишь после часа ночи мы очутились в Родео Сити. Это был зажатый между шоссе и океаном небольшой городок, где весь берег занят мотелями. Мы съехали с шоссе на главную улицу, которая шла параллельно шоссе и чуть ближе к воде, и тотчас мимо нас с ревом промчались три мотоциклиста в шлемах. Сзади, вцепившись им в спины, сидели девицы с развевающимися на ветру волосами.
Мы нашли поворот с указателем: «До Сентервиля 20 миль» — и стали уходить от воды. Грунтовая дорога вела мимо стадиона с его трибунами, которые в темноте напоминали амфитеатр Древнего Рима. Дорога сначала петляла в предгорье, потом вдруг резко пошла вверх к перевалу. И не успели мы забраться на вершину перевала, как очутились в густом тумане. По ветровому стеклу машины, словно в дождь, побежали струйки воды, и нам пришлось, сбросив скорость, не ехать, а ползти.
В конце перевала по крыше забарабанил настоящий дождь. Стекла в машине запотели. Я перебрался на переднее сиденье и каждые несколько минут протирал стекла, но двигались мы все равно медленно.
Дождь шел всю дорогу до Сентервиля. Время от времени полыхала молния, освещая стоявший по обе стороны дороги густой строй кланяющихся нам деревьев.
Сентервиль — одно из тех селений на западе страны, которые не претерпели больших перемен со дня их основания. Оно состояло из улицы бедных щитовых домишек, уже закрытой на ночь лавочки с бензиновой помпой при ней, здания школы с колоколом на крыше и белой пирамидального силуэта церквушки, сверкавшей под дождем в огне наших фар.
Свет горел только в закусочной, рядом с лавкой. Там же, судя по вывеске, торговали и пивом, но на двери уже висела табличка «закрыто». Через стекло было видно, как какой-то человек в белом фартуке трет шваброй пол. Не обращая внимания на ливень, я выскочил из машины и постучался в дверь.
Человек в фартуке затряс головой и показал на табличку «закрыто». Я постучал еще. Прислонив швабру к стойке, он подошел к двери и отворил ее.
— В чем дело? — Это был пожилой человек с лисьим, повидавшим виды лицом и губами любителя поболтать.
Я вошел в закусочную.
— Извините за беспокойство. Не подскажете ли, как добраться до ранчо Крагов?
— Подскажу, но это еще не значит, что вы туда доберетесь. Баззард-крик, наверное, уже разлился вовсю.
— Ну и что?
— А то, что бежит он через дорогу, которая идет к ранчо. Поезжайте, коли есть охота. Тут один малый было попробовал, только что-то пока не вернулся.
— Джек Флайшер?
— Значит, вы Джека знаете? Что там на ранчо, а? — Он доверительно подтолкнул меня локтем. — Женщина у Джека, что ли? Не впервые, между прочим.
— Вполне возможно.
— Ночка, правда, сегодня выдалась никак не для гостей, да и место там не из лучших.
Я позвал Хэнка Лэнгстона. Человек в фартуке сказал, что его зовут Эл Симмонс и что закусочная, равно как и соседняя с ней лавка, принадлежат ему.
Симмонс, расстелив на стойке бумажную салфетку, нарисовал на ней, как нам ехать. Въезд в ранчо в двенадцати милях к северу от Сентервиля. Баззард-крик бежит, когда он бежит, вот с этой стороны ранчо. Если дождь сильный, он наполняется, и вода в нем поднимается очень быстро. Но мы, вполне возможно, успеем через него перебраться, поскольку дождь начался не так давно.
Когда мы уходили, Симмонс сказал:
— На тот случай, если застрянете, у меня есть трактор. Конечно, не бесплатно.
— Сколько же это будет стоить? — поинтересовался Хэнк.
— Зависит от времени. Обычно я беру за трактор десятку в час. От двери до двери, что называется.
А вот если вашу машину понесет течением, тогда уж я ничем помочь не смогу. Так что смотрите, чтобы этого не случилось.
Мы тронулись в путь по засыпанной гравием дороге, которой срочно требовалось новое покрытие и которая, казалось, никогда не кончится. С шипением низвергались с небес струи. И молния подавала нам какие-то страшные, но бессмысленные сигналы.
Мы пересекли несколько небольших потоков, выдолбивших желоба поперек дороги. Точно по счетчику в двенадцати милях от Сентервиля нас остановил ручей. Грязно-коричневый в свете фар, рябой от дождя, он заливал дорогу и был на первый взгляд шириной по меньшей мере футов в сто.
— Как по-вашему, Хэнк, сумеем перебраться?
— Не знаю, глубоко ли здесь. Жаль лишиться машины.
Я вынул пистолет и фонарик и положил их во внутренний карман пиджака. Потом снял туфли, носки и брюки и, оставив их в машине, вылез под дождь. Когда я в пиджаке, но без брюк встал перед фарами, Хэнк расхохотался.
Вода была холодной, а гравий колол ноги. И тем не менее я испытывал удовольствие, как давным-давно, когда, держась за руку отца, я впервые вошел в воду на пляже в Лонг-Биче.
Хорошо бы и сейчас держаться за чью-нибудь руку. Хотя вода ни разу не поднялась мне выше, чем до бедер, неслась она так стремительно, что я с трудом держался на ногах. В самом глубоком месте, примерно на середине потока, мне пришлось пошире расставить ноги, чтобы не потерять равновесия. Казалось, будто со мной вступили в противоборство две разнонаправленные силы земного притяжения.
Выбравшись за середину потока, я остановился передохнуть и осмотреться. Впереди, там, где поток кончался, я разглядел какую-то серую груду. Я подошел поближе. Это был человек или скорей тело человека, одетого в серый костюм. Шлепая по воде, я вытащил из кармана фонарик и направился прямо к нему.
Это был Хэккет. Он лежал на спине. Над его физиономией потрудились так, что его было не узнать. Костюм промок насквозь, волосы в грязи.
Он среагировал на свет, попытавшись сесть. Я наклонился и, обхватив его рукой за плечи, помог ему:
— Я Арчер. Помните меня?
Он кивнул. Его голова упала мне на плечо.
— Можете говорить?
— Да, могу. — Голос у него был хриплый, словно у него болело горло, и говорил он так тихо, что я вынужден был приложить ухо к его губам.
— Где Дэйви Спеннер?
— Он убежал. Убил того, другого, и убежал.
— Убил Джека Флайшера?
— Я не знаю, как его зовут. Пожилого человека. Разнес ему выстрелом голову. Ужас какой-то!
— А вас кто избил, мистер Хэккет?
— Спеннер. Он бил меня, пока я не потерял сознание, а потом, приняв за мертвого, бросил. Я пришел в себя, когда начался дождь. Сюда я еще кое-как дополз, но потом выдохся окончательно.
С другой стороны ручья меня окликнул, замигав фарами, Хэнк. Я крикнул ему, чтобы он не беспокоился, и велел Хэккету сидеть и ждать.
— Вы меня не бросите? — в полной растерянности спросил он.
— Подождите несколько минут. Мы попробуем подъехать сюда на машине. Если Спеннер сбежал, бояться нечего.
— Слава богу, он сбежал.
Пережитое, по-видимому, сделало Хэккета робким и почтительным. Я даже стал испытывать к нему симпатию и потому накинул на него свой пиджак.
Держа в одной руке фонарик, а в другой пистолет, я было двинулся через поток в обратном направлении. И тут вспомнил про машину Флайшера. Он умер, значит, можно ею воспользоваться.
Я повернулся к Хэккету.
— А где машина убитого?
— По-моему, возле амбара я видел машину.
И он махнул рукой куда-то вправо.
Я прошагал по проселку еще ярдов сто или около того и очутился на дорожке, уходящей вправо. Прошедшие и нынешние дожди смыли с нее всю землю, обнажив голые камни. Я пошел но дорожке, страшась того, что мне предстояло увидеть в конце ее.
Первое строение, попавшееся на моем пути, оказалось амбаром, старым, покосившимся, с зияющими в стенах дырами. Я обвел фонариком вокруг. Метнулась, вылетев через дыру, сова-сипуха: в полосе света мелькнула плоская, похожая на человеческую, голова на бесшумных крыльях. Она напугала меня. Словно призрак Джека Флайшера.
Машина его стояла за амбаром, незапертая, но ключа в зажигании не было. Значит, ключ остался у Флайшера в кармане. Я чуть было не отказался от своего намерения воспользоваться его машиной. Но заставил себя подойти к дому.
За исключением одного крыла, крытого плоской кровлей, от дома, кроме каменного фундамента, ничего не осталось. Да и то крыло, что сохранилось, тоже сильно пострадало за многие годы от ненастья. Хлопал на ветру оторванный лист кровельного железа, а покосившаяся дверь висела на одной петле.
Когда, войдя внутрь, я нашел Джека Флайшера распростертым на мокром бетонном полу, он уже тоже стал частью той разрухи, которая царила в доме. В слабом свете моего карманного фонарика его лицо и голова казались покрытыми ржавчиной. Сквозь дыру в крыше на него струйкой текла вода.
Обшаривая карманы Флайшера, я обратил внимание на то, что тело еще было теплым. Ключи от машины нашлись в кармане брюк, а во внутреннем кармане пиджака — копии документов, сделанные им в Сан-Франциско. Я взял по одной копии себе.
Перед уходом я еще раз обвел фонариком по сторонам. В одном углу располагались двухъярусные нары, какие можно видеть в бревенчатых хижинах старого Запада. На нижних нарах лежал спальный мешок. Еще в помещении был стул, сделанный из деревянной бочки. Возле стула валялась куча нарезанного кольцами и кусками липкого пластыря. На полу около нар были набросаны окурки от сигарет.
Я оставил Флайшера там, где он был, предоставив полиции самой разбираться в деталях, и спустился по скользкому от грязи склону к его машине. Она завелась с первой же попытки. По размытой дождем дорожке я на малой скорости выбрался на проселок и доехал до того места, где меня ждал Хэккет. Он сидел, уронив голову в колени.
Я помог ему подняться и влезть на переднее сиденье.
— Не надо, Лью, — крикнул мне Хэнк с другой стороны ручья. — Слишком глубоко.
Придется попробовать. Не оставлять же Хэккета здесь. А перетащить его на себе я не решался. — Поскользнусь, его понесет течением, и тогда все наши старания окажутся напрасными.
Я осторожно ввел машину в воду, держа курс на фары Хэнка и надеясь, что дорога тут идет прямо. На какое-то мгновенье в середине пути мне показалось, что машина поплыла. Ее понесло куда-то в сторону, но тут же, задрожав, она замерла, зацепившись за что-то под водой.
Больше ничего не случилось, и мы благополучно перебрались через поток. Поддерживая Хэккета с двух сторон, мы с Лэнгстоном перетащили его в фургон и уложили на заднем сиденье. Я надел брюки и пиджак, а Хэккета укрыл ковриком, что лежал в машине на полу. К счастью, в фургоне хорошо работал обогреватель.
Я запер машину Флайшера и оставил ее на дороге. Потом еще раз вернулся к ней и осмотрел багажник. Магнитофонных пленок там не было. Я захлопнул крышку багажника. Двенадцать миль до Сентервиля мы ехали медленно.
Отсутствовали мы, должно быть, часа два, но свет в закусочной все еще горел. Эл Симмонс, зевая, подошел к двери. Вид у него был такой, будто он спал не раздеваясь.
— Я вижу, вам удалось выбраться.
— Да. А Джеку Флайшеру нет. Его застрелили.
— Насмерть?
— Ему разнесли голову из обреза.
— На ранчо Крагов?
— Совершенно верно.
— Подумать только! Между прочим, я всегда думал, что там он встретит свой конец.
У меня не было времени спросить у Симмонса, что он хотел этим сказать. Он проводил меня к телефону за стойкой и сказал, как звонить в полицию Родео Сити. Дежурным оказался помощник шерифа Пеннел. Я доложил ему, что Джек Флайшер убит выстрелом из обреза.
— Джек? — потрясенно переспросил он. — Но я только-только разговаривал с ним. Он заезжал сюда в начале вечера.
— Что он сказал?
— Сказал, что едет на ранчо Крагов. Но зачем, не сказал. Правда, добавил, что, если к утру не вернется, я должен приехать за ним, захватив с собой еще пару полицейских.
— Вам, пожалуй, стоит поехать сейчас. Не ждите до утра.
— Не могу. Второй патрульной машины у нас нет, а моя сломалась, и до января округ нам денег не отпустит. — Пеннел был расстроен и растерян. — Придется вызвать машину из Санта-Тересы.
— А «Скорую помощь»?
— Тоже надо вызвать из Санта-Тересы. Но если Джек умер, зачем ему «Скорая помощь»?
— Не все же умерли. У меня в машине человек, которому требуется помощь. — Я не назвал Хэккета, потому что надеялся доставить его домой до того, как газетчикам станет известно о его освобождении. — Я привезу его в Родео Сити. Пусть «Скорая помощь» и патрульная машина ждут нас возле участка.
Эл Симмонс сидел у стойки и, не смущаясь, слушал, что я говорю. Когда я положил трубку, он несколько задумчивым тоном заметил:
— Чудно, как иной раз оборачивается жизнь человеческая! Джек больше пятнадцати лет занимал как раз ту самую должность, какую нынче занимает Рори Пеннел. А Рори был тогда у него на подхвате.
— А что общего у Джека было с Крагами?
— Не хочется что-то об этом говорить. — Но глаза у него блестели от желания поведать мне то, что он знает. — Джек умер, а про мертвых плохо не говорят. Кроме того, он был женат, и мне бы не хотелось, чтобы эта история дошла до миссис Флайшер.
— Другая женщина?
— Да. Джек был неплохим малым, но любил бегать за юбками. Еще в начале пятидесятых годов он все крутился вокруг женщины, что жила у Крагов на ранчо. И думаю, сумел ее заполучить, — с кривой усмешкой добавил Симмонс. — Он, бывало, останавливался здесь купить ящик пива, а потом ехал туда и проводил там с ней ночь. Но судить его я не берусь. Лорел Блевинс была лакомый кусочек.
— А что говорил ее муж?
— По-моему, он ничего не знал. Блевинса почти никогда не было дома. Все свое стадо он порезал. И если не охотился, то бродил по холмам с такой штукой, какую таскают художники…
— С мольбертом?
— Да. Строил из себя художника. Но и он, и его жена, и мальчишка — все они жили как индейцы-диггеры в этом выгоревшем дотла доме. И женщину ту судить нельзя, что она потянулась к Джеку. Пятнадцать лет назад он был красивым малым и при деньгах — брал с игорных заведений. А когда Блевинс бросил ее, Джек нашел ей пристанище у Мейми Хейдждорн. Мне об этом сама Мейми рассказала.
— А что случилось с Блевинсом?
— Ушел, и все. Он был от рождения неудачником.
— А мальчишка?
— Не знаю. Потерялся где-то во всей этой неразберихе.
Вот и оставался бы где-то, подумал я, вместо того, чтобы являться сюда и мстить за прошлое, которое нельзя изменить даже с помощью обреза.
Я спросил у Эла Симмонса про Дэйви, и Симмонс припомнил, что вроде накануне утром кто-то, не то мужчина, не то мальчишка, на зеленом «дарте» свернул в сторону ранчо. Нет, он не видел и не слышал, чтобы кто-нибудь ехал сегодня в обратном направлении.
— А можно оттуда выбраться другим путем?
— Можно, через северо-западный перевал. Но для этого, особенно в такую погоду, как нынче, все четыре колеса машины должны быть ведущими.
Снаружи засигналил Лэнгстон. Мне нужно было сделать еще одно дело. Я позвонил в дом Хэккетов в Малибу, попросил к телефону Рут Марбург и сказал ей, что везу ее сына домой.
Она расплакалась. Потом засыпала меня вопросами, но я не стал отвечать. Я сказал ей, что мы приедем на «Скорой помощи» и что, хотя Хэккет, по-видимому, серьезно не пострадал, тем не менее он истощен и несколько часов пролежал под дождем. Пусть лучше к нашему приезду вызовет врача.
— Мы приедем в шесть утра, — добавил я.