Я положил стволы в багажник машины и поехал в свою контору на Сансет-бульвар. Оттуда я позвонил в «Сентениал банк» Киту Себастиану. Секретарша ответила, что он только что ушел обедать.
Я назначил встречу с Себастианом в середине дня и, чтобы не терять времени, перед уходом связался по телефону с Джейкобом Белсайзом.
Белсайз помнил меня. Когда я упомянул о Дэйви Спеннере, он тут же согласился встретиться со мной за обедом в ресторане неподалеку от места его работы на Южном Бродвее.
Он ждал меня в отдельном кабинете. Я не видел Джейкоба Белсайза несколько лет, за это время он постарел. Морщины вокруг его глаз и рта напоминали растрескавшуюся почву по краям лунки от высохшего водоема в пустыне.
Комплексный обед бизнесмена ценой в один доллар состоял из сандвича с горячим ростбифом, жареной картошки и кофе. Мы с Белсайзом сделали заказ. Когда официантка отошла, он под гул переговаривающихся за едой посетителей ресторана и стук посуды спросил:
— Я не совсем понял вас по телефону. Что выкинул Дэйви на этот раз?
— Совершил нападение. Пнул меня ногой в поясницу.
Темные глаза Джейка блеснули. Он был один из тех добросовестных людей, которые никогда не перестают беспокоиться о своих подопечных.
— Вы намерены подать жалобу?
— Возможно. Однако за ним более тяжкий проступок, вот что вызывает тревогу. Имен называть не буду, мой клиент не разрешил. Его дочь школьница. Уже сутки ее нет дома. Эту ночь она провела с Дэйви в его квартире.
— А где они теперь?
— Разъезжают в ее машине. Когда я потерял их след, они ехали по прибрежному шоссе в сторону Малибу.
— Сколько лет девочке?
— Семнадцать.
— Не очень хорошо, — вздохнул он. — Но могло быть и хуже.
— Хуже некуда, если учесть все детали. Гораздо хуже.
— Хотелось бы знать детали. Что собой представляет девушка?
— Я видел ее всего две минуты. Я сказал бы, что она милая девушка, попавшая в беду. Судя по всему, у нее это вторая встреча с мужчиной. Первая, по словам ее подруги, завершилась попыткой к самоубийству. На этот раз может случиться кое-что посерьезней. Ручаться не могу, но полагаю, они с Дэйви подстрекают друг друга на какой-то безумный шаг.
Белсайз наклонился ко мне через стол.
— На что они, по-вашему, способны?
— Думаю, что они замышляют преступление.
— Какого рода преступление?
— И вы меня спрашиваете? Он же ваш подопечный.
Белсайз покачал головой, морщины на его лице сделались еще глубже, словно оценка им самого себя дала трещины.
— Мой-то мой, но не могу же я следовать за ним по пятам на улице или гнаться по шоссе. У меня сто пятьдесят подопечных, сто пятьдесят Дэйви Спеннеров. Они мне даже во сне снятся.
— Я понимаю, что вы не в силах следить за каждым шагом каждого из них, — сказал я. — Никто от вас этого и не требует. Я встретился с вами, чтобы услышать профессиональное мнение о Дэйви. За ним числятся преступления против личности?
— Нет, но он может их совершить.
— Даже убийство?
Белсайз кивнул.
— Дэйви в большой степени наделен подозрительностью. Когда он чувствует, что ему угрожает опасность или его хотят оттолкнуть, он теряет самообладание. Однажды он чуть на меня не накинулся в моей собственной конторе.
— Почему?
— Это случилось как раз перед вынесением ему приговора. Я рекомендовал, сказал я ему, чтобы его, несмотря на условный приговор, на шесть месяцев отправили в тюрьму. Что-то в нем взорвалось, что-то связанное с прошлым. В чем дело, не знаю. У нас нет полного досье на Дэйви. Он потерял родителей и ранние годы жизни провел в сиротском приюте, пока его не взяли оттуда приемные родители. Во всяком случае, когда я ему объявил, что собираюсь сделать, он словно заново пережил предательство: от него снова все открестились. Он готов был убить меня. К счастью, я сумел успокоить его. Однако от своей рекомендации, чтобы он прошел испытательный срок в тюрьме, я не отказался.
— Для этого нужна убежденность.
Белсайз пожал плечами.
— Я и лечу с убежденностью. Я понял уже много лет назад, что должен идти на риск. Если я не рискну, не дам им шанс исправиться, я не могу ожидать, что они отыщут его сами.
Официантка принесла сандвичи, и несколько минут мы были заняты едой. По крайней мере я. Белсайз лишь куснул свой сандвич несколько раз, будто мы с Дэйви испортили ему аппетит, а потом и совсем отодвинул тарелку.
— Пора научиться не надеяться на многое, — сказал он. — Пора привыкнуть к мысли, что они не раз были биты до встречи со мной. Еще удар, и от них ничего не останется. — Он поднял голову. — Очень прошу вас, сообщите мне все факты касательно Дэйви.
— Боюсь, они вас не порадуют. И я не хочу, чтобы вы объявили розыск его и девочки. По крайней мере до тех пор, пока я не переговорю с моим клиентом.
— Чем тогда я могу быть вам полезен?
— Ответьте еще на несколько вопросов. Если вы поверили в Дэйви, почему вы все-таки рекомендовали посадить его на шесть месяцев в тюрьму?
— Ему это было необходимо. Он угонял машины, поддавшись порыву, импульсивно. Вероятно, уже в течение нескольких лет.
— Чтобы их продать?
— Нет, чтобы покататься. Он мне признался, когда у нас установилось взаимопонимание, что исколесил весь штат. Он сказал, что искал своих родителей, своих настоящих родителей. Я ему поверил. Мне очень не хотелось отправлять его в тюрьму, но я считал, что шесть месяцев пребывания под контролем дадут ему шанс остыть, он повзрослеет.
— Получилось?
— До некоторой степени. Он закончил среднюю школу, много читал сверх программы. Но, конечно, у него остаются нерешенные проблемы. Только бы он дал себе время.
— Проблемы, связанные с психикой?
— Я предпочел бы называть их жизненными проблемами, — сказал Белсайз. — У юноши ведь никогда не было никого и ничего своего — ни своих родителей, ни дома. Лично я считаю, что психиатр мог бы оказать ему помощь. Но психолог, который по нашей просьбе давал ему тесты, полагал, что вряд ли он оправдает возлагавшиеся на него надежды.
— По причине его неуравновешенности?
— Я никогда не спешу навешивать ярлыки на молодых людей. Мне неоднократно доводилось наблюдать подростковые кризы. В любом виде, о чем можно прочитать в учебнике по психологии. И нередко бывает, что, когда криз проходит, они меняются к лучшему. — Он положил руки на стол ладонями вверх.
— Или к худшему.
— Вы циник, мистер Арчер.
— Только не я. Я оказался одним из тех немногих, которые изменились к лучшему. Чуть к лучшему, честно говоря. Стал полицейским, а не нарушителем порядка.
Белсайз улыбнулся, и лицо его при этом сморщилось.
— А я еще не решил, с кем я. Мои подопечные говорят, что я полицейский. А в полиции меня считают защитником нарушителей. Но дело не в нас, верно?
— Вы представляете себе, куда мог поехать Дэйви?
— Куда угодно. Вы говорили с его хозяйкой? Я не помню ее фамилии, такая рыжеволосая женщина…
— Лорел Смит. Я говорил с ней. Откуда она вообще взялась?
— Через наше учреждение она предложила ему работу на неполный рабочий день. Это произошло два месяца назад, как раз когда он вышел из тюрьмы.
— А до этого она его знала?
— Не думаю. По-моему, она из тех женщин, которые любят помогать.
— А что она хочет взамен?
— Вы циник, — повторил он. — Люди часто делают добро, потому что это в их характере. По-моему, у миссис Смит тоже были неприятности.
— Почему вы так решили?
— О ней был запрос из полиции Санта-Тересы. Примерно тогда же, когда Дэйви вышел из тюрьмы.
— Официальный запрос?
— Полуофициальный. Помощник тамошнего шерифа, некий Флайшер, приезжал ко мне. Он хотел разузнать все, что нам известно о Лорел Смит и о Дэйви. Распространяться я не стал. Если откровенно, он мне не понравился. К тому же он не пожелал объяснить, зачем ему нужна эта информация.
— Вы навели справки о Лорел Смит?
— Нет. Я не счел это необходимым.
— Я бы на вашем месте навел. А где Дэйви жил до того, как попал в тюрьму?
— По окончании школы он год или немногим больше жил один. Летом на взморье, зимой перебивался случайными заработками.
— А до этого?
— У приемных родителей. У мистера и миссис Эдвард Спеннер. Он взял их фамилию.
— Можете вы мне сказать, где найти этих Спеннеров?
— Они живут в Западном Лос-Анджелесе. Вы найдете их адрес в телефонной книге.
— Дэйви продолжает поддерживать с ними отношения?
— Не знаю. Спросите их сами.
Официантка принесла счет, и Белсайз поднялся, чтобы уйти.