Вокруг одни враги

Глава 23

Помощнику шерифа Рори Пеннелу было лет сорок или около того. Костлявый, с пышными каштановыми усами, он заметно заикался, хотя, вполне возможно, дефект этот усилился после известия о смерти Джека Флайшера. Пеннел казался искренне расстроенным. Пока мы разговаривали, он то и дело хватался за рукоятку пистолета, висевшего у него на боку.

Я с удовольствием бы побыл в Родео Сити подольше, чтобы побеседовать с Пеннелом и Мейми Хейдждорн да и с любым другим, кто помог бы мне воссоздать прошлое. Джек Флайшер, по-видимому, имел самое непосредственное отношение к смерти Джаспера Блевинса. Но теперь эта мысль приобрела чисто теоретическое значение, и поэтому с ней можно было не спешить. Сейчас важно было доставить Стивена Хэккета домой.

Двое полицейских, явившихся из Санта-Тересы, охотно взялись бы его сопровождать. Это было сравнительно легкое и безопасное задание, да и в газеты можно попасть. Но я напомнил им, что на ранчо Крагов лежит тело Джека Флайшера. А где-то в горах к северу от ранчо, вероятно, застрял в непролазной грязи его убийца.

Я попрощался с Хэнком, и мы с Хэккетом в карете «Скорой помощи» помчались в южном направлении. Я сидел на полу рядом с носилками, на которых лежал Хэккет. Он чувствовал себя лучше. Ему оказали первую помощь, и через соломинку он выпил чашку бульона. Я решил задать ему несколько не терпящих отлагательства вопросов.

— Кто ударил Лупе? Сэнди Себастиан?

— Да. Она ударила его по голове монтировкой, и он потерял сознание…

— А вам она нанесла оскорбление действием?

— Непосредственно нет. Но пока мальчишка держал меня под прицелом, она связала мне руки и ноги, залепила рот и завязала глаза. — Он вытащил из-под одеяла руку и потрогал себе глаза. — Потом они положили меня в багажник ее машины. Вот там было по-настоящему страшно. — Он поднял голову. — Сколько времени прошло с тех пор?

— Около тридцати шести часов. У нее была причина ненавидеть вас?

— Наверное, была, — медленно ответил он. — Но какая, понятия не имею.

— А у парня?

— Я никогда его раньше не видел. Он вел себя как ненормальный.

— В чем это выражалось?

— По-моему, он не совсем понимал, что делает. Он даже положил меня на рельсы. Я знаю, это звучит, как в мелодраме, но он в самом деле хотел, чтобы я попал под поезд. Девочка убежала, и тогда он передумал. Завез меня куда-то и держал там в заключении. Большую часть дня — вчера, что ли? — он относился ко мне довольно сносно. Развязал меня и позволил немного походить. Дал попить воды, угостил хлебом и сыром. Разумеется, обрез был всегда при нем. Он лежал на нарах, нацелив его на меня. Я сидел на стуле. Вообще-то я не трус, но спустя некоторое время я почувствовал, что нервы у меня сдают. Я не мог понять, что он задумал.

— Он говорил о деньгах, мистер Хэккет?

— Я говорил. Предлагал ему большие деньги. Он ответил, что деньги ему не нужны.

— А что ему было нужно?

Хэккет долго молчал.

— Он, по-видимому, сам не знал. Он жил как во сне. Вечером накурился марихуаны и совсем перестал соображать. Болтал о каком-то мистическом обряде, где мне, по-видимому, предстояло сожжение на костре.

— Он так сказал?

— Не совсем. Он предложил будто бы в шутку, чтобы мы с ним образовали музыкальную группу. И даже придумал для нее несколько названий, вроде, например, «Жертвоприношение». — И совсем тихо Хэккет добавил: — Он не шутил. По-моему, он в самом деле решил меня убить. Только не сразу. Ему хотелось продлить мои мучения подольше.

— Почему?

— Я не психолог, но мне кажется, что он видел во мне своего отца. К концу вечера, когда он совсем ошалел от марихуаны, он начал называть меня папой. Не знаю, кто есть или был его отец, но парень, должно быть, его ненавидит.

— Его отец попал под поезд, когда мальчику было три года. И это случилось у него на глазах.

— Господи боже! — Хэккет даже привстал. — В таком случае многое становится понятным, правда?

— Он говорил о своем отце?

— Нет. Я не старался поддерживать разговор. В конце концов он задремал. И только я собрался броситься на него, как появился этот второй, Флайшер, что ли? Он, наверное, считал, что в доме никого нет. Вот парень и выпустил в него заряд из обоих стволов. Флайшер тут же испустил дух. Я выбежал на улицу. Парень меня поймал и избил до потери сознания.

Он упал на носилки, выставив вперед локти, словно боялся, что Дэйви снова пройдется кулаками по его лицу. Остальную часть пути мы молчали. Сначала дыхание Хэккета было сиплым, потом он успокоился и заснул, дыша уже совсем равномерно.

Я расстелил на вибрирующем от движения полу одеяло и, пока на смену ночи шел день, тоже поспал. Проснулся я с ощущением чего-то хорошего. Мы со Стивеном Хэккетом прибыли назад живые и почти невредимые. Но страх не покидал его. Даже во сне он стонал и прикрывал голову руками.

Всходило солнце. В Малибу возле таблички с надписью:

«ЧАСТНОЕ ВЛАДЕНИЕ.

ПОСТОРОННИМ ВХОД ЗАПРЕЩЕН» —

карета остановилась. Водитель не знал, где свернуть, и помахал в окошко, зовя меня к себе.

Я сел рядом с ним, а санитар влез в салон к Хэккету. Мы отыскали левый поворот и помчались вверх к воротам поместья Хэккетов.

Было шесть с минутами. На перевале нас приветствовало утреннее солнце во всей своей красе.

Рут Марбург и Герда Хэккет вышли из дома вместе. Лицо у Рут обострилось и похудело, глаза были затуманенные, но веселые. Тяжело переваливаясь, она подбежала ко мне, схватила меня за руки и благодарила, благодарила. Потом она обернулась к сыну, которого санитары и шофер вытаскивали из кареты, наклонилась над ним и обняла его, плача и вслух ужасаясь его лицом.

Герда Хэккет стояла за ее спиной. Вид у нее был обиженный, словно она была недовольна тем, что Рут опередила ее в проявлении чувств. Но она тоже обняла Хэккета. Тем временем Сидни Марбург и доктор Конверс стояли в стороне, наблюдая за происходящим.

С ними стоял еще один человек, лет под пятьдесят, с тяжелыми плечами и квадратным неулыбчивым лицом. Держал он себя так, будто был здесь главным. Когда Хэккет, нетвердо встав на ноги, не захотел, чтобы его внесли в дом на носилках, а пожелал войти на собственных ногах, этот человек помог ему. Доктор Конверс поплелся вслед за ними, явно чувствуя себя лишним.

Рут Марбург меня удивила. Я на время позабыл об обещанных ею деньгах. Она же помнила. И безо всяких разговоров повела меня в библиотеку, где выписала чек.

— Только оприходовать его вы сумеете не раньше, чем через неделю. — Она встала и помахала чеком, чтобы быстрее высохли чернила. — У меня нет такой суммы в банке. Часть денег мне придется перевести из другого банка и, кроме того, реализовать кое-какие ценные бумаги.

— Я не спешу.

— Отлично. — Она вручила мне маленький желтый листок. На нем была обещанная сумма.

— Необычная вы женщина, — сказал я. — Среди богатых людей большинство готово из-за цента удавиться.

— Я не всегда была богатой. А сейчас у меня денег больше, чем я могу истратить.

— У меня теперь тоже.

— Не заблуждайтесь. Сто тысяч в наши дни — деньги небольшие. Половину у вас заберет дядюшка Сэм. Если хотите моего совета, вложите вторую половину в недвижимость и любуйтесь тем, как она будет расти в цене.

Почему-то у меня не было уверенности, что именно так я сумею поступить. Пряча чек в бумажник, я испытывал какое-то возбуждение, которое мне самому было не по душе. И еще мною владело чувство, будто не чек принадлежит мне, а я вдруг сделался его собственностью.

Рут Марбург подошла и погладила меня по щеке. Нет, это был не мимолетный жест, это тоже был жест собственника.

— Вы счастливы, Лью? Можно мне называть вас просто Лью?

— Да, и еще раз да.

— Что-то нерадостный у вас вид. А должен быть радостный. Вы столько сделали для нас. Я всю жизнь буду вам признательна.

— Спасибо. — Но благодарить ее не хотелось. Даже в повторно выраженной признательности чувствовалась позиция собственника. Она не давала, она умела только брать.

— Как вам удалось все это раскрыть? — спросила она.

Я предельно коротко поведал ей о том, что смог разузнать у Флайшера, Элберта Блевинса и Элмы Краг, как эти сведения привели меня на ранчо, где прятали ее сына, и что я нашел там.

— У вас была нелегкая ночь, — признала она. — Но прежде чем вы уедете, с вами хочет поговорить мистер Торндайк.

Она вышла и привела человека с тяжелыми плечами. Торндайк оказался агентом ФБР. Рут оставила нас в библиотеке одних, и Торндайк принялся меня расспрашивать, записывая мои ответы на портативный магнитофон.

— Я не собираюсь вас осуждать, — сказал он, — поскольку все завершилось благополучно. Но отправиться на поиски похитителей, заручившись поддержкой лишь школьного учителя, по-моему, чистое безумие. Вы могли кончить тем же, чем кончил Флайшер.

— Я знаю. Но Спеннер не совсем обычный похититель. Не думаю, что он стал бы стрелять в Лэнгстона.

— К счастью, ему такой возможности и не представилось.

Торндайк разговаривал со мной несколько высокомерно, как учитель, опрашивающий не слишком прилежного ученика. Мне же было безразлично. Хэккета разыскал я, а не он.