Глава 45 ПАНЧУК

"Прошу внимания. Только что мне сообщили, что на дальних подъездах к нашему вокзалу погиб на путях человек. Он попал под поезд. Прошу всех почтить его память минутой молчания. Давайте помянем этого неизвестного человека.

Наверное, он когда-то был пассажиром или кого-то провожал. А может быть, должен был куда-нибудь ехать или кого-то встречать именно сегодня. А отправился в самый дальний путь. Земля ему пухом".

Вокзал непривычно смолк.

Оксана даже повела головой, прислушиваясь. О чем говорила диктор, она не разобрала. Просто на минуту стало очень тихо и очень тоскливо.

– Может, тебе водички? – участливо спросил Тимошевский.

Она отказалась – до того все равно было. Тем не менее он кивнул Саушкину.

Тот вздохнул и поплелся выполнять приказ. Собственно, майору понадобилось уединение. Лишний свидетель, даже преданный, может когда-нибудь оказаться перед выбором. И кто знает его выбор? Своя рубаха ближе к телу.

– Значит, так… Ларин устроил тебя на работу прямо с улицы. Выходит, был расчет на благодарность в будущем. Склонял к интимным отношениям… Ну хорошо, хорошо, интим пока опустим. Эта старая мочалка Брунева была в курсе всех ваших дел. Жалела. Покрывала… Ты меня понимаешь? Ты ее не посадишь. Просто уволят.

Место освободится. Пора молодым браться за дело. Да и не уволят – муж заступится. Кто передавал деньги Ларину, не знаешь? Вы оставляли их в конверте.

Точно знаешь, что внешние поступали от Эдика. Его мы укатаем, так что тебе ничего не грозит. Давали, скажем, по двадцать пять процентов.

Николай Павлович отогнул жалюзи и увидел внизу Саушкина, который шел от автоматов с пластиковым стаканчиком кофе и бутылкой пепси. Пора было закруглять внушение. Тимошевский включил магнитофон. Когда же опер с напитками вошел в общую комнату, сделал ему предостерегающий знак – Оксана говорила в микрофон.

Голос у нее был ровный и спокойный, без актерского надрыва и игры. Без чувств.

Пораженный таким поворотом дела Саушкин чуть было не уронил принесенное. В глубине души он уважал эту девицу. Она ему даже нравилась. Опер еще раз подумал о том, что Тимошевский все-таки сыщик от Бога. И аналитик. Надо же, как раскрутил. Без шума и пыли.

Оксана говорила минут пять. Когда тема исчерпала себя, кассирша, как заводная кукла, начала все сначала, Тимошевский не перебивал. Думал, что всплывут новые детали или события. Тогда можно будет сравнить, выбрать наиболее удачные, ложащиеся в русло его версии факты. Но она повторила все слово в слово. Упомянула подсказанный процент, деньги в конверте, Эдика. Все-все.

Николай Павлович вынужден был ее остановить.

Он взял телефонную трубку. Звонить прямо сейчас? Нет. Момент еще не созрел.

– Уведи ее. Только не в камеру. Найди свободный кабинет. Поставь кого-нибудь присмотреть и давай сюда новенькую, – приказал он Саушкину.

Тот повеселел. Ему было неприятно, что начальник сделал из живой, жизнерадостной девчонки заводную куклу наследника Тутти.

Сейчас он приведет вторую кассиршу. С ней особых сложностей не предвидится.

Саушкин был прав. Как только сопливой девчонке дали прослушать показания Оксаны, признания полились сами собой. Частично она подтвердила показания Панчук. Все очень просто. Она слышала голос. Она узнала факты и автоматически приплюсовала к своим сведениям. Это все равно что перед опознанием преступника свидетелем, прежде чем показать его в ряду других лиц, свидетелю предъявляют фотографию подозреваемого, просят внимательно присмотреться. Естественно, что на самом опознании даже слепой свидетель без очков находит нужного следствию человека.

– Уведи. Посади их парой. Им есть о чем поговорить.

Когда Саушкин вывел кассиршу, Тимошевский потер руки в сладостном ощущении власти над человеком. Нет, не над Панчук или новенькой. Гвоздем в его печени сидел Ларин. Боже, какие бы дела завертел он перед уходом на заслуженный отдых, будь на месте этого чурбана другой начальник вокзала.

А как он здорово прокрутил Панчук! Нет, давние «дела узбекские» его явно чему-то научили. Ну как же дурочка могла поверить, что жена тут же и сознается, что муж ее бросил. Никогда не сознается – это Тимошевский рассчитал точно.

Итак… Звонить – не звонить? Звонить – не звонить? Рано или пора?

Николай Павлович сидел перед аппаратом и смотрел на его блестящую поверхность. Знал, наберет номер – и телега покатится. Горка крутая. Телега на самом верху. Может быть, стоит попробовать договориться?

Потом ему в голову пришла мысль: а что, если продемонстрировать пленку Хоменко. Невзначай. Так. Сидел, повторно слушал. Вошел подчиненный, а он не успел выключить шарманку. В этом что-то было. Мастер стравить подельщиков, заключенных и выиграть на их ссоре, на ненависти – это ли не высший пилотаж?

Саперов будет доволен. Но и о самом себе надо подумать. Саперов только прикрытие, а своя рубашка, как уже было сказано, ближе к телу.

Тимошевский вспомнил про заветный ящичек в сейфе, потом мысленно подсчитал – сколько раз уединялся с утра, сбился со счета и махнул рукой. Он мужик крепкий. И потом прошло уже больше полутора часов.

И с легким сердцем начальник линейного отдела милиции Южного вокзала поспешил в свой кабинет. По дороге ему попалась навстречу еще одна группа оперативников с задержанными жучками, но они теперь его не интересовали – пусть их крутят другие.

Загрузка...