Вокзал

Глава 6 ФАЛОМЕЕВ

«Вниманию отъезжающих на благословенный юг, до отправления поезда номер шестьдесят семь Москва – Симферополь осталось пять минут. Целуйте провожающих, занимайте места. Провожающие, целуйте отъезжающих и бегом из вагонов. Не забудьте отдать билеты отъезжающим. Всего доброго, счастливого пути, сильно не переусердствуйте с загаром».

Поезд отправился, оставив, впрочем, на вокзале одного из своих пассажиров.

И этот пассажир пока что тоже спал.

Первыми пришли работники «холодного цеха». Эти готовили закуски. Публика на вокзале хоть и не такая привередливая, как, скажем, в «Астории», но что подешевле любит. Опять же в салаты можно недоложить – экономия. Кто подсчитает, двадцать пять граммов горошка или десять, так в оливье, к примеру, можно вареной картошки поболе. И общий вес соблюден, и баночку горошка домой.

Ну да это знакомо всем и неинтересно. В ресторане, особенно привокзальном, интересны прежде всего люди. Как обслуживающие клиентов, так и сами клиенты.

Последние интересны особенно. Они отъезжающие и провожающие.

Проводы, проводы, проводы… Грустное зрелище. Грустно смотреть на влюбленную пару, которая вот уже два часа сидит, держа друг друга за руки, и вздыхает. Но про влюбленных уже все сказал Шекспир.

А вот лохматый человек, уткнувшийся лицом в сложенные руки и нервно вздрагивающий плечами. Кто он? Откуда приехал? Куда уезжает? Зачем вообще здесь в столь ранний час?..

Ах, вокзал. Это обрыв. В натуральном смысле – обрыв, с которого можно взлететь на дельтаплане, увидеть всю землю и даже поверить, что доберешься до горизонта. А можно сорваться с обрыва в пропасть и уже никогда не подняться. И вот ты стоишь на краю – полетишь или упадешь…

Тяжек похмельный сон.

Судя по изрядно помятому костюму, лохматый путешествует не первый день, по относительно чистым ботинкам (ночью шел дождь) – на улице не был, ну а пустой графин и подсохшая котлета на столе говорят сами за себя.

Татарочка Алика, как всегда взлохмаченная, как всегда невыспавшаяся, как всегда опаздывающая, влетела в бытовку официанток и сразу бросилась к своему шкафчику.

– Видала? – спросила ее подруга.

– Что? – лихорадочно переодеваясь, чтобы опоздания не заметил мэтр, спросила Алика.

– Крестник-то твой так и сидит. Третий день пошел. А все говорят – нефтяники мало заколачивают. Иди устраивай побудку.

Алика приоткрыла дверь и увидела влюбленных, а чуть левее спящего мужчину.

Хихикнула.

– Такого мужика да в хорошие руки… – мечтательно затянула ежедневную песню подруга.

Имела она избыточный вес и по этой причине нравилась мужчинам определенной категории, по преимуществу восточным, но страшно боялась их из-за прочно укоренившихся в мозгу представлений о бесправном положении азиатских женщин. И хотя предложения поступали, замуж не шла, а оттого страдала и завидовала татарке, считая, что той зацепить и привязать мужика – раз плюнуть. Невдомек было, что Алика страдала не меньше, так как зацепить для нее действительно раз плюнуть, а вот удержать – проблема. Сомы, судаки и окуни срывались с крючка, сожрав наживку, а на пескарей она не забрасывала.

Алика разгладила платье на плоском и твердом, как стиральная доска, животе, несколько раз глубоко вздохнула и, выйдя в зал, проигнорировала призывный жест Ромео, направилась прямиком к спящему.

– Ну, милый, подъем, труба зовет, – потрепала она спящего по голове.

Мужчина поднял глаза, и прошла еще целая минута, прежде чем в них появилось осмысленное выражение.

– Дядя Миша! – позвала Алика швейцара.

Дядя Миша нарисовался тут же.

– Проводи человека помыться.

– Простите, сегодня – еще вчера или уже завтра? – с трудом соображая, где находится, спросил мужчина.

– Сегодня пятница. Вы зашли сюда в среду. Третий день, любезный, – просветил дядя Миша.

Мужчина похлопал себя по карманам, взглянул под ноги.

– А где мой багаж? – с ужасом обратился он к работникам ресторана. – Там же кедровые орехи…

– Успокойся, любезный. Ты еще в среду сдал его в камеру. Вот квитанция.

Дядя Миша извлек из своего и сунул в нагрудный карман мужчине листок багажной квитанции.

– И билет я тебе перекомпостировал. Поезд в восемнадцать двадцать пять.

Мужчина посмотрел на руку, но часов не нашел.

– Уй-и-и… В восемнадцать?..

Его проводили в служебный коридорчик, где сразу за кассовыми аппаратами в стену был вделан умывальник. Он посмотрел на себя в зеркало и пришел к неутешительному выводу – дерьмо…

– Вот так вот, блин, как в Бресте: загонят в угол, а потом хотят, чтоб сдался. Накось, выкуси, еще повоюем.

Он вернулся в зал, где Алика уже перестилала ему скатерть.

– Слышь, сестренка, пивка холодненького, ну и соответственно…

– Что «соответственно»? «Ахтамар», «KB», «Камю»? Из закусок…

– Не-не-не… От закуски только голова болит, да и не возьмет тогда, – убежденно отказался мужчина.

– То-то в среду взяло.

– В среду взяло. Взяло, потому что водка не правильная была.

Давай-давай-давай, быстренько-быстренько-быстренько… И себе на шоколадку…

«Всех уборщиков просят собраться возле центрального входа. Матвеевна, ты меня слышишь? Бросай швабру, иди на летучку».

К приходу начальника вокзала все должно быть вылизано и вычищено, хотя Матвеевна и без летучек знала, как махать шваброй, она по советской привычке боялась и уважала собрания. Она действительно оставила швабру и потянулась к центральному входу.

Начальник должен был явиться вот-вот.