Вокзал

Глава 58 ФАЛОМЕЕВ

Дальше путь Фаломеева и Виолетты лежал в кассы. К Елене Леонидовне.

Старший кассир всегда благоволила Виолетте.

Каково же было изумление экскурсовода, когда она увидела Леонидовну, выходящую из помещения касс в сопровождении двух оперативников в штатском. То, что это оперативники, Виолетта знала почти наверняка. По крайней мере, рожу одного она заметила в линейном отделении, когда однажды возникла неприятность с пьяным экскурсантом.

– Ничего не пойму, – пробормотала она, – Елена Леонидовна, вы надолго?

Кассирша посмотрела на Виолетту, улыбнулась и не узнала.

Виолетта потянула Фаломеева за собой. В шестнадцатой кассе Оксаны тоже не было. Кассиршу заменяла незнакомая женщина.

– Ничего не пойму, – снова уже в отчаянии сказала Виолетта.

Она оглянулась по сторонам и стала всматриваться в людей в кассовом зале.

На первый взгляд ничего необычного. Потом она заметила человека с газетой в сером чесучовом пальто. Он стоял у автоматов с пепси и жадно пил. Переведя взгляд чуть дальше, она увидела еще одного в плаще. Тоже с газетой и тоже у автомата. Этот утолял жажду фантой. У выхода маялся третий.

– Пошли, – решительно потянула она Фаломеева к служебному входу.

Позвонила, нетерпеливо постучала. Дверь приоткрылась, и она протиснулась внутрь.

– Виолка, напугала до смерти. Чего барабанишь? – испуганно спросила знакомая кассирша.

– Срочно один билет на шестичасовой.

– У нас тут такое делается…

– Знаю. Не слепая. Там в зале три хмыря.

– Это не наши. Это оттуда…

– Мне нужен билет.

– Только для наших. Только для тебя исключительно.

– А я теперь не ваша…

– ?..

– Уезжаю к самому синему морю. Уволилась. Гори оно все прахом.

– ОН?

– Кто – ОН? А, ты про этого? Нет. Другой. Видишь – стоит, мнется.

– Давно знакомы?

Виолетта посмотрела на часы.

– Часов пять, однако.

– Ну ты даешь…

И видно было, что завидно. Завидно до слез. Как это так люди могут? Пять часов. Оказывается, могут. Как в романах.

Она выписала билет, не сводя восхищенных глаз с экскурсоводши. Какие мысли еще бродили в голове этой серенькой мышки с реденькими волосами и невыразительными глазками? Конечно, этим легче, они на виду. Хоть два часа, хоть три. А тут сидишь в стеклянной конуре, испотеешься вся или замерзнешь от кондишена, а в окошко к тебе задолбанные ожиданием, мерзкие рожи со своими просьбами лезут. И нет им никакого дела до того, что встала ты сегодня одна-одинешенька, впрочем, как и легла, наскоро попила чаю и бегом в конуру. Ни слова теплого, ни мужского шлепка по заднице. Ни вопроса: «Когда придешь? Не задерживайся…»

Валентина с зажатым в руке билетом вышла через ту же дверь, подхватила Алексея и очень, ну очень независимо прошла мимо потеющих милиционеров. Они зашли в камеру хранения. Взяли чемодан сибиряка.

– А твои вещи? – вспомнил Фаломеев про даму.

– Новую жизнь надо начинать с новыми вещами. И потом там моя одежда не пригодится.

– Напрасно. Мне твое платье понравилось, – вздохнул Фаломеев.

– Потому что прозрачное?

Фаломеев чуть не поперхнулся.

– Потому, потому… Дурачок. Что же я, не знала его особенностей? Ему семь лет в обед. Новое купим. Еще прозрачней.

Сибиряк крякнул.

Они пересекали зал ожидания, когда их догнала Алика. Виолетта внутренне напряглась. И напрасно. Алика протянула Алексею часы.

– Вот, возьмите, вы раздаривали всем, а. я подруге сказала, что нехорошо брать, если человек выпил. Ведь вы не от души. От вина.

– Почему не от души? Если я чего даю, то всегда от души, – обиделся Фаломеев и по-детски спрятал руки за спину.

– Берите, Алика, на память. Они мужские, но это даже модно сейчас. Берите, если бы не вы с шампанским, мне этого медведя ни в жизни не завалить. А у вас все будет тип-топ. Это счастливые часы. Поверьте. От души.

Они ушли, оставив Алику с часами. Алика сняла свои, поискала глазами урну и, не найдя, подала уборщице:

– На, Матвеевна, дарю…

– Господь с тобой, ты чего?

– Бери, бери, мне другие подарили, счастливые.

– У молодых все счастливые, – сказала Матвеевна, но часы внучке взяла – почему не взять. От души.

Фаломеев и Валентина вышли на перрон.

– Скажи, о чем ты мечтал, ну скажем, еще лет пять назад? Какую бы женщину хотел? Я такая? – спросила она.

– Нет.

– Да ну, я думала, я – женщина твоей мечты. Романтично. О какой же ты мечтал? – не отставала Валентина.

– О проститутке.

Если бы в тот момент они ехали на автомобиле и она была за рулем, непременно побились – так резко она остановилась.

– То есть?..

– Я думал, вот приеду когда-нибудь в Москву, подберу несчастную и женюсь.

Она мне детей нарожает, хозяйством займется и все такое…

Валентина согнулась пополам. Ее начал трясти смех. Нет, не смех – хохот, переходящий в истерику. Сибиряк перепугался.

– Ой, не могу…

На них оглядывались.

– Ой, не могу… Начитался… в библиотеке… Буран был… Запчасти не привезли…

Наконец она успокоилась, но временами нет-нет да проскакивала смешинка.

– Глупый. Это только в кино проститутки в заботливых матерей превращаются.

Не знаю, может, и мечтают, но уже никогда ими не станут. Ремесло свое берет.

Сказывается. Затягивает и не отпускает. Может, и были в истории экземпляры.

Один-два. Их описали и в качестве флага да еще слезу выжать используют. Почему бы клиенту не поплакаться, авось накинет.

Фаломеев недоверчиво покосился на Валентину.

– Какой же ты у меня…

– Какой?

– Добрый. Вот какой.

Виолетта краем глаза увидела лейтенанта милиции, который вел под руку Оксану. Сначала она подумала, что кассиршу тоже взяли. Но, присмотревшись, поняла, что ошибается. Ну и правильно, нечего со стариком тереться.

Сама счастливая, она и в других видела счастье.