К тому времени, когда Мод Кендалл закончила свой рассказ, уже близился вечер. Чердак окутывал синеватый тусклый свет. Они с Кэрри поднялись сюда, чтобы очистить помещение от ненужных вещей, а вместо этого увлеклись необычайной историей жизни Мод. Какое-то время женщины сидели молча, потом Кэрри тихо спросила:
— Значит, настоящая любовь — беззаветная любовь, любовь без иронии — это не выдумка?
— Ну что ты, милая, нет, конечно, — ответила Мод. — Откуда у тебя такие мысли?
Кэрри смущенно заерзала на табурете, а потом поведала бабушке про своего приятеля, барабанщика Руфуса Каули, и про свои неглубокие чувства к нему.
— Я уж начала думать, что мне следует просто принять его. Что, наверно, это и есть любовь. В конце концов, он очень милый, интересный, хорошо ко мне относится. И очень сексуальный, бабушка.
— Прямо как Аллен Дрейк, — улыбнулась Мод. — Дело в том, что любовь — стихия, природа которой неизвестна. Никто не знает, почему два человека, встретившись, проникаются друг к другу всепоглощающим чувством, которое затмевает все остальное в их жизни. А. Л. Слейтон и другие поэты-романтики понимали, что такая любовь — загадка и что, если уж она приходит к тебе, ее нужно беречь и почитать. Однако так длинно и витиевато я пытаюсь сказать тебе следующее, — продолжала Мод. — Настоящая любовь существует, и уж кто-кто, а ты, моя родная, ни в коем случае не должна довольствоваться меньшим. Ты чудесная девочка. И молода. И, когда на следующей неделе покинешь родной дом, мир перед тобой откроется, как… как устрица. — Пожилая женщина рассмеялась. — Поэт из меня всегда был никакой. Это удел других.
Пусть Мод Кендалл и не была поэтом, но о поэзии она знала очень много. После войны она и ее муж Стивен вместе преподавали литературу в Суссекском университете в Англии. В Оксфорде они не могли оставаться, потому что близость Хелены, наконец-то давшей согласие на развод, создавала им неудобства. Поэтому они арендовали небольшой домик в Суссексе, где и жили на протяжении многих лет, пока не уехали в США. Сначала они поселились в Нью-Йорке и стали преподавать поэзию в Колумбийском университете, а потом, когда Стивен достиг пенсионного возраста, переехали в северную часть штата, в городок Лонгвуд-Фоллс, в котором Мод выросла и который наконец-то, по прошествии стольких лет непрошеных треволнений, сумела оценить по достоинству.
В 1974 году Лонгвуд-Фоллс во многом оставался таким, каким Мод его помнила. Конечно, к тому времени ее родители уже умерли, но брат и сестра со своими семьями по-прежнему жили здесь, и она со Стивеном и их дочерью Луизой — матерью Кэрри — стала вести в маленьком городке мирное счастливое существование. С тех пор Лонгвуд-Фоллс они не покидали, так и жили в окружении взрослых детей, взрослеющих внуков и друзей. Их любовь не умирала, даже не увядала. Их привязанность друг к другу была очевидна всякому, кто, проходя мимо их дома летним вечером, видел Мод и Стивена Кендаллов на крыльце. Они сидели на диване-качалке, держась за руки.
Однако, хотя любовь их не угасала, сами они старели и слабели, что конечно же было ожидаемо, и в отношении себя Мод с этим могла смириться, но немощность и болезнь Стивена повергали ее в шок. Порой, в те последние месяцы его жизни, она смотрела на него, когда он спал рядом с ней, и отмечала, как сильно он похудел. Его все еще волнистые волосы теперь поредели и стали совсем седыми. А лицо, очень долю остававшееся красивым и по-мальчишески живым, как-то вдруг резко изменилось: уголки рта опустились под гнетом болезни, морщины на лбу прорезались глубже. Во сне он казался озабоченным, будто решал какую-то особенно трудную математическую задачу. Он был очень стар. Мод не верила, что это может случиться с ним.
Для нее он всегда оставался молодым энергичным оксфордским наставником, пылким молодым мужчиной с сильным стройным телом, которое она обожала ласкать. Они оба были так молоды до того, как война преждевременно всех состарила. Если б только… если б только можно было вернуться в то время, в ту пору невинности. Но назад возврата нет, в прошлое не возвращаются; каждый человек рано или поздно вынужден признать этот поразительный факт. И если кому-то случилось полюбить так, как они со Стивеном любили друг друга почти шестьдесят три года, тогда особенно тяжело навсегда попрощаться с любимым человеком, когда приходит час разлуки.
Стивен умирал. Об этом ей сказал их семейный доктор, который лечил их с тех пор, как они поселились в Лонгвуд-Фоллсе. Но Мод и сама это знала, ведь она много лет работала медсестрой. Определила это по переменам, происходившим в Стивене. Он прожил долгую, полноценную жизнь, теперь ему было девяносто, но ей все равно было тяжело проститься с ним навечно. В ту последнюю неделю перед его кончиной она, не в силах заснуть, каждую ночь в три часа спускалась на кухню, наливала себе стакан воды, садилась за стол и смотрела в окно на звезды, вспоминая, как он однажды оставил ее, а потом вернулся. Но теперь, когда он покинет ее, а это произойдет скоро, он уйдет навсегда. Но не на войну. И уже не будет смысла ждать и надеяться. Стивен исчезнет и больше уже никогда не появится. Эта мысль была так мучительна, что каждую ночь, сидя на кухне, Мод тихо плакала в рукав халата, чтобы не разбудить мужа.
Но однажды, сидя на кухне в три часа ночи, Мод услышала скрип ступенек. Она подняла голову и увидела Стивена Он спускался по лестнице сам, чего не делал уже несколько недель.
— Стивен! — воскликнула Мод. — Что ты такое удумал?
— Я проснулся, а тебя нет рядом, — ответил он. — Я по тебе соскучился.
— Садись, садись скорей. — Она помогла ему устроиться в кресле.
— Спасибо, любовь моя.
Мод тоже налила мужу стакан воды. Они сидели вместе, глядя на темную ночь за окном. Она поглаживала его ладонь.
— О чем ты думаешь? — спросил Стивен.
Мод взглянула на мужа.
— О шарфе, который ты когда-то мне одолжил. Помнишь?
— О да, — кивнул он. — Я дал его тебе, чтобы ты не мерзла. А потом Хелена увидела и у нее зародились подозрения. Я помню.
— А помнишь наш номер в гостинице «Роза и олень»? Узор на покрывале?
— Гроздья мелких ягод на переплетающихся виноградных лозах, — отвечал Стивен, — снизу доверху. — Он глубоко вздохнул, пристально глядя на Мод, будто старался запомнить ее. «Не запоминай меня, — мысленно просила его она. — Лучше забери с собой». Зачем жить, если рядом нет любимого? Разве сможет Мод Кендалл жить без Стивена, который был ей мужем так много лет? Это все равно что потерять руку или ногу, подумала она и сама же себя поправила: нет, это все равно что остаться без сердца. Вряд ли она это вынесет.
— Ты плачешь, — сказал Стивен, касаясь ее лица.
— Я не знаю, как буду жить без тебя, Стивен, если ты покинешь меня. Однажды я это пережила, но теперь все по-другому.
Он склонился к ней и поцеловал ее лицо. Губы у него были сухие, запекшиеся.
— Дорогая, — медленно, нерешительно произнес он, — я не покину тебя. А если и покину, то буду недалеко. — А потом он вдруг резко ослабел, — возможно, от избытка чувств, — так что не смог больше говорить. Мод помогла ему подняться наверх, уложила в постель и сама легла рядом.
Ей хотелось чувствовать его близость, ведь она знала, что очень, очень скоро он уйдет. Прошлое и настоящее нахлынуло на нее, незабываемые картины замелькали в воображении быстрой чередой: Стивен и Мод в его кабинете в Оксфорде, сидят, склонивши друг к другу головы в угасающем свете дня; а вот они лежат на кровати в гостинице «Роза и олень», его поджарое тело переплетено с ее, от удовольствия он запрокинул голову. Она вспомнила их разлуку в годы войны, когда думала, что он ее больше не любит, что причиняло ей невыносимую боль, казалось, больнее не бывает. А потом вспомнила всю их совместную жизнь — сначала в Суссексе, затем в Соединенных Штатах. Это была счастливая жизнь, в которой было все — друзья, застолья, студенты, дети, хорошая музыка, долгие прогулки и тихие вечера, которые они проводили за чтением вслух поэзии.
И любовь. О да, любовь неизменно сопровождала их все эти годы. Любовь оплетала их жизнь, как виноградные лозы на том ужасном покрывале. Жизнь соткана из мгновений. Это все, что у тебя есть: миллионы снимков, на которых запечатлено то, что было и, секундой позже, чего уже нет и никогда не будет. Но, по крайней мере, эти мгновения она прожила с ним. Жизнь у нее была интересная, вдохновляющая, богатая на события, и каждое она прожила сполна, прожила вместе с ним и запомнила.
Когда в восемнадцать лет Мод покидала этот самый город, она не знала ничего. «Я хочу познать мир», — сказала юная, трепещущая Мод группе оксфордских попечителей и осуществила свою мечту. Она познала мир, его плохие и хорошие стороны, постыдную бесчеловечность, сосуществовавшую с порядочностью. Все это она видела. И Стивен вел ее по жизни. Он наставлял ее, а она в свою очередь учила его. Доказала ему, что счастье возможно. Что возможен счастливый брак, при котором во взаимоотношениях между супругами царят любовь и сердечность, а не холод, разгоняющий их по разным комнатам.
И вот теперь все уроки кончились.
— Я никогда никого не любил так, как тебя, — признался ей Стивен в ту ночь. — Ты все такая же, какой я увидел тебя при первой встрече.
— Ты тоже, — сказала Мод, сознавая, что это святая правда, что даже под маской старости, которую они оба вынуждены носить, будто закат жизни — это некий безжалостный диковинный Марди грае, она видела молодого Стивена Кендалла, ее наставника, возлюбленного, мужа. Это никогда не умрет. Ее слезы капали на его лицо и на одеяло, которое она подоткнула под него, чтобы ему не было холодно, ибо в последнее время он постоянно мерз. — Стивен, родной мой, любимый, — говорила она сквозь слезы, — не оставляй меня. — Она умоляла его, словно у него был выбор, словно он мог что-то изменить. Словно он и в самом деле мог остановить время, потому что он был Стивен Кендалл — самый отважный, самый настоящий мужчина на свете.
— Все будет хорошо, милая, — прошептал он. — Все будет хорошо, обещаю тебе. Я буду рядом. — С этими словами он обнял ее и заснул. Его дыхание было ровным и тихим, и она чуть-чуть расслабилась, успокоилась, но спать в ту ночь не посмела.
Едва небо тронули первые проблески рассвета, Стивен Кендалл скончался в объятиях своей жены Мод.
И теперь, рассказывая все это своей внучке Кэрри, Мод вновь испытывала боль и душевные муки. Будто горе никогда не кончается, думала она. Зачем ей жить без Стивена? Какой в том смысл?
— Знаешь, — вдруг сказала Кэрри, словно читая ее мысли, — сегодня, рассказывая о том, что прежде мне было неизвестно, ты будто воскресила его. Мне кажется, теперь я знаю его лучше, чем тогда, когда он был жив. Ты ничего не забыла, бабушка. Все это сохранилось в твоей памяти, причем в превосходном состоянии. — Она помолчала и продолжала более размеренным тоном: — Утром, когда я пришла сюда, чтобы помочь тебе разобрать вещи, ты сказала, что не хочешь долго жить. Что не видишь в этом смысла. Я знаю, тебе очень тяжело. Ты почти все время грустишь, тоскуешь по нему. Я отдала бы что угодно, чтобы полюбить кого-то так, как ты любила дедушку Стивена. И если однажды человек, которого я полюблю, умрет прежде меня, мне кажется, я сочту… не знаю, как выразиться — это звучит так банально —…мне кажется, я сочту, что мой долг жить и помнить о нем, о том, что между нами было, и рассказывать людям о своем любимом. Я буду рассказывать всем, кто станет слушать меня. Потому что это одна из самых невероятных способностей, которая дарована нам, да? Способность помнить.
Мод Кендалл сидела и смотрела на свою юную внучку.
— Кэрри, — наконец произнесла она, — откуда в тебе столько мудрости?
— Вероятно, у меня хорошие гены, — рассудила девушка.
— А ведь ты еще только начинаешь жить, — промолвила Мод.
— Через две недели я уезжаю, — сказала Кэрри. — Только не поплыву, как ты, на лайнере, а полечу самолетом в Лондон. Там меня встретит кто-нибудь из университета и отвезет в Оксфорд, в колледж святой Гильды.
— Я так рада, что ты будешь там учиться, — сказала Мод. — Мне не терпится узнать, как там теперь.
— Я уверена, там все так же чудесно.
— Только, прошу тебя, никаких романов с наставниками, — наказала Мод. — Теперь другое время, и сдается мне, что зачастую наставники пользуются своим положением. Лучше уж держись ребят своего возраста, хорошо?
— Хорошо, — пообещала Кэрри. Она поразмыслила с минуту и спросила: — Кстати, как сложилась дальнейшая судьба всех тех людей, с которыми ты общалась тогда?
— Дай-ка подумать. Так… Моя любимая подруга Эдит Дрейк по-прежнему живет в Англии.
— Дрейк? — недоуменно повторила Кэрри. — Мне казалась у нее фамилия Уотерстоун. По мужу Неду, летчику, который погиб на войне.
— Он был ее первый муж, — объяснила Мод. — А потом, в 1946 году, она вышла замуж за Аллена Дрейка. Поверь мне, я была так рада за них обоих. Она работала в детской больнице в Лондоне, Аллен был преуспевающим хирургом, имел обширную практику. Несколько лет назад они оба вышли на пенсию и живут в Корнуолле, у моря, рядом с семьей их сына Неда.
— Они назвали своего сына Недом? — тихо уточнила Кэрри. — Надо же, какие молодцы. — Она помолчала — А Хелена Кендалл?
Кожа на лице Мод чуть натянулась от напряжения.
— Она умерла в начале пятидесятых. Двустороннее воспаление легких. Она была слаба во всех отношениях. И хотя Стивена никогда по-настоящему не любила, забыть его так и не смогла. Я до сих пор чувствую себя виноватой. Как только мы узнали, что она больна, Стивен немедленно отправился в Англию и пробыл с ней неделю. Хелена умерла у него на руках.
— Ну а лейтенант Джеред Томсон? — наконец, спросила Кэрри.
Бабушка от души рассмеялась.
— Разве ты не знаешь?
— Нет.
— Он — знаменитый театральный актер сэр Джеред Кларк Томсон. Десять лет назад королева Елизавета удостоила его звания рыцаря.
— Значит, когда он прибыл в твой госпиталь и притворился, будто у него контузия, на самом деле он демонстрировал свое актерское дарование?
— Именно так, — подтвердила Мод. — Когда мы с твоим дедушкой жили в Суссексе и Джеред играл в каком-нибудь спектакле в Уэст-Энде, он всегда присылал нам контрамарки. До сего дня он остается блестящим актером. В сущности, он не знает, что твой дедушка умер, и буквально на прошлой неделе прислал мне два билета на свой спектакль в Лондоне, в котором играет короля Лира. Спектакль состоится в ноябре, но я, конечно, не поеду.
Кэрри с минуту пытливо смотрела на бабушку, а потом тихо сказала:
— А я бы хотела познакомиться с ним. И Лондон совсем недалеко от Оксфорда где я буду жить. Ну же, бабушка, поедем.
— Нет, это исключено, — решительно отказалась Мод.
— Но почему? — не унималась ее внучка — Это было бы так здорово.
Мод продолжала отнекиваться, а сама думала «Как бы это было, если б она вернулась туда, одна, без Стивена, посетила бы все памятные места? Хватило бы у нее сил выдержать встречу с прошлым или ее одолела бы нестерпимая боль?» Прежде у нее и мысли не возникало, чтобы поехать в Англию, ибо она была уверена, что это будет слишком грустное путешествие. Мод вовсе не собиралась принимать приглашение сэра Джереда, но сейчас, когда Кэрри выдвинула эту идею, в ней что-то дрогнуло.
Шестьдесят три года назад она отправилась за океан, чтобы встретить человека, которого всем сердцем будет любить всю свою жизнь. И теперь, может быть, — а вдруг? — она вновь поплывет за тот же океан. Мод представила, как она стоит у ограждения на палубе лайнера и смотрит на море. И еще она знала, что, куда бы ни занесла ее судьба на закате жизни, Стивен, как он и сказал, будет поблизости. Даже теперь в голове у нее звучали его слова: «Я буду рядом».
Конец.