Волчья погибель

9 Злой вюрд

Говорили, что Гибельный шторм стихает.

«Стихает» оказалось относительным понятием.

Влка Фенрюка летели через варп, словно в Хельской скачке. Их корабли трясло в водоворотах угасающих поперечных течений. Все воины Своры страдали от зловещих сновидений, таких частых, что многие из них тайно бодрствовали.

Свора помнила свои походы по морям Фенриса в юные годы. Источником добродушных споров на Фенрисе был вопрос: какое плавание хуже – зимнее или летнее? Путешествие через варп было летним плаванием. Гигантские волны, духота, смертоносное смещение земли и воды – эти ощущения вызывало происходящее снаружи пласталевых корпусов их убежищ. На Фенрисе Свора были хозяином своей судьбы, их воля противопоставлялась максимальным усилиям родной планеты убить их. Мастерство человека не в меньшей степени, чем его вюрд диктовало, умрет он или нет в горячих океанах лета или на твердом, как железо льду зимы. На борту пустотных кораблей они были в чужой власти. Они сидели, согнувшись, в своих закоптелых логовах, распевали в гулких залах из пластали заклинания, выученные на деревянных кораблях. Каждый порог получал новый оберег от сглаза и частокол из защитных рун. Хотя только навигаторы видели тварей, скребущих снаружи полей Геллера, каждое мыслящее существо на борту этих кораблей чувствовало их.

Коридоры дрожали. Поспешный ремонт сходил на нет из-за сильной тряски, расходящейся по всей длине кораблей. Металл визжал от напряжения. Инфразвуковой шум из перегруженных варп-двигателей прерывисто разносился через материю кораблей, ухудшая атмосферу. Генераторы полей Геллера работали на износ, а кабели, питающие поля, сыпали фонтанами искр, требуя спешную замену.

Варп предупредил их, что им не рады.

Леман Русс несмотря ни на что вел флот вперед.

Трижды за время плавания Русс пытался поговорить с Ква о том, что необходимо сделать на Фенрисе. Каждый раз Ква укорял своего примарха.

– Не сейчас, милорд! – говорил жрец. – Мы плывем по Морю Душ. Нижний Мир следит. Мы не можем говорить о подобных вещах пока не окажемся дома, где Моркаи сможет защитить наши души. Будьте терпеливы.

Каждый раз недовольный Русс рычал и уходил. Он пытался поговорить с другими руническими жрецами, но при его виде они пятились. Язык их тел говорил о покорности, но в то же время о твердости. Даже кэрлы-годи избегали его, и поэтому он отправился в свои покои и там предавался размышлениям о том, что нужно сделать, пока ему не становилось тошно от запаха каюты и ее тесноты. Он шел в Волчий Чертог, где продолжал раздумывать.

Леман Русс сидел в одиночестве в Волчьем Чертоге. Он пил вино из кубка, так как сильное опьянение, дарованное мёдом, сейчас было ему не по вкусу. Вино не могло тем же приятным образом притупить его чувства или поднять боевой дух к убийствам, но в хорошем вине была изысканность, которую он жаждал. Вкус вызывал воспоминания об ушедших летах и далеких землях. Вино было скорбным напитком. Оно дополняло его настроение.

И вот он пил напиток, который не мог подействовать на него, и лениво называл про себя химические соединения, которые его острые чувства охотника распознавали в напитке.

Попытки проанализировать свой вюрд провалились. Его руны лежали на полу в сбивающем с толку порядке. Гнев Дорна на Терре все еще не давал покоя. Замкнутое поведение Сангвиния тревожило его. И последние слова Магнуса ежедневно звучали в ушах. «Ты – меч не в тех руках. Ты перерезал невинное горло».

Он пристально оглядел зал. Один раз его обманули. Преследуя Гора, он мог снова принять неверное решение. Предпочтение фенрисийского метода прямой атаки терранской осмотрительности могло быть ошибкой. Проблема заключалась в том, что ситуация не прояснится, пока не станет слишком поздно.

Леман фыркнул. Он не был ни терранцем, ни фенрисийцем. Иногда, он не знал, кто он такой.

Примарх услышал, как сработали тихие механизмы небольшой двери в конце зала. Для его острого слуха этот звук был таким же отчетливым, как и голос глашатая. Когда дверь зашла в стену, обнаружив Ква, Русс уже не мигая смотрел туда, где без сомнений для него будет рунический жрец.

Немногие подобно Ква могли выдержать пристальный взгляд примарха, когда тот был в задумчивом настроении.

Рунический жрец не был старым по меркам Легионес Астартес, но из-за болезни выглядел таковым. Он шел по полу из черного камня с явным усилием, доспех усиливал заметные другим физические затруднения, хоть и помогал при ходьбе. Ква взглянул на разбросанные руны, стараясь не раздавить их ногами.

– Ква, – поздоровался Русс.

Фреки широко зевнул. В свете камина сверкнули похожие на боевые ножи клыки. Гери уставился на Ква, в желтых с черными зрачками глазах светился звериный разум. В пустом Волчьем Чертоге царила могильная темнота. Пламя в чашах и свечах отбрасывало колыхающие пятна на гранитный пол. По всему кораблю пронеслась дрожь, сбивая с курса и заставляя пламя плясать. Затем, когда вибрация прошла, навигаторы вернули корабли на курс к невидимой точке назначения.

– Я не могу дать нужных вам ответов, Великий Ярл, – признался Ква. – Повторяю это в четвертый раз. Вихты следят. Они явятся на малейший призыв, каким бы ненамеренным он ни был.

– Знаю, знаю, – Русс нетерпеливо махнул рукой. – Слишком опасно проводить ритуалы Нижнего Мира, пока мы в варпе.

– Я признаю свою ошибку и непременно исправлю ее, – сказал примарх, только наполовину иронично.

Ква наклонил голову в бок и внимательно посмотрел на Русса.

– Вы – примарх и ни перед кем не должны оправдывать свои действия. Мы последуем за вами куда угодно.

Русс потянулся за серебряным кувшином вина.

– Если ты позволишь мне считать себя непогрешимым, мы получим целый ворох проблем, – сказал он. – Я и так достаточно высокомерен.

Волк наклонился вперед на своем троне и поставил кубок на низкий стол из кустарника, каждый сантиметр которого покрывали резные извивающиеся звери. На нем стоял второй кубок. Русс знаком подозвал Ква, затем налил до краев вина в свой кубок, после чего передал кувшин жрецу.

– Выпей со мной, – потребовал примарх. – Я собираюсь поговорить. А ты – послушать.

Ква принюхался.

– Вино?

– Вино, – признался Русс. – Из виноградников Льва. Дружеский дар.

Он улыбнулся.

– Темное, горькое и со сложным букетом.

– Подходящее описание для ваших отношений.

Русс рассмеялся одиноким лаем.

– Да. – Он уставился на темный пол, словно мог увидеть тревожные знамения под поверхностью камня.

Возле тронного возвышения стояло кресло. Налив себе вина, Ква сел, не дожидаясь приглашения, и устало оперся на свой посох. Его состояние давало много скидок.

– Если вы хотите говорить, тогда начинайте, мой ярл, – попросил Ква.

Русс встряхнул себя.

– Говорить, – повторил он. – Это копье, – он, не поворачиваясь, ткнул большим пальцем через плечо, – мне никогда не нравилось.

– Эту истину знают все Влка, – заметил Ква.

Говорили, что у копья никогда не было другого имени, кроме как «Копье Императора». Чужак бы не обратил на это никого внимания, но знающие культуру Фенриса увидели бы в этом суеверный страх. У каждого оружия имелось имя, истинное имя, как у мужчин и женщин, имя, которое не просто описывало его, но вкладывало вюрд в металл его создания, предсказывая его применение и намекая на его конец. Оружие даровало силу воину, который его нарекал. Копье Императора приняло свое имя просто по факту того, чем являлось.

– Вы так и не дали имя подарку своего отца, – заметил Ква.

Русс кивнул и неторопливо отпил вина.

– Я хочу поведать тебе о причине. Я никогда и никому о ней не рассказывал. Ты выслушаешь и рассудишь, разделенный.

– Тогда я слушаю, – ответил Ква.

– Вот история о том, почему Леман Русс не любит Копье Императора, своего отца, – начал Русс. – Император вручил мне это оружие после Огненного Колеса.

– До моего прихода, мой ярл, – вставил Ква. – Тем не менее, я хорошо знаю саги.

– Это было очень давно, – продолжил Русс. – Тогда со мной были первые варагюр, люди, сражавшиеся подле меня до прибытия Императора. С нами также были старые терранские легионеры. Мы были смешанным Легионом, двумя племенами дикарей, которые сражались вместе, как одно целое. В то время нас знали, как Волков, Крадущихся меж Звезд, из-за той речи перед кампанией. – Он снова рассмеялся. – Ты проводишь столько времени над чертовыми речами, чтобы впечатлить летописцев и схолиастов, и пропустил самую яркую, которую все будут помнить. Волки, Крадущиеся меж Звезд. Космические Волки. – Примарх покачал головой. – Детское имя. Для себя мы всегда были Сворой. Ты знаешь, откуда взялся этот термин? – спросил Русс.

– Старое оскорбление, принятое близко к сердцу и обращенное против тех, кто бросил его. Пойманное слово-копье, которое развернули и вонзили в сердце его обладателя.

– Именно, – удовлетворенно сказал Русс. – Это одно из последних оставшихся наследий Терранского Шестого. Как бы то ни было, на тот момент я провел немного времени с Легионом. Гор с Императором решили испытать меня Элдкринглой, Огненным Колесом. Это был регион нестабильных туманностей и блуждающих звезд. Адское место, кишащее зеленокожими. Нас попросили уничтожить их, и мы это сделали.

– Такова наша природа, мой ярл.

– Да, это так, но там мы сточили наши зубы. Наш смешанный Легион уничтожил орочью империю, которая отразила все предыдущие атаки. На это ушло пять лет и стоило Шестому трети его сил.

Русс долил себе вина.

– За убийство миллиарда орков и потерю трети Своры, мне вручили два дара. Величайшим был Этт, пусть и не само имя. Эти чертовы тупицы из Палаты Кастеллянис видимо полагали, что с их стороны забавно будет назвать его Клыком. Другим даром было копье.

Провели церемонию. Всеотец умело пользуется ими. Хотя не думаю, что он любит их, если вообще что-то любит. Присутствовали Феррус с Гором. Ферруса нашли незадолго до этого, и он выглядел абсолютно суровым, как и всегда, пока Фулгрим не отсек ему голову, хотя я думаю, тогда он был просто сбит с толку происходящим. Всеотец производит подобный эффект. Парад был настолько продуманным. Шанс Всеотца продемонстрировать миру Своего третьего сына, в то время как Он восхваляет второго. Вот тогда он мне и вручил это копье, – прорычал Русс. – Копье как копье, достаточно большое, чтобы я им мог пользоваться, исключительно добротно сделанное, прекрасное, как и все дары Императора, но оно только казалось всего лишь копьем. Пока я не коснулся его.

Русс снова выпил вина, долил еще и продолжил.

– В тот момент, когда Повелитель Человечества вручил мне это оружие, я почувствовал, как его злой вюрд лег на мою душу. Улыбка почти сошла с моего лица. Я сумел удержать ее, когда принимал почесть, – он насмешливо подчеркнул это слово. – От моего отца ничего нельзя скрыть. Я ждал, что Он даст понять, что заметил мою тревогу, будет оскорблен или замешкается, но если Он и почувствовал мою заминку, то ничего не сказал. Это обеспокоило меня еще больше, чем само копье. Он должен был почувствовать мое дурное предчувствие, потому что в этом Его суть, и если Он почувствовал и ничего не сказал, значит, копье сделало то, что должно было сделать. Затем я вернулся на свое место возле Ферруса с тревогой на сердце и таким же мрачным лицом, как и у него.

Когда я вернулся в свой шатер, я не мог дождаться момента, чтобы выпустить копье из рук. В качестве дара Императора оно висело на почетном месте выше другого моего оружия, но мне не стыдно признать, что я не мог смотреть на него, как и касаться. Я ни разу не брал его в битву.

Следующие слова Русса жрец не расслышал, так как «Храфнкель» наткнулся в эмпирейской волне на твердое препятствие и подпрыгнул. Кувшин на столе покачнулся. Гери поднял голову и посмотрел на потолок. Из пары жаровен выскочили угольки. Они запрыгали по полу, распадаясь на затухающие частички, которые сверкали во тьме оранжевым светом.

Вой двигателей подскочил на несколько тонов, снизился и снова поднялся. Их звук был более жутким, чем волчий зов. Корабль успокоился. Курс выровнялся. Русс подождал минуту, пока повторные толки сотрясали корабль, прежде чем продолжить.

– Все это произошло на Серафине V. Ты когда-нибудь бывал в этой системе? – спросил Русс.

– Нет, мой ярл.

– Если окажешься там, избегай пятой планеты. Она такая же жаркая, как Фимболзоммер и менее очаровательная. Война шла за Серафину, саму систему и звезды вокруг нее. Огненное Колесо остается пустым. Никто не желал его.

Позднее в тот же день, напившись в одиночку несвежего меда в своем душном шатре, я заснул. Я мало узнал от Всеотца о том, как нас создали. Он рассказал мне, что главные функции сна в неизмененных людях заключаются в очистке спинномозговых жидкостей от вредных протеинов и объединении воспоминаний. В Его примархах эти потребности обслуживались другими процессами. Вот почему, как только я избавился от этой привычки, то стал спать редко. Но в тот день я заснул, не помышляя об этом. Это было необычно. И к тому же я видел сны.

Затем он надолго замолчал, возможно, колеблясь на пороге откровения, сравнивая достоинство своего желания поделиться с опасностью такого решения. Ква терпеливо ждал. В конце концов, примарх снова осушил свой кубок и продолжил.

– Вот, что я увидел, Ква. Ты скажешь, что это значит. Я стоял на пустынной равнине, недавно очищенной огнем. Вонь гиперкатализатора намекала на прометий, как средство уничтожения. Жар, источаемый спекшейся землей, говорил о том, что обстрел закончился всего несколько часов назад. От земли поднимался пар. Тяжелые облака дыма раскрасили небо серыми и пурпурными полосами. Солнце этого мира восходило, и его косые лучи сияли под пеленой войны. Яркое сияние заливало поле битвы, освещая снизу облака и ослепляя меня. Когда я поднял левую руку, чтобы прикрыть глаза, я заметил, что над моей головой сияет свет поярче, и, обернувшись, увидел, что держу в правой руке Копье Императора. Мир был черным. Мой доспех был перепачкан дымом и копотью. Все было грязным, но не копье. Оно было таким чистым, словно его отполировали оружейники. Отраженные от него лучи солнца сияли вдвое ярче.

Копье было единственной красивой вещью в том месте. Там не было ничего живого. Однородная сажа покрывала все кругом, поглощая золотистый свет. Степень этого контраста была сверхреалистичной. Я чувствовал, что действительно находился там, что сон был реальным, а явь – нет.

– Это было реально, – сказал Ква. – Другой уровень бытия, но не менее реальный, чем зал, в котором мы сейчас находимся.

– Я сказал себе, что Имперская Истина не может отрицать это.

– Имперская Истина – грубый инструмент, – пояснил Ква. – И иногда не верный.

Ересь жреца ничего не значила для Русса. Он всегда шел своим путем.

– От моих ног во все стороны протянулся ландшафт из обугленных костей, – продолжил Русс. – Они обуглились из-за применения какого-то ужасного оружия, распылившего их плоть. Со всех сторон меня душил запах горелого мяса, такой насыщенный, что возникла мысль, будто мне никогда не избавиться от него. Он был хуже смрада догорающего пожара Тизки после того как Обвинительное воинство покончило с ней. Деревья превратились в свои угольные контуры, тянущиеся к небесам. Это был живой мир, но все сгорело дотла.

А потом я увидел среди пепла фрагменты брони. Краска выгорела, а разрушивший керамит жар превратил его в выцветший багрянец. Лежавший неподалеку от моих ног наплечник сохранил немного краски. Я знал, что сплю и знал, что я увижу, если я подберу его, но логика снов заставила меня наклониться и поднять из грязи кусок доспеха. Я был зрителем деяний, совершенных кем-то другим.

Керамит в моей руке крошился, поэтому я повернул его очень осторожно. Как я ожидал, на обратной стороне оказалась выгоревшая почти до неузнаваемости голова рычащего волка.

Я бросил наплечник, и от удара о землю он рассыпался на куски керамита, которые унесло ветром. И, как бывает во снах, я только тогда заметил, что кости принадлежали не обычным людям, но Легионес Астартес.

Вокруг меня были сотни, если не тысячи моих мертвых воинов. Осознание этого раскрыло для меня больше деталей, и я увидел множество разбитых доспехов, и волчьи черепа на человеческих телах.

Русс говорил подавленным голосом и больше не смотрел на Ква, погрузившись в свои воспоминания.

– Я не узнавал поля битвы. Личность врага тоже была скрыта от меня. Как оказалось, это место было всего лишь сценой для того, что должны было произойти.

Солнце поднялось над уровнем облаков, и земля погрузилась во тьму. Меня охватило жуткое предчувствие. Подул черный ветер, поднимая пепел мертвых тел и швыряя его мне в лице, так что я почувствовал вкус горелого мяса. В ветре раздался зловещий вой.

– В подобном сне волчий зов может быть как добрым, так и дурным предзнаменованием, – сказал Ква.

– Это было дурное, – уверенно произнес Русс. – Более громкий и душераздирающий, чем вой самых крупных волков-одиночек. К первому присоединился второй, соединившись с ним, и они завыли хором. Это был вызов и предвестие смерти.

Из снегопада черного пепла вышел самый огромный из волков, которого я видел в своей жизни. С пылающими красными глазами и пылающей красной пастью, он не уступал размерами Имперскому Рыцарю. Зверь направился ко мне, и я понял, что он пришел убить меня. Кто еще это мог быть, кроме как Моркаи? Сам великий волк, убийца миров. Я сжал копье и приготовился к битве. Зверь не разочаровал меня.

Я бился с Моркаи целую вечность. Его дыхание было подобно грому, а зубы – молнии. Я же был яростью бури. Земля тряслась от нашей битвы, небо бурлило, а вслед за каждым моим ударом било пламя. Его глаза пылали, челюсти щелкали, но я все время ускользал от его ударов. Я двигался с невероятной скоростью, я плясал, Ква. Плясал с копьем и со смертью!

– Вы ранили его, милорд?

Русс взял кувшин и когда обнаружил, что он пуст, на его лице отразилась досада. Примарх поставил его на место.

– Много раз я попадал в него. Его тело растворялось словно дым, перед копьем. Я не причинил ему вреда. Один раз я рубанул клинком между его головами. – Примарх ударил ребром кисти по ладони. – Он восстановился и снова атаковал. Я не смог ранить его.

– Он не из плоти. Он – сущность самой смерти. Убить его нельзя, – пояснил Ква. – И как же вы победили?

– Я не говорил, что я победил, – сказал Русс.

– Единственный способ встретить Моркаи и выжить, – возразил жрец, – это одолеть его.

– Я не одолел его. Мы еще сражались, когда я проснулся, весь в поту, мои сердца стучали так громко, как кузни Хранилища молота. Я был не один. Пришел Гор поговорить со мной о моей следующей кампании. Возможно, его приход и разбудил меня. Возможно, я был бы сейчас мертв, не приди он тогда. Его развеселило, что он нашел меня спящим. А потом он сказал то, что было совершенно понятным, но в контексте сна казалось немного странным.

– Что он сказал? – спросил Ква.

– Гор посмотрел на дар Императора и сказал: «Хорошее копье».

– Понятно.

– Не думаю, что я ему когда-либо нравился, не так как некоторые из нас, – сказал Русс. – Он всегда уважал меня, всегда знал, как максимально эффективно использовать меня, но с самого начала он ревновал ко мне. Меня нашли вторым, и когда это случилось, я забрал у него свет отца.

– Проблема, с которой сталкиваются все старшие сыновья.

– Верно, – согласился Русс. – Когда мы нашли нашего третьего брата…

Корабль влетел в очередной шквал, оставшийся после рассеивания Гибельного шторма. От встряски редкая мебель заскользила по камню. Кувшин протанцевал до самого края стола. Шум заглушил слова Русса…

– …и мы познали, насколько трагичной была эта история. А затем был Феррус, потом остальные. Думаю, после меня Гор взял свои эмоции под контроль. Он никогда не вел себя с остальными так, как в первые месяцы после моего возвращения. Это странно. Между нами с Гором была эта связь, особенная для наших взаимоотношений. Я изменил его мир. – Русс покачал головой. – Он всегда был слишком гордым. А меня это никогда не заботило. Я был одним из Двадцати. Всегда следом приходили другие. Может быть, если бы я был первым, как Гор, тогда я бы понял его ревность. А может и нет. Я никогда не завидовал его положению самого любимого сына. Когда его назначили магистром войны, я не стал жаловаться, как некоторые из нас. Я делаю то, для чего был создан.

Я считал ревность Гора мелочной.

– Вы – не Гор, – сказал Ква.

Русс горько улыбнулся. «Храфнкель» согласно зарокотал.

– Что это значит, Ква? Что значит этот сон?

– Вы умрете, используя Копье Императора, – без колебаний ответил жрец. Не было никакой необходимости скрывать горькую правду или приукрашивать ложью. Влка Фенрюка так не поступали.

Русс в том же ключе принял заявление Ква.

– Я так и думал. – Впервые он повернулся и посмотрел прямо на копье. – Мне следовало выбросить его из шлюза. Если бы я избавился от него, то смог бы изменить свой вюрд.

– Не думаю, что у вас бы вышло, – сказал Ква. – Никто не может изменить свой вюрд. Даже вы.

– Ты прав, – сказал Русс, – так как при всей моей ненависти к нему и тому, что оно показало мне, оно чем-то важно. Я не могу избавиться от него. Я пытался, не очень сильно, но насколько сильно можно пытаться потерять оружие? Я потерял множество! Каждый раз, когда я где-то оставлял копье, оно возвращалось. Сомневаюсь, что, бросив его в ядро звезды, я бы добился другого результата. Я только не пробую из-за страха, что оно будет потеряно. Ты видишь противоречие. – Примарх криво улыбнулся. – Нет, мне суждено хранить его, даже если оно перережет мою собственную нить.

Русс посмотрел в глаза Ква.

– Может быть это не злой вюрд, но неверный. – Он сжал кулак. – Я не могу быть уверен. Руны ничего не показывают. Я собираюсь убить очередного брата и не знаю, правильно ли это. Скажи мне, Ква, как человеку из двух миров, который не принадлежит ни одному из них, узнать истину своего вюрда?

– Ему это не под силу, – ответил Ква. – Я знаю из собственного опыта.

Русс еще больше осел на своем троне.

– Я боялся, что ты так скажешь.