Волшебный стрелок

Вершина карьеры

Мать, подпитываемая на ходу силой леса, летела к своим детям, как весенняя ласточка. Коренастый Таурохтар никак не мог равняться с ней, когда он все-таки добежал к священной поляне, то застал жену и старшую дочь, обнявших бесчувственное тело маленькой Исилиэль с разных сторон. На голую тростиночку Анариэль было жалко смотреть: она была вся в слезах, красивые глаза покраснели, а сама она сотрясалась в рыданиях и растирала слезы по щекам грязными ладонями, не имея возможности взять себя в руки от ужаса. Все вокруг Мелорна было засыпано его листвой, которая покрыла поляну, словно ковром. Свежевыпавшие листья темнели на глазах и покрывались серой плесенью. Первые лучи солнца осветили их сквозь голые узловатые ветки кроны. Мужчина посмотрел вверх, пытаясь прикинуть высоту самого верхнего яруса, но его глазомер опытного разведчика подводил на этот раз. От волшебного дерева шло марево, словно в пустыне, окружающий лес плыл и мерцал пятнами, то приближаясь, то удаляясь в хаотическом беспорядке. Необычность момента дополняла мертвая тишина, которой здесь никогда не было прежде.

Таурохтар посмотрел на Таурэтари, севшую прямо на землю и баюкающую молчаливую Исилиэль. Лицо жены было сосредоточенно и спокойно, она нашептывала какие-то слова и пыталась настроиться на нить жизни маленькой принцессы. Анариэль повернулась боком, была она голая и грязная и дрожала, как побитая собака. Отец посмотрел на фигурку дочери и не к месту отметил, что девочку уже пора отправлять на воспитание к старшим родственникам. Семья Таурэтари взрастит из нее настоящую хранительницу леса. Через тридцать лет придет ее очередь с суженным выполнять здесь свой долг.

В это время мать тоже повернула голову на старшую дочь.

– Прекрати, она жива, но уже никогда не сможет показаться здесь.

– Ма-ма!

– Прекрати уже истерику, я хорошенько поговорю с тобой попозже при помощи прута. А сейчас найди свою одежду и иди домой – приведи себя в порядок, как и положено наследнице старшей ветви рода!

Когда Анариэль встала и, прикрываясь руками, пошла домой, поминутно оглядываясь на поляну, прямо возле ее матери и младшей сестры вертикально в землю воткнулось короткое копье. Тауроэтар не слышал его полета, и не мог понять, кто его мог сюда забросить. На сто пятьдесят километров кроме их с женой и двух дочек не может быть ни одной живой души. Будь это иначе, хранительница рощи давно уже почувствовала бы приближение чужака. Таурэтари, не отрываясь от дочери, сказала ему:

– Дорогой, тебе нужно немедленно идти. Я чувствую, два следопыта уже бегут к нам на разведку, бери нашу дочь с ростком и поспеши им навстречу…

– Ростком?!

Удивленный мужчина мигом забыл и про дочь, и про все на свете. Прожженный служака мгновенно проникся величием этого момента, перед которым жизнь любого эльфа ничего не значила. Ни его собственная, ни его любимой дочери, ни чья бы-то ни было еще. Величайшая ценность их расы – Росток нового Древа – нужно было с максимальной осторожностью доставить в совет старейшин, которые решат его судьбу. Прежде всего он с благоговением и величайшей осторожностью достал из земли упавший с вершины кроны Росток, который по глупости принял за копье. Потом он поинтересовался самочувствием Древа. Супруга его утешила. Мелорн жив, но потерял много сил, передав их Ростку. Лишь затем он позволил себе спросить о здоровье дочери.

– Она очень плоха, я усыпила ее. Вода Источника выжгла ее и переродила, чтобы ей не погибнуть совсем, над ней нужно сделать сложный обряд.

– Что тебе нужно для этого обряда?

Сильная женщина грустно покачала головой, и с трогательной улыбкой посмотрела на спящее лицо младшей дочки. Таурохтар присел рядом с ними, и жена развела в стороны руки, которыми обнимала малышку. Ее широкие рукава открыли голое тельце, все обожженное золотыми пятнами. Брови у мужчина поднялись вверх.

– Что это?

– Эти метки означают проклятие. Грехи всего нашего рода, которые наше дитя взяло на себя…

Таурэтари грустно всплакнула.

– Я больше никогда не увижу свою малышку…

Дома отец переоделся для дальней дороги. Росток был уложен в задолго до этого приготовленный церемониальный пенал в виде тубуса с вышитой шелковой широкой лентой через плечо. По правилам его нужно было нести до границ леса и встречающей делегации разменянным шагом, в сопровождении десятка лучших следопытов, придерживая на ходу рукой. Сейчас он просто перекинул его через плечо, и следом надел на себя раскрытый рюкзак, в котором была замотанная в плед еле живая Исилиэль. С собой он взял лишь флягу с водой и пакетик галет в дорогу. Супруга обняла его на прощание, а старшая дочь украдкой кивнула с порога, надеясь на удачный исход и моля всех богов за здоровье сестры. Отставной вояка с фронтира, неведомыми путями судьбы оказавшийся в самом сердце империи Аграфов, сделал глубокий вдох и направился восточным трактом. Ему предстояло несколько дней пути, пока он не выйдет за границу леса. Здесь согласно велению традиции не было никакого вида транспорта, связи или чего-либо еще из мира техники. Лишь волшебная сила Древа могла царить в этом месте, подпитывая глав рода, живущих в непосредственной близости от границ волшебного леса. Она оберегала их кровь, она направляла их разум, она задавал ритм для всей Империи эльфов.

Ровно на середине пути он встретил двух следопытов, самого резвого из них он немедленно послал с вестью назад, даже не дав ему времени на передышку. Это было его законное право, как супруга хранительницы, требовать сбора Совета. Второму следопыту он передал рюкзак с дочерью, оставив себе заботы о кофре с Ростком. Многие и многие предшественники этого красивого пенала так и ушли в небытие, разрушаясь от власти времени, не сумев дождаться выполнения своего предназначения. Но этой колыбели несказанно повезло заключить в себя начало новой Ветви древнего рада. Аграфы смогут вырастить Мелорн еще на одной из десятка планет, давно подготовленной для этой цели. Таурохтар скривился уголком губ. Если только старейшины не поубивают друг друга в спорах о лучшем месте для этого сокровища. Вопросы политики его несильно интересовали, давно оставив службу, он так и остался военным до мозга костей, солдатом, умеющим лишь выполнять приказы.

Они дошли. Дошли без происшествий и максимально быстро, делая лишь небольшие передышки в пути. Потом была встреча с этими выжившими из ума снобами, этими ревнителями традиций и правил этикета. Как всего лишь муж хранительницы, он имел право созвать совет, но сразу выступить ему не дали. На него сразу посыпалась волна негодования и прямых оскорблений, как на жалкого полукровку с окраин, заявившем о каких-то своих правах. Главы почетных семейств вели себя подобно грязным торговцам на шумном торжище. Он минут десять пытался дождаться, пока они уймутся и перестанут выяснять, кто здесь самый родовитый, кто к кому первым должен обращаться, и кто должен вести это совещание в свою очередь. Наконец, он два раза громко гаркнул, призывая дать себе слово. Но его речь потонула в потоке междоусобной брани, так обычно первые полдня и проходила встреча всех глав старших родов. Тогда он подошел к скамье единственного из старейшин, не участвующего в этом балагане и смотрящего за всем этим с полным презрением из-под прикрытых выцветших глаз.

Старик Нолмирион был стар, как стены этого древнего зала для советов. Возможно, хроники лгут, и ему действительно нет трех тысяч лет, а, возможно, он уже и сам не помнит, насколько это правда. Он давно похоронил не только родных детей, но также и внуков, и правнуков, и всех правнуков своих правнуков… Но это не имело большого значения, все остальные Аграфы на этой планете тоже в какой-то мере были его потомками, как и предки Таурохтара, вынужденные когда-то покинуть родную планету. Время отразилось на его лице и фигуре, несмотря на природную долготу представителей расы так старо не выглядел ни один эльф. Лицо Нолмириона было усеяно глубокими морщинами. Когда Таурохтар молча подошел к его скамье и, присев на одно колено, протянул кофр с бесценным наследством, шум в зале и не думал прекращаться. Но лишь Нолмирион открыл глаза, и сказал тихим голосом несколько слов, как все самые родовитые эльфы предпочли молниеносно заткнуться и отложить свои споры до следующего раза. Старик лишь молча кивал головой, слушая подробный и обстоятельный доклад хранителя.

– Мы немедленно пошлем в Рощу отца и мать Таурэтари, пусть они на месте, как прежние хранители, внимательно осмотрят Мелорн на предмет оценки его состояния. Хватит ли ему сил вновь покрыться листвой…

При этих словах в зале наступила гробовая тишина, при мысли о такой перспективе старейшины забыли, как дышать. Между тем Нолмирион продолжал:

– Эй, вы, балаболки, позовите сюда стражу, пусть возьмут у нашего славного сына, при жизни прославившего свое имя, Росток под усиленную охрану.

После этих слов почтенные эльфы ожили, и наперебой кинулись выполнять его распоряжение, но старик окликнул одного из них:

– Анарендиль, ты лично займешься лечением девочки. Сделай все возможное и невозможное, но она должна жить. Хоть сам отдай последние силы, и зачахни после этого, но ее ты должен поставить на ноги любой ценой! Воспринимай это как вершину карьеры…

Великий целитель и по совместительству прадед пациентки поднес правую руку к сердцу и степенно поклонился старцу. Но тот на него не смотрел, как, впрочем, ни на кого вокруг, его глаза уже не видели ничего в эту минуту, поскольку взор мудреца был обращен в будущее…