Юный искатель приключений собирался переночевать в своём уютном гостиничном номере, но жара в Париже стояла неимоверная, пот катился с людей градом, и Роб рассудил: гораздо лучше выспаться высоко над землёй, где воздух и чище, и неизмеримо прохладнее. Поэтому, едва часы пробили полночь, мальчик взвился в воздух и повернул указатель летательной машинки на восток.
Мальчик решил отправиться в австрийскую столицу Вену.
Он поднялся на значительную высоту, где воздух оказался изумительно свеж, и облегчение, испытанное Робом после прогулки по душным парижским улицам, оказалось настолько велико, что мальчик быстро и крепко уснул.
Предыдущий день был чересчур утомителен: подобно всем своим сверстникам, Роб не рассчитывал усилий, гулял до упаду, перенапрягал каждую мышцу и вымотался донельзя.
Около трёх часов утра мальчику приснился тяжёлый сон. Роб непроизвольно дёрнулся, правая рука его задела указатель направления на пристёгнутой к левому запястью машинке и сместила его на два румба к юго-востоку.
Об этой лёгкой перемене курса юный странник, разумеется, и не подозревал. Однако перемещение указателя сыграло в ближайшем будущем серьёзную роль. Ибо утомление понудило мальчика проспать подольше обычного. И Роб не знал, что солнце уже давно взошло, что внизу проносятся и остаются позади цивилизованные европейские страны, а воздушный путь его теперь лежит на восток, в края беззаконные и весьма опасные.
Открыв, наконец, глаза, Роб недоумённо пытался определить: куда же его занесло? Внизу простиралась неоглядная песчаная равнина. Юный летун пересёк воздушное пространство над нею и увидел иной край, густо поросший пышной растительностью.
Центробежные силы, нёсшие мальчика, по-видимому, необъяснимо возросли: зелёные угодья проносились под ногами Роба с такой невероятной быстротой, что дух захватывало.
«Кажется, в темноте я проскочил мимо Вены! — подумал Роб. — От Парижа до неё было бы несколько часов полёта, не больше!»
Роб угадал. Вена лежала позади, на расстоянии полутора тысяч миль. Но география всегда была для Роба истинным камнем преткновения, и школьные учителя неустанно бранили мальчика за его неуспехи в этом важном предмете.
А скорость летательной машинки Роб оценивать по-настоящему так и не выучился. Потому и ломал себе голову: где же я нахожусь?
Немного погодя он увидел деревню со множеством странных шпилей и минаретов. Деревня промелькнула внизу во мгновение ока.
Роб забеспокоился не на шутку и решил замедлить полёт вблизи следующего поселения.
Решение-то было правильным, да на Робову беду Туркестан заселён весьма редко, и прежде, нежели мальчик успел увидать какую-либо другую деревню, под ним со скоростью курьерского поезда промчались хребты и плоскогорья Тянь-Шаня.
«Так дело не пойдёт! — сказал себе Роб. — Летательная машинка то ли взбесилась, то ли умничать вздумала. Столько замечательных видов открывается, а я ничегошеньки толком разглядеть не поспеваю».
Повернув указатель в положение «нуль», Роб с облегчением убедился, что тот по-прежнему повинуется исправно. Мгновение спустя полёт замедлился, потом Роб недвижно повис над какой-то иной песчаной равниной, столь же пространной, сколь и прежняя.
С большой высоты поверхность равнины виднелась плохо, и Роб снизился на несколько сотен футов. Обнаружилось, что под ногами, насколько хватает взор, тянутся недвижные песчаные волны — так называемые барханы.
— Пустыня, чтоб ей! — недовольно сказал Роб. Небось, ещё и Сахара!
Он снова направил полёт к востоку и с несколько меньшей скоростью понёсся над морем песков.
Очень скоро впереди завиднелась чёрная точка, сначала превратившаяся в пятнышко, а потом принявшая вид большого отряда кочевников. Кочевники выглядели отпетыми головорезами, а ехали верхом на дромадерах — одногорбых верблюдах — и маленьких выносливых лошадках. Вооружение отряда составляли длинноствольные ружья и кривые мечи — ятаганы.
«Эти ребята ищут приключений! — подумал Роб, проносясь над кочевниками. — Не хотелось бы мне зваться их врагом и очутиться на их пути! Не поздоровилось бы… Но вражды между нами нет, я лечу высоко, скорость немала, и бояться, выходит, нечего».
Едва грозный караван исчез из виду, как Робу открылся роскошный, поросший деревьями оазис, находившийся в самом сердце неприветливой пустыни. Оазисом этим был прекрасный, обнесённый высокими стенами город Яркенд. Правда, Роб о нём и слыхом не слыхивал, но чего же было с Роба спрашивать, ежели Яркенд посетило всего несколько европейцев и один-единственный американский исследователь!
Но судя по величине и пышности города, с ним стоило познакомиться. Мальчик решил приземлиться и поглядеть на восточную твердыню поближе.
Над высокими стенами выступало множество тонких белых минаретов, свидетельствовавших о том, что местные обитатели — то ли тюрки (повествуя о своих путешествиях, несведущий в географии Роб упорно звал жителей Средней Азии турками, поэтому и нам волей-неволей придётся временно использовать сие ошибочное название), то ли какая иная мусульманская народность. Поразмыслив, Роб решил сперва оглядеться толком, а уж затем завязывать с туземцами знакомство.
Неподалёку от городских стен зеленела крохотная рощица, под прохладной сенью которой мальчик незаметно приземлился и прилёг спокойно отдохнуть.
Обитатели, чудилось, покинули город: за стенами не раздавалось ни голоса, ни шороха.
Вокруг расстилались необозримые песчаные барханы, добела раскалённые солнцем. Роб напрягал зрение, пытаясь разглядеть приближавшийся издали воинственный караван, однако верблюды шагают неспешно, и шествие пока что скрывалось пустынным горизонтом.
Рощица, в которой укрылся юный скиталец, была единственной во всей городской округе, хотя чахлых кустарников между нею и стенами доставало и там, и сям. Слева от Роба виднелись высокие сводчатые ворота, но створки их оставались наглухо замкнуты.
Отчаянная полдневная жара и неподвижность воздуха навеяли Робу неудержимую дремоту. Он растянулся на земле под густой листвой самого высокого дерева и закрыл глаза, не в силах бороться с нахлынувшей усталостью.
«Полежу, пока воины пустыни доберутся до города, — решил Роб. — Либо эти парни здесь и живут, либо намерены осаждать оазис! Нужно выждать, осмотреться как следует, а потом уже определим, под чью дудку плясать — и плясать ли вообще».
Мгновение спустя он уже крепко спал, уютно устроившись под сенью деревьев и видя безмятежные, красочные сны.
Роб лежал недвижно, а три человека спрыгнули один за другим с городской стены и, пригибаясь, прячась за колючей растительностью, перебежками двигаясь от одного куста к другому, постепенно приблизились к зелёной рощице.
Люди эти были турками — хотя, повторяю, по правилам следовало бы звать их тюрками, — посланными городским начальством на разведку. Им велели взобраться на высочайшее дерево и высмотреть приближающегося врага. Ибо Роб угадал верно, город Яркенд с немалой тревогой ожидал неприятельского нападения. Городу грозили его исконные враги, кочевые татары.
Выглядели трое лазутчиков ничуть не менее грозно и отталкивающе, чем ордынцы, замеченные Робом во время полёта над пустыней. Черты смуглых лиц были грубыми, кожа смуглой и обветренной, а взоры сверкали поистине разбойничьим огнём.
За кушаками у них были заткнуты кремнёвые пистолеты и обоюдоострые кинжалы, а одеяния турков, хотя и были когда-то пышными донельзя, истрепались дотла. Видимо, эта публика не шибко следила за собой.
С предосторожностями, достойными краснокожих индейцев, турки приблизились к дереву, под которым, к великому своему изумлению, обнаружили спящего мальчика.
Одежда и белизна кожи немедленно выдавали европейское происхождение Роба. То есть европейцем его сочли турки, понятия не имевшие о том, что по ту сторону огромного и безымянного для них океана лежит иной континент, населённый американцами.
Турки огляделись, ища одногорбого дромадера, или двугорбого верблюда-бактриана, или, по крайней мере, лошадь. Ведь незнакомец должен был как-то добираться до Яркенда!
Однако, ни парно-, ни непарнокопытных средств передвижения поблизости не обнаружилось.
«Как же он сюда угодил?» — изумились турки.
Они сгрудились подле Роба и с любопытством принялись разглядывать незнакомца.
Солнечный луч отразился от полированного циферблата летательной машинки, пристёгнутой к левому Робову запястью. Серебристое сверкание бросилось в глаза самому высокому турку. Тот склонился, неслышно расстегнул пряжку и снял чудесный прибор с руки мальчика, продолжавшего крепко спать.
Поспешно и озадаченно исследовав своё новое приобретение, турок засунул машинку поглубже в карман истрёпанного кафтана.
Роб легонько пошевелился во сне.
Тогда другой турок достал из-за пазухи тонкую, но крепкую верёвку, неслышным ловким движением охватил ею запястья путешественника и стянул их за спиной. Защитное Одеяние не могло отбивать подобных тишайших нападений, однако Роб ощутил неладное, мигом пробудился, подскочил, сел и грозно уставился на пленивших его недругов.
— Что это значит? — грозно вопросил Роб. — И кто вы, собственно, такие?
Турки засмеялись, тараторя на своём языке — английского эти трое не разумели.
— Пожалеете, — гневно продолжил Роб. — Вы не можете мне повредить, зато я могу повредить вам.
Турки не обратили на его угрозу ни малейшего внимания. Один из них запустил косматую лапу в карман воздушного скитальца и вытащил трубку-выручалочку. Турок нимало не разбирался в новейшей технике и даже не помыслил нажать на кнопку и поглядеть, что из этого получится. Роб увидел, как дикарь заглядывает в боевую воронку выручалочки и пробормотал:
— Чтоб тебе дурацкую башку снесло долой!
Но турок счёл серебристый металл драгоценным, спрятал трубку в собственный карман, а вслед за этим обыскал Роба получше и завладел коробочкой с питательными электрическими таблетками.
Роб извивался и рычал от ярости, расставаясь со своим достоянием столь обидным образом, и пытался нащупать связанными за спиной руками указатель летательной машинки.
Обнаружилось, что машинка тоже исчезла. Гнев мальчика сменился страхом, ибо Роб осознал: положение безвыходное и, всего скорее, отчаянное.
Третий турок вытащил из внутреннего кармана Робовой курточки Автоматический Летописец. О пружинах, откидывавших крышки, турок не имел ни малейшего понятия, а потому, повертев Летописец в руках, затолкал его за кушак и продолжил обыск.
На свет появились чудесные очки, определявшие людской характер. Для турка это были просто-напросто очки, ничуть не нужные человеку, обладавшему, подобно турку, орлиным зрением. Негодующе плюнув, турок запихал Определитель обратно в Робов карман. Двое других грабителей весело заржали.
У Роба отняли ещё поломанный перочинный ножик, семнадцать центов медной монетой и дрянной свинцовый карандаш, возымевший в жадных турецких глазах огромную ценность.
Удостоверившись в том, что поживиться больше нечем, долговязый турок, державшийся точно предводитель, с размаху пнул своего пленника сапожищем в бок. И вот тут-то Защитное Одеяние поработало на славу!
Турок не упал только чудом. Его отшвырнуло, завертело, затрясло.
Чуток опомнившись, разъярённый головорез выхватил кривой нож и прыгнул на мальчика — чтобы снова отлететь ярда на три, теперь уже опрокинувшись навзничь. Нож вырвался у него из пальцев и, описав долгую пологую дугу, затерялся где-то в яркендских песках.
— Валяй, приятель! — с горечью выдавил Роб. — Ежели нравится…
Воздвигнув оплошавшего и всё ещё полуоглушённого сородича на ноги, турки стали разглядывать Роба с нескрываемым изумлением и опаской. Турецкие мозги силились понять: что же это за былинный багатур — так у турков (сиречь у тюрков!) зовут богатырей, — способный столь замечательно защищаться, пребывая связанным.
Предводитель шепнул короткое распоряжение.
Щёлкнули три взведённых курка, три кремня воспламенили порох на трёх пистолетных полках и три длинных стальных ствола извергли дым, огонь и пули прямо в грудь мальчику.
Эхо залпа отразилось от стен города Яркенда. Когда же густой пороховой дым рассеялся, у турков челюсти отвисли. Мальчишка, уже числившийся у них убитым наповал, смеялся во всё горло!
С воплями ужаса и отчаяния трое турков бросились наутёк. Ворота Яркенда с готовностью распахнулись, пропуская лазутчиков: заслышав пальбу, горожане решили, что неприятель и впрямь находится в непосредственной близости. А с ордынцами, как известно, шутки плохи.
Яркендцы не слишком ошибались в своих предположениях.
Понуро сидя на сухой песчаной почве, Роб возвёл глаза и вдалеке, над жёлтыми барханами, различил тёмную линию: татары перестроились конно-верблюжьей лавой и пошли в атаку!
Они всё близились и близились; а Роб следил за всадниками и оплакивал собственную глупость. Надо же было уснуть в незнакомой, недружелюбной стране, где каждый встречный-поперечный готов обчистить заблудшего странника до нитки!
«Так и думал, — с грустью размышлял Роб, — что эти электрические штучки-дрючки до добра не доведут! Остался у чёрта на куличках — без пищи, без защиты, без летательной машинки… правда, убить меня эти мерзавцы не смогут — разве только догадаются о Защитном Одеянии, сорвут его долой, а меня потом пристрелят как собаку. А даже если не пристрелят — как домой-то добираться? На своих двоих пески пересечь — и надеяться нечего. Без электрических таблеток через неделю от голода сдохнешь… Виноват, через двое суток от жажды пропадёшь!
К великому счастью, Роб не поленился проглотить на сон грядущий очередную таблетку. В ближайшие двадцать четыре часа голод мальчику не грозил. Но Роб оставался сидеть в рощице, затерянной среди бескрайней пустыни, рядом с недружелюбным турецким городом, со связанными за спиной руками. Было от чего горевать!
Внезапный окрик заставил мальчика поднять голову.