Волшебный выключатель

Глава 16. Потерпевшие кораблекрушение

Получив такие обширные доказательства того, что по натуре юный путешественник был существом непоседливым и легкомысленным до предела, читатель, я уверен, изрядно удивится, если скажу: в продолжение следующих нескольких часов Роба одолевала невыносимая тоска по родному дому. Мальчик помрачнел и погрустнел донельзя.

Возможно, причиной тому была оторванность Роба от родных и друзей — можно сказать, от целого мира; возможно, Робу попросту приелись чудеса и надоела почти совершенная власть над подаренными Джинном приборами; а возможно, дело было в том, что Роб родился простым американским ребёнком, которому нравится ничем не выделяться среди таких же заурядных сверстников, не быть ни умнее, ни талантливее, ни лучше прочих, а жить, как все.

Не исключаю, что, оказавшись вознесён столь высоко — и в прямом, и в переносном смысле, — Роб затосковал.

Скорее всего, мальчик сам не понимал, откуда на него нахлынула такая хандра. Скажу вам по секрету: Роб достал из кармана… нет-нет, не трубку-выручалочку и не Автоматический Летописец, а обыкновеннейший носовой платок — и заплакал, точно маленький, от одиночества и печали.

Слава Богу, никто не видал этого! Слёзы принесли Робу изрядное облегчение. Мальчик вытер глаза, честно попытался повеселеть, а потом пробормотал:

— Если просто лететь в поднебесье, на манер воздушного шарика, с ума сойдёшь! Ничего не видать — сверху синева, снизу тоже. Надо снизиться: может быть, угляжу корабль — всё-таки развлечение! Пускай хоть рыбачья лодка покажется…

Сказано — сделано.

Роб снизился и, когда на поверхности океана явственно обозначились белые барашки, разглядел крохотный островок, лежавший прямо под ногами. Островок был совсем крошечным — вряд ли даже на самых подробных картах отмечался, но прямо посерёдке росла купа деревьев, а на берегах высились утёсы, хранившие от прибоя песчаный пляж и поросшую цветами лужайку, что пологим откосом поднималась к рощице.

С высоты, на которой витал Роб, островок показался настоящим земным раем, и настроение мальчика мигом улучшилось.

— Надо приземлиться и нарвать букет! — воскликнул он и через несколько секунд уже стоял на твёрдой почве.

Но прежде, чем Роб успел сорвать полдесятка ярких душистых цветов, до него долетел радостный крик. Мальчик поднял взор и увидел двоих незнакомцев, бежавших вниз по травянистому скату.

Когда-то незнакомцы были, пожалуй, одеты по-моряцки, но теперь их тощие, опалённые тропическим солнцем тела прикрывались только жалкими обрывками ткани. Отчаянно размахивая руками, счастливые пришельцы вопили:

— Корабль! Корабль!

Роб с недоумением уставился на них и начал нешуточно отбиваться, когда обезумевшие от восторга матросы попытались обнять и расцеловать его.

Один из Робинзонов шлёпнулся наземь и от избытка чувств начал кувыркаться, попеременно плача и хохоча. Другой плясал и прыгал, пока не выбился из сил и не повалился рядом со своим товарищем.

— Как вы сюда угодили? — сострадательно спросил Роб.

— Потерпели кораблекрушение! Мы — американские матросы, плавали на барке «Цинтия-Джейн», который три года назад пошёл ко дну в этих водах, — ответил незнакомец, бывший поменьше ростом и в кости поуже. — А мы уцепились за обломки, доплыли до островка и едва с голоду не пропали!

— Сначала, — вмешался моряк постарше и повыше ростом, — собирали моллюсков. Здесь у берега полно литодомов. Да ведь моллюсками сыт не будешь. Птицы тут не гнездятся, звери не водятся. Решили: надо рыбную ловлю испробовать. А крючка-то, как на грех, и нет. Срезали в роще палку, заточили один конец, получилась острога. Да только нам с нею дело иметь непривычно.

— Это китобои, — вставил младший, — гарпуном орудовать обучены, а мы — простые мореходы, только со снастями управляться умеем.

— Вот-вот, — поддержал старший моряк. — Били мы рыбу этой острогой, били — так ничего и не вышло. Тогда приятель мой наловчился крабов ловить — их здесь прорва. Мы им панцири камнями раскалывали да сырыми ели. Оказалось — ничего, кушать можно. Ежели б не крабы — ой-ой-ой!..

— Постепенно, — сказал его товарищ, — слопали всё, что съедению поддавалось, начисто море вокруг опустошили. Осьминогов, и тех сожрали. Потом стали затягивать ремни потуже — а потом и ремни слопали. Кабы не ваш корабль, сушились бы наши косточки на здешнем солнышке.

Роб выслушал эту печальную повесть с немалым сочувствием, не зная, правда это или просто моряцкая байка. Но изнурённый вид Робинзонов говорил о настоящих лишениях.

— Только… я прибыл не на корабле, — нерешительно вымолвил Роб.

Матросы вскочили на ноги, побледнев как полотно.

— К… как… не на корабле? — воскликнули оба одновременно. — Вы тоже потерпели крушение?

— Нет, — успокоил их Роб, — я прилетел по воздуху.

И рассказал морякам о чудесной летательной машинке.

Машинка не вызвала у моряков ни малейшего интереса. На их отчаяние больно было смотреть.

Маленький и тощий положил голову на плечо более высокого и крепкого и зарыдал в три ручья. Высокий и крепкий вторил ему, шатаясь от голода.

Внезапно Роб сообразил: беде можно пособить! Он вытащил коробку электрических таблеток и протянул бедолагам:

— Съешьте-ка по одной! Живо!

Поначалу матросы в толк не могли взять, какой им прок от крохотных пилюль. Но Роб рассказал о чудесных свойствах, присущих этим таблеткам, и матросы не заставили себя упрашивать.

Через считанные минуты к Робинзонам вернулись отвага и силы, глаза их прояснились, впалые щеки зарумянились, речь стала спокойной и связной.

Усевшись на траву, мальчик изложил новым друзьям историю своего знакомства с Электрическим Джинном и всех последующих приключений. Робу изрядно хотелось излить перед кем-нибудь душу, а потому двое потерпевших крушение моряков стали первыми, кто узнал полную правду о его похождениях.

Услыхав, как мальчик висел на загривке возносившегося в небо турка, старший из двоих моряков задумался, помолчал, а потом встрепенулся:

— А отчего бы тебе не доставить нас обоих в Америку?

Роб осёкся, прищурился, прикинул что-то в уме.

Покачал головой:

— Не получится. Я быстро устану тащить вас обоих — мы не достигнем суши, а шлёпнемся в океан. Путь не близкий, а через полчаса у меня руки от плеч оторвутся!

Физиономии моряков удручённо вытянулись. Но старший предложил:

— А давай мы повиснем у тебя прямо на плечах. Вес распределится равномерно, к тому же мы так оголодали да отощали, что и весим-то всего ничего…

Обдумывая это новое предложение, Роб нежданно припомнил, как пятеро флибустьеров болтались в поднебесье, повиснув на его ногах, точно связка бананов.

— Отыщется верёвка? — спросил мальчик.

— Нет, — сказали моряки. — Зато в изобилии найдутся длинные гибкие лозы. Честное слово, почти не уступают верёвкам!

— Ладно, — согласился Роб. — Риск — благородное дело. Постараюсь вам помочь. Только предупреждаю честно: ежели окажетесь неподъёмными, сброшу в море либо одного, либо сразу обоих. Как балласт.

Моряки насупились, обдумывая великодушное предложение мальчика, и старший изрёк:

— Всё едино: с голоду помереть на этом острове или в океане потонуть. Уж во всяком случае, тонуть и легче, и быстрее. Ты парень крепкий, авось, и выдюжишь. Мы с приятелем готовы рискнуть. А поскольку я постарше и потяжелее, сбрасывай меня первым.

— Будь по-твоему! — согласился Роб.

Маленький и тощий Робинзон чуток приободрился и вставил:

— И давай полетим пониже. Приятелю будет падать сподручнее, а у меня голова не закружится: страсть как высоты боюсь!

— Не хочешь лететь — не заставляю, — отозвался Роб, — только…

— Хочу! Хочу, хочу! — перебил маленький и тощий. — Останусь на острове — загнусь!

— Тогда волоките верёвки… Тьфу! Лианы!..

— Лозы, — поправил старший Робинзон.

— Какая разница? Волоките.

Моряки бросились к деревьям, чьи стволы были плотно увиты коричневато-зелёными лозами неизвестного растения. Лозы и впрямь оказались на диво крепки.

Употребив ножи, робинзоны срезали длинную толстую лозу и на каждом её конце связали петлю, достаточно широкую, чтобы взрослый человек мог устроиться в ней, как на качелях, только с меньшими удобствами.

Середину лозы Роб для пущей мягкости обмотал собранными на берегу сухими водорослями.

— Иначе врежется в плечи, — пояснил он морякам.

— Ну-с, — объявил он минуту спустя, — прошу занять места.

Матросы забрались в петли, мальчик перекинул лозу через плечи, указатель летательной машинки двинулся в положение «подъём».

Высоко в небе маленький тощий матрос принялся верещать от страха, точно раненый заяц, и схватил мальчика за руку. Старший моряк сидел безмолвно и угрюмо.

— Н-н-и-не п-и-п-под-д-днимайся в-в-высоко! — заикаясь, умолял тощий. — В-в-вдруг-г мы уп-п-падём!

— Ну и что? — огрызнулся Роб. — Утонуть не сможешь, пока воды не коснёшься, и получается: выше летишь — дольше падаешь, а дольше падаешь — дольше живёшь.

Этот резонный довод отчасти успокоил тощего, который и впрямь отчаянно боялся высоты, а посему дрожал, как осиновый лист.

Плечи Роба страдали меньше, чем ожидалось. По-видимому, летательная машинка наделяла известной лёгкостью всякого, приходившего в соприкосновение с её владельцем.

Набрав достаточную высоту, Роб опять повернул указатель на восток и понёсся в сторону американского континента. Потерпевшие кораблекрушение летели за мальчиком будто на буксире.

— Ужас… у-ужас… у-у-ужас… — шептал маленький и тощий.

— Эй, заткнись! — раздражённо распорядился Роб. — Допускаю: ужас. Но не ужас-ужас-ужас! Был бы твой приятель таким же трусом, как ты, я бы вас обоих сию секунду акулам скормил. Отпусти мою руку, если жить хочешь!

Тощий моряк ещё немного поскулил и на несколько минут послушно умолк. Затем встрепенулся и заголосил опять:

— А вдруг ра-ра-разорвётся лоза?!

— Послушай, мне уже надоело! — рявкнул Роб. У кого нет мозгов, тому и жить незачем!

Он повернул указатель и начал быстро снижаться.

Тощий ревел белугой, но Роб оставался глух к его мольбам. Босые ноги обоих матросов уже цеплялись за белые гребни волн, когда мальчик прервал полёт и повис над океаном.

— Ч-ч-что т-т-ты т-т-твор-р-ришь? — простонал тощий.

— Скармливаю тебя акулам, — ответил Роб. — Или барракудам, или кашалотам, или кальмарам — в зависимости от того, кто из них поспеет сюда первым… Согласен ты заткнуться или нет?!

— Заткнусь! Обязательно и непременно заткнусь! Даю слово чести! — взмолился тощий.

— Ладно, поверю в последний раз, — милосердно молвил Роб, готовый прыснуть со смеху.

Путешествие продолжилось на прежней изрядной высоте.

Несколько часов миновали в полном покое: тощий трус то ли оказался человеком слова, то ли попросту обеспамятел от ужаса. У Роба уже начинали не на шутку ныть плечи. Лоза резала их, невзирая ни на какую предохранительную обмотку из морских трав. Мальчик начинал подумывать: а не сбросить ли ему, в самом деле, обоих олухов?

Но тут же устыдился: бедолаги видели в нём единственную надежду на спасение.

«Ладно, — решил Роб, — потерпим. Деваться некуда».

Уже смеркалось, когда воздушный странник и его подопечные завидели сушу — дикий и, по всей вероятности, необитаемый участок американского побережья.

Роб даже не пытался подобрать удобное место для приземления: плечи стёрлись в кровь, мышцы отчаянно ломило, в глазах темнело. Повиснув невысоко в воздухе над плоской вершиной одного из береговых утёсов, Роб дождался, пока моряки спрыгнут, сбросил с плеч долой измучившую их лозу, спустился наземь и немедленно рухнул навзничь, едва не плача от изнеможения.