Шесть месяцев спустя
Последняя пятница октября. Мы с Томом сидим в кухне на Мурхаус-роуд, послеполуденное солнце льется сквозь незакрытую заднюю дверь, а Фелисити и Хью наверху собирают вещи, чтобы отправиться на уик-энд, что случается у них редко. Мы остаемся с Оливией, как уже было двумя неделями раньше, и нам это очень нравится. По радионяне — которая по каким-то причинам всегда включена — мы слышим, как Флисс хлопает дверями и гремит в спальне, открывая шкафы и выдвигая ящики, а Оливия поет йодлем в своей кроватке.
— ВсеХОРОШОмоямилая, — слышим мы. — Мама-УЖЕидет. А, вот ты где, Хью, достань мне мою сумку с гардероба — и что ты думаешь об этой маломерочке, а? Купила вчера в «Агнесс-Би».
— Ммм — великолепно, — услышали мы. — Великолепно, особенно теперь, когда ты потеряла последний упрямый четвертый стоун. — Мы услышали чмокающие звуки, визги Фелисити и взволнованные крики Оливии.
— ВсеХОРОШОмилая, — говорит Флисс. — ВсеХОРОШОмоясладкаямамаспапойпростоИГРАЮТ.
— А ты и правда здорово поправилась тогда, Флисс.
— Да. Но ты посмотри на меня сейчас!
— Сдобная мамочка… ммммм. — И снова визги.
— Надо бы тебе почаще флиртовать с моими подружками, Хью, — говорит Флисс. Нет лучшего средства заставить женщину сбросить вес.
— Но я не хочу флиртовать с твоими подружками, — отвечает Хью. — Я хочу флиртовать с тобой… мммм. Надеюсь, у нас в «Чьютон глен» кровать под балдахином.
— Теперь ей следует следить за весом, — говорю я Тому. — Теперь она знает, что Хью поддается искушениям. И это лучшее, что могло случиться с ней.
— Я теперь такая худая, — гордо говорит Флисс, — что смогла бы, наверное, надеть даже обноски Хоуп.
— Насчет этого не скажу, но она определенно может носить твои.
— Это точно — она таакая огромная, что можно подумать, у нее будет четверня.
Недовольство Фелисити из-за того, что Хоуп забеременела с первой попытки, усиливается радостью от того, что на пятом месяце Хоуп раздуло до невероятных размеров и теперь у нее лицо похоже на дыню, а ноги — на футбольные мячи. Почему-то Фелисити это кажется справедливым.
— А я всегда знала, что она изменит свое мнение в этом смысле, — заявляет она. — А Майк — какой молодец, так долго терпел. И не проявлял ни малейшего интереса. Он и сюда почти не приходил — вообще не интересовался Оливией, — я даже обижалась на него. А ведь у некоторых мужчин действительно напрочь отсутствует тяга к детям. Они даже не подозревают, ЧТО теряют.
Я улыбнулась Тому, который теперь знает всю подноготную этой истории.
— Молодец парень, — слышим мы поддакивания Хью. Я листаю журнал Фелисити «Мать и дитя». Открываю на пятой странице и вижу Оливию в прыгунках «Тиддли-тоуз». — В смысле он и к этой программе по укачиванию младенцев приготовился, к которой потом присоединилась Хоуп…
— Вот как раз это на нее и повлияло, — встряла Флисс. — И теперь она в положении.
— …так еще и решил пожертвовать тремя годами карьеры, чтобы приглядывать за малышом самому, на тот случай если у нее не до конца проснется материнский инстинкт.
— Ну, с меня хватит трехлетнего перерыва, — говорит Флисс, когда я листаю страницы. — А то я скоро начну биться в истерике.
— Даже смешно, ведь теперь ты можешь позволить себе не работать.
— Ага. Смешно, честное словно. — Мы слышим громкий смех.
Я гляжу на фотографию Хью и статью, посвященную «БурпаБиб», который он придумал, разработал и продал по лицензии «Мозеркейр», «Асде», «ЙоЙо Маман Бебе» и «Литл Урчин», а еще огромной сети в США под названием «Бебис-ар-аз», где продажи просто бьют все рекорды. В статье мимоходом сказано, что деловой партнер Хью, Шанталь Вейн, обручена со старшим вице-президентом «Бебис-ар-аз» и переезжает в США.
— Как романтично! — говорю я Тому. — Их свела детская отрыжка.
Дальше в статье говорится, что Хью сейчас занят разработкой новой серии продуктов для детей, включая облегающие тканевые подгузники с гортексным внешним слоем и вкладышем под названием «Топ-Ботс», которые можно спускать в туалет.
— Да, я в истерике, — снова говорит Флисс. — И я счастлива.
— Ну, чем ты занимаешься сейчас, как раз то, что надо, — говорит Хью. Фелисити, помимо того что занимается теперь не только разработкой продукции и пиаром у Хью, работает в Эн-си-ти преподавателем для будущих матерей, где с удовольствием часами разглагольствует о малышах, только теперь перед благодарной публикой. А еще она работает над пилотным выпуском новой программы об уходе за детьми, «Разговор о детях», запускать которую будет «Трайдент», а вести — она. Том говорит, у нее подходящая внешность — как я всегда и думала. Это будет первая программа такого рода на телевидении.
— Ладно, Хью, — мурлычет она. — Я готова. Только ребенка поменяю.
— Не надо ее менять, — тут же отзывается Хью, словно по команде. — Мне этот ребенок нравится.
— ПойдеммояСЛАДЕНЬКАЯдевочка. — Мы слышим, как булькает Оливия, сопротивляясь тому, чтобы ее ставили на столик для переодевания. — Ну, не надо ерзать, малышка. Эти твои подгузники просто прелесть, Хью, — говорит Фелисити. Они используют опытные экземпляры «Топ-Ботс». — Какой же ты умный, дорогой, у тебя такие замечательные идеи!
Наступила тишина.
— Я так люблю тебя, — говорит Хью.
— И я тоже очень тебя люблю, — отвечает Фелисити.
— А мы любим тебя, милая, — говорят они.
— Алататдобейлирлгоягоя, — отвечает Оливия.
Пять минут спустя они уже стоят внизу. Флисс и Хью открывают бутылку шампанского, и мы все выпиваем по бокалу, кроме Хью, потому что ему вести машину; мы показываем им, какую квартиру с садиком собираемся покупать на Стэнли-сквер, в четверти мили отсюда. Мы умалчиваем о цене — просто Том получает очень приличные роялти от продажи формата за границу, преимущественно из Штатов.
— Выглядит очаровательно, — говорит Флисс. — Три спальни, еще одна спальня с ванной, да еще и кусочек Стэнли-сквер-гарденс.
— Да, — радостно говорю я.
— А тут отличная площадка для игр, — добавляет она. — С качелями, песочницей и маленькой каруселькой.
— Ну… это тоже нас привлекло, — говорит Том. — Мы думаем, что она может… пригодиться.
Теперь мы наскоро показываем им наши канадские фотографии, которые мы с Томом привезли из поездки десять дней назад. Это фотографии с видами Монреаля, его родителей на фоне их дома, нас с Кристиной на прогулке по ботаническому саду, нас с Томом на горе Монт-Рояль, а еще снимки из путешествия на озеро Мемфремагог, которое находится в двух часах езды на юг.
— Как красиво! — говорит Флисс. — Какие насыщенные цвета деревьев…
— Это было чудесно, — говорю я. — Находится в двадцати милях от Вермонта. У родителей Тома там шале. Уже несколько лет.
— Каких-нибудь животных видели? — спрашивает Флисс. — Там, по-моему, должны быть медведи?
— Да, — говорит Том. — И олени.
— И орлы, — говорю я. — Мы видели очень хорошего орла.
— Очень «хорошего» орла? — говорит Хью, прищуриваясь.
— Да, он был очень хорош — его можно было разглядеть очень хорошо. А еще я видела страуса.
— Страуса? — переспрашивает Флисс.
— Страуса распознать труднее, — говорит Том. — Хотя такая возможность не исключена.
— А еще несколько слонов, — добавляю я.
— Индийских, — поясняет Том.
Флисс закатывает глаза:
— Выпейте еще шампанского, сладкая парочка. Ладно, нам надо идти, если мы не хотим опоздать к обеду. Пока, сладкие щечки. — Она несколько раз смачно целует Оливию в щечку, а Хью треплет волосики на ее головке. Ее личико искривляется и становится ярко-красным от разочарования, когда она понимает, что ее родители куда-то уходят, слезки льются из ее словно скомканных глазок. Я беру ее и несу в гостиную, чтобы она посмотрела телевизор и отвлеклась.
— Что будем смотреть? — спрашивает Том, когда я качаю Оливию на коленях. Она перестает плакать, а он смотрит на стопку детских кассет и дисков. Достает коробку с «Фимблз». — Посмотрим «В поисках Фимблз»?
— Нет, недавно смотрели.
— А «Веселые Фимбли-Бимбли»?
— Гммм… Это другое дело.
— А «Сверкающие звезды и другие блестяшки»?
— Может быть, помнишь, Флорри поет там милую песенку про снежинку?
— Да, только давай посмотрим вот эту серию — «Чувствуй, как Фимблз».
— Давай.
Я и сама чувствую себя в стране Фимблз, ведь мы с Томом и засыпающей Оливией в пятницу вечером, в конце недели приятных хлопот, сидим и смотрим «Фимблз», и у нас с ним есть по бокалу шампанского. Диск заканчивается, и Оливии пора спать. Я осторожно поднимаю ее, а Том заводит ее музыкальный модуль, который наигрывает колыбельную, и она засыпает за секунду, с мишкой под бочком. А мы с Томом спускаемся вниз и по радионяне слышим, как она посапывает и вздыхает во сне; я достаю из холодильника ужин и думаю о том, как я счастлива. Как я снова счастлива теперь, когда травма, причиненная исчезновением — и возвращением — Ника, осталась в прошлом.
Я наливаю Тому еще бокал шампанского. Он садится за кухонный стол и разглядывает наши фотографии.
— А ведь это была чудесная поездка, — говорит он.
— Чудесная.
— А ты знаешь, когда мы спускались к озеру Мемфремагог и когда сидели и смотрели на закат солнца у горы Оулс-Хед, я хотел спросить у тебя кое-что.
— Угу.
— Один вопрос.
— Ясно.
— Только у меня все как-то не получалось… А потом на следующий день мы пошли на вершину Медвежьей горы, и перед нами открылся потрясающий вид на все озеро и красно-золотую долину — я снова хотел задать тебе этот вопрос. Но снова не задал. Так что, думаю, я мог бы задать его тебе прямо сейчас. Это один из очень серьезных для меня вопросов. На самом деле, — он поднимается, — он настолько серьезный, что я лучше прошепчу тебе его на ушко. — Он подходит ко мне, встает рядом, чуть нагибается и обнимает за талию, а затем подносит губы к самому уху. Я чувствую, как мое тело наполняется теплом.
— Это очень серьезный вопрос, — говорю я.
Он с нетерпением смотрит на меня:
— И?..
Я улыбаюсь:
— Мой ответ — да.