Вопрос любви

Глава шестая

— Не представляю себе, почему ты миришься с этим, — возмущалась Хоуп несколько недель спустя. Она пришла, чтобы встретиться со мной в баре «Джулиз», потому что Люк сорвался и поехал в Чизвик, а Хоуп живет неподалеку, на Кларендон-роуд. Она посмотрела на суп Люка: — Его гаспачо?

Я кивнула.

— Он едва успел к нему притронуться.

— Ясно. Значит, поехал к своей венгерке, — сухо сказала она.

Я дала ей чистую ложку.

— Боюсь, что да. Если хочешь, можешь поесть мой мусс из лосося. Видишь — я только отсюда ела.

— Уверена, что это очень вкусно, но я в любом случае пас, спасибо. — Она барабанила по бокалу с шампанским. — А это что?

— Калифорнийское шабли. Он сделал всего пару глотков.

— Хм-м… Не люблю вина Нового Света. — Пока она изучала карту вин, я рассказала ей, как в последнее время вела себя Магда.

Идеально накрашенный ротик Хоуп пренебрежительно искривился.

— Какой ужас!

— Да. Одно слово — Будапешт.

— Я бы не стала терпеть такое, — сказала Хоуп. Обычно довольно осмотрительная в своих суждениях, она говорила очень прямолинейно. Я бы даже сказала, что она была излишне агрессивной. — А бедняжке Люку приходится мириться со всеми ее угрозами.

— Они большей частью ложные, — сказала я. На самом деле угрозы Магды всегда были пустыми. Они тяжеловесны. Они всегда остаются с той, которая их породила. Их надо делить на шестнадцать. Потому что, как я говорила Хоуп, она не только продолжала звонить ему в нормальном режиме — «нормальным» это режим остается только первые минут восемь разговора — и даже чаще. Он считает, что таким образом она пытается наказать его за то, что он встречается со мной, и доказать, что он все еще «принадлежит» ей со всеми ее нездоровыми запросами.

— Значит, с ее точки зрения, — сказала Хоуп, — она имеет право бросить Люка и встречаться с кем-то другим, а он должен оставаться одиноким, чтобы всегда быть в ее распоряжении.

— Точно. — Я положила свой нож на тарелку. — Именно поэтому в его доме так много ее вещей. Она их не забыла — она их там оставила намеренно.

— Как дикая кошка, — заметила Хоуп. — Метит всюду, чтобы обозначить свою территорию. — Я припомнила агрессию в глазах Магды.

Теперь, когда Магда потягивала свой семильон, я рассказала о страсти Магды изобретать в своей голове всевозможные «кризисы» — утечку газа, неисправную микроволновку, марсиан на заднем дворе, — где требовалось немедленное вмешательство Люка.

— Однажды она заставила его приехать, потому что у нее развалилась сковородка, — продолжала я. — А на прошлой неделе она потребовала его присутствия, потому что подрались козы. Когда он отказался, она пригрозила вызвать полицию.

— И как бы она обосновала вызов? Необходимостью арестовать Люка за неподчинение или коз — за насилие?

— Это тайна, покрытая мраком. Но я терпеть не могу, как она треплет ему нервы насчет Джессики, заявляя, что у нее то «что-то похожее на менингит», когда речь шла о банальной головной боли, то «абсцесс», хотя у девочки всего-навсего резался зуб. — Я стала испытывать ненависть к мелодии звонка мобильного телефона Люка. Эта забойная мелодия неизменно влекла за собой двадцатиминутный шквал ложных тревог, угроз и требований. Но отключить свой телефон он не мог — а вдруг действительно возникнет чрезвычайная ситуация. Я даже не могу представить себе, какой поражающей силой обладает Магда.

— Я не понимаю, как ты с этим миришься, — повторила Хоуп, качая своей идеально стриженной головкой. Она выглядела, по своему обыкновению, так, словно только что вышла из парикмахерской.

— Ну, я мирюсь с этим, потому что… — Тут я подумала о том, что однажды Майк сказал Флисс — это вопрос любви. — Я люблю Люка, вот и все. Но если бы я не знала его раньше, тогда да, признаюсь, мне было бы тяжело. Если бы это были новые отношения…

— Это и есть новые отношения, — прервала меня Хоуп. — Ты встречаешься с ним всего — сколько? — шесть недель?

— Да, но на самом деле все тянется гораздо дольше.

— Как так? Ты живешь в параллельной Вселенной?

— Нет. Но мы же были вместе раньше. И теперь наши отношения всего лишь вернулись в то же комфортное русло, как когда-то. Ты разве не понимаешь?

— Нет. — Хоуп начинала меня раздражать, как умеют это делать сестры. От них у меня случается «сестризис», отчего мне очень не по себе. — Просто я считаю, что Люк хорошо устроился. Я хочу сказать, вы и двух месяцев не встречаетесь, а он готов бросить тебя посреди свидания, стоит его жене щелкнуть пальцами.

— Люку нелегко, — не уступала я, «к тому же у него есть ребенок, и умная женщина сделала бы скидку на такой факт». Этого я не сказала, потому что Хоуп с ее страстью к детям вряд ли оценила бы мой пассаж.

— Уверена, так и есть, — ответила она, покручивая золотую сережку «Тиффани», которые Майк подарил ей на предыдущий день рождения. — Я всего лишь говорю, что ты слишком рано устроила ему тепличные условия, Лора. Он должен добиваться новой Лоры, а не просто взять ее как должное. Ты теперь другая — как и он, кстати говоря.

— Ну да. Мы во многих отношениях изменились, только наше прошлое — прочная основа для новых отношений.

Она налила мне воды.

— Неужели?

— Магда знает, что я значу для Люка. Она не может просто списать меня со счетов как мимолетное увлечение. Еще она бесится из-за того, что я знала его раньше, чем он встретил ее. Поэтому и ведет себя так агрессивно.

— Она ведет себя агрессивно, потому что она агрессивна, — безапелляционно заявила Хоуп, — и потому, что у нее легкое помутнение рассудка. — Это правда. Теперь я поняла, что мои волнения из-за того, что Магда попытается вернуть Люка, были смехотворны. О перемирии не могло быть и речи. — А какое основное блюдо он выбрал, кстати? — спросила она.

— Ягненка.

— Надеюсь, не полусырого?

— Средней степени прожарки.

Она с одобрением кивнула.

— А гарнир?

— Бланшированный шпинат. Люк всего лишь старается не усугубить ситуацию. Он не хочет делать ничего, что может подвергнуть опасности его отношения с Джессикой, учитывая поведение Магды.

— Значит, по субботам у него Джессика. Но воскресенья-то вы проводите вместе?

— Ну… пока нет. — Я стала теребить свою салфетку.

— Почему?

— Грм… потому что… он… ходит туда.

Хоуп посмотрела на меня как на сумасшедшую:

— Ты хочешь сказать, что субботу он проводит с Джессикой, а воскресенье — с Джессикой и Магдой?

Я терпеливо вздохнула:

— Ну-у да. Потому что с тех пор как Магда узнала обо мне, она зовет Люка на воскресный ленч на том основании, что они должны хотя бы иногда быть семьей ради Джессики.

— Если она так хотела «быть семьей» с ним, нечего было бросать его, — съязвила Хоуп. — Однако она избрала сильное оружие — тушеный гуляш с приправами.

— Да, а из-за того что Люк стремится видеться с Джессикой как можно чаще, он каждый раз переживает, зная, что причиняет мне неудобство, но все равно идет. А Магда говорит, что если он не придет, то она позовет своего дружка и он заменит Джессике папочку.

— Вот манипулятор, — сказала Хоуп, качая головой. — А что, ее приятель не возражает против ее семейных игрищ с бывшим?

— Он по воскресеньям играет в гольф, так что, думаю, его это устраивает.

— Я все равно не понимаю, как ты это терпишь, — сказала Хоуп. — Вот я бы так не смогла.

— Да, это не идеально. Но двенадцать лет назад наши с Люком отношения закончились ничем, потому что…

— Он тебе изменил, — перебила меня Хоуп.

— Да-а. — Ее озлобленный тон шокировал меня. — Но потом жалел и умолял простить его, а я не смогла. Я была слишком… категорична. Видела жизнь в черно-белом свете. А теперь стала старше и мудрее, да и сама получила печальный опыт, поэтому теперь стараюсь дать ему послабление.

— Только теперь ты прощаешь его слишком часто — и недостаточно категорична.

— Послушай, Хоуп, то, что ребенок для него на первом месте, только делает ему честь. Если бы было не так, мне бы это не понравилось. — Я снова подумала о Томе, который вместо своей жены и новорожденного ребенка поставил на первое место собственные интересы, — действие, которое, несмотря на всю мою симпатии к нему, дискредитировало его в моих глазах. — В общем, скоро все устаканится, — добавила я. — Люк просил меня потерпеть.

Хоуп пожала плечами:

— Что ж… Жить тебе. Но я бы не позволила никому так обращаться со мной, — повторила она. Ее великолепно наманикюренные ноготки забарабанили по столу. — Нет уж, — неистово добавила она. — Не позволила бы. — Она начинала действовать мне на нервы, поэтому я решила сменить тему. Мы обсудили обложку газеты, на которой я красовалась. Как специалист по связям с общественностью Хоуп разбиралась, что к чему.

— Ты просто пала жертвой битвы за тираж между «Дейли пост» и «Дейли ньюс», — объяснила она, когда официант унес наши тарелки. — Главные редакторы ненавидят друг друга.

— Почему?

— Отчасти по традиции — они находятся в одной и той же области Средней Англии, — а отчасти из личных соображений, потому что в прошлом году Р. Сулл докопался до жены Терри Смита. Благодаря Скривенсу историю о твоем «непристойном поведении» заполучила «Дейли пост», и «Дейли ньюс» не оставалось ничего другого, как порыться в твоей так называемой интрижке, и ты попала в жернова ожесточенного противостояния таблоидов.

— Но как к ним попало наше с Люком старое фото?

— Они зашли в социальную сеть и отследили людей, с которыми вы знакомы. — Я подумала обо всех университетских друзьях, с которыми порвала связь, после того как мы с Люком расстались. С чего им сохранять преданность? — Они могли найти твоих прежних коллег и расспросить их, — сказала Хоуп. — Или твою парикмахершу, или твоих соседей… — Я подумала о миссис Сингх, которая живет в соседней квартире. — Любого твоего знакомого. Журналисты знают, где копать. Но теперь, слава Богу, все это позади.

— Спасибо министру по делам семьи.

Тут впервые за весь вечер Хоуп улыбнулась. Сообщение о том, что достопочтенный Эрик Уилтон, «счастливый супруг и отец четверых детей», приступил к гормональной терапии в преддверии операции по перемене пола, затмило мою «историю».

— Все равно держи ушки на макушке, — предупредила она меня. — Не общайся с журналистами.

— Я скорее ногу себе отгрызу.

— А когда будут показывать шоу, в котором он участвовал?

— Завтра вечером.

— Да? Ну вероятно, пресса проявит интерес, так что готовься. — Я почувствовала тошноту. После того как нам принесли основные блюда, Хоуп завела разговор о Флисс. — Крестины обошлись в пять тысяч, — сказала она. — Она просто свихнулась. Еще три месяца — и им придется выставлять дом на продажу. Она сказала тебе, что собирается делать, чтобы свести концы с концами?

— Нет. Мы не общались пару недель.

— Она хочет, чтобы поработала Оливия.

— В таком случае о ней следует написать статью.

— В детском модельном бизнесе. Сегодня она сказала мне, что послала фотографию Оливии в какое-то детское модельное агентство «Киддливинкс», и они ее заметили. Флисс так взволнована — ей до смерти хочется увидеть личико Оливии на обложке какого-нибудь журнала «Карапуз», к тому же она считает, что это принесет им горы денег.

Я зачерпнула немного шпината ложкой и положила его себе на тарелку.

— А что говорит Хью?

— Он считает, что это тирания и унижение, но она в ответ заявила, что раз уж он вообще ничего не зарабатывает из-за своего «идиотского изобретательства», то и голоса ему никто не давал. — Она отпила вина. — В общем-то она права, но не кажется ли тебе, что она с ним слишком прямолинейна?

— Кажется. Хотя идеи у него странные.

— Да уж. Он рассказывал тебе о «дворниках», которые женщинам нужно приклеивать к пяткам в дождливые дни?

— Нет.

— Или о парандже из ПВХ для плохой погоды?

— Какой-то патентный абсурд.

— Но он хотя бы пытается. Флисс пожалеет, — мрачно добавила Хоуп. — Она очень пожалеет, когда надоест Хью и он заведет интрижку на стороне. — Она поджала губы, словно высасывала лимон.

— Считаешь, он решится?

Она пожала плечами:

— Большинство мужчин смогли бы, будь у них шанс. Разве нет? — Она внимательно посмотрела на меня, словно требуя подтвердить ее мнение. — Я хочу сказать… любой бы смог. Разве они не все так говорят? — с жаром добавила она.

— Гм… не все.

— Нет, все, — настаивала она. Ее взгляд стал каким-то отсутствующим. — И я иногда даже задумываюсь… — Она отложила нож и вилку.

— О чем, Хоуп?

— Ну… — Она сделала глоток вина, а затем провела средним пальцем по ободку бокала и хмыкнула: — Я иногда даже задумываюсь, что… вдруг… у Майка тоже есть кто-нибудь? — Теперь я поняла причину ее воинственного настроения.

Какое-то время я просто сидела и внимательно смотрела на нее.

— Нет. Он не такой.

— Я тоже так считала, — прошептала она, — но ты знаешь, Лора… — Ее глаза внезапно наполнились слезами. — Я попала в очень трудную ситуацию и даже рада, что нам с тобой выпал шанс поговорить… — Ее губы задрожали, но потом она взяла себя в руки.

— Что случилось, Хоуп? Расскажи мне.

Она утерла слезу с левого глаза безымянным пальцем с кольцом, и огромный бриллиант, который Майк подарил ей на их пятую годовщину, сверкнул и заискрился.

— Ладно, — сказала она. — Расскажу. Я тебе все расскажу. — Я поняла, что сегодня Хоуп впервые собиралась откровенничать со мной о своем браке. Там, где Фелисити обычно откровенна до неприличия, Хоуп остается совершенно закрытой. Я бы не удивилась, узнав, что она ищейка в МИ-5.

Она спрятала лицо в ладонях.

— Майк ведет себя очень, очень… странно, — начала она.

Я вспомнила его неприятные ремарки на крещении и вызывающее поведение.

— То есть?

— Он задерживается на работе.

— Давно?

— С конца января. Каждый вторник и четверг, не пропуская ни одного, он возвращается домой на два часа позже обычного. — Она принялась терзать солонку. — Поначалу я даже ничего не заметила, а потом просто не придала никакого значения, потому что всегда была уверена в нашем браке.

— И правильно, — сказала я. — Майк всегда сходил по тебе с ума.

Она пожала плечами:

— Это я так считала.

— Вы оба всегда казались такими счастливыми. — Она горестно кивнула. — У вас отличная жизнь.

— Я знаю. Нам очень повезло — мы любим друг друга и в то же время самые лучшие друзья. Но теперь я чувствую, что все это под угрозой. Потому что по вторникам и четвергам его нет дома до половины девятого. Обычно мы оба приходим домой в семь, и это очень подозрительно.

— А ты не спрашивала его?

— Спрашивала, конечно. Но он не смог мне удовлетворительно ответить. И до сих пор не может. Каждый раз, когда я завожу разговор на эту тему, даже издалека, он отговаривается: «работа». Но я чувствую: что-то неладно. К тому же, когда я в это время звонила ему в офис, его не было на месте. Он не брал трубку по прямой линии, и его мобильный был отключен.

— В самом деле? — Это недобрый знак. — Ты пыталась выяснить почему?

Она кивнула, а затем взяла в руки миниатюрную вазочку с нарциссами и стала вертеть ее.

— Он так испугался, а потом стал огрызаться, что на него не похоже.

— А что он сказал?

— Сказал, что я, наверное, ошиблась номером, или что на линии произошел сбой, или что мобильный потерял сигнал, или что он в это время зашел в буфет, или в туалет, или в лифт.

— Гм…

Она сжала губы.

— Другими словами — чушь. Он отрезан от внешнего мира на целых три часа, а когда приходит домой, то весь какой-то… как на иголках. И на прошлой неделе я спросила его прямо. — У нее задрожал подбородок. — Это было ужасно. — Она положила обе руки на стол ладонями вниз, словно сопротивляясь сильной боли. — Я просто спросила, есть ли у него любовница. А он посмотрел на меня так печально, что я подумала: он вот-вот сознается. Но он только сказал: «Нет. У меня никого нет, Хоуп. Никого не было и никогда не будет. Потому что я люблю тебя».

— Он фактически тебе ответил, что ты не права, — почему же ты не веришь ему?

— Потому что ничего не изменилось. Каждый вторник и четверг Майк по-прежнему «задерживается на работе», при этом по-прежнему недоступен и не говорит, где был. Например, его нет сегодня. Поэтому я вырвалась и встречаюсь с тобой — потому что я знаю, что его сегодня не будет допоздна. И так каждый раз.

— Как странно! А ты проверяла баланс кредитной карты?

Она виновато кивнула.

— Никогда не делала этого раньше. Просто мне в голову никогда не приходило шпионить за ним.

— И?..

Она покачала головой:

— Ничего. Но за белье и розы он может расплачиваться и наличными.

— А одежда его не пахнет духами?

— Нет. Но я уверена, что у него есть любовница, — сказала она с надрывом. — Потому что никакого другого разумного объяснения его поведению нет, да и ведет он себя слишком возбужденно, когда приходит домой, да и мы постепенно приближаемся к кризису седьмого года.

— Да… звучит подозрительно.

— По-моему, Майк просто не может признаться, что изменяет, даже сам себе, потому что он хороший человек, вот и лжет мне. — Мы молчали, пока официант убирал наши тарелки. Ягненок Хоуп так и остался нетронутым. — Говорят, инстинкт жены никогда не ошибается, — горестно продолжила она. — А еще говорят, что мужчины таковы, что никогда не угадаешь наверняка, — добавила она и хмуро пожала плечами.

Я подумала о Томе и о том, что он тоже хороший человек, но этот факт не помешал ему поступить гадко.

— Вот смотри, ты же никогда не могла предположить, что Ник сделает то, что сделал, правда?

— Да. С уверенностью заявляю: не могла.

— На такие истории натыкаешься на каждом шагу, — продолжала Хоуп. — Обычно говорят: «Я даже не могла подумать, что мой муж может мне изменять. Он ведь не такой». Или: «Я думала, что знаю своего мужа, но теперь понимаю, что наш брак был фикцией». Но разве у меня есть прививка от этого, Лора? Почему я должна быть исключением? Сколько людей страдает — ты например. — Ее глаза снова наполнились слезами. — Так, может, просто пришло мое время? В общем, — она всхлипнула, открыв свою сумочку «Келли» в поисках платка, — вот такие дела.

— Гм…

Она посмотрела на меня. Белки ее глаз покраснели, а тушь потекла. Было непривычно видеть ее такой раздавленной.

— Так, — тихо сказала она. Она стала крутить бокал за ножку. — Так… — снова сказала она, вздохнув. Сколько можно повторять? — Так что мне делать, как ты думаешь?

— О… — Я была озадачена. Как я говорила, Хоуп почти никогда не посвящала меня в свою жизнь, не говоря уж о том, чтобы спрашивать у меня совета. Честно говоря, мне стало страшно. Взрослая жизнь Хоуп всегда была такой же совершенной, как ее уложенные в салоне волосы, а теперь вдруг у нее возник такой беспорядок, что даже требовалось мое вмешательство.

— Что мне делать? — повторила она.

— Я не… знаю, — честно ответила я. Мне не хотелось делиться своими мыслями — например, что Хоуп скорее всего права. Поэтому Майк и вел себя так странно на крещении, как я теперь поняла, ведь церковная обстановка напомнила ему о тех обетах, которые он шесть лет назад давал у алтаря и которые теперь нарушал. Он вел себя агрессивно, потому что не может смириться с тем, что сделал.

— Ты поможешь мне, Лора? — тихо спросила она. Я изумленно посмотрела на нее. Мне показалось, что она постарела на двенадцать лет.

— Ну конечно, помогу, — неуверенно проговорила я. — Ты можешь говорить со мной об этом в любое время — днем и ночью, — ты же знаешь.

— Я имею в виду другое.

Я посмотрела на нее:

— А что ты имеешь в виду?

Она несколько раз моргнула, а потом сделала глубокий вдох.

— Я хочу, чтобы ты последила за ним.

— Что? — У меня душа ушла в пятки. — Нет, только не это, — пробормотала я. — Я же не…

— Прошу тебя, Лора, — перебила она. — Мне очень нужно.

Я покачала головой:

— Я не смогу.

— Почему?

— Потому что если он тебе изменяет, я не хочу быть тем человеком, который расскажет тебе об этом, Хоуп. Такие вещи портят отношения на всю жизнь.

Она покачала головой:

— Лучше ты мне скажешь. Мы ведь сестры, мы сможем это пережить.

— Не уверена — это как минное поле.

Мне было не по себе оттого, что Хоуп была в таком состоянии. При ее всегдашнем спокойствии, ее нынешняя ранимость вызывала тревогу.

— Послушай, Лора, мне нужна твоя поддержка, обычную подругу о таком не попросишь. И разве я не помогала тебе? — добавила она.

Я так надеялась, что она не станет этого говорить.

— Ты мне помогла, Хоуп, но это другое. Ты всего лишь выписала мне чек, и свой долг я покрыла сразу же, как только смогла. Но в этом случае мне придется заплатить невообразимо высокую цену психологически. Разве ты не понимаешь? Если хочешь следить за Майком, найми кого-нибудь — скажем, частного детектива. — Она покачала головой: — Почему нет? Это тебе по карману.

— Дело не в деньгах. — Она закатила глаза. — Это же унизительно! Придется рассказывать всю подноготную незнакомому человеку — к тому же я не могу быть уверенной, что он не станет трепаться. А вот ты человек ответственный. В отличие от Фелисити. Прошу тебя, Лора, — умоляла она. — Я собиралась позвонить тебе, но разговор с глазу на глаз даже лучше. Я рада, что Люку пришлось сегодня оставить тебя, потому что мне выпал шанс поговорить.

— А ты сама не можешь за ним последить?

— Нет. — Она содрогнулась. — Это было бы… ужасно. В любом случае я себя обязательно выдам. Он меня заметит — я знаю, — потому что он каким-то образом знает, когда я рядом, из-за нашей эмоциональной связи, но у вас-то ее нет, поэтому я и прошу тебя. Прошу тебя, Лора, — снова повторила она. — Прошу тебя. Я в панике. — Я посмотрела на ее измученное лицо. Мне хотелось помочь ей.

— Прости, Хоуп. Но я не могу.

Я люблю факты. Мне с ними комфортно. Как-то надежно. Всегда можно положиться на них, это не какое-нибудь мнение или предположение, которым нельзя доверять. Факты не подводят. Я не имею в виду вещи из разряда «Рига — столица Латвии», я говорю о фактах в широком смысле слова. Например, в поведении Майка обнаруживаются факты, которые ведут хотя и к болезненному, но к единственно возможному выводу. Именно поэтому я отказалась делать то, что попросила Хоуп.

Если бы я заподозрила, что она на ложном пути, то согласилась бы и глазом не моргнув, чтобы с радостью доказать ей ее неправоту. Только я думаю, что она права. А иначе почему Майк так странно вел себя? Если он делал что-то невинное — ходил в зал или на какие-нибудь вечерние занятия, — то не стал бы это скрывать. Если ужинал с клиентами, он бы сказал. Если ездил проведать родителей или сестру, поделился бы с женой — они и так ездили к ним вместе.

С другой стороны, Майк, возможно, делал что-то такое, во что не считал нужным посвящать кого бы то ни было еще. Например, ходил к психотерапевту или в церковь, или посещал ассоциацию «Весонаблюдатели» (не сказать, что он толстый), или общество «Анонимные алкоголики» (не сказать, что он пьет), или ходил в стриптиз-клуб с каким-нибудь таким же любителем из своих коллег. Но если так, он скорее бы признался, чем позволил Хоуп страдать, считая, что у него роман на стороне.

Но он отказывается объяснять ей, чем занимается, так же продолжая приходить домой поздно по вторникам и четвергам. Так что факты, по всей видимости, только подтверждают убежденность Хоуп, что он «мутит» с кем-то. Поэтому она и была такой черствой, как я теперь поняла. Поэтому так сурово относилась к Люку. Она переносила на него весь гнев и негатив, который испытывала к Майку.

При этом я чувствовала себя ужасно из-за того, что приходится отказывать сестре.

— Прости, Хоуп, — снова сказала я. — Я просто не могу этого сделать. — Я стала теребить свою салфетку.

— Я знаю почему. Ты бесишься, потому что я раскритиковала Люка. Так? Потому что я сказала не то, что ты хотела услышать.

— Это ни при чем.

— Нет, при чем. Ты вела себя так, еще когда мы были детьми. Ты пытаешься наказать меня.

— Вовсе нет.

Она взяла свою сумочку.

— Ладно, я иду домой. Надеюсь, ты не станешь никому рассказывать то, о чем мы говорили сегодня.

— Нет. Ты знаешь это, Хоуп.

— Да, — безэмоционально сказала она. — Я знаю, что могу положиться хотя бы на твою порядочность — если уж не на поддержку. — Она посмотрела на меня, как Юлий Цезарь на Брута, и ушла.

И вот, чтобы убедить себя в том, что я приняла верное решение, я попробовала представить себе, что делаю то, о чем она попросила меня. Сидя и потягивая эспрессо, я вообразила, как следую за Майком по пятам после работы, пешком, на такси, держась на безопасном расстоянии, надеясь остаться незаметной для него и для всех остальных, учитывая, что телешоу сделало мое лицо известным. Я представила, как он входит в дом своей подружки или в какой-нибудь отель, как брожу поблизости, ожидая его появления, как он наконец появляется со взъерошенными волосами и развязанным галстуком — который, возможно, второпях завязывала Она. Хоуп, без сомнения, понадобились бы фотографии в доказательство. Теперь я представила, как даю ей фото, где они, например, целуются или держатся за руки. Нет, снова сказала я себе. Не пойдет. Я бы с радостью отдала Хоуп мою почку, кровь, костный мозг или банковские сбережения, но я не готова принести ей плохие новости.

Ведь что будет, если она атакует Майка доказательствами — доказательствами, которые добыла я, — и он во всем сознается? Что, если они разведутся? До конца своих дней мне придется жить с осознанием того, что я подтолкнула их к этому. С другой стороны, что, если Майк разорвет отношения на стороне, они помирятся и все будет тип-топ? Отлично, разве нет? Только я буду ассоциироваться у них с периодом, когда их отношения переживали не лучшие времена. Я стану свидетельством того, что их семейная жизнь непрочна. Они отвергнут меня — и Майк в первую очередь. И даже если Хоуп простит его, он почти наверняка разонравится мне — в общем, наши отношения испортятся. Я поняла, что надо держаться подальше от всего этого. И вот я сидела и прокручивала ситуацию в четвертый или пятый раз, попутно размышляя над тем, что могла бы сделать для сестры, когда позвонил Люк и сказал, что заедет за мной. Я заплатила по счету, а затем, чувствуя себя совершенно разбитой, решила попудрить носик перед его приходом. Я спускалась по лестнице, когда увидела, что бар, в котором поначалу никого не было, теперь полон.

Я обратила внимание на молодую пару лет тридцати. Судя по тому, как шумно проходила их встреча, и по шампанскому на стойке, у них было хоть и раннее свидание, но, очевидно, имеющее перспективы. Мужчина улыбался и что-то громко рассказывал, а женщина смотрела на него с интересом и восторгом. Можно было подумать, что он кинозвезда, а она его самая большая поклонница.

Время от времени она слегка трогала его за локоть или запрокидывала голову, демонстрируя свою шею. Язык его тела тоже выражал открытость и позитив. Их колени практически соприкасались. Потом я увидела, что он подался вперед и коснулся ее плеча, затем заскользил рукой по ее руке, едва не тронув грудь, а она одарила его воодушевляющей улыбкой. Эта пара переживала те волнительные отношения, когда зрачки расширяются, а весь остальной мир застывает в ожидании. Она были так увлечены друг другом, что даже если бы я прошла совсем рядом, они не заметили бы меня. Однако, поскольку мы были близко знакомы, я не могла так рисковать. Мне оставалось только маяться на лестнице, раздумывая, что же, черт возьми, делать, когда, с приличествующей в данной ситуации любезностью, Хью разрешил мою дилемму. Он заплатил по счету, помог Шанталь Вейн надеть пальто, открыл перед ней дверь, и они вышли.