Вор в роли Богарта

Глава 8

На следующее утро, примерно в десять тридцать, я был уже на своем рабочем месте и читал «Алле, хоп!» — тоненькую книжку, посвященную дрессировке ручных кроликов. Я выудил ее со столика дешевой распродажи и решил немного отвлечься от Уилла Дьюранта, прежде чем поместить ее на стеллаж под табличкой «Домашние питомцы. Естественная история». Снимки кроликов были одно сплошное очарование, но текст давал понять, что они подвержены пагубному пристрастию грызть самые разнообразные предметы, в том числе книги и электропроводку.

— Не волнуйся, — сказал я Раффлсу. — Мы не будем заводить кролика. Твоя должность остается за тобой.

Он одарил меня взглядом, говорившим, что и не думал подвергать этот вопрос сомнению, а я скомкал листок бумаги и швырнул ему — поиграть. Он уже ловил его в прыжке, когда вошла Кэролайн.

— Привет, Раффлс, — сказала она. — Ну, как тренировка?

— Он справляется прекрасно, — ответил я. — Это у нас так, для настроя, чтобы не утратил мышеловкости. А ты, между прочим, на два часа раньше.

— Я не раньше, — объяснила она. — Я вместо. Ланч для меня на сегодня отменяется. Иду к зубному.

— А что же ты не предупредила?

— Как я могла предупредить, — возразила она, — когда сама узнала лишь час назад. Вчера за обедом потеряла пломбу. Наверное, проглотила. Но хуже всего то, что я никак не могу удержаться и все время проверяю ее, сую язык в дырку, убедиться, на месте она или нет. Ты не посмотришь, а, Берн?

— Зачем?

— Посмотришь и скажешь, что она не такая здоровенная, как мне кажется. Нет, ей-богу, она больше, чем все зубы вместе взятые! Да там можно устроить стоянку для машин, Берн! Приютить всех бездомных.

Она подошла и подставила мне лицо. Раскрыла рот и ткнула пальцем в коренной зуб.

— Этта-уут… — пробормотала она.

— Не валяй дурака, — сказал я. — Ну как я могу что-то рассмотреть? Для этого нужен специальный свет и еще такое маленькое зеркальце на палочке. В любом случае, уверен, ничего страшного.

— Да это просто лунный кратер! — воскликнула она. — Большой каньон, вот что это такое. К счастью, через пару часов все это станет историей. Врач назначил мне прием как раз на наше с тобой обеденное время.

— Ну и прекрасно.

— Угу… — Привалившись бедром к прилавку, она окинула меня оценивающим взглядом. — Ну и как?

— Что как?

— Как вчера все прошло?

— Э-э… ну, фильмы были просто замечательные, — ответил я. — Первый был снят в тридцать седьмом году и…

— Я не о фильмах, Берн. Как у тебя с Илоной?

— О, — сказал я. — Все прошло хорошо.

— Хорошо?

— Просто отлично.

Какое-то время она продолжала изучающе смотреть на меня, затем ее лицо расцвело в улыбке.

— Заканчивай! — бросил я.

— Заканчивать? Но ведь я и слова не сказала.

— Я тоже. Так чего ты, черт возьми, скалишься?

— Просто не верится! А где это произошло, Берн? У тебя или у нее?

Я смотрел на Кэролайн и упрямо молчал, она тоже не сводила с меня глаз.

— У нее, — вымолвил я наконец.

— И?..

— И что «и»? Я прекрасно провел время, просто замечательно. Теперь довольна?

— Рада за тебя. Она ведь красавица, Берн.

— Знаю.

— И, по всей видимости, без ума от тебя.

— Вот этого не знаю, — сказал я. — И потом, откуда такая уверенность? С чего это ты решила, что она красавица? Ты, как попугай, повторяешь за мной мои слова.

Она надула губы и беззвучно присвистнула — та же гримаска, что и у Илоны, когда та выпускала сигаретный дым.

— Это чистое совпадение, — произнесла она наконец.

— Что именно? Никак не врублюсь, о чем ты.

— Просто вчера я чисто случайно оказалась у входа в «Мюзетт», — сказала она, — как раз к концу сеанса.

— Просто оказалась там, и все?

— Но ведь каждый человек может оказаться где угодно, Берн. — Раффлс уже давно оставил бумажный шарик, который я ему швырнул, и теперь терся о ногу Кэролайн в присущей всему его племени вкрадчивой манере. — Эй, погляди-ка, что он вытворяет! Ты, наверное, забыл покормить его утром, а, Берни?

— Да он сожрал столько, сколько и питону не снилось, — проворчал я. — И нечего увиливать от ответа. Как это ты там оказалась вчера вечером?

— Была неподалеку, — ответила она. — У Сью Графтон вышел новый роман, и я поехала в «Корпорацию „Убийство“» — купить себе книжку.

— И ради нее тащилась в такую даль?

— Но в «Сообщниках» уже все распродали, а в «Трех Жизнях» еще не получали. Вот я и села на метро…

— Но «Корпорация» вроде бы на Бродвее, рядом с Девяносто второй?

— Знаю, Берн. Там я и оказалась вчера вечером.

— Но ведь это в двадцати с лишком кварталах от театра!

— Ну и что? Я же не обедала.

— А при чем здесь обед?

— Поехала в центр, долго решала, в какой ресторанчик зайти, но ни один не приглянулся. И наконец заскочила в кафе неподалеку от Семьдесят девятой. Знаешь, Берн, последнее время мы с тобой явно переборщили по части этнической жратвы. Я заказала чизбургер с беконом, жареную картошку, салат из капусты и кусок яблочного пирога на десерт. И выпила две чашки нормального американского кофе со сливками и сахаром, и вся эта еда показалась невероятно экзотической!

— А после еды…

— Я почувствовала, что объелась, и решила немного прогуляться.

— И оказалась почему-то именно у театра «Мюзетт»?

— Ладно, сдаюсь. Да, мне хотелось взглянуть на нее. Это что, преступление?

— Нет.

— Короче, я пришла туда за несколько минут до конца сеанса, встала так, чтобы видеть выход. И сперва даже подумала, что пропустила тебя. Просто вы вышли почти что самыми последними.

— Мы всегда остаемся до конца, посмотреть титры.

— Она настоящая красавица, Берн. А уж как она держала тебя за руку и как смотрела! Да что там Хамфри Богарт! Словно ты Эррол Флинн по меньшей мере…

— И давно ты за нами шпионишь?

— Я бы не стала называть это шпионажем, Берн, — ответила она. — Я делала это из самых дружеских, вполне оправданных побуждений, продиктованных лишь заботой о тебе. Ведь и ты для меня сделал бы то же самое, разве нет?

— Не уверен, — сказал я. — Если бы я стал ошиваться вот так, вокруг чужого добра, меня бы давно арестовали.

— Ничего подобного, Берн. Ну, может, побили бы, но не арестовали. В любом случае, ошивалась я не слишком долго. Вы с ней перешли улицу и вошли в кафе, и я тут же отправилась домой.

— И стала читать новый роман Сью Графтон?

Она покачала головой:

— Нет, приберегаю до того времени, пока не поставят пломбу. Кажется, я проглотила ее, доедая чизбургер. Да, именно чизбургер. Послушай, Берн, а я не отравлюсь?

— Уж пломба наверняка полезнее этого самого чизбургера.

— Я тоже так думаю. Я прочитала аннотации на обложке и поняла, что это совершенно потрясающий роман, но решила отложить его на выходные. А тем временем перечитала одну из ранних ее книг. Уже до половины прочитала… Ну, там речь идет о садоводстве…

— Вроде бы не читал.

— Правда? А я думала, ты все на свете уже перечитал! Ну, это роман о китайце, который занимается садовой архитектурой и потом умирает, задушенный собственной косичкой.

— Я бы это запомнил. Нет, точно не читал. А как она называется?

— «Ж» — значит «сад».[15] Дам почитать, когда закончу. Ладно, побежала. Через минуту должны привезти спаниеля, помыть и сделать укладку. А завтрак она готовила или ты повел ее куда-нибудь?

— Я не остался.

— Вот как? Что ж, возможно, это верный ход. По себе знаю: стоит задержаться в первый раз, и все обязательно пойдет наперекосяк. Но ты хоть позвонил ей утром?

— Никто не ответил. Вообще, у меня такое впечатление, что она не слишком много времени проводит дома. Побывала бы ты там, сразу поняла почему.

— А что у вас на сегодня в программе? Снова Богарт?

— Что ж еще…

— Может, после отвезешь ее к себе?

— Возможно.

— Берни?.. А ну-ка посмотри на меня, Берн. Ты, часом, не влюбился?

— Не знаю, — ответил я.

— Это «не знаю» означает «да»?

— Да, — ответил я. — Боюсь, что да.

Все остальное утро прошло без особых происшествий. Кэролайн ушла пломбировать зуб, а потому я не стал устраивать из ланча события. Заскочил за угол и съел кусок пиццы на бегу (бежал я, а пицца находилась в состоянии относительного покоя). Отсутствовал я не более десяти минут, однако, вернувшись, обнаружил, что за это время успел появиться Рэй Киршман. Он стоял, привалившись к лотку с дешевыми книжками, и перелистывал путеводитель по Западной Африке.

— Тебе не мешало бы подключиться к системе сигнализации, — заметил он. — А что, если бы на моем месте оказался жулик? Он мог бы спокойно уйти со всеми этими книжками.

— Да он скорее грыжу заработал бы, прежде чем сумел нанести мне финансовый ущерб, — сказал я. — Эти книжки на столике идут по три штуки за доллар.

— Даже эта?

— Да она старая. Четырехлетней давности.

— Но у тебя есть книжки куда старей, а ты дерешь за них по десять, по двадцать баксов. А то, глядишь, и больше.

— Но это путеводитель, для туристов, — объяснил я, — он с возрастом не дорожает. Путеводители очень быстро устаревают, поскольку люди, собравшиеся в путешествие, хотят иметь самую свежую информацию. Неужели тебе понравится прилететь, к примеру, в Габон и обнаружить, что намеченный тобой отель давным-давно не работает?

— Во-первых, меня туда вообще не заманишь, — ответил он. — Надо быть круглым идиотом, чтобы отправиться в такое место. Лежишь себе там где-нибудь на пляже, попиваешь что-нибудь с фруктом и вдруг узнаешь, что у них кути та.[16]

— Чего?!

— Ну, это когда свергают правительство. Не успеешь оглянуться, как уже, глядишь, отправился главным блюдом на банкет каннибалов. — Он швырнул путеводитель обратно на столик, но тот соскользнул со второго тома «Жизни и писем Ипполита Тэна» — одному богу ведомо, куда подевались первый и третий тома, — и упал на тротуар.

— Вечно не могу силу рассчитать, — сказал он. — Извини, пожалуйста.

Я отпер дверь и придержал ее, многозначительно глядя на книгу, валяющуюся на тротуаре. Через секунду он подошел, наклонился, затем, кряхтя, выпрямился и положил книгу на столик.

Войдя в лавку, я спросил, как продвигается расследование по делу Кэндлмаса.

— Продвигается, куда оно денется, — ответил он. — Там сейчас работает целая команда, пытаются выяснить, что это за Кэпхоб, — именно так он произнес это имя. — У них есть компьютер, ну, такой, вроде общего телефонного справочника по всей Америке, номер можно узнать за считаные секунды. И если «Кэфоб» — это имя, то узнать ничего не стоит.

— Если у мистера Кэфоба вообще имеется телефон.

— Все равно его нащупают, что ты! В этот компьютер вбили все другие городские справочники, вообще всё про всех людей. Ты не поверишь, какие штуки этот самый компьютер выделывает!

— Да, наука — великая сила, — согласился я.

— Что верно, то верно… — Он демонстративно взглянул на наручные часы, затем, доверительно глядя мне в глаза, привалился к прилавку и оперся о него локтем. — Хотел просить тебя подсобить маленько, Берни.

— Только не говори, что ты опять не можешь открыть свой автомобиль.

— Ты не съездил бы в морг опознать того парня?

Я ждал, что он попросит меня об услуге. Я понял это в тот самый миг, когда он соизволил подобрать с тротуара упавшую книгу.

— Не знаю, — пробормотал я. — Я ведь почти не знал этого человека.

— А я понял, он был твоим постоянным покупателем?

— Я бы не назвал его постоянным. Виделись как-то раз, и все.

— Однако ты знал его достаточно, чтобы одолжить свой саше-кейс.

— Атташе-кейс, — поправил я его.

— Ну, ты меня, короче, понял. Ты дал ему эту штуку, чтобы он отнес домой книжку ценой в пять баксов, — такова типа твоя версия. — Он выпрямился. — Кстати, можно бы и вернуться к этой версии и поработать над ней еще чуток, если ты отказываешься сотрудничать со следствием и опознать этого несчастного сукина сына. Съездим на пару часиков в участок, снимем с тебя письменные показания, изложишь свою версию нескольким нашим ребятам, чтоб уж у них составилась полная картинка…

— Приятно, когда у человека есть выбор.

— Конечно есть, черт возьми, а ты как думал! — рявкнул он. — Или сделаешь доброе дело, или будешь расхлебывать последствия. Тебе решать.

— Ну разумеется, я хочу помочь полиции, — ответил я со всей искренностью, какую только смог изобразить. — Но почему именно я, Рэй? Ведь у покойного были соседи. Они-то небось знали его куда лучше меня.

Он покачал головой.

— Вроде бы получается, что они вовсе его не знали, — ответил он. — Правда, одна женщина с первого этажа знала. Говорила, что он очень симпатичный человек и все такое. Да только, на беду, слепая она и целыми днями слушает аудиокнижки. Этажом выше имеется парочка по фамилии Лерман, точнее, в данный момент не имеется, потому как дней десять назад они изволили отбыть на юг Франции на отдых, на целых четыре месяца. Они преподают в колледже и, видно, нуждаются в деньгах, а потому сдали свою квартиру на весь срок. Во всяком случае, там сейчас проживает бизнесмен с китайским именем, кажется, из Сингапура. Впрочем, не важно, откуда он, потому как вселился всего неделю назад и утверждает, будто никогда не видел Кэндлмаса. Мы показали ему снимок, который сделали ребята, но это не освежило его память. Так, что мы еще имеем?.. Парочка голубых в цокольном этаже, они тоже недавно вселились, к тому же у них отдельный вход. Они никогда не встречали Кэндлмаса. Управляющий живет на одной с ним лестничной площадке и в его ведении сразу три, а то и четыре дома. Работает всего пару месяцев и ни разу, говорит, Кэндлмас к нему не обращался, ни разу ничего не просил, так что они тоже не виделись. Делал, говорит, пару раз делал обход дома, ну, чтобы познакомиться с жильцами, наладить, так сказать, контакт. Лично мне кажется, он просто рассчитывал получить на чай, хотя бы к следующему Рождеству. Но Кэндлмаса всякий раз дома не оказывалось. Так что получается, опознать-то его и некому.

— Ну а на третьем этаже?

— Что на третьем этаже?

— Голубые живут в цоколе, — сказал я. — Слепая дама — над ними. Лерманы прямо над ней…

— Но только их нет, — перебил он. — Уехали во Францию. Ладно, дальше.

— Кэндлмас проживал на четвертом, — продолжил я. — А кто на третьем?

— Вопрос, конечно, очень интересный… — протянул он. — И знаешь, будь я этим, как его… тем коротышкой в плащике, я бы приберег его, чтобы задать на выходе. «А кстати…» Но это ж какое надо терпение иметь…

— О чем это ты, Рэй?

— Да вот о чем. Откуда тебе известно, что в доме четыре этажа и что Кэндлмас жил на последнем, а? Я ведь ни разу не упомянул эту деталь.

— Упомянул. Точно помню, упомянул.

— Ничего подобного!

— Тогда, должно быть, он.

— Кто, Кэндлмас?

— Кто ж еще?

— Знаешь что, — он придвинулся еще ближе, — лично мне кажется, ты совсем заврался, парень. Что я тебе вчера говорил, а? Я ведь нутром чую, что ты там был раз или два. Берни, скажи мне правду. Ты хоть примерно представляешь, кто мог его убить?

— Нет.

— Так ты согласен сотрудничать и провести опознание? И к черту тех, кто живет на третьем! Они наверняка такие же, как и все: никто ничего не видел и не слышал. Ну, будь другом, Берн, сделай нам одолжение.

Я нахмурился.

— Терпеть не могу смотреть на мертвецов, — сказал я.

— Так благодари бога, что ты не патологоанатом! Ну так как? Мне всего-то и надо, чтобы ты там отметился. Можно держать глаза закрытыми, когда тебе покажут тело. Просто скажешь: «Да, это он», и все дела.

— Нет уж, я посмотрю, — ответил я. — Предпочитаю совершать все поступки с открытыми глазами, не боясь смотреть правде в лицо, вот так, Рэй. Когда ты хочешь, чтобы я поехал?

— А если прямо сейчас?

— Как, в рабочее время?

— Ну и что тут такого? Не больно-то много у тебя работы, как вижу. Да и займет это всего несколько минут, а потом свободен, как птичка. — Он пожал плечами. — Ну ладно, могу заехать к закрытию. Ты ведь закрываешься около шести?

— Нет, не годится, — возразил я. — У меня свидание без четверти семь. А если поедем сейчас, то придется закрывать магазин, потом снова открывать… Нет уж. Знаешь что, заезжай-ка за мной без четверти пять. Я просто закроюсь пораньше, и все. Идет?

Время тянулось томительно медленно, и я уже начал жалеть, что не поехал в морг прямо с утра. Была пятница, погода стояла замечательная, а потому все, имеющие такую возможность, будут стремиться уехать из города как можно раньше на весь уик-энд. И по дороге им будет не до книжек.

Да тот же морг сейчас наверняка более оживленное место, чем моя лавка. Порой я радовался, что завел себе кота, но сейчас и он не желал составить мне компанию. С утра спал на подоконнике, а потом, когда солнце стало припекать совсем уж горячо, перебрался в другое излюбленное место — на стеллаж под табличкой «Религия и философия». С того места, где я сидел, его даже и видно не было.

Пару раз набрал номер Илоны, но ответа не получил. Я сидел и просматривал еженедельное книжное обозрение — узнать, не охотится ли кто-нибудь за чем-нибудь из того, что имеется у меня в закромах. Время от времени я устраиваю такие проверки, и порой действительно удается раскопать подходящее объявление, но я редко довожу дело до конца. Слишком уж это хлопотно, сперва писать почтовую открытку с указанием цены, отправлять ее по почте, затем придерживать книгу до тех пор, пока человек, заказавший ее, не откликнется. А потом вам надо еще запаковать эту дерьмовую книжонку, выстоять длиннющую очередь на почте…

И все ради каких-то двух долларов? Ну, пусть даже не двух, а пяти-десяти?

Нет, игра не стоит свеч.

Конечно, если заниматься этим регулярно и разработать специальную систему по поиску объявлений, упаковке и отправке, тогда дело может стать доходным. По крайней мере, так уверяла публикуемая в обозрении статья, и не было оснований ей не верить.

Но лично мне казалось, что игра все же не стоит свеч.

Видите, как портит человека воровское ремесло?

Одно время лавка начала приносить пусть небольшой, но стабильный доход. Бизнес, который я затевал с целью создать респектабельное прикрытие для более занимательного времяпрепровождения, начал кормить меня и, похоже, не сулил и в будущем особых разочарований. И, сообразив это, я тут же прекратил воровать.

Но… мне удалось побороть и это искушение. Подстрекаемый ненасытностью владельца земли, на которой располагалась лавка, я решил превратить ее в полную свою собственность и, заливаясь краской смущения, принес нажитый неправедным путем капитал и выкупил ее. Теперь «Барнегат Букс» принадлежала исключительно мне и я был волен распоряжаться делами по собственному усмотрению.

И мне не было нужды откладывать каждый лишний цент или рассылать рекламные открытки каким-нибудь дилерам в Пратт, штат Канзас, или Оукли, Калифорния. Я мог спокойно оставить на улице столик с дешевыми книжками и заскочить куда-нибудь за угол перекусить и уверяю: меня вовсе не хватит удар, когда, вернувшись, я обнаружу, что некто унес попорченное водой второе издание романа Вардиса Фишера. И когда мне удается покрыть расходы — что ж, замечательно, а когда нет… Тогда я всегда могу просочиться в какое-нибудь здание, успешно разобраться с замком и прихватить между делом тысчонок пять, компенсирующих все эти хлопоты.

Разумеется, если дело сложится не так, как вчера ночью.

И вообще, кто сказал, что неприятности мои закончились?

Эта радостная мысль заставила меня вновь взяться за телефон, и я набрал номер Илоны. Нет ответа. Я положил трубку и вспомнил о вопросе, который задала мне Кэролайн, и ответе, который она на него получила. Сам не пойму, говорил ли я тогда правду. Во всяком случае, ответ был очень близок к правде, и это меня тревожило.

Воспоминания вернули меня в ту крохотную, напоминавшую пещеру комнатку на верхнем этаже, в доме на Восточной Двадцать пятой. Мне не давал покоя тот мужчина на снимке. Где, черт возьми, я его видел?

Нет, это был не тот человек, застывший на семейном портрете, в этом я был совершенно уверен. Во-первых, тот парень, обнимавший даму с роскошными волосами, не стал бы так скованно держаться перед объективом. Даже будучи покойником, не стал бы. Он привык сниматься, это было заметно по его сияющей улыбке. Он прямо весь расцветал в этой улыбке.

Я сощурился, словно фокусируя то изображение. У женщины, насколько я помнил, были очень широкие плечи, прямо как у полузащитника. Но накачала она их не на футбольном поле и не в спортзале. Просто в платье у нее были подложены подплечники, еще пошире тех, на которые недавно снова пошла мода.

Впрочем, последнее время я что-то не видел туалетов с такими плечами. Равно как и палантинов из чернобурой лисицы — наподобие того, что был на ней, с маленькими хищными мордочками и лапками. Насколько мне было известно, мода на них еще не вернулась, и я догадываюсь почему.

Все равно видно, что карточка старая, пусть даже мода на эти костюмы и переживает явный ренессанс. Может, фотоаппараты были тогда другие? А может, бумага выцвела от времени? Или же это у людей какое-то другое, отличное от теперешнего, выражение лица? Может, оно вообще для каждой эпохи свое, может, так время оттискивает на них свой неизгладимый штемпель, точно на почтовой марке?

Он явно общий любимец, этот мистер Улыбка. И его дантисту также следует отдать должное. А как, интересно, он бы выглядел, если б прикрыл эти длинные зубы губами и напустил на себя серьезности?

Такое лицо хорошо смотрелось бы на монете, решил я. Нет, не на старинной римской монете, не тот тип. На более современной…

Есть!

Не думаю, что я произнес хоть одно слово вслух, но, может, просто уши заложило. Потому как Раффлс слетел с полки «Религия и философия» и подбежал посмотреть, что происходит.

— Не монета, — сказал я ему. — Марка!

Похоже, он удовлетворился этим объяснением — потянулся несколько раз и затрусил к лотку. Я дошел по проходу до раздела «Игры и хобби», где на самой нижней полке лежал каталог Скотта «Марки мира», именно там, где я видел его в последний раз. Он устарел года на четыре, но все еще мог пригодиться, а потому не был отправлен на пресловутый столик.

Я отнес его к прилавку и стал перелистывать страницы, пока не нашел, что искал. Долго смотрел на иллюстрацию, затем крепко зажмурился и сравнил ее с картинкой, засевшей в моей памяти.

Наверное, все же он, но твердой уверенности не было. Фотографии почтовых марок в каталоге были черно-белыми, а не цветными, и примерно в два раза меньше оригинала. Некогда в США существовал федеральный закон, предписывавший, чтобы каждое изображение почтовой марки было разбито горизонтальной белой линией — на тот случай, чтобы разные недобросовестные личности не вырезали бы их из книг и не наклеивали затем на конверты, грабя тем самым правительство. Теперь же любой десятилетка может нашлепать на цветном ксероксе хоть целую кучу двадцатидолларовых купюр, да таких, что средний банковский служащий не отличит их от настоящих, так что старое правило отпало само по себе — за ненадобностью. И теперь вполне законным образом можно было вполне реалистично изображать почтовые марки и публиковать их и фотографии валюты США в натуральную, так сказать, величину.

На более поздних изображениях марок нет больше белых линий, однако издатели подобных каталогов обычно не утруждают себя пересъемкой старых марок, а те, которые я в данный момент разглядывал, как раз и принадлежали к этой категории, потому как были выпущены более семидесяти лет тому назад. Я повернул книгу, чтоб лучше видеть, щурился и напрягал глаза и в конце концов отправился в свою контору в задней части лавки, где перерыл все ящики, пока не отыскал лупу.

Даже с ней результаты были не из тех, с какими можно выступить в суде, используя марки в качестве вещдоков. Из всей серии в пятнадцать марок Скотт и компания почему-то решили проиллюстрировать только четыре. На трех из них изображались сцены местной жизни — церковь, гора и цыганка с пляшущим медведем на поводке. И с каждой из них смотрел неулыбчивый вариант того мужчины со снимка Илоны — смотрел из маленькой круглой надпечатки в правом верхнем углу.

Четвертая была стоимостью в сто щиро (национальной валютой в этой стране являлись щиро, и в каждом щиро было по сто дикинов). Самая дешевая марка стоила всего один дикин. Все же удивительно, как много можно узнать о мире из филателистического каталога (и сколь малой ценностью обладает эта информация). Та стощировая марка была самой дорогой в серии и отличалась от остальных по двум параметрам. Во-первых, была крупней примерно раза в полтора и вертикальной по формату — то есть выше остальных. Во-вторых, портрет приятеля Илоны глядел уже не из иллюминатора в правом верхнем углу, а занимал всю марку.

Трудно сказать наверняка… Репродукция, как я уже говорил, оставляла желать лучшего. К тому же у меня не было при себе той фотографии — лишь память о ней, высвеченной мерцающим пламенем одной-единственной свечи. И потому поклясться я не мог бы и в то же время был почти уверен, что это и есть тот самый человек.

Влад I — и на данное время единственный — король Анатрурии.

В течение минуты казалось, что тайна раскрыта.

Боже ты мой, думал я, как все сошлось! Илона была вовсе не случайной покупательницей, ненароком забредшей в мою лавку купить книгу. Это вовсе не простое совпадение, что из всех книжных лавок всех городов всего мира она выбрала именно мою. Это была часть…

Часть чего?

Нет, конечно, не часть того недоделанного ограбления и не часть загадочной гибели Хьюго Кэндлмаса. Потому как при чем тут Анатрурия или какое отношение к ней имеют все эти события? Никакого. В комнате у Илоны хранился снимок бывшего короля Анатрурии. В этом не было ничего особенного — висела же у нее на стене карта с границами той же страны, обведенными толстой красной линией. Почему бы нет? Ведь она была анатрурийкой и, вполне возможно, патриоткой, хоть и не без несколько ироничного отношения ко всем этим опереточным атрибутам.

Но в чем же тогда совпадение?..

Оно точно было, но я никак не мог его уловить. Интригующий момент, по крайней мере на первый взгляд, крылся в том, что мне понадобилось шестнадцать часов, чтобы выяснить, почему лицо того парня с зубастой улыбкой показалось знакомым. Если бы я узнал его сразу же, то ни секунды не стал бы терзаться раздумьями. «О, так это же король Влад! Узнал бы его где угодно, даже на снимке в квартире одной из его верных подданных!»

С другой стороны, не обрати я вообще внимания на этот снимок, так никогда бы и не узнал, кто это. И если вдуматься, и знать не захотел бы.

Если и было тут что-то примечательное, то заключалось оно в том, что в памяти у меня хранился подсознательный образ этого самого Влада, причем запечатленный после единственного беглого взгляда на страницу скоттовского каталога. Да нет, черт побери, ничего примечательного тут тоже нет, потому как на протяжении целой недели, если не больше, я в любой попавшей под руку книге выискивал сведения об этой Анатрурии — после того, как Илона упомянула, что родилась именно в этой стране. Вот почему я так бойко выстреливал различными историческими сведениями и подробностями, просвещая Кэролайн, что, несомненно, произвело на нее неизгладимое впечатление.

Я снова поднес лупу к странице и снова посмотрел на его высочество. И решил, что улыбка идет ему гораздо больше, чем это сдержанно-мрачное выражение. Конечно, улыбка не соответствовала столь серьезному филателистическому событию, зато она выгодно отличала бы его от легиона кислых физиономий царственных особ, украшавших собой марки и монеты Европы. Интересно, какими правами на трон Анатрурии обладал он и состоял ли в родстве с другими королями и принцами? Большая их часть тем или иным образом вела свой род от королевы Виктории и привносила собой в компанию примерно столько же веселья, что и она.

А как насчет августейшей супруги, той дамы с высоко зачесанными волосами и этой трогательной лисичкой? Шотландцы не представили ее портрета, но были достаточно любезны, чтобы сообщить ее имя. Согласно описанию в каталоге, в серии она появлялась дважды: в одиночестве на марке стоимостью тридцать пять щиро и вместе с мужем — на пятидесятищирового достоинства. И звали ее королева Лилиана.

«Скотт» не упоминал стоимости анатрурийских марок; указывал, правда, что они очень редки, но обладают сомнительной филателистической легитимностью; что напечатаны были не с целью оплаты почтовых сборов, но как наклейки на разного рода послания; и что хотя вроде бы существовали погашенные при пересылке писем экземпляры, объяснялось это лишь умыслом некоторых почтовых служащих, сочувствующих независимости Анатрурии.

Итак, издатели каталога знали, что марки ценные, но цену называть не хотели. Экземпляров сохранилось не так много, но и желающих приобщить их к своей коллекции — тоже. Однако если бы мне удалось завладеть полной коллекцией изображений зубастого короля Влада, можно было бы подумать, как ее пристроить получше. Тут, конечно, понадобилось бы сперва поработать: просмотреть специальные каталоги, отчеты об аукционах, посидеть в библиотеке, листая старые выпуски «Филателистических новостей Линна». Может, процент мой будет и не так высок, как при продаже более популярного товара, но свой вполне приличный навар я получу без проблем.

Однако какое отношение все это имеет ко мне? Ровно никакого, потому как марок этих у меня просто нет. Все, что у меня имеется, — это подружка из Анатрурии, но Анатрурия вышла из марочного бизнеса за полвека до того, как она появилась на свет, и, возможно, Илона даже понятия не имеет, что у родины ее есть своя филателистическая история.

Зато у нас, кажется, есть о чем поговорить. К примеру, я могу взять снимок, стоящий на сундучке, и воскликнуть: «О, добрый король Влад и его очаровательная королева Лилиана! Узнал бы их где угодно, с первого взгляда!» Интересно, произвело бы это на нее впечатление? Оценила бы она мои глубокие знания истории ее страны, умилилась бы моему интересу?

Быть может… А может, она просто приподняла бы свои красивые брови и окинула меня иронически-насмешливым взглядом?

Я потянулся к телефону и снова набрал ее номер — с тем же успехом, что и все предшествующие разы.

Вот тут-то коротышка вошел и ткнул мне в физиономию пистолетом.