Воровская дюжина. Сборник рассказов

Сон в летний день

Случилось однажды Дортмундеру и Келпу покинуть Нью-Йорк на неопределенный срок и поэтому они оказались в сельском сарае, наблюдая как танцуют феи.

— Я в этом ничего не понимаю, — бурчал Дортмундер.

— Это отличное прикрытие, — шептал ему Келп. — Кто догадается искать нас здесь?

— Я бы точно не искал.

Феи упорхнули за кулисы, оттуда тут же показались другие люди, потом и они куда-то ушли и вот наконец зрители встали со своих мест.

— Это все? Мы можем уйти? — обрадовался Дортмундер.

— Это только первый акт, — пояснил Келп.

Почти к концу первого акта один из актеров в комбинезоне ушел и вернулся уже с надетой головой осла, что определило отношение Дортмундера ко всему происходящему. Понятно, раз ты в Риме — будь итальянцем, раз ты в Западном Урбино, штат Нью-Йорк, то будь добр посети субботним днем местный театр. А почему нет? В воскресенье он бы точно не пошел.

Снаружи зрители стояли на солнцепеке и болтали о чем угодно, только не о постановке «Сон в летнюю ночь». Женщины обсуждали одежду друг друга, мужчины сообщали друг другу последние новости спорта и цены на авто. Все кроме кузена Келпа, здоровяка Джесси Бокера, который вонял навозом, ведь именно этим он зарабатывал на жизнь. Он говорил только о количестве зрителей, так как ко всему прочему еще являлся главным инвестором этого сараеподобного летнего театра с открытой сценой и Нью-йорскими актерами-нелегалами.

— Отличная касса! — говорил он, с удовлетворением поглядывая на толпу. Этот сленг из мира шоу-биза подходил ему так же как и соломинка торчащая во рту. — На Шекспира всегда приходят. Не хотят чтобы думали что тут у нас бескультурье.

— Разве не чудесно? — изображал энтузиазм Келп. Ведь именно кузен приютил их, до тех пор пока Нью-Йорк не станет для них менее опасным. — Всего каких-то 80 миль от города, и у вас есть свой театр.

— Ночью нас убивает кабельное, — делится своим опытом знатока развлечений Бокер. — Но днем мы в норме.

Зазвенел звонок, подаваемый в коровий колокольчик, объявляя о начале второго акта, и зрители безропотно вернулись в сарай, словно они сами были стадом. Все кроме Дортмундера.

— Не думаю что выдержу еще.

— Да, ладно, Джон! — не желая обижать своего кузена, упрашивал Келп. — Ты что не хочешь узнать что там дальше?

— Я знаю что там дальше. Парень с ослиной башкой превратится в Пиноккио.

— Все нормально, Энди, — добродушно заметил кузен. — Некоторым это просто не подходит. — И он продолжал уже похихикивая, — Говоря по правде, в футбольный сезон я бы сам не ходил в театр.

— Я тут побуду. На свежем воздухе.

Итак, все зашли обратно в сарай, а Дортмундер остался снаружи, словно единственный в мире курильщик. Он походил вокруг, наблюдая как его обувь становится все грязнее и грязнее, и вспоминал Нью-Йорк. Случилось небольшое недоразумение, вот и все. Просто маленькие разногласия по поводу ценности груза в фургонах, которые однажды ночью свиснули на Гринвич-Стрит и перевезли на Лонг-Айленд, пока водители спали себе по домам. В конце концов этот вопрос решился бы, но парочка вовлеченных в дело парней оказалась чересчур эмоциональными, а Дортмундеру вовсе не хотелось стать причиной каких-либо действий о которых они позже пожалели бы. Так что лучше, а фактически, полезней для здоровья, было пожить за городом, где свежий воздух, и деревья и солнышко и феи танцуют в сараях.

Раздался взрыв смеха. Дортмундер подошел к главному входу. Теперь он не охранялся, так как и билетеры и кассирша как раз были феями. Он увидел парня в ослиной голове и девушку в занавесках — все как и раньше, ничего нового. Дортмундер отвернулся и медленно обошел сарай, просто чтобы хоть чем-то заняться.

Когда-то давно это было настоящей фермой. Однако большинство земли было распродано, и некоторые здания застройщики просто спалили из-за страховки. Сейчас недвижимость насчитывает только старый белый фермерский дом, красный сарай и стоянку между ними, засыпанную гравием. Актеры театра жили в доме, так что веревка для белья на заднем дворе была явно самой красочной во всем районе. Дальше по дороге находился непосредственно Западный Урбино, где стоял дом кузена Бокера.

Второй акт длился долго, так долго как будто Дортмундер находился в зале и ждал окончания там. Он еще немного походил, затем выбрал на стоянке машину посимпатичней и уселся в нее. Здесь люди не запирали ни машины, ни дома, ничего вообще не запирали. Потом он еще немного погулял. Тогда-то мимо него прошел актер с ослиной головой, видимо для того чтобы войти на сцену с главного входа. Дортмундер кивнул ему, а парень кивнул ему своей ослиной головой в ответ.

Дортмундер еще покрутился по стоянке, размышляя есть ли у него время покататься на одной из машин. Мистер Ослиная Башка прошел обратно и они еще раз кивнули друг другу, вот и все развлечение. Дортмундер все-таки решил что никуда он не поедет кататься, в основном из-за того что он наверняка заблудится.

И хорошо сделал что не уехал, так как через десять минут в зале раздались аплодисменты и пара бывших фей вышла, чтобы побыть парковщиками. Дортмундер проплыл в потоке этих пресыщенных любителей театра и нашел Келпа с противоположной стороны, у кассы, где его кузен видимо истекал слюной над своим барышом.

— Прикольно было, — сказал Келп.

— Хорошо.

— И кончилось все не так как ты говорил.

Кузен появился из кассы с совершенно новым выражением лица — сморщенным и недовольным, словно он только что наелся навоза.

— Энди, кажется твой друг не понимает ни черта в сельском гостеприимстве.

Бессмыслица какая-то.

— Чего-чего? — не понял Келп.

— Так ты поговори с ним, Энди, — заявил Бокер.

На Дортмундера он не смотрел, но кивал в его сторону. Он походил на человека, которого разрывает надвое: злость мешает показать страх, а страх сдерживает гнев. Запор, одним словом.

— Ты поговори со своим другом! — сдавленным голосом сказал кузен. — Объясни ему про деревенское гостеприимство. И скажи ему что мы забудем…

— Если ты имеешь в виду Джона, то он здесь. Вот он.

— Хорошо. Ты только скажи ему что мы про все забудем и ни словом больше об этом не обмолвимся если он все вернет.

Келп потряс головой.

— Не понимаю о чем ты толкуешь! Что вернуть?

— Выручку! — крикнул Бокер, махнув в сторону кассы. — Двести двадцать семь билетов, не считая халявных и контрамарок, как у вас, парни. Двенадцать баксов с лица! Это две тысячи семьсот двадцать четыре доллара и я желаю их вернуть!

Келп уставился на кузена.

— Выручка с кассы? Ты не можешь… — Он повернулся к Дортмундеру, глядя на него во все глаза и недоверчиво, с сомнением спрашивая: — Ты? Да, нет, ты не мог! Естественно ты не мог! Или мог?

Дортмундера никогда еще несправедливо не обвиняли в чем бы то ни было, так что это для него было ново и изумительно и это его немного сбило с толку. У него было совсем мало опыта по части невиновности. Как себя ведут невиновные, как реагируют на обвинения? Он еле устоял на ногах, настолько его потрясла такая неожиданная невиновность. Колени дрожали, и он только смотрел на Энди Келпа и не мог ничего придумать в ответ.

— Кто еще здесь был? — настаивал на своем кузен. — Никого, все были внутри. «Не выношу Шекспира», так да? Нашел замену, черт возьми, и взял, а хозяина по боку!

Келп похоже начал приходить в отчаяние.

— Джон, — он заговорил как адвокат с полоумным свидетелем. — Ты же просто пошутил, так ведь? Повеселился немножко, ничего серьезного, да?

Может невинные люди говорят с гордостью и достоинством? Дортмундер попробовал:

— Я не брал денег!

Хотя вышло так же гордо как у индейки на столе в День Благодарения.

Келп повернулся к кузену.

— Ты уверен что они пропали?

— Энди, — ответил кузен, с большим нежели у Дортмундера достоинством. — Этот парень такой какой есть, но ты-то кровный родственник моей жены.

— О, братан, — запротестовал Келп. — Ты же не думаешь что я с ним заодно?

Это было хуже всего. Забыв про гордость и достоинство Дортмундер посмотрел на своего бывшего товарища взглядом преданной собаки.

— И ты, Энди?

— Ну, здорово, Джон! — качаясь взад-вперед, словно показывая насколько его все это тоже выбило из колеи, вскричал Келп. — А что мы можем подумать? Ну, может все вышло как-то случайно. Типа, ты шел мимо, и от нечего делать взял наличку, даже не думая…Ты мог…

Ни слова не говоря Дортмундер стал хлопать себя по карманам, затем раскинул руки в стороны, приглашая Келпа его обыскать. Чего конечно же Келп делать не хотел.

— Ладно, Джон. Бабок у тебя нет. Но здесь ведь никого кроме тебя не было. А ты здесь был в полном одиночестве и наша репутация…

— Осел! — гаркнул Дортмундер.

— Чего? — заморгал на него Келп.

— Парень с ослиной головой! Он прошел с заднего двора до входа и обратно. Мы еще кивнули друг другу.

Келп теперь устремил свои глазищи на кузена.

— Тот парень с ослиной башкой, тот который…

— Что? Келли? — переспросил кузен. — Келли мой партнер во всех делах! Он со мной был с самого начала! Он режиссер, он играет роли, он любит этот театр!

С негодованием рассматривая Дортмундера, еще сильнее источая аромат своего навоза, кузен продолжал кричать:

— Так вот что вы придумали мистер Дортмундер? — До этого тот был просто «Джон». — Вот в чем дело? Скрыть собственное преступление опорочив невинного человека?

— Может это он так пошутил? — мстительно ответил Дортмундер. — Или может по рассеянности взял.

Келп, как стало очевидно, готов был ухватится за любую идею, лишь бы прекратить это безумие.

— Братан, может это оно, так и есть. Келли твой партнер. Может он взял деньги, чтобы тебя не обременять и сам положит их в банк, а?

Но Бокер на такое не повелся.

— Келли никогда не берет деньги. Я тут бизнес веду, а он Артист, и он… Келли! — Вдруг заорал он в проход и замахал своей огромной ручищей.

Келп с Дортмундером обменялись взглядами. В глазах Келпа читалось подозрение, а Дортмундер наоборот, сиял.

Келли подошел к ним, вытирая бумажным полотенцем вспотевшую шею.

— Что стряслось?

Это был низкорослый, худой мужичок, неопределенного возраста, ему могло быть как 14, так и 80. Ослиной головы при нем не было, но это еще ничего не доказывало. Его лицо было все в глубоких морщинах, таких глубоких что в этих расщелинах можно было монетку спрятать. Глаза у него были на выкате, белки приняли голубоватый оттенок, а тонкие волосы были такого ненатурального черного цвета, что наводили на мысль о сапожной ваксе. Он был одет в тот же комбинезон с черной футболкой — по идее актеры в таких костюмах изображали рабочий люд, а те кто был в занавесках и пляжных полотенцах играли аристократию. Келли был лидером селян, которые ставили свою пьесу внутри этой пьесы — о, это было ужасно! Кошмарно это было! — так что он все еще был в своем костюме и черных ботинках.

— Так что случилось-то?

— Я тебе расскажу что случилось! — пообещал ему Бокер и указал на Келпа. — Я уже познакомил тебя с городским братом моей жены?

— Да, мы уже знакомы. — Келли как нетерпеливый человек, уже наверное желал выбраться из своего театрального костюма и надеть что-нибудь попроще, так что он быстро кивнул Келпу и бросил:

— Как делишки?

— Не очень.

— А это, — Бокер без удовольствия ткнул пальцем в Дортмундера. — Дружок моего кузена, тоже городской. Парень с репутацией нечистого на руку.

— Ну…

— И дальше что? — Келли по-прежнему был нетерпелив.

— И он свиснул всю выручку!

Такой жаргон для Келли оказался чересчур и от непонимания его морщинистые каньоны на лице даже увеличились.

— Он что сделал?

Раздраженный что приходится использовать простую лексику, Бокер резко ответил:

— Он украл все деньги из театральной кассы!

— Я этого не делал! — не согласился Дортмундер.

Келли посмотрел на Дортмундера с таким выражением словно не ожидал от него такой подлости.

— Слушай парень, мы живем на эти деньги.

— Я не брал их! — у Дортмундера случился второй всплеск гордости и достоинства.

— У этого парня еще хватило наглости обвинить тебя в воровстве! — Бокер осмелел, чувствуя что у него теперь есть союзник.

Келли совсем сморщился.

— Меня?

— Все что я сказал так это то, что ты ходил вокруг театра, — почему-то достоинство стало покидать Дортмундера.

— Не ходил я, — отказался Келли. Вообще-то будучи актером для него не составило бы труда придать голосу честности.

Значит он все-таки ходил, подумал Дортмундер и продолжил, считая что правда это его оружие:

— Конечно, ходил. Мы еще кивнули друг другу. На тебе была эта ослиная голова, и было это где-то за десять минут до конца спектакля.

— Друг, за десять минут до конца я был на сцене перед глазами у всех, в том числе и твоего друга. И без ослиной головы, кстати.

— Это правда, Джон. Феи как раз тогда унесли голову, — вставил Келп.

— В таком случае, это должен быть один из парней в таком же комбинезоне. Они же не все были на сцене, так ведь? — Дортмундер внезапно сообразил в чем здесь может быть дело.

Но Бокер понял все по-своему.

— Именно это ты увидел, городской мошенник, когда выходил из кассы с нашими денюжками в кармане! Ты заглянул в эту дверь, и увидел что на сцене только один крестьянин, это Келли, и бутафорского осла нет и….

— Какого осла? — не понял Дортмундер.

— Бутафорского осла! — заорал Бокер, сердито указывая на свою голову. — Голова! Это бутафория!

— Знаешь, Джесси, в некоторых профсоюзах это называют костюмом, — вставил Келли.

— Без разницы! — отмахнулся от термина Бокер, как будто сам недавно не козырял тут знаниями театрального сленга. — Не важно как она называется, но ты ее увидел или не увидел. Ты увидел что Келли на сцене один, без этой головы, и других крестьян рядом нет, и вот тогда-то ты и придумал как можно обвинить кого-то другого! Но я тебе скажу — ни черта у тебя не выйдет!

Ну, невиновность не сильно-то ценили и раньше, как Дортмундер и подозревал, да и достоинство с гордостью тоже не выдержали испытания. Так и что у нас остается? Дортмундер ставил на насилие, которое по крайней мере может очистить поле деятельности. Но тут Келп заявил:

— Братан, дай мне поговорить с Джоном наедине.

— Этого я и прошу. Поговори со своим другом. Расскажи ему что мы деревенские не такие как городские; как мы не любим платить добром за добро когда мы в бегах и нам дали крышу над головой; и что когда мы вдали от города мы ведем себя ниже травы, тише воды. И Бог свидетель…

— Да, да, ясно, кузен, — соглашался Келп, хватая за локоть Дортмундера и протискивая его через поток выходящих зрителей. Он продолжал согласно кивать, словно слова Бокера вообще имели хоть какой-то смысл, а сам тащил его через почти опустевшую стоянку к одиноко стоявшему огромному дереву. Дортмундер пообещал себе что если Энди еще раз спросит не он ли украл, то он точно его размажет по дереву.

Но вместо этого, как только они скрылись под листвой, Келп тихо произнес:

— Мы в заднице.

Дортмундер вздохнул, и все еще сердито произнес:

— Именно так.

— Не знаю…Никак не перестану думать о…Сколько он сказал там было?

— Две с копейками. Что-то около трех штук. — И тут Дортмундер врубился к чему все это. — Ты думаешь что я унизился бы до кражи такой мелочи?..

— Конечно да, Джон, если бы обстоятельства так сложились, — отрезал Келп. — Вопрос в том, как нам прикрыть эту тему?

— Как это прикрыть тему?

— Ну, Джесси ведь сказал если мы вернем деньги, то он забудет обо всем и ни о чем больше не спросит.

Сейчас Дортмундер был действительно в шоке.

— То есть ты хочешь чтобы сукин сын думал что я вор?

Келп приблизился к товарищу и прошептал:

— Джон, ты и есть вор.

— Но не в этот раз!

— Да в чем дело, Джон? Ты же не собираешься его убеждать в этом, так и забей.

Дортмундер смотрел на фермерский дом, сейчас полный актеров, у одного из которых был карман денег с тремя штуками баксов. Может он сейчас наблюдает за ним в окно и посмеивается.

— Это кто-то из них и я не позволю ему смыться с деньгами.

— Почему? Что ты собираешься делать? Будешь играть в детектива? Джон, мы же не копы!

— Зато мы довольно часто видели как они работают.

— Ну это же не одно и то же! Джон, сколько у тебя денег?

— С собой? — проворчал недовольный Дортмундер, не желая даже обсуждать эту тему. Но тут краем глаза он заметил уходящего в дом Келли.

— Почему это не может быть он? Партнеры всегда друг у друга воруют.

— Он на сцене был, Джон. Так сколько у тебя денег?

— С собой где-то пара сотен. В чемодане, в доме у твоего чертового кузена, может штука.

— Я могу насобирать сотен восемь-девять. Пойдем посмотрим что можно сделать.

— Не нравится мне все это. Начнем с того что я не согласен с идеей возмещения убытков вообще, а твоя задумка еще хуже.

Потеряв наконец терпение Келп возмутился:

— А что еще нам делать, Джон?

— Обыскать дом, театр. Думаешь какой-то любитель может сделать нычку, которую мы не найдем?

— Нам не позволят делать обыск. Мы не копы, у нас нет власти, мы не можем тут всех задавить авторитетом. Именно так делают копы, ты же знаешь — они не расследуют преступление, они ходят везде, важничают и как только ты неосторожноподашь голос, то тут же схлопочешь от пяти до десяти в Грин Хэвен. Ну же Джон, кончай со своей гордостью!

— Я не собираюсь признавать себя виновным, — настаивал на своей честности Дортмундер. — Ты хочешь ему дать деньги, мы дадим ему денег, но я не признаю что это моих рук дело.

— Отлично. Пойдем потолкуем с ним.

И они пошли обратно к сараю, в тени которого стоял кузен Бокер.

— Братан, мы хотим заключить сделку, — сообщил Келп.

— Но никаких признаний, — вставил Дортмундер.

— Две тысячи семьсот двадцать четыре доллара — вот единственная сделка между нами.

— У нас столько нет, учитывая что Джон вообще не брал твоих денег. Но мы понимаем как все выглядит и зная какая репутация у Джона…

— Эй, а как насчет твоей? — возмутился Дортмундер.

— Ладно, наша репутация. Короче, мы хотим немного помочь тебе, хоть мы и не брали ничего, но мы можем дать тебе пару тысяч. Приблизительно.

— Две тысячи семьсот двадцать четыре доллара или я зову солдат.

— Солдат? — Дортмундер недоуменно посмотрел на Келпа. — Он что собрался позвать армию?

— Это он про патрульных говорит, — пояснил Келп и опять обратился к кузену. — Это не хорошая идея, братан. Нам еще с законом проблем не хватало. Может ты возьмешь две…

— Две тысячи семьсот двадцать четыре доллара, — стоял на своем кузен.

— Да ну его к черту! — воскликнул Дортмундер. — Почему бы нам просто не свалить отсюда?

— Я знал что вы про это подумаете! — Бокер просто сочился самодовольством. — Поэтому и послал Келли за подкреплением.

Дортмундер обернулся и увидел как Келли возвращается из дома вместе с остальными сельскими ребятами. Их было пятеро, все в комбинезонах и футболках. Они стояли и смотрели на Дортмундера и Келпа, для разнообразия и сами став зрителями.

Это один из них, подумал Дортмундер. Я здесь, он — там. Задачка не из легких.

Келп что-то сказал, кузен что-то ответил, Келп еще что-то сказал и Келли что-то вставил, а Дортмундер отвернулся.

Это кто-то из этих пятерых, думал он. Один из них напуган, находясь здесь, так как не знает сможет ли выйти сухим из воды. Смотрит на меня и не знает как все дальше обернется.

Глаза? Нет, они же актеры. Парень прекрасно знает как вести себя чтобы не выделятся. Но это точно один из них!

Так, это не толстяк. Посмотрите на тощего Келли и на этого толстяка! И даже с головой осла он не похож на Келли, так как в первом отделении было видно как выглядит Келли с ослиной головой.

Постойте-ка. То же самое и про длинного можно сказать. Келли наверное где-то 5 футов и 5 или 6 дюймов, а этот верзила должно быть ростом больше шести футов. Он еще стоит ссутулившись, так что если на него одеть голову осла, то губы ослика будут прямо на пряжке ремня. Нет, не он.

Вот те раз! Два отпали, осталось трое.

Беседа тем временем продолжалась и довольно оживленная, но Дортмундер все изучал селян.

Вот этот бородач. Ну, под ослиной головой бороду не видно, но все-таки посмотрите только сколько волос! Огромная копна черных кудрей на голове, очень волосатые руки и тело. С ослиной головой он бы выглядел уж слишком реалистично. Я тогда заметил это? Отметил ли я про себя: «Ух ты, ну-ка, какой волосатый осел?» Может быть, может быть.

Обувь? Черные ботинки или туфли. Есть какая-то разница, но не слишком явная чтобы заметить.

Подождите! Парень с изящной шеей, которого следовало бы держать отдельно для его же блага, если вдруг ему засветит от двух до десяти в Грин Хэвен, он еще двигается как балетный танцор. У него на комбинезоне характерная складка. Не тот! Он мог напялить на себя костюм осла и все равно я бы знал что это не он.

Итак, номер пятый. Парнишка лет чуть больше двадцати, среднего роста и веса. Ничего особенного, кроме часов. Тот самый парень из первого отделения, когда я ожидая окончания, от скуки искал чем себя занять и заметил его руку с незагорелой полоской на запястье, где обычно носят часы. Теперь он стоит с часами на руке. Была ли белая полоска на руке у парня который прошел мимо меня?

— Джон? Джон!

— Да. Что такое? — удивленно оглянулся Дортмундер.

— Что такое? — Келп был практически в истерике и явно хотел понять почему Дортмундер так спокоен. — Думаешь ей надо или нет?

— Извини, вопрос пропустил. Кому что надо? Или не надо? — сказал Дортмундер а сам думал: «Волосатые руки или часы? Часы или волосатые руки?»

— Мэй, — пытаясь говорить спокойно, ответил Келп. — Как думаешь если позвонишь Мэй, она пришлет нам тысячу для кузена?

Волосатые руки или часы? По лицам ничего не видно, в глазах тоже пусто.

— Джон? Да что с тобой такое?

— Итак, — сказал Дортмундер, надевая на лицо улыбку и стараясь даже изобразить смех или что-то вроде. — Итак, ты нас поймал, кузен.

— Что? — уставился на него Келп.

— Да, мы взяли бабки, — ответил Джон, пожав плечами. — Мы просто пошутили. Понимаете, не собирались даже оставлять их себе.

— Да уж, — саркастически хмыкнул Бокер.

Келп просто окаменел. Стал как известняк под кислотным дождем.

— Где они? — холодно и грубо спросил Келли.

— Ну, точно мне не известно. Я отдал их напарнику чтобы спрятал.

Келп заверещал. Получилось очень похоже на тех цыплят что держал сосед Бокера.

— Джон! Но ты мне ничего не давал!

— Да не тебе, моему другому напарнику. Один из здешних актеров, старый дружок. Я сунул ему бабки, а он их припрятал в доме.

Так волосатые руки или же часы? Дортмундер широко улыбаясь, обернулся к парню с белой полосой на руке под часами.

— Так ведь?

Парень заморгал.

— Не понимаю.

— Да ладно! Шутка затянулась. Если Бокер вызовет патрульных, я просто расскажу им что отдал деньги тебе и они пойдут в дом и найдут их, а все знают что в этот дом я не заходил, так что это точно был ты. Ну так что хватит шутить?

Парень задумался. Все стояли и смотрели как парень думает, а раз думает значит есть о чем. И вот он осматривается и понимает что все уже знают. Тогда он смеется, хлопает в ладоши и спрашивает:

— Они точно туда пойдут?

— Точно. Почему бы нам с тобой не сходить в дом и не принести кузену его деньги?

— Почему бы нам всем не пойти туда и не забрать эти чертовы деньги? — взревел кузен.

— Тихо, тихо. Почему бы тебе не оставить нам наши маленькие секреты? Мы войдем в дом и выйдем с деньгами. Ты получишь свои деньги обратно, кузен, не беспокойся.

Дортмундер и парнишка зашагали мимо изумленных актеров через парковку к дому. Парень поднялся по входной лестнице, прошел по коридору к третьей слева комнате. В ней оказались две узкие кровати, два маленьких комода и два деревянных стула.

— Ну-ка, ну-ка, — Дортмундер стал разглядывать приоткрытый не больше чем на три дюйма ящик одного из комодов. — Приклеил к задней стенке.

— Хорошо, хорошо, Шерлок Холмс! — зло ответил парнишка.

Он подошел, вытащил ящик полностью и положил его на кровать. Изолентой к задней стенке был приклеен белый конверт. Парень оторвал его и передал Дортмундеру. На конверте, в верхнем левом углу был отпечатан адрес с именем «Бокер и Бокер. Удобрения и корма».

— Как ты догадался? — поинтересовался парнишка.

— Обувь, — просто сказал Дортмундер.

Это была одна из старых детских шуточек, но когда парнишка взглянул вниз на свои ботинки, первое что он увидел это был кулак Дортмундера.

На улице, подойдя к ожидающим селянам, он показал им открытый конверт и все увидели внутри него деньги.

— Хорошо?

— А где Чак? — спросил Келли.

— Отдыхает.

Бокер двинулся забрать конверт, но Дортмундер остановил его:

— Не сейчас, кузен, — и спрятал конверт в нагрудный карман.

Бокер взревел:

— Не сейчас? Ты что тут за игру затеял, приятель?

— Ты нас с Энди отвезешь к себе домой. Мы соберем свои вещички, потом ты отвезешь нас к автобусу и когда автобус приедет я отдам тебе твой конверт. Будешь валять дурака, я снова его спрячу.

— Я не мстительный, — буркнул Бокер. — Все чего мне надо так это назад мои денежки.

— В этом и разница между нами, — заметил Дортмундер, но Бокер его уже не слушал.

Грузовичок Бокера был одним из нескольких оставшихся на стоянке машин. Бокер сел за руль, рядом уселся Келп, а сзади среди старых газет, картонок и брошюр об удобрениях устроился Дортмундер. Они направились к городу и по дороге Бокер поглядывая в зеркало заднего вида, размышлял вслух:

— Я тут раздумывал что же там случилось. Ты вообще денег не брал, так ведь?

— Как я и говорил.

— Их взял Чак.

— Точно.

Келп развернулся чтобы видеть своего друга.

— Джон, а как ты догадался что это он? Это, блин, просто гениально!

Если Келп считает что это гениально, то лучше Дортмундеру не рассказывать обо всем мыслительном процессе, так что он ответил коротко:

— Просто догадался.

— Ты поймал Чака в ловушку, иначе он просто отрицал бы все.

— Ага.

— Ну так я должен извинится перед тобой, — Бокер действовал как настоящий мужик.

— Ничего.

— И нет причин чтобы вы уезжали, парни.

— Ну я думаю нам в любом случае уже пора было уезжать. Так ведь, Энди?

— Думаю, да.

Когда Бокер свернул к своему дому, Дортмундер спросил его:

— Бардачок закрывается?

— Да, а что?

— Я скажу как мы поступим, — обратился к нему Дортмундер. — Мы запрем конверт в бардачке, и ты отдашь мне ключ. Когда же мы сядем в автобус, ты получишь свой ключик обратно. Ты ведь не доверяешь мне.

— Это несправедливо, — с обидой сказал Бокер, паркуясь возле дома. — Я ведь извинился.

— И все равно, нам обоим будет легче если сделаем именно так. Где ключ?

Так что Бокер с Келпом наблюдали как Дортмундер пристраивает конверт в бардачок среди всякого мусора. А через час сорок пять минут уже сидя в автобусе едущем в Буффало Келп повернулся лицом к Дортмундеру и спросил:

— Так ты это сделал, да?

— Конечно сделал, — легко согласился Дортмундер, доставая смятые деньги Бокера из кармана брюк. — Не обращайтесь так со мной и не пугайте меня солдатами!

— А что же у кузена в конверте?

— Брошюры о навозе.

Келп тяжело вздохнул, видимо думая о будущих осложнениях в семейных отношениях.

— И все же, Джон, не стоит его винить в том что он пришел к таким выводам.

— Если хотел то стал бы. К тому же я их практически заработал — мне пришлось такое пережить! Все это… Мучение, ну ты понял о чем я. Душевные муки, да. Вот через что мне пришлось пройти!

И он принялся снова распихивать деньги по карманам.