Восемь лет с Вагнером

Зашли мы в Сирию, там получили задание, выехали на место. Сначала пацаны приехали на рекогносцировку — я не выезжал туда, поэтому своих впечатлений про рекогносцировку сказать не могу. Задача состояла в следующем: у нас есть узкий перешеек, точнее два узких перешейка. По одному узкому перешейку пошла «четвёрка», занимать рубежи. А с правого фланга идём мы. Я на тот момент не разглядывал ни карты, ни диспозицию противника.

Сначала пришлось немного повозиться. Сирийцы нам сказали, что они со своими сапёрами разминировали свою же линию обороны для нашего прохода. Но я их сапёрным навыкам не доверяю — и, поскольку много лет в головном дозоре проходил, пошёл первый в «головняке» и снял ещё семь мин. За мной должен был идти весь отряд — там уже пацаны дополнительно сняли несколько заграждений и ещё семь мин. Всё это было в полной темноте, практически наощупь. Я даже «ночником» не пользовался — потому что у меня из-за контузии упало зрение и что «ночник», что тепловизор меня сильно слепят. Я стараюсь рассчитывать только на свои глаза в темноте неплохо вижу и чувствую многие вещи.

Разминировали линию вместо сирийцев, пошли дальше. Дошли до определённого рубежа. С обеспечением навигации тогда были очень большие проблемы, поэтому в некоторых местах немножко заблудились. Опять же, времени на подготовку было мало, и я лично карту не изучал. Мы немножко ушли мы в сторону, потом, когда Злой достал навигатор, очень сильно боялись, что нас могут запеленговать. Понимаешь, мы тогда еще не знали, на что способен противник, и думали, что с его стороны очень много технических средств, которые нас пеленгуют. Но Злой всё-таки не вытерпел и достал навигатор свой. Определил наше местоположение и понял, что мы на 300 метров ушли влево.

Мы вернулись на хребет, сели на него. Первая операция у нас обошлась, в принципе, без особых боёв. Только одна группа за этот момент завязала бой, но игилоиды отстрелялись и ушли. Были еще небоевые потери: в этот день, пока мы готовились, парни решили заминировать боковые подходы, и у нас тогда 2 человека погибло. На свои же мины напоролись по незнанию.

Первый «мясорубочный» бой

Пока мы сидели там, на хребте, наши запустили беспилотник. Выяснили позиции противника, распределили их по взводам — кто что берёт. Задачу нам поручили выполнять ночью. В общем, первый такой мясорубочный бой у нас произошёл…

Мы получили задание, распределили нас по взводам, кто какие координаты берёт, куда наступает, кто кем командует, сводные группы собрали — и пошли. Опять ночью. Я как чувствовал, что противник нас может поджидать с «ночниками» и с «тепляками», и поэтому саботировал, скажем так, время наступление. Не то, что я там пытался скрыться за чужими спинами и так далее я просто выждал более подходящий момент. Потому что понимаю — отвечаю за людей. Как оказалось, позднее, практически все командиры так же саботировали, и в определённое время никто в заданный квадрат не вышел.

Опоздание было на полтора часа — до рассвета. Как только начало рассветать, мы вышли в заданные квадраты. Я тоже ускорился со своей группой. Дошли до заданной точки, встретили сопротивление. Практически из всех взводов, кроме моего, наступление сразу же захлебнулось. Большая часть пацанов шла по открытой местности, солнце встало — а духи сидят на господствующих высотах. У них снайпера, пулемётчики, ЗУ-шка, АГС — а мы просто пехота, у нас ничего тяжёлого не было. Всё тяжёлое шло сзади, далеко. Я бы по-другому поступил, если бы мне дали командовать данной операцией, особенно зная исходные данные.

В общем, мы взяли назначенный нам укрепрайон духовский. Отделение моё проявило себя достаточно жёстко и героически — никто не включил заднюю, я был в первых рядах, каждого контролировал. Зашли на позиции, взяли, закрепились. В тот момент со мной был Злой, командиром взвода. С нами были Рус и Тайсон — люди, благодаря которым в первую очередь состоялись во всей этой командировке все атаки. Турист, Ветер, Тор, Рус, Тайсон — люди, которые, как и я, не знают тормозов. Если у тебя впереди противник, то они все знают: если начнешь отступать, то ты уже потенциально «двухсотый», а если будешь идти вперёд, то у тебя есть шанс и выжить, и выполнить задачу. Не знаю, может я им навязал такую психологию?

Мы взяли свой укреп, зачистили, закрепились — и мне этого показалось мало. Потому что все остальные взвода только начали штурм своих укреплений. Самостоятельно как бы без указания сверху, я взял всех пацанов — 2 отделения. Одно отделение оставил там, а два отделения взял.

При штурме этой высоты, когда мы зачистились и пошли вперёд на досмотр, моего лучшего друга — Злого, снял снайпер. Он вышел на высотку, которую должен был штурмовать разведвзвод — они там под плотным огнём сидели, не могли забраться наверх. Злой в итоге получил ранение в голову, огнестрельное. Я отдельное «спасибо» хочу сказать компании за то, что два года его лечили в «Согазе». Он пережил клиническую смерть, его довезли, спасли. Лечение обходилось в просто баснословную сумму — в месяц 600 тысяч. После его отправили домой, потому что врачи развели руками, сказали, что дальше как бы вариантов нет. Ему от компании сделали пенсию в 100 тысяч рублей, и плюс ещё государственную пенсию выбили. То есть, в принципе, на 120 тысяч достаточно неплохо можно жить, даже инвалидом. Но так получилось, что жена не захотела его терпеть дальше, они развелись. Он сейчас у матери живёт. Я к нему в этом году ездил, навещал.

Короче, когда его ранили и эвакуировали, меня это очень сильно подстегнуло. Свою высоту мы взяли, и вижу — слева в километре, справа в полутора километре бойня идёт. Я пошёл помогать в тот момент Карабину, у него в отделении командира второго взвода «задвухсотило», Бекаса — он со мной в срочную службу служил, старшиной был. Потом на гражданке пошел в ОМОН, до полковника дослужился…

Пришли мы к нему на высотку к Карабину. Бекаса «задвухсотило», у них там несколько «двухсотых» подряд. В двадцати метрах от них, возле другой горы, лежит раненный чувак — истекает кровью. А эти боятся перебежать с места на место, оказать ему помощь, потому что все боятся.

Я поставил своих пацанов, они обстреляли высотку, в этот момент я с Туристом перебежал, но было уже поздно. Мы попытались с пацанами его перевязать, он скончался у нас на руках. Мы все в крови были, у него хлестало конкретно там ему видимо артерию задело, или что. Погиб у нас на руках.

Пошли мы дальше. Зашли с правого фланга на эту горку, затащили туда Карабина с его людьми. Добили духов. Двое из них успели спастись — свалили на соседнюю высотку. Посадил я Карабина на эту высотку, и, не связываясь с руководством, рванул в сторону Лотоса, потому что они тоже там застряли конкретно. Вот. Прибежал туда с одним отделением уже — Карабину оставил отделение, а сам захватил первое отделение и прибежал туда.

До Лотоса мы добирались под страшным обстрелом. ЗУ-шка била — пока мы бежали, двоих потеряли «двухсотыми». Парней мы оттащили, эвакуировали. Добежали до Лотоса, к нему как раз еще Зомби подтянулся в тот момент. Обсудили детали, что дальше будем делать. Ну и пошли в наступление. В общем, взяли и их высотку тоже.

Потом уже совместно гнали мелкий отряд духов. Там двое или трое боевиков отступало, мы их километров пять гнали — просто тупа бежали за ними. Они отстреливались, мы бежали за ними до рубежа. Там огромное русло реки было, и когда они за русло дошли, нам уже командир отряда кричит: «Стоп!». До этого рубежа доходим и дальше никуда не идём. «Вы их ещё можете гнать так много километров».

В общем. Расстояние достаточно большое было — метров 600–700, просто по ним не попадали. Это, скажем так, для меня был бой, когда Лотос себя достаточно хорошо зарекомендовал — он был новым человеком на тот момент в отряде, и может людей не знал, может что-то как-то неуверенно себя чувствовал. Но, видимо, мои действия придали ему уверенности в себе. Потом, в последующие операции он уже конкретно руководил своим взводом. Мы, можно сказать, соревновались с Лотосом, кто больше высоток возьмёт, и так далее. Просто на результат.

Когда бой закончился, подсчитали потери. У меня тогда, включая «трёхсотых», было 7 человек потерь во взводе, из них трое «двухсотых» и четверо «трёхсотых», тяжёлых. Все тяжёлые. Мы перегруппировались, получили новую задачу — идти на завод.

Укрепрайон духов. История Виктора Блинова

Мы знали, что мы идём брать завод. Но перед заводом нужно было разобраться с достаточно сильным укрепрайоном духов на подходах. Пошли мы туда днём на разведку. Шли мы с командиром третьего взвода, с Морганом, и с его бойцами. Я тогда взял из своего отделения самых проверенных и взвод Моргана. Кто бы там что не говорил про Моргана, но он — инструктор, а не боевой офицер. Он в критических ситуациях не смог руководить взводом на достаточном уровне, чтобы люди не расползались.

Плюс, когда мы прошлись, наши запустили квадрокоптер, сверили позиции духов. Я пытался убедить начальство, что достаточно подогнать танки и с расстояния километр расстрелять эти точки. Если б не было танков — у нас были «Сапоги» с собой и АГС-ы, и тоже было бы достаточно просто их расстрелять. Но Ник у нас — любитель ночных операций, поэтому он назначил ночную операцию. Мой взвод идёт во фронт, взвод Карабина идёт с правого фланга. Мы дошли, по моим прикидкам, практически до рубежа.

Мы дошли до рубежа и уткнулись в оборону духов. Нас начали с трёх точек поливать с пулемётов. Но мы не остановились, пошли дальше. Я перешагнул канаву — русло небольшой речки, а парень, который шёл за мной, позывной Керосин, в эту канаву взял и наступил. Его просто разорвало на части. Мы тогда первый раз столкнулись с нажимниками, с буквально массовым использованием нажимников.

Керосина разорвало на части, а меня, — я находился в метрах 3-х, — подбросило на высоту метра на четыре. Я потерял сознание, а когда очнулся, подумал, что сейчас пацанов попрошу меня застрелить. Левую сторону тела вообще не чувствовал отнялась вся. Начал щупать — рука, вроде, на месте. Думал сначала, что мне оторвало руку-ногу. Начал щупать правой ногой — тоже на месте. Через секунд 15–20 чувствительность начала возвращаться. Видимо, нервные окончания парализовало временно. Ко мне подбежал медик, вместе с Русом помогли встать. Ствол, рацию нашли и пошли дальше в атаку.

В этом бою у меня погиб человек, которого за сутки до этого штурма ко мне привели во взвод. Потом мне он покоя не давал всё время. Что он, кто такой, откуда взялся? Я знал его фамилию, имя, отчество, потому что мне как командиру взвода дали его данные. И когда я в интернете потом начал смотреть, я реально охренел. Это был Виктор Иванович Блинов. Это легендарная личность — ещё с Советского Союза, был в «Альфе», штурмовал дворец Амина, в очень многих горячих точках участвовал.

Как потом я понял, дед пришёл умереть в бою, как настоящий воин. У него уже была четвертая стадия рака. У него в Москве было всё замечательно, я с ним беседовал ночью перед штурмом. Он сказал, типа, его внуки задолбали. Но, как по мне, он просто пришёл умереть по-мужски. Когда мы дошли до рубежа и пошли в атаку, первоначально я не видел за горой, что происходило со взводом Карабина и Зомби.

— Какой у него позывной был?

— Берсерк. Это его основной позывной, который у него был ещё во время службы в «Альфе». И ко мне он тоже пришёл, представился Берсерком.

Перешли рубеж, где можно спрятаться и перегруппироваться. Я посмотрел на своих людей — проверить, кто остался, и в этот момент духовский пулемет ранили одного парня в лёгкое. Парни оказывали ему помощь — и по моей наводке все попытались заткнуть этого пулемётчика. Там до него оставалось метров 100, он поливал нас в открытую.

Рус с Калачом вошли слева, Ящур с правой стороны стоял, я по центру, короче, стоял с Вадиком. И в этот момент уткнулись, и никто дальше не может идти. Хоть и ведём огонь, но никто не попадает по этому пулемётчику. Минуты 3 поливали — никто не попадает. В этот момент дедушка Берсерк вышел сзади меня, говорит: «Дай я попробую». Ну, я как бы просто не подумал, чего он там собирается пробовать. Говорю: «Давай, попробуй».

Он взял гранату и попер на пулеметчика — в полный рост, в открытую, прямо на него. Метров, наверное, 30 он не дошёл пулеметчик его скосил. Но своим выходом Берсерк отвлёк внимание духа на себя, и в этот момент пулемётчика смогли задавить Рус с левого фланга, тоже с пулемёта, его срезал.

Я приказал парням оттащить дедушку Берсерка. У него в руке осталась граната — при том, что там уже было выдернуто кольцо. Он был мёртвый, а граната неразорвавшаяся осталась в задеревеневшей руке. В общем, оттащили его и пошли дальше.

Хребты за Шаиром

Дальше пошли на хребет. Туда подошла сначала «четверка» с Бродягой подошли к левому окончанию, к подножью, где засели духи. Там парни неистово огребли из ДШК, подорвались многие на минах, и отошли — километра на 3.

Нам поступил приказ для начала занять прихребетье там ещё один маленький хребет прямо перед основным хребтом пролегал. Мне поступил приказ идти первому. Сначала с разведвзводом пошёл туда Зомби. Они дошли до подножья, не встретили никакого сопротивления и решили закрепиться на этом маленьком прихребетье. Я пришёл туда со своим взводом. С начальством связи не было, Зомби пытался с ним связаться — но все было без толку. Разница в высотах метров на 250.

Я понаблюдал в бинокль, сказал, что нечего нам здесь делать, в прихребетье. Потому что ночью духи, если подкатят тяжелое на хребет, нас с высоты просто размотают. Ну:

— Что ты предлагаешь? — спросил Зомби.

— Я предлагаю взять хребет.

— Как так?

— Да вот так. Я сейчас наблюдаю, что там сейчас в зоне нашей досягаемости всего две точки. Пусть с этого прихребеться пацаны долбят, а мы наступаем в этот момент. Как только мы спустимся в долину, мы будем в зоне досягаемости, и будем подыматься до самого верха.

Ну, Зомби пытался с Ником связаться, чтобы он одобрил. Так и не смог связаться, кричит: «Ладно, давай». На свой страх и риск, беру ответственность на себя — давай. И мы пошли.

Лотос пошёл слева, я пошёл справа. Зашли на хребет, духи поняли, чем это пахнет — и начали в панике бежать с хребта. Никто на их позициях не остался. Лотос погнал их в левую сторону, в прихребетье, где «четверка» стояла, гнал их километра три по склонам. А я гнал духов в правую сторону, где потом «единичка» встала — километров 7 мой взвод гнал их по хребту. По всем позициям духов прошел дикий шухер: одна позиция убегает, предупреждает вторую — и они уже вдвоём бегут на третью, а мы их преследуем.

Шёл дождь. Мы гоним духов по этому хребту, а пацаны оставались, закреплялись на точках. В итоге заняли хребет, как раз Ник подошёл и мы плотно там закрепились.

Когда «четвёрка» подошла к прихребетью с левой стороны, они, естественно опасались, что там все заминировано. Я послал туда своих людей, они нашли в нескольких местах плотно заминированные укрепления. Естественно, вызвали бригаду сапёров. Они кричат: «Ой, да ладно, пускай заходят». Я говорю: «Что да ладно, пускай заходят? Мои люди уже нашли там…». Они говорят: «Да ладно, нет там ни фига». Я не выдержал и говорю: «Ну иди, сходи сам, посмотри». В общем, вот этот мужик, который все говорил «да ладно», «да ладно»

— насквозь пошёл сам и подорвался. Слава богу не «двести», а «триста», но подорвался. Не помню, как его звали, бригадным сапёром был.

В общем, наших саперов послали обратно, Аврам там хорошо разминировал всё, и «четвёрку» посадили туда — в прихребетье. Мы сами забрались на хребет, три недели стояли-ждали, наблюдали за духами, за их высотками, которые через долину перед хребтом. Дело в том, что за вот этими высотками с левого фланга уже был маленький завод. Мы получили, соответственно, задание — захватить маленький завод.

Несколько раз пытались, пробовали, Лотоса туда разведчиком направляли, мы с Немцем и его сорвиголовами несколько раз лазили туда — и неизменно попадали под обстрел. Один раз нам пришлось выручать разведгруппу. Они попали в котёл — духи их зажали с двух сторон, и мы ходили им на помощь выручать. Мы тогда с правого фланга зашли, отвлекли на себя внимание, а они смогли вырваться из котла.

Карабин-Гора

Война — это, скорее, интеллектуальная такая штука… Такие бои, где все собрались и мочат друг друга на дистанции в 20–30 метров — очень редки. Тем не менее, в Сирии был у нас такой бой.

Это было на Карабин-Горе, как мы ее называли, недалеко от Шаира. На горе даже стоит какая-то табличка — мол, внесена в список достопримечательностей Сирии. Там стоит вышка — ее, естественно, уже положили, и она вся упала. И к нам приходили туда духи настолько близко подошли, что кидали гранаты. А у них гранаты, чтоб вы понимали, как немецкие такие — с длинной ручкой. Гранатка сравнительно небольшая, а ручка — достаточно длинная. То есть, ее можно бросить гораздо дальше, чем «эфку». Мы в них кидали «эфки», а они нам в обратку вот эти свои гранаты. Перекидывали настолько, что они улетали метров на 10 за нас, короче. И из-за этого мы не страдали от их гранат. Вонючие они какие-то, самоделки, я не знаю селитрой какой-то воняют.

Бой ночью состоялся, часов в 9 они напали. К сожалению, мы проморгали «фишку», хотя звоночки были. Был у нас там такой мужичок, он и сейчас у нас служит. Он афганец бывший, дяденька старый такой уже… Ему лет 65 или даже больше. Ну, он глазастый и относится к войне как к настоящей работе. Чувствует за собой ответственность, что редко бывает достаточно. Тем более, у ветеранов. Они обычно: «Эээ… Да нормально, все будет хорошо!» А этот все время смотрел, наблюдал. И он несколько раз видел, как духи подходили. Но этому не придали значения. И вот они в один прекрасный момент на нас напали, прямо близко-близко подошли. Они еще на танке заехали к нам на сопку, и привезли пехоты прямо на танке. Оборудовали недалеко от этой горы КП, то есть, командно-штабной центр, из которого осуществляли координацию боя. Причем, у них там поодаль еще 50 человек стояли. И на нас напали 50. А у нас там на горе ребят было — человек 11, ну, отделение, грубо говоря.

Меня тогда на горе не было, я под горой стоял. И вот эти 11 человек вели бой с превосходящими силами противника, пока им не выслали туда помощь. Довольно жесткий у них там был бой. В первые же минуты командир отделения был ранен. Через пять минут он сказал, что дважды ранен. Еще через пять сообщил, что он трижды ранен. И у него там трехсотые, трехсотые, трехсотые пошли… В общем, итог боя — 26 человек «трехсотых». А их там до подхода подкрепления всего 11 было бойцов. А «двухсотый» всего один погиб в самом начале. Мужичок такой был, «альфовец» бывший. В общем, был достаточно «валидольный» бой. До самого последнего момента думали, что высоту не удержим. Потом к нам подтянулись силы с других подразделений, из других взводов. И мы еще перешли в контратаку.

Я был тогда уже на АГС-е — АГС я поднял наверх, но он не пригодился. Мне сказали: «Ты теперь обычный стрелок. АГС брось, он тут пока не нужен. Когда будут отходить, тогда будешь долбить». Я заряжал пацанам магазины, как мне командир-взводник приказал. Раз ты прибыл на гору, заряжай магазины. Я еще снарядил гранаты. У нас есть товарищ, слава Богу, он жив-здоров, довольно известный у нас человек. И вот выходит он с позиции. Там все чуть ли не по-пластунски ползают, а он выходит в полный рост оттуда. И прогулочным шагом идет ко мне со стороны битвы. Приходит, спрашивает: «Патроны есть у вас?» Отвечаю: «Ну есть, братан. Заряжай». Посидели, зарядили. Я в этот момент продолжал снаряжать гранаты. Ну, он собирается, магазины к себе засунул, и таким же прогулочным шагом пошел туда — в бой. Вообще не пригибаясь, вообще пофигу.

— Стой! — кричу ему. — А че тебе, может, гранаты нужны?!

— Гранаты? А че, есть гранаты?

— Да конечно. Я вот, привез гранат вам на «Бардаке».

— О, отлично! Давай сюда!

— Сколько тебе?

— Да давай все. Сколько есть.

Наваливает себе на руку, прижимает согнутую в локте руку к телу, набирает гранат целую кучу. Одной рукой держит гранату, второй ее «расчековывает» хрясь! кидает ее в сторону противника. И пошел их кидать, короче! Штук, короче, 20 или 30 гранат раскидал по все этой местности. Гора просто скакала. А надо понимать, что я где-то больше 100 гранат привез, «эфок». И все эти гранаты буквально за 15–20 минут были в сторону духов выброшены. Там у них просто шансов не было. Просто мясорубка была.

Когда мы отбили их атаку, огонь с их стороны начал стихать, видимо, у них патроны уже начали заканчиваться. А подвоз прекратился, потому что уже опасно стало духам подвозить боеприпасы с их стороны. С этого момента духи начали заезжать на эту гору прямо на джипах. Даже на танках. Скидывали боеприпасы своим, забирали раненых, увозили…

Что еще запомнилось — у них там под горой, чуть левее, было сделано что-то типа госпиталя. Буквально метрах в ста от горы. Когда они отступали, оставили там человек шесть со следами насильственной смерти. Они все там скончались. Видимо, мертвых бросили, не стали вывозить. Накосили их там будь здоров: дорога с горы была вся в крови. Мы их просто разбили, несмотря на то, что народу с нашей стороны было не так много.

Я там, кстати, первый раз с «тепляка» пострелял. Как было дело. К противнику на холм выходит группа с правой стороны, прямо на холм поднимается. Там пацаны были разведчики. У многих были «тепляки», «ночники» на винтовках. У нас ничего такого не было — мы обычное штурмовое подразделение. Нам говорят командиры, что с правой стороны идут наши, сейчас мы со своих позиций будем организовывать контратаку, выбивать их с горы и гнать до низа, короче. Начинается контратака, мы бежим — и тут я вижу, как эти разведчики выходят с фланга в темноте. В кромешной. Тем не менее, силуэты различимы. И вижу, двое подходят к трупу духа, один его переворачивает. А у духа граната была зажата на взводе на груди, без замедлителя. Она взрывается, они кубарем разлетаются, падают… и лежат.

Я думаю: «Все, по ходу, ребятам кранты». Подбегаю к ним, смотрю, один приподнимается, раз-раз, по башке себя постучал, говорит, нормально все, и побежал дальше. А второй лежит, хлопает глазами, оттекает от взрыва. Я его за грудки взял, в яму какую-то отволок. А там неровная местность, я его тащу, ему больно, он кричит: «… твою мать! Оставь меня здесь! Не тащи! Мне больно!» Я говорю: «Нет. Надо тебя укрыть».

В ямку его затащил какую-то, положил. Говорю: «Ты как? Целый?» Отвечает: «Вроде да. Сейчас полежу минут пять, и побегу дальше штурмовать». Да все, говорю, ты уже набегался. Ему башку все растрясло взрывом — ни фига не соображает, а рвется дальше в бой. «Все, хватит, говорю. Ты лежишь здесь». И смотрю, у него что-то светится. Оказалась СВД-ха думал, что с ночником. Я ему говорю: «Дай мне ее, я пошмаляю, у тебя там „ночник“ хороший» Он мне: «Это не „ночник“. Это „тепляк“».

Я у него вырываю эту винтовку из рук, хоть он ее и удерживал активно — все хотел штурмовать — и рванул на поле боя. А там, как в игре. Бегают эти духи, виден их КП вдалеке. Там рядом уходит русло высохшей реки влево, метрах в 600–700 от этой горы, и там духов прям море. Кто-то куда-то ходит, таскают какие-то цинки, еще человек пять стоят — из-за горы видно, как головы шевелятся. И я с «тепляка» раньше не стрелял никогда. А он у него стоял на четырехкратном приближении. А я откуда знаю, где там какие «краты»?

Перед горой наши пацаны начинают штурм, а лежу с этой винтовкой, с «тепляком», и прямо вижу этих духов. Первый бруствер, второй бруствер. За первым стоят чуть поодаль друг от друга два человека, а за вторым бруствером, судя по тому, как он им махал, орал, какие-то приказы им раздавал, командир находится. Я сразу командиру в голову прицеливаюсь, думаю «Так, ну, судя по тому, что командир огромный (голова во-о-от такая, я прям почти лицо вижу его), надо мне ему прямо в жбан попасть». Бах! Выстрел, он вроде поник. Я думаю: «Класс. Командира ликвидировал». Второго ловлю. Бах! А он даже не шевелится. Думаю, что за дела такие? А я же не знал, что «четырехкратник» стоит. Не попал.

Репу почесал, взял чуть выше. Бах! Метров пять не долетела пуля, упала перед ним. Четвертый выстрел. Бах! И попадаю прямо перед лицом командира в бруствер. Он, короче, понял, что по нему стреляют и, похоже, с использованием чего-то ночного, потому что его видят. Они берут, снимают разгрузки, бросают автоматы, ложатся — и кубарем покатились назад. Просто, когда ты повышаешь высоту фигуры своего тела до сорока сантиметров, в тебя практически нереально попасть. И они покатились по полю, по всем этим колючкам, без оружия, без разгрузок. На этом мой бой закончился.

Начали раненых искать. Мы вместе с ротным нашли одного духа, подстреленного в живот. А темнота страшная, ничего не видно. У меня фонарик у единственного, почему-то, был. И он тускло красным светом горит, батарейка уже садится. Мы светили на землю и вдруг: «а-а-а-а!». Кто-то стонет. Отходим немного, смотрим — лежит тело. Подходим, а у тела руки нет, и как в фильме «Чужой», из грудины все мясо вырвало и позвоночник виден. Этот мертвый был. Говорю: «Осторожно! Здесь где-то Чужой шарится!». Все поржали.

Потом, кстати, еще «Хищника» нашли — там в низинке дух валялся, еще до боя убитый, зеленый уже. У него шакалы съели нижнюю челюсть, и из верхней челюсти такая мошня свисала. «Вот, говорю, — там Чужой, а здесь Хищник».

Нашли в итоге этого стонавшего духа. Мы его сначала дернули веревкой, чтобы посмотреть, не заминирован ли. Доставили его на наши позиции. Он постоянно терял сознание. Лежит на боку, потом на пять минут отрубается, снова очухивается и стонет. Доставили в штаб, допросили.

Был у нас разведчик-пацан, его все наши знают тоже был в этом бою подстрелен в ногу. Бой уже практически заканчивается, но мы этого не знали на тот момент. И он прыгает на одной ноге. Вторая у него вообще не работает. Прыгает, и все говорит: «Че, когда штурмовать-то их будем?! Давайте штурманем!» Какой, блин, тебе штурм?! У тебя нога одна! А он говорит: «Да я на одной ноге буду прыгать!» А второй разведос был в руку ранен, и ходил тоже такой, с РПК в другой руке. А простреленная рука висит. «Я, говорит, буду топить „до талого“, я не остановлюсь». То есть, рвались вперед. Отчаянные парни, вообще. Лютые.

Об игиловцах

Духи оборонялись, как самые настоящие фанатики. До последней капли крови. Как раз перед маленьким заводом мы брали духовские укрепы сразу после хребта. Один дух — он был ранен, не знаю, может раз 10 уже раненый, боеприпасов у него не осталось. Молодой, лицо было не тронуто — лет 15–16 ему было. И, когда мои пацаны подбежали к нему, хотели его осмотреть, он в этот момент открыл глаза и разжал руки с двумя гранатами. Подорвал себя, пытаясь забрать остальных. Но пацаны вовремя отпрыгнули за горку, поэтому из моих людей никто не пострадал. Но этот момент я запомнил.

Понимаешь, сколько раз я в Чечне сталкивался с духами — так там они будут у тебя в ногах валяться. Я не имею в виду чеченцев. Тогда в Чечне очень много наёмников попадалось: тех же самых узбеков, таджиков, негров там всяких — сенегальцев. Эти будут до последнего валяться у тебя в ногах, просить о пощаде, деньги предлагать, и так далее. Но в Сирии я с таким ни разу не столкнулся: игилоиды были фанатиками своего дела, шли до последнего в атаку, в обороне сидели до последней капли крови.

И что самое главное — большая часть были совсем молодые. Всех, кого оставляли в безнадёжных атаках на позициях — они все были молодые. Стариков там не было. 15 лет, 16 лет. Не могу сказать, что их там были орды, полчища — в Шаирскую кампанию их было немного, где-то 50 человек, где 30, где 70 человек. В масштабах это не много, в принципе. Но сражались они достаточно хорошо.

Могу сказать одно: нам попался достойный противник. А вот сирийцы, которые с нами бегали в атаку — это были недостойные люди. Половина из них бросала автомат при атаке, сваливала в обратную сторону. А вот духи — это был реально достойный противник. После таких боев тебе ни разу не стыдно, что ты шёл против такого противника и победил его.

Кстати, именно поэтому лично я не позволял своим парням издеваться над трупами духов. Одно дело — забрать чего-нибудь из их снаряжения; тем более, что они до этого набрали много западного вооружения, обвеса, амуниции. Такое в бою может пригодиться. А вот резать труп на куски, ёрничать нет. Я считаю, либо ты воин, и в честном и открытом бою берёшь себе трофей, либо ты стервятник и занимаешься хернёй. Это ниже собственного достоинства, так что своим людям я подобное запрещал.

Пальмирский тигр

Под Пальмирой в 17-м году стояли на одной позиции. Наши вперед ушли, а мы им тыл прикрывали — нашим подразделениям. Так вот, две горы было, внизу палатка наша, и на двух сопках два НП (наблюдательных пункта) — по обеим сторонам. Была ночь, мы с товарищем стоим в бывшем духовском импровизированном капонире — он такой большой, весь из камней сложен — и наблюдаем, чтобы духи не пошли. Наблюдаем, наблюдаем, вдруг товарищ говорит: «Посмотри в „тепляк“! Что это такое?»

Темно было — хоть глаз выколи. Ни луны, ничего. Чуть дорогу видно. Раз, смотрю в «тепляк» а там прямо на дороге тигр стоит какой-то. Ну, кошка огромная, с таким полутораметровым хвостом. Стоит, а потом идет такая на нас. Я не знаю, откуда она здесь взялась. Я даже не думал, что в Сирии такие кошки есть. Я не знаю, как называется — просто она огромная. И тишина такая… Ни ветра не было, ничего. Мы смотрим-смотрим, и тут — раз — тигр этот пропадает с экрана.

Я командиру сообщаю: «Тут кошка здоровая шарится. Если что, стрелять можно?» Он говорит: «Ну, если кинется — стреляйте!» Я передернул затвор, стою, смотрю, где она. Ее нет, нет… И тут товарищ мой высунулся, и мне показывает: она под капониром сидит. Как домашняя. И смотрит прямо на нас. А ее только в «тепляк» видно. И чего с ней делать — не знаю. Жалко убивать-то.

Нас она осмотрела, и вниз пошла — к палатке. Я пацанам по рации говорю: «Вы сидите в палатке, не высовывайтесь.» А она спустилась к палатке, ходит чего-то ищет. Еду, может, искала — на этом месте духи много вещей и еды побросали. Пацаны такие: «Ну чего? Она ушла?» Я говорю: «Нет, возле палатки она. Видно в „тепляк“.» Пацаны потом сказали, что ее возле палатки вообще не было слышно. Походила вокруг, походила — и ушла.

Есть грустные моменты, а есть жизненные какие-то… Запоминающиеся. Допустим, как мы захватили духовский укрепрайон. Мы туда первыми заскочили, потому что остальным лучше было не ходить перед укрепом минное поле было. Мы туда зашли отделением своим, распределились. А духи только-только свалили оттуда, и у них там стоит кастрюля. Мы жрать хотим ужасно — а у них там картошка вареная в мундирах, рыбка. Еще теплые.

Мы походили по укрепу, вроде все чисто, не успели заминировать. И прямо там, где они сидели, мы костер разожгли, поставили чайник, подогрели картошку. Сели на места, где они сидели, достали у них там варенье. Вот чего запомнилось — финиковое варенье. Очень вкусное. Это даже не варенье, а пастила, что-то такое прессованное. Там же не было в доступности магазинов, поэтому настолько это для нас было неожиданно и вкусно.

По завершение трапезы я такой воскликнул: «Спасибо товарищам игиловцам! Очень вкусное варенье!» Все поржали…

Мистический случай был один, когда нам ЗУ-шку заПТУРили. С утра собрались пожрать, искали сухпайки. Наши говорят — посмотрите в ЗУ-шке, там еще есть. Залезаем на борт, смотрим, нету. Спрыгнули, отходим за «Урал» и в этот момент аккурат в ту самую ЗУ-шку прилетает ПТУР Буквально бы полминуты — и все мы были бы «двухсотыми». Повезло. Как говорят сирийцы, «Иншалла».

Аэропрт. Пулеметная дуэль

Вечер, в первый день штурм не получился, закончился. Подошли вплотную — и, получается, со стороны противника пулеметчик, и с нашей стороны пулеметчик. Еще светло, стоим и наблюдаем эту вот дуэль пулеметчиков. Они минут 20 стрелялись. Тишина по всему фронту, а они вдвоем пытались друг дружку перестрелять. Ну вот такой перерыв получился, что все сидят — кто заряжается, кто чинится. В итоге пулеметчики стрелялись где-то минут 15–20, и наш противника все же положил.

Мы шли на Пальмиру с первым отрядом. Первый отряд пошел через высоту 939, мы вместе поднялись, поняли, что технику провести нельзя — и повели в обход 939 выводить всю технику. За день. Там все огневые средства… Фактически, мы за день давали такой крюк, что сам «Ратибор», командир первого отряда, нам сказал, что мы красавчики.

И мы вот с «копейкой» на Пальмиру выходили, сначала на подстанцию, а потом с подстанции до школы. И вот от школы мы пошли через сады тогда на аэропорт. Там бой завязался вечером на краю. Пара прилетов было. Вот этот маршрут мы весь пробили, весь прошли, по дороге все, что было, поснимали. «Ратибор» был доволен. Наверное, ни один командир отряда про мою группу плохого не сказал. Мы со всеми поработали — никто ничего плохого никогда не говорил, потому что пацаны выкладывались по полной. Ноги прямо в кровь стерты у всех. Дистанции большие.

Я потом стоял в том самом ангаре на аэродроме, где танк жжёный на фотографии попал. А сирийцы заехали на аэродром на машине, и поставили свои палатки — ну прямо как цирк шапито, по кругу. Как по ним пушка начала долбить — они там все переполошились и сразу убежали. Одна только наша пушка работала — Д-30 стояла. Вот они отбивались, а эти все свалили — бросили свои пушки.

Мы все конечно, поржали над ними, над всем этим цирком. Мы там ночью сидели без света, без ничего. Потому что светомаскировка, это ж спалят сразу — вдарят и п***ц. А у этих всё горит, там, моргает. Я думаю — на кой черт вы этот палаточный цирк поставили? Ну вот чего забавного? Забавного-то нету. Люди гибли.

Мина из камня

Самая изобретательная СВУ у боевичья — камень, который мы крайний раз находили. Там провода лакированные. А когда эти провода лакированы, они как человеческий волос. То есть, «плюс» и «минус» обычные. И вот эти микрозамыкатели, которые из консервной банки сделаны… Ну, не из консервной, из жестяной. Его практически не было видно. Просто как паутинка такая вокруг этого камня, спиралевидная. Либо она через дорогу лежала и под цвет асфальта балончиком покрашена. Даже проходя пешком, ты можешь наступить. Не говоря уже о том, что техника пройдет, наедет и сбоку фугас сработает. И все… Мало того — у духов в тылу находилось мелкосерийное производство. То есть, у них целые мини-заводы были по изготовлению всего этого. В этом отношении они, конечно, молодцы как изобретатели.

Никогда не нужно недооценивать противника. У них, конечно, и духовитые свои люди, и профессионалы свои есть. Достаточно опытные, видать, там люди работали.

И сами мы изобретали. И таких изобретений не одно. Вот машинку первую на пульте управления машинку купили, а я сделал панцирь. А за ней прицепили мы грабли. Панцирь я спроектировал в 17-м году за одну ночь: утром быстро распилил металл, сделали металлический панцирь и две «корзинки» сбоку под мины. А потом ребята грабельки доделали. Собственно, зачем — когда машинку запускали вперед, она с помощью грабелек поднимала грунт и демаскировала «нажимник» на маршруте следования подразделения. И после этой машинки пободрее идти было. Потом уже на эти машинки ребята начали навешивать мины на управлении — дистанционные. Тоже их использовали. Потом к этим машинкам приделали камеры. Ну а прототип я, считай, сделал. Потом гранатомет приделали на машинку. С камерой. У нас там есть такие саперы, их называют «фиксики». Они паяют, все делают. Вот ребята делали на машинке гранатомет на пульте управления: вверх-вниз подымается, ставился либо РПО, либо РШГ.

Потом «Шмели» на управлении делали. На треноге. Потом что еще сделали «Утес» на пульте управления. Но так его потом и не применили. Мы его сделали, спроектировали, ребята сделали пульт управления, я там тоже поварил металл. То есть, он вправо-влево поворачивался, вверх-вниз. У нас «фиксики» делали систему управления, а я механику делал, в основном. Я в электронике не очень, а вот в механике использовал свои навыки. Я понимаю, как вот так сделать и так сделать, поварить, чтобы все это работало, крутилось, вертелось. А там уже спусковой механизм сделал из стеклоподъемника. Он прокручивался и выдавал короткую очередь. А ребята уже сделали пульт управления — с больших машинок брали, перепаивали, переделывали. Ну, достаточно много плюсов было. Машинка стоила 30 тысяч рублей, а миноискатель минобороновский — 300 тысяч. Ну, в этом соотношении, как говорится, голь на выдумки хитра — поэтому старались выкручиваться как могли.

Змей Горыныч

Еще вот как-то момент был, когда мы пошли помогать за Пальмиру. Была операция, командовали наши армейцы, а исполнители были местные и ливанский взвод. Там впереди были укрепы, и они не могли их взять, потому что перед ним было большое минное поле. А у нас «Змей Горыныч» установили на ГАЗ… И я договорился с армейцами (а там дистанция была километров пять): когда ливанцы выдвинутся, вы с минометов накидывайте по укрепу. Чем ближе они будут подходить, тем вы больше начинайте частить, чтобы противник головы не могли поднять, чтобы мы могли выстрелить из «Змея Горыныча» и тропу сделать под технику и личный состав.

Ну, взяли они у меня дистанции все… Но в итоге ошиблись в дистанциях очень сильно. И мы, уже дойдя туда, поняли, что не доходим, надо ближе подходить. Ну, с этой УРК-ой, фактически, одно попадание вес полторы тонны, считай, от нас бы там вообще ничего не осталось. Там просто была бы гигантская воронка. В общем, уже начинается потихоньку стрелковый бой. Ливанцев нам дали взвод, по-русски не говорят ни бельмеса вообще, а ими командовать нужно. И вот мы выходим на дистанцию выстрела из УРК, а там еще надо километр пройти. Проходим еще километр, уже оттуда — со стороны противника полетел то ли ПТУР, то ли из СПГ-9. Рядом с машиной легло. УРК-у развернули, с горем пополам запустили. А старое все техника со складов.

ПРИМЕЧАНИЕ: система представляет собой пусковую установку и многометровый рукав, наполненный взрывной смесью. Суть применения системы: машина производит выстрел таким рукавом, рукав падает на заминированную площадь, производится подрыв рукава, вследствие чего детонируют все взрывные устройства, установленные в грунте на дистанции в несколько десятков метров.

В общем, выстрелили. Ливанцы кинулись в атаку — а они ж не знают, что такое УРК-а! Это ж смертельно опасно! В общем, «Горыныч» лег на землю, а ливанцы рядом с этими кишками легли. И, в общем, в клочья разорвало половину личного состава ливанского взвода. От них даже пыли не осталось. Но мы задачу выполнили, армейцам все облегчили и фактически за них сделали их работу. В очередной раз.