Глава 26: «Величайший подвиг с горечью на устах…»

19 апреля 1716 года.

Часы сменяли друг друга, а наш капитан, что возложил на себя великую ответственность, сидел в своей каюте освященною великою луною, что взошла сегодня слишком рано, демонстрируя свой дивный наряд, опирался на стену, немного запрокинув голову.

— За эти два дня по моей прихоти на тот свет отправилось три с лишним тысячи человек… — его голос уже не дрожал, тремор покинул его руки пару часов назад, но холод, что пронизывал грубые мужские пальцы, терзал не только тело, но и душу. — Три тысячи человеческих душ… Я чудовище? — и наступило самое страшное для Эдварда Джонсона, молчание, что не отвечало.

Пути назад для этого человека больше нет. Не сможет он более жить, как раньше… Две с половиной тысячи врагов он погубил, что считал даже не людьми, полтысячи душ союзников погубили его губы, что озвучивали приказ, его руки, что отправляли людей в пекло. Одиннадцать месяцев назад это все началось… Может стоило мальчишке поступить, как Ли Му[1], что своей мудростью сохранил не только множество жизней в непростые времена, но и уберег земли свои от разгрома?

Но ведь жаждало мужское наивное сердце расплаты. Но не будем лукавить, Ричард не был исключением. Сколько же злости пылало в Смите за эти дни, за дни в которые он стольких потерял, людей обожаемых, друзей преданных, непосильным трудом нажитое… Все это оказалось ничтожным перед желанием одного единственного человека, что всего-навсего обзавелся связями с власть имущими и возомнил о себе невесть что. Но нашего юношу подпитывало не только желание отмщения недругу своему, сладострастные обещания Георга, Его Величества Великобритании, могли кого угодно расшевелить.

Ведь только представьте… Мальчишка, что носился в худых хлопчатых одеяниях, что не знал куда себя деть в беспокойстве во время частых ссор своих родителей, что трясся, словно забитое животное, при каждом выкрике своего отца грубого душою, подросток, что застал своими глазами еще теплые тела родителей, что вынужден был скитаться по пригороду великого города, стараясь пережить очередную холодную ночь на бесхозном чердаке, укрываясь то ли старой дубленкой, то ли шкурой собаки, что умерла от голода, перебиваясь украденными овощами и фруктами, что продавали медленные толстяки-торговцы, юноша, что влюбился в самую прекрасную девушку в мире, стараясь совладать с ее отцом, что решился последовать мечте и отправиться в неизвестность, в Вест-Индию, где царствовали пираты, где шли войны, где люди чаще всего гибли из-за голода нежели от клинка, сидит за одним столом с Его Величеством, Королем Великобритании и Ирландии, Герцогом Бруншвейг-Люнебругский и курфюрстом Ганновера.

Стольких благ может достигнуть душа бездомного сироты, но нужно лишь окровить не руки, а всю душу израненную, всю сущность свою отпустить в это кровавое море, что сам наполнил. Наш молодой капитан никогда не чах над картами, что выдала ему судьба. Пока он выигрывает в этой партии, но тактика его, слишком жестока, бесчеловечна и даже неприятна.

— Почему я? — прошептали сухие мужские губы, чуть трясясь не от холода, что наполнил каюту через открытый иллюминатор. — Ты же меня слышишь, да? — устремились голубые глаза на яркую луну. — К чему ты меня готовишь? Будто защищаешь всю мою жизнь… Если я тебе нужен, то для чего? Столько испытаний уже. Тебе не кажется, что хватит? — посмел капитан проявить неуважение к тому, Кто смотрит за ним, следит за его поступками и мыслями, терзающие его душу. Но испытания этого молодого человека не окончатся еще очень долго.

И подтверждаются слова великого философа[2]: «Смерть — это не самое худшее, что может произойти с человеком.» Пройдут десятки лет, но не забудет капитан своих переживаний, лиц людей, что мертвы лишь по его указке, и терзать будут его души безликие тех людей, которых он даже в глаза не видывал.

Порыв холодного ветра, поднятая пыль с рамы иллюминатора промчалась по пустой каюте, оседая подле ее владельца. Сдавило грудину, и поднялся на ноги юноша, стараясь сохранить свое сердце в спокойствии, что так все и норовило ускориться, чуть потер себя по плечам, размял лопатки и двинулся к дверям. И встретила его пустынная палуба в этом прекрасном белом свете. Прошелся немного капитан и оперся рукой о грот-мачту. Эдвард успокоил свое дыхание и поднял глаза, что неведомым для нас образом вновь обрели слабый блеск. Его взору открылась водная гладь освещенная луной, на которой в половине мили на якоре стоял фрегат, незнакомый Эдварду.

Как же мог наш на великий полководец допустить такую оплошность и не заметить врага под боком? Лунный свет отблескивал от кормы фрегата, пробуждая животную злость внутри Джонсона, но фигура, что стояла у фальшборта, поглаживая его своими молодыми, только-только вкусившими кровь, руками, смогла успокоить. Морис Палмер величественно стоял на пустой палубе, держался за фальшборт и сверлил взглядом фрегат своего отца, что в войне этой уже проиграл.

— У него еще остались люди? — спокойным и тихим голосом проговорил капитан, подходя к своему ученику и лаская пальцами свет, что отражало судно ему в глаза.

— Разведка, пришла по наши души. Стоят, наблюдают за нами. Около часа уже. Меня не заметили, надеюсь, и тебя не увидели. — коротко и по делу изложил мальчишка, лаская свободной рукой неровности подзорной трубы.

— Беспокоиться мне о возможных потерях? — и вновь встретили лица молодых людей беспощадно холодный порыв ветра.

— Нет. Такие судна мой отец, по его же словам, снабжает очень малым количеством людей. Только лишь для того, чтобы тот мог лишь плыть без особых проблем. — Палмер со всем почтением подал Джонсону его трубу. — Вот, посмотри.

Обхватили мужские руки трубу и приблизили они к глазу окуляр трубы, позволяя юноше рассмотреть противника.

— На палубе ни души. — проговорил капитан, опуская трубу в руках своих. — Уж слишком ленивая разведка. Почему бы не воспользоваться данным шансом? — неведомо кого сейчас спросил молодой человек и передал трубу ученику.

— Есть идея? — наконец, спросил Морис, взглянув на своего капитана уставшими глазами, что видели сегодня многое.

— Есть. Догадаешься может? — уже с интересом спросил капитан, оценивая свое протеже.

— Ранняя атака? — единственное, что сейчас мог предложить мальчишка. Но увы, совсем не то, что ожидал бывалый пират.

— Отнюдь нет. Подожди пару секунд. — Джонсон развернулся и оставил Палмера младшего одного.

Капитан взял с собой весь свой арсенал, подтянул ремни на щитках, что сегодня ой как понадобятся, и вышел из пустой каюты, покидая ее раз и навсегда перед великой битвою, на палубу к рыжему юнцу.

— Догадался? — еще раз спросил Эдвард, поправляя свои ножны и оглядывая зорким взглядом своим фрегат.

— Нет. Не сумел. — в таком-то возрасте обладать силой принять свои ошибки весьма достойно.

— Разочаровываешь меня. Если не научишься видеть возможные варианты и выделять среди них лучшие, долго не протянешь. А пока разбуди-ка Пола и Чарльза. — между делом умудрился капитан и отчитать своего штурмана, за его скудные способности.

— Через полминуты они уже будут здесь. — произнес Морис и быстрым шагом спустился в трюм, аккуратно вступая по деревянной лестнице, даже не создавая никакого скрипа.

Через продолжительные тридцать секунд, за которые ветер умудрился вновь поиграть с волосами темным, из люка показались головы Пола, Чарльза и Мориса. Офицеры наши, что радовались великой победе пару часов назад, выглядели никудышно, честно говоря: заспанные глаза с темными мешками, нескончаемая зевота, от которой даже у Эдварда появились позывы, легкая тряска от неожиданного холода, нескончаемой злобы и непонимания взгляд.

— Понимаю, что прервал ваш великолепный и прекрасный сон, но у нас дела. — опережая возмущения, что вот-вот сорвутся с их уст, произнес молодой человек. — Прошу устремить ваш взгляд на этот фрегат. — отошла фигура, что готовилась к последнему рывку в сторону, указала рукою своей открытой в сторону судна вражеского.

И возник вновь в глазах офицеров «Пандоры» тот самый энтузиазм неимоверных размеров, что питал их всю кампанию.

— Что будем делать, капитан? — первый свой вопрос задал именно Пол, глазами своими, будто прожигая противника.

— Вот уже интересный, а самое важное, актуальный вопрос. Слушайте-с. Сейчас мы с Морисом проникнем на этот фрегат, доплыв до него своими силами, заберемся в трюм и уже на борту этого корабля проникнем в тыл к врагу. Вы же в это время осведомляете абсолютно всех об этом и наших действиях, будите команду и стараетесь как можно тише занять позиции. Как только он начнет уплывать, через час вы последуете за ним, медленно. — вырвался маленький клубок пара изо рта капитанского.

— Стало быть вы решите вопрос каким же методом нам вас отследить? — проговорил Ламар, выпуская того же размера облачко.

— Да, разорвем бочки на доски и будем их выкидывать из иллюминатора, и по ним, как по маякам, вы будите следовать за нами. Только не сильно спишите. Палмер вновь подарил нам шанс добраться до него. Коль переусердствует, уж боюсь, мы с Морисом — покойники. — вот сейчас Палмер младший уж больно громко проглотил комок, что застрял в его горле. — Вы возможно столкнетесь с возмущением и противоречиями. Если это будут Шарп и его люди — прикончите, если же это остальные капитан — отпустите их. — и продолжал он уверенно вещать, иногда посматривая в сторону фрегата.

— Не лишка ли сложности, капитан? — ответил квартирмейстер на все, что смог услышать и правильно понять. — Ведь мы можем просто на просто проследить за ним или же захватить экипаж и допросить. Так легче же будет. Или у тебя от недосыпа голова не до конца соображает? — продолжал Чарльз, переходя на шепот и полностью забывая такое понятие, как субординация.

— Думаешь они в случае пленения озвучат нам правду? — разочарованно проговорил своему заместителю Джонсон, что стоял рядом с ним. — Чарльз, я расстроен твоими мыслями, честно говоря.

— А на кой черт им на грани жизни и смерти защищать безумца, что продал своих людей, дабы скрыться от нас?

— Существует вероятность обмана с их стороны?

— Все человеческие души обласканы Апатой[3]. Особенно наши[4].

— Вот видишь. А если будем действовать, как я говорю, то мы уберем из возможного развития событий этот великий человеческих грех. — вобрал капитан побольше холодного воздуха себе в грудь и продолжил вещать. — Война — это путь обмана. Поэтому, даже если ты способен, показывай противнику свою неспособность. Когда должен ввести в бой свои силы, притворись бездеятельным. Когда цель близко, показывай, будто она далеко; когда же она действительно далеко, создавай впечатление, что она близко.[5]

— Ты бы это, прекращал бы с Оливером беседы так часто вести. Уже даже для меня это излишки. — сделал замечание своему капитану Ламар, которого так сильно бесили иногда слова его, от которых так и веяло напыщенностью и чрезмерным пафосом.

— Морис, ты с ним поменьше общайся. — боцман обратился к штурману тыча себя большим пальцем в грудь. — Лучше с нами засиживайся, мы тебя премудростям морского дела-то получше научим. А то капитан-то наш, не шибко знает о тяготах наших.

— Закончили. — уже серьезным тоном проговорил Джонсон, одаривая суровым взглядом своих людей.

— Извиняемся, капитан. — проговорил офицеры своему генералу, внимательно вслушиваясь в следующие слова.

— Час, что вы нам дадите я преобразую в невероятное преимущество. — подкладывая сахарок для слушателей, юноша на самом деле желал в одиночку забрать душу Дэвида.

— Интересно как?

— Отвлекающий маневр, что ослабит внимание с вас. Более я не скажу — вам знать не нужно, а то не разрешите Морису со мной идти, а мне-то нужно посмотреть выдержит ли парень проверки. Как и я, собственно говоря. — последнее предложение капитан прошептал чуть слышно, не позволяя ушам своих офицеров уловить его.

— Эдвард, ты не Ахиллес[6]. Ты можешь с легкостью умереть если переоценишь свои силы. — попытался предостеречь Дюк своего командира, что уже давно перестал мыслить о себе, как о незыблемой скале.

— Да и отец мой не Пелей. Пошли, Морис. — чуть махнул Джонсон своему штурману и перекинул ногу за фальшборт. — Начнем же.

Эдвард и Морис спустились по борту корабля к воде и медленно, почти бесшумно, поплыли к фрегату Палмера. Пол скрылся в трюме, а Чарльз как можно тише стал подготавливать шлюп к спуску на воду. Смельчаки, высунув из воды лишь полголовы, медленно подплывали к кораблю. Через некоторое время Эдвард схватился за борт фрегата и стал медленно и плавно подниматься. Штурман стал повторять за ним, все также медленно и плавно. Уж капитану было полегче, а вот Морис за эти полмили знатно выдохся, иногда даже дыша чересчур громко. Луна освещала близлежащие воды и фрегат «Шпаг». «Пандора» же вместе с выжившими судами пряталась от луны в тени облака великого, что решился противостоять принцессе.

Молодой капитан благополучно перебросил ногу за фальшборт и спустился на палубу, чуть хлюпая своими сапогами. Юноша тут же присел и стал прислушиваться к гробовой тишине. А вылез он у самого носа корабля и прятался около места, где начинался бушприт[7]. Палуба была освещена, но очень плохо, пара фонарей висела у дверей в капитанскую каюту, у люка, у пары пушек на правом и левом борту, и еще один весел на грот-мачте над палубой, освещая небольшое свободное пространство вокруг себя. Ничего, абсолютная тишина, в которой можно уловить было звук удара капель воды о палубу, услыхать стук своего сердца, а если поднапрячься, то и вовсе услышать легкое пламя огромных свечей в этих фонарях. Эдвард вновь посмотрел вниз, на Мориса, и кивнул тому головой, подавая знак. Палмер забрался на палубу и согнул ноги, подползая к своему учителю.

— Никого нет? — шепотом произнес Морис, с сильнейшей отдышкой, что ранее пробуждалась у него только после спарринга с капитаном.

— Пока да. А ты чего, устал что ли? — и уколол его учитель за демонстрацию слабости. — Нужно будет заняться твоей выносливостью. — хотя и сам дышал не совсем и легко. — Сделаем упор на этом.

— Я может чего-то путаю, но тебе не кажется, что не в том мы месте, чтобы обсуждать будущие мои тренировки. — прошептал Морис, ухватившись рукой за фальшборт, стараясь как можно быстрее восстановить дыхание.

— Ладно-ладно. Не бузи, все равно не спасет.

И раздался глухой стук сапог из трюма, и показались на палубе два матроса, один из которых выглядел кратно устрашающее и важнее другого.

— Черт. — сорвалось с капитанских уст, когда тот скрывался за бочками, оставляя за собой лужицы.

Да и Палмер не промах, как только увидал головы врагов своих, тут же от смелости своей бросился за шлюпки, что укрыты были прочной простыней, что на ощупь напоминала старую-престарую штору.

— Дай-ка трубу сюда. — судя по всему, капитан взял из рук матроса трубу и направил взгляд на палубу «Пандоры». — Пусто. Спят поддонки.

— Капитан, если мне помниться, на данных координатах стояла наша армада, кораблей сорок.

— Сложи два плюс два-то. — с открытой злобой в голосе проговорил капитан фрегата, чуть скрипя зубами. — Что Палмер помешался, что Джонсон озверел. Загнаны мы, будто антилопа между тигром и львом.

— И что делать будем?

— Если «Черный череп» победит, то нас прикончат, если же мы — то хотя бы в живых останемся. Но после всего этого я подам в отставку, надоело уже это все. — передал капитан судна свою подзорную трубу матросу и продолжил. — Форт разрушен, армада уничтожена. У нас в подчинении пара фрегатов и «Сверкающая Коса». Больше ни черта у нас нет. — уже с явным сожалением в голосе проговорил капитан.

— Это значит, что мы проиграли? — со страхом в голосе произнес матрос.

— Нет, пока нет. Наши силы примерно равны сейчас, но у них духа сейчас по более будет.

— А что на счет Мориса? — спросил матрос и закурил трубку.

— Что-что? Раз в плену этих чертей, пусть там и остается. Надеюсь я, что Джонсон оторвется на нем. Больно он меня бесил уж. Слабохарактерный рыжий мальчик, что не рвется развиваться и всего боится, как раненое животное. — выпустили уста его маленький клубок пара. — Мать постоянно звал. — Эдвард между словами глянул на своего ученика, лицо которого то ли от злости, то ли от стыда за прошлое окрасилось в красный. — Щенок.

— А что по поводу Джонсона думаете, капитан?

— Самонадеянный молодой дурак, но не могу не отметить его решимость и талант собирать вокруг себя людей. На этом можно и сыграть. Коль появиться хотя бы маленькая трещина в их доверительных отношениях, то все быстро и закончится.

— Армада хотя бы уничтожила «Бордовые паруса» и «Золотую мантикору». Двумя мухами стало меньше.

— Поверь, не они проблемой-то были. Тич, Хорниголд и Калико с Джонсоном вот четыре противника, с которыми нужно считаться. Остальные так, мусор. Ладно, через полчаса выдвигаемся обратно, нужно доложить Палмеру о том, что мы узнали.

— Наконец-то, Морис готовься. — прошептал капитан и посмотрел на своего штурмана, которого, честно говоря, трясло от злости.

Тот кивнул ему головой и продолжил слушать, сжимая свои кулаки.

— Капитан, я бужу команду?

— Да. Я с тобой пойду, не хочу здесь задерживаться.

Капитан со своим матросом спустился в трюм и направился в сторону носа корабля, к койкам своего экипажа.

— Еще посмотрим какой я щенок. — проговорил с оскалом штурман и подошел к своему капитану.

— Сохраняй спокойствие. — грозно, как только мог капитан, попытался предотвратить ошибку, что могла стоить многим людям жизней. — Сейчас мы без лишней суеты спускаемся вниз, в трюм на уровень ниже экипажного и прячемся около их провизии. Понял?

— Да, веди. — проговорил Палмер и немного отошел назад, позволяя своему учителю пройти.

Эдвард быстро, переступая с ноги на ногу, спустился в полусонный трюм, что освещали лишь две лампы. Одна на кухне под капитанской каютой, вторая же у коек экипажа, около которой и топтали эти двое. Морис шел следом. Эдвард проскочил пролет, подобрался к другой лестнице и спустился в основную часть трюма, что так и ломилась от количества провизии.

— Мы на месте. — прошептал капитан, разглядывая полумрак, который освещала лишь одна лампа, прикрепленная к потолку.

— И что дальше?

— Двигаемся к корме. — на полусогнутых ногах молодой капитан проследовал к корме, заставил проход бочками и мешками с зернами. — Вот здесь отсидимся. — и рухнуло тело на плотные паруса, заставляя их намокнуть.

— Ага. — секунда, и перелез мальчишка рыжий за ограждение. — Чего делаем дальше?

— Помоги мне разорвать эту бочку. — схватились капитанские руки за торец бочки, что тихо-мирно лежала рядом.

— Давай. — схватился и штурман, и напряглись их руки, со скрежетом разрывая хиленькую бочку, из который начала вываливаться ячменная крупа.

— А теперь, — Эдвард схватился за одну из ее досок и вышвырнул в море через маленький квадратный иллюминатор. — ждем. Располагайся. — и пригласил своего ученика усесться на мешок сахара напротив него.

Морис послушно уселся на указанное место и вместе с капитаном стал обтираться каким-то тряпьем. Вражеский фрегат тронулся, на палубе послышались первые голоса, и зашумела тихо водная гладь. Голубоглазый каждые пять минут скидывал в воду одну из досок, уже посматривая на вторую бочку, что собирался растерзать.

— Думаешь, долго еще плыть будем? — произнес Морис чуть слышным шепотом, опираясь рукой в приятно звучащий мешок.

— Не ведаю. Одно могу сказать точно — досок вот этих, как указателей нам хватит. — Эдвард взял еще одну доску и выкинул ее в иллюминатор. — Сейчас нам самое важное досидеть.

— А затем что? Что вообще вы задумали, капитан?

— Тихо. — прервал его Эдвард.

В этот момент к ним на уровень спустился один из матросов, что послушно выполнял чей-то приказ.

— И зачем ему в такой момент кружка рома? — матрос подошел с кружкой в руках именно к тем бочками, за которыми и прятался Эдвард. — Еще и кружку свою выдал. — матрос открыл маленький краник и стал наливать черный эликсир.

Палмер младший начал было оголять шпагу, но как только увидел лицо своего учителя, тут же остановился. Эдвард поднес к губам палец и стал немного мотать головой. И даже у нашего великого и смелого капитана в этот момент выступил пот на лбу, что вот-вот сорвется с лица и рухнет на пол.

— Плывем к командиру, так нет, нужно накидаться ему. Чертов капитан. — проговори матрос, закрыл кран и стал подниматься наверх, лениво поглаживая свою короткую бороду.

— Пронесло. — прошептал Джонсон, что за эти секунды, уже умудрился придумать запасной план.

— Чего ты придумал? Скажешь хоть?

— Ну-с, слушай: корабль достигает острова, где предположительно и находится Палмер, мы незамеченными покидаем его и добираемся до отца твоего, но не сразу врываемся в бой, ждем-с, когда наши товарищи прибудут за нами и начнут бой. Начинается паника, и мы под весь этот шумок добираемся до твоего отца.

— А если мы плывем не к острову?

— В этом плане сложнее. Придется нам двоим вырезать людей этого судна, благо в узком пространстве у нас с тобой как раз-таки преимущество. Захватываем судно и пытаемся выжить во том Аду, что создадут.

— Вернемся к плану с островом. Что будем делать после убийства моего отца? — каким же спокойным тоном отозвался о самом страшном преступлении[8], за которое Цицерон бы лишил его головы.

— Расправляемся со всеми остальными и таким образом стираем с лица земли «Бриллиантовые шпаги». Вот и весь план.

— И он бы не существовал без вот этого разведывательного корабля.

— Да, ты прав. Но если бы его не было, я бы так и так нагнал Дэвида и прикончил бы его, вот только уже другим образом.

— Ты вновь рвешься в пекло и меня туда с собой тащишь?

— Неужели, ты разочарован? — капитан вновь выбросил доску в иллюминатор.

— Мы собираемся ворваться на территорию противника вдвоем. Как ты думаешь, что сейчас внутри я ощущаю?

— Согласен с тем, что не совсем безопасно это звучит.

— Безопасностью тут и не пахнет.

— Я понимаю твои мысли и переживания, Морис. Но если мы сейчас упустим Палмера старшего — более мы не увидим его, ни ты, ни я, никто. Грубо говоря, это твой экзамен. Хватит ли у тебя сил и навыков на выживание в этой битве предстоящей?

— Как ты мне уже надоел, честно слово.

— Поной еще мне. Ты лучше скажи. Чем стоит драться? Кто заранее становиться победителем в дуэли?

— Я стал замечать, что ты все чаще и чаще впадаешь в такого рода размышления. — без интереса произнес Морис, следя глазами своими за спокойным пламенем в фонаре. — Побеждает тот, у кого навыков больше, у кого оружие лучше и опыта больше.

— Ха. — капитан лишь усмехнулся на это и опустил голову свою. — Ты считаешь этот вопрос таким простым? Подумай и скажи до того, как начнется бой, желательно. Если выживем, скажешь уже после.

— Ты горазд, загадывать загадки.

— Поверь, ответ этот упростит тебе жизни кратно. Я осознал это лишь после первого крупного бой в моей жизни, «бойня в Гаване», вроде так его кличут люди.

— Слышал-слышал про нее.

— Надеюсь, уже скоро мы приплывем, а то мне уже надоело их скидывать. — Эдвард выкинул еще одну доску в воду.

— Знал бы, сказал бы.

Через час скорость корабля существенно снизилась.

— Кажись, приплыли. — прошептал Морис и немного вылез из своего укрытия.

— Да? — Эдвард вновь выкинул еще одну доску. — Хотя да, мы и так были почти посередине южных вод. Выдвигаться будем только, когда корабль окончательно остановиться. На нашей стороне тьма, так давай использовать ее по полной.

— Как выбираться будем? Как и заходили?

— Да, других выходов я не вижу. Судя по голосам на палубе, людей не шибко и много.

Через пару десятков минут корабль окончательно остановился, сокрушив своим якорем воду. Минуло еще десять минут, капитан и штурман «Пандоры», уже высохшие, подошли к лестнице и с опаской начали подниматься по ней. На верхнем уровне трюма, именно там, где и жил весь экипаж, все было спокойно. То ли все спали, то ли только легли. Эдвард кивнул Морису в сторону еще одной лестницы, что вела на палубу. Недолго думая и пытаясь как можно быстрее проскочить опасное место, эти двое поднялись на палубу. И показались они у грот-мачты, почти у самого мостика, на который вели две лестницы. А с него-то и доносились знакомые голоса.

— Вот и прибыли мы на наш последний оплот защиты. — проговорил капитан судна своим грубым голосом.

— Дэвид Палмер — наш лидер, так и ждет от нас вестей с фронта.

— Вот я и пойду, не тебе же это поручить. — после этих слов послышались шаги, направленные к лестнице.

— Черт. — Эдвард посмотрел на Мориса, резко развернулся, глянул на фальшборт, на воду, схватил своего ученика за шиворот и потащил его к фальшборту.

У фальшборта юноша отпустил Мориса и прыгнул в воду, Палмер младший, недолго думая, повторил за ним. В этот момент капитан остановился у самого начала лестницы и прислушался.

— Только, что плеск был. — проговорил он и стал спускаться вниз, сокрушая своим весом деревянные ступеньки.

Эдвард поднял голову, прислушался и через пару секунд перевел свой взгляд на Мориса.

— Ныряй, живо. — прошептал капитан и тут же ушел под воду.

Морис повторил за ним, закрыл глаза и ушел под воду. И только в воде он вновь раскрыл глаза и увидел спокойного Эдвард, который в этот момент смотрел наверх, высматривая силуэт. И пылали в воде, словно тусклое пламя, оранжевые волосы, владелец чьих из всех своих сил старался сохранить спокойствие и продержаться как можно дольше. Ушли мужчины на целый метр под воду, не позволяя своим силуэтам просвечиваться через водную гладь.

— Что же тут у нас? — и устремился взгляд пирата Палмера на водную, неспокойную от волн его корабля, гладь.

И решился он внимательно понаблюдать за водой с целую минуту, под конец которой Морис неожиданно для себя истратил все свои силы и захотел всплыть, но тут же был остановлен крепкой мужской рукой.

— Не смей. — вывели капитанские губы безмолвно эту просьбу, и еще сильнее он опустил своего ученика вниз.

— Неважно. — проговорил капитан на палубе и отошел от фальшборта, позволяя этим двоим, наконец, выплыть.

Эдвард и Морис всплыли, как только увидали что фигура, напоминавшая капитана, отошла.

— Теперь к берегу. — спокойным голосом прошептал капитан, поправляя волосы свои, что так и норовили угодить в глаза.

— Ага. — тяжело дыша, произнес штурман и направился следом за своим капитаном.

И поплыли они не на прямую к берегу, а по наклонной, дабы их точно не смогли заметить. Эдвард старался двигать только руками и-то под водой, уменьшая шум, что создавал. Но ученик его не отличался такой силой и выносливость, поэтому помогал себе ногами, чуть вспенивая вокруг себя воду, хотя кого это волновало, когда волны и так приносили с собой пену от берега, да и луна куда-то скрылась. Не выдержала Нефела[9] такого сиятельства от образа своей сестры Селены[10].

И доплыли наши герои успешно до берега великого острова, что станет последним счастьем для молодого капитана, тем местом ради которого он пожертвовал и еще пожертвует многим. Остров, что восполнит ему все те потери, которые он понес и понесет, что воздвигнет его в пантеон величающих пиратов, искателей сокровищ и бесславных ублюдков. Выползли пираты там, где росли густые кусты на жалком клочке земли, который плавно погружался в воду.

Морис уселся на землю, расставив ноги, и начал тяжело дышать, приподнимая свою красную мокрую грудь. Вымокший до нитки капитан сидел на полусогнутых ногах и следил из кустов за капитаном. К тому времени он только-только сошел на берег и тут же направился к большой группе людей, что сидели у костра.

— Ну что там? — спросил Морис, как только смог отдышаться.

— Часовых нет, если не считать берег. Большая группа людей у костра в тридцати метрах от нас. Как раз к ним и пошел наш капитан. — Эдвард повернул голову направо. — А в двадцати метрах от нас, справа, стоят два матроса и сторожат какую-то тропинку. Как интересно-то стало, вдруг. — юноша вернулся в кусты к своему ученику.

— Ждем, когда капитан вновь вернется к выполнению своего «задания»?

— Да. Только выжидать нам и остается в этой ситуации. Потом нужно пробраться по кустам к этим двоим, как я понимаю, капитан пойдет именно к ним. Благо рядом с ними есть заросли, так что нам остается только пройти по ним. Если все сделаем идеально, то и не заметят, глядишь.

— А до этих часовых путь прост?

— Так-то да. По пути к ним есть правда тропа между зарослями, нужно будет перебежать. Вот и всего-то.

— Дай-ка я выгляну. — Морис подошел к краю зарослей и начал медленно высовывать голову, стараясь не поцарапать свое лицо о листья филодендрона[11].

— Ты увидишь то же самое, что увидел и я.

Прошло пару десятков секунд, как Морис вновь вернулся в кусты к Эдварду.

— Да, все точности, как ты говорил. Правда, там, у костра началось какое-то копошение.

— Ну-ка. — капитан аккуратно обошел своего штурмана и выглянул из зарослей, чуть капая водой негромко на широченные зеленные листья.

Капитан, за которым и хотел проследить Эдвард, начал поднимать людей и что-то им яро доказывал.

— Да говорю же вам, они приплывут сюда утром, если не в начале четырех. Сейчас час ночи, на подготовку в худшем случае у нас всего три часа! Так что давайте поднимайте свои тушки и пошли все вместе к Палмеру. — только это смог разобрать молодой капитан, уж очень сильно напрягая свои уши.

У костра сидело человек двадцать, но от них на пляж шли глубоченные следы сапог, что вели к огромным шатрам, где наверняка-то и спали пираты с остальных шести фрегатов, что стояли на якоре близ берега.

— Гибс, ты надоел! Понимаешь или же нет?! — отозвался один из сидевших у костра, что наслаждался приятным теплом. — Котись к черту! У тебя у одного дела к Палмеру, так именно ты иди и решай! Нас не трогай. — пробурчал он и вновь приблизил свои чуть красные руки к огню.

— Карлес, ты доиграешься! Это уже не шутки! Они нас могут уничтожить! Им сейчас это уже ничего не стоит!

— Это я тебя сейчас уничтожу! Думаешь, они сюда сунуться?! Раз говоришь, что армада пала, значит они понесли ужасающие потери! Не могли же наши сорок кораблей пасть, не забрав львиную долю от их маленького отряда. Они не знают, сколько нас и где мы. Понимаешь?

— Форт пал, придурок. Думаешь, Джонсон не раскрыл тайну нашего местонахождения?

— И что ты предлагаешь? Дэвид Палмер уж справиться с управлением, если не его великий заместитель. — а вот это уже интересная деталь. — Выбора у нас все равно нет. Поступи, как в детстве, переложи всю ответственность с себя на другого.

— Это было один раз, Карлес, мы тогда были детьми! — прокричал Гибс, что явно не справлялся со своими эмоциями. — Нам нужно уведомить Дэвида.

— Как же ты достал, Гибс. Черт с тобой, пошли. — Карлес встал, подняв с собой еще пару человек, а именно семерых из всех сидевших. — Остальные здесь останьтесь, если заметите вражеские корабли будите всех и бейте тревогу. — видимо главный из всех собравшихся.

— Так точно. — проговорил один из сидевших, наслаждаясь водой из своей старой фляги.

Гибс, Карлес и еще семь человек направились к Палмеру как раз той тропой, у которой стояли двое матросов.

— Все, они пошли. Нужно выдвигаться. — прошептал Джонсон, вернувшись в заросли и медленным шагом пошел в сторону тропы.

— Иду за тобой. — проговорил Морис и последовал за своим учителем.

Эдвард остановился у конца зарослей, как раз у той тропы, которая разделяет кусты. Он медленно высунул голову, увидел, что никого рядом нет, и быстро перебежал. Морис поступил точно так же. В это время Карлес и Гибс с матросами уже подходили к той охраняемой тропе. Выходцы с «Пандоры» уже достигли тех матросов, что охраняли тропу в тот самый момент, когда к ним подошли люди Палмера.

— Давайте, парни, пропускайте, мы к Палмеру. У меня сведения по поводу наших врагов.

— Генри запретил кого-либо пускать. — ответил один из них, даже не изменившись в лице. Вот это выдержка и приверженность приказу. Кто же этот Генри?

— Это наш шанс. — прошептал Эдвард и начал пробираться в зарослях за спины матросам.

Между ними и охранниками всего-то около полутора метров. Но плавно проходя этот опасный участок, конечно, чуть капая водой, Джонсон и Палмер младший не попались и благополучно пробрались за их спины. Эдвард остановился в паре метрах от матросов, которые до сих пор пытались пройти дальше. Морис не заметил этого и глухо ударился об спину капитана.

— Ай. — шепотом недовольным пронеслось за спиной Джонсона. — Чего ты встал-то? — спросил он, потирая после удара свой уже сухой лоб.

— Нужно нам двигаться за ними. — и указала капитанская рука пальцем на Гибса и Карлеса. — Я же не знаю, где твой отец.

— Да хорош, ребят, Гибс хочет опозориться перед Дэвидом. Не лишайте меня возможности увидеть, как Палмер прострелит голову этому придурку. — произнес Карлес положа свою руку на плечо одному из охраняющих матросов, что в ответ на это лишь сильнее прижал к себе ружье.

— Пропустим их? — спросил один охранник у второго, чуть повернув к нему свою голову.

— Хочешь подарить Дэвиду возможность выместить свою злость? Ладно, черт с вами. Развлеките его. — проговорил второй и чуть повернулся вместе с первым, освобождая проход.

— Да-да-да. Пошли, Гибс, доложим Палмеру.

— Пошли-пошли.

Гибс, Карлес и еще семеро матросов прошли проходной пункт и отправились дальше по тропе.

— Вот, прошли уже. — прошептал капитан и продолжил на полусогнутых нога следовать за этой группой.

— Как думаешь, Дэвид сейчас в шатре каком-нибудь отдыхает? — прошептал Морис спустя пару минут их слежки за группой матросов, в очередной раз пробираясь сквозь дикую, но прекрасную фауну Вест-Индии, чуть остановившись и одарив своим вниманием прекрасный цветочек[12] в своих руках.

— Черт знает, если честно. — ответил Эдвард, продолжая все так же бесшумно передвигаться в зарослях. — Он может делать сейчас все что угодно. Я его столько не видел-то. Около года ведь. Может хоть немного уродства сошло с его лица. И может его улыбка, наконец, перестала меня так бесить. Увидим, что гадать-то.

— Это точно. — опустила молодая рука этот цветочек, позволяя юноше продолжить следование за своим командиром.

Еще минут пять группа матросов во главе с Карлесом и Гибсом шла по нескончаемой тропе, Эдвард и Морис продолжали следовать за ними по зарослям, благо они продолжались и сопровождали всю эту длинную тропу. Спустя еще несколько минут они вышли на маленькую полянку в этих джунглях, на самом краю которой находилась пещера, вход которой освещало два фонаря с почти уже догоревшими свечами. Рядом со входом в пещеру стоял массивный большой стол, за которым сидело восемь других матросов, одетых куда лучше, чем остальные, видимо остальные капитаны. Рядом со столом горел огромный костер и все это окружали три шатра, один из которых выделялся из общей массы. Он был куда больше, наряднее и чище, чем оставшиеся два. У Эдварда не было сомнений в том, что именно этот шатер принадлежит Палмеру. Там ли он сейчас или нет

— Вот и ключевой момент. — прошептал Морис, что неудивительно почти и высох за все то время, что пробирался через заросли. — Ноги уже гудят от такого.

— Тихо. — чуть сжала капитанская рука молодое плечо, заставляя его замолчать.

— Где Палмер? — поинтересовался Гибс, как только подошел к матросам, которые что-то обсуждали за столом.

— Как вас сюда пропустили-то? Дэвид ни с кем не хочет говорить. Вам ясно? — огрызнулся один из них, встал и подошел к ним.

— У нас важные новости. — саркастично добавил Карлес, подошел к огню и присел рядом с ним. — А вообще, лично я пришел посмотреть, как вынесут мозги этому придурку, Гибсу. Но ради интереса готов выслушать его «вести». Я не верю ему, что наша армада не смогла забрать их. — семеро матросов, сопровождавших эту парочку, встали рядом окружая их.

— Армада пала? Наши сорок лучших фрегатов пали? — проговорил этот брюнет, все ближе и ближе подходя к пиратам.

Остальные же последовали за ним и окружили его.

— Да, ни одного нашего корабля на тех координатах. Но что ясно дает понять, что она пала, так это то, что вражеские судна, как раз-таки стоят сейчас там, как ни в чем не бывало.

— Дэвид предупреждал о таком исходе. Значит действуем так, как и обсуждали. — в ответ мужчина получил с десяток кивков на свои слова. — Сосредотачиваемся на обороне и успокаиваемся пока. — слишком спокойный голос для человека, что осознал поражение своих лучших людей.

— Это начало конца? — Гибс своими переживанием уже и наших героев достал, откровенно говоря.

— Конца, не конца, не знаю. Но грядет масштабный и бесповоротный бой, так это точно. Вопрос один еще остался. Как мы не услышали даже эха от боя такого рода?

— Не знаю. Но зато я знаю, сколько их осталось.

— Еще секунда промедления и я тебе руку отрежу. — грозный взгляд его темно-зеленых глаз.

— Все-все. У них осталось лишь шесть фрегатов и два линейных. — произнес Гибс, наконец, начав беспокоиться за свою жизнь.

— Форта нет — Джон умер. Туда ему и дорога. Помнится, мне какую же громкость он мог выдавить из себя… Диву давался. — проговорил один из капитанов.

— Во время его «беседы» с Палмером? — спросил один из капитанов, что стоял рядом.

— Ага. После этого разговора он еще неделю хромал, а вышел с такими синяками, что мог освещать все вокруг себя. Так-с, ладно, линейные — это у нас Тич и Френч. Ну, вот с ними и правда будет тяжко. «Сверкающая коса» пусть и замок на воде, но против двоих линейных

— Боюсь не выдержит ее черный борт таких увечий. — добавил Карлес.

— Значит так, сейчас мы идем на берег и готовимся к встрече с нашими врагами. С Палмером в пещере двадцать человек прекрасных бойцов есть, а это значит, что защищать вход — смысла особого нет. Ведь их цель не одолеть нас, а истребить. Так что давайте, ноги в руки и на берег. — произнес тот самый капитан, который, как понял Эдвард, руководит всем здесь, когда Палмер занят.

Этот человек и был правой рукой Палмера. Статный сильный мужчина с темно-зелеными глазами с легкой щетинкой на лице в прекрасном черном пиджаке с золотыми пуговицами, из которого проглядывала белоснежная рубаха, черными штанами, сапогами чернее сажи и с одной прекрасной блестящей шпагой в ножнах дорогих руководил всеми собравшимся вокруг него. А его густые черные волосы так сильно напоминали Джека, что в сознании Эдварда всплыл образ своего наставника.

— Вот, все прекрасно складывается. — прошептал капитан, повернув свою голову к Морису.

— Этого главного зовут — Генри Грин[13].

— Грин? — чуть задумался юноша. — Вижу, много на себя берет, правая рука значится Палмера?

— Да, но ко мне он обращался лучше, чем отец. Грамматике научил меня именно он, даже питал ко мне теплые чувства. Первый человек, которого Дэвид повстречал в этом море. Как же повезло моему отцу, что человек с такими великими талантами стал с ним работать. Столько всего знает из человеческой культуры, что я всегда диву давался, способен в уме умножать и двухзначные, и трехзначные числа, в одиночку противостоял целой деревне аборигенов, по рассказам в которой жило целых три сотни человек, обладает великим талантом — рациональным мышлением и несгибаемым характером.

— Опасный значится человечек.

— Не то слово. Он не часто рассказывал о своих сражениях, но те два учебных боя, что я видел, заставили меня поверить в его великое мастерство фехтования. Отец говорил, что он амбидекстр[14].

— Как ты мог от меня скрывать такое чудовище, Дэвид? — прошептали уста капитанские, и загорелись глаза его голубые. — Разберемся с ним чуть позже.

— А теперь остается только дождаться, пока наши товарищи нанесут удар, да? — прошептал Морис.

— Да, но когда и сколько еще ждать, это вот вопрос.

После этих слов прогремел ужасающий гром, и тут же по земле пошла вибрация от приземляющихся ядер. Ночное небо начало рваться на части под силой ядер восьми прекрасных кораблей. Все, кто стояли и обсуждали дальнейшие действия по противостоянию с Джонсоном и его товарищами, рухнули на землю, как собственно и Эдвард с Морисом, создав некий шум в кустах. Но он был настолько незначителен в эту неразбериху, что прошел без особого внимания остальных. В мгновение начался Ад на острове. С берега стали доноситься ужасные крики и новые залпы, а на полянке от ударной волны рухнули даже шатры, что так величественно стояли вокруг пламени. Будто бы Судный день[15] пришел, низвергая в пучину все человеческие грехи.

— Время пришло. — Эдвард начал подниматься и схватил рукоятки своих пистолетов. — Морис, теперь наша задача задержать их и дать нашим парням шанс. Встаем и даем бой. — вот она отмашка, начинается развязка.

— Вот же, зараза. — отозвался Генри и вскочил на ноги, стряхивая со своего пиджака землю. — Встали все. Битва будет раньше, чем я того хочу… — произнес Грин, оголяя шпагу.

— Их там семнадцать человек. Я не справлюсь. — прошептал Морис, одернув Эдварда за рукав.

— Не бойся ты. Появимся из кустов — уже в штаны наделают. Стреляем из трех пистолетов своих — три трупа. Я возьму на себя Грина, Гибса и Карлеса и еще шестерых, ты займешься остальными пятью. — схватилась крепкая мужская рука за черную, будто смоль, жилетку. — У тебя есть навыки и сила для этого. И запомни, их смерти позволят тебе реализовать твою мечту. Встаем. — последний приказ был отдан мальчишке, и поднялся капитан, чуть расправив свои плечи.

— Мама, пожалуйста помоги мне. — юноша достал из внутреннего кармана любимую брошь своей матери и надел ее на себя, протыкая жилет свой чуть блестящей застежкой.

В этот момент все те, кто упали в центре поляны, поднялись на ноги, не решаясь сдвинуться с места. Залпы к этому моменту до сих пор не утихли. Земля все продолжала содрогаться под ногами, камушки мелкие подпрыгивали настолько сильно, что ударяли по шершавому носочку дорогих сапог.

— Все встали? На берег, быстро! — наконец, повысил свой грубый голос Генри и побежал к тропе, что вела к берегу.

Но в этот момент из зарослей, прямо к самому началу этой тропы, вышли выходцы с «Пандора», сжимая кистями своими рукояти пистолетов.

— Вот как? — с легким удивлением в голосе произнес Грин и остановился, как и все, чуть разведя руки и оттопырив пальцы.

Вновь залп, и вновь земля содрогается под ногами бойцов. Заместитель Дэвида Палмера был слегка удивлен той легкостью, с которой Эдвард добрался до них, а вскоре доберется и до Дэвида, но больше его удивил тот самый факт, что Морис, тот самый мальчишка, которого он учил, о котором он заботился, жив и здоров, да еще и стоит явно на противоположной стороне конфликта.

— Значит ты жив, да, Морис? — проговорил Грин, чуть разминая свои кисти, в тот момент, когда товарищи его от эмоций даже не смели и двинутся.

— Как можешь видеть, Дядя Генри. — произнес мальчишка и развел руки в стороны, чуть отблескивая светом от далекого огня в джунглях своей брошью. — Жив.

Прогремел еще один залп, земля вновь содрогнулась под ногами, затрещали деревья и вновь что-то вспыхнуло на берегу. Крики, оры и бранные слова все сильнее и сильнее доносились с берега, чей песок вот-вот навсегда окраситься красным, как тогда в Тортуге. Все в этой жизни возвращается.

— В этой войне, ты против нас? — очень спокойным и очень глубоким голосом проговорил Генри, чуть разминая свои кулаки. — Сам выбор сделал или подсказал кто? — не злой, но такой тяжелый взгляд бросил Грин на Джонсона, что стоял подле его ученика.

— Сам. — четко произнес Морис, продолжая смотреть прямо в глаза своему бывшему учителю.

— Тогда и ответственность готов понести? — успокоил он своих людей лишь поднятой рукой, что так и норовили наброситься на врага.

— Да. Отец слишком беспокоился за меня, не замечая меня самого. — ушел тот страх неизвестного, и рыжий юноша с выпяченной вперед грудью гордо стоит и смотрит на противника перед собою. — Но ты другой. Человек, что видел во мне личность, что беспокоился о моих переживаниях и между ужасными свершениями с моим отцом обучал меня таким важным вещам. Если ты захочешь уйти — мы тебе позволим. — продолжал Морис. — Я обещаю.

Обещай, обещай. Ведь если что-то пойдет не по задумке молодого капитана, то и тебя он прикончит, как представиться удобная возможность. Жалко будет лишь потерять все то время, что на тебя было потраченное, но уж лучше так, коль решился ты идти наперекор ему. В эту самую минуту залпы стихли, на берегу послышался первый звон металла дорого. Бой перешел на землю. Но это не означало победу, а даже усложнила и без того патовую ситуацию для «Черного черепа», Ричарда и Марка.

— Прости, Морис, но нет. Я определился со стороной еще десятилетие назад. Не в моих принципах менять сторону всяк раз, когда дует встречный ветер. — Грин оголил свою величественную шпагу элегантным движением руки. — Всякий раз именно я являлся фактором перелома многих битв.

— Прежде, чем мы начнем, Генри.

— Чего тебе надо, Джонсон? — будь его воля, Эдвард бы умер уже год назад, но у Дэвида уж слишком слабое сердце на такие решения. Оказывается, Палмер старший не способен решится на первый сокрушающий удар, недооценивая противника своего. Но не Грин, человек, что и с ребенком будет крайне осторожен, а если этот ребенок еще потенциально может стать противником ему, то и прикончить его хладнокровно, лишив сначала его жизни, затем и его товарищей.

— Ты случаем не из Лондона? — озвучил капитан мысль, что терзала его душу с того момента, как он услыхал его фамилию.

— Оттуда. А чего тебе?

— Отца зовут Уильям, а сестру младшую Элизабет?

— И прозвучали имена тех людей, о которых я не слышал уже семнадцать лет. — ни единый мускул не дрогнул на его безразличном лице.

— Значится, ты мой шурин[16]. — озвучил очень интересную деталь своими устами молодой капитан.

— Раз ты здесь — ошиблась в выборе моя ненаглядная сестренка, как и в тот день, двадцать три года назад[17].

— Обижаешься на нее?

— Я не смею. — а звон металла, все четче и четче. — Не тот возраст уже. Но не ты, Эдвард, мне сейчас интересен. — и вновь Генри перевел свой взгляд на ученика своего бывшего. — Поддаваться не стану, учтите оба. — легкое, чуть заметное движение рукой и оголили шестнадцать человек по его приказу свои клинки. — Встретимся с вами в Аду. — быстро согнул он ноги в коленях и рванул в сторону выходцев с «Пандоры». — Встретимся на VII кругу на I поясе[18].

Но наш капитан не жаждет попасть на VII круг, судьба его ведет верно на VIII круг[19] вместе с Палмером старшим.

— Огонь! — прокричал Джонсон, чуть отскакивая назад, направил свои пистолеты на бегущих на него противников и выстрелил.

Палмер младший повторил за своим капитаном. Первый залп, первые три пули были выпущены из пиратских пистолетов и поразили троих из вражеской толпы. Но остальные не испугались и продолжили бежать на своих врагов, уже предвкушая их смерть от своих клинков. Палмер и Джонсон оголили свои клинки и ворвались в бой. Эдвард, как старший, ринулся вперед, принимая на себя удары Гибса и Карлеса, оттолкнул их в толпу матросов и забрал на себя десятерых, но смог упустить Генри, что бросился на своего бывшего ученика вместе с еще тремя пиратами, смещаясь в другую сторону.

И представилась прекрасная возможность трем матросам атаковать рыжего мальчишку. Замах, но Палмер младший сумел уклониться от удара, сделав шаг назад, и, по веянию своего чутья, по неимоверно кровавому желанию, отрубил руку одному из них, что держала клинок. Мужчина рухнул на землю и, крича, стал зажимать свой обрубок, извиваясь от ужасной боли, но вскоре покинул мир живых от потери крови и болевого шока.

К двум остальным штурман подскочил, бросил горсть земли в глаза и воспользовавшись моментом, проткнул его шпагой, повалив на землю. Замах второго — Морис перекатился в бок по земле и со всей силы своей, используя все те знания, что сумели всплыть в этот момент, ударил кулаком руки своей пирата по причинному месту. Тот согнулся, взвыл сквозь зубы, но не выронил клинок свой. И полетела шпага вновь в рыжего мальчишку. Еще один перекат, быстро приподнялся на согнутых ногах и неимоверной легкостью провел клинком по бедру противника заставляя его упасть на колено. Мальчишка обошел своего противника за доли секунды и встал в подле него, готовясь обезглавить противника, возвышаясь над ним, как кайсякунин[20].

В мгновение, что наполнено исключительно решимостью и волей, что отторгали всякое сомнение в его сердце, обезглавил юноша своими руками своего противника, отправляя уже восьмую душу на небеса.

А Генри Грин стоял с опущенным клинком и лишь наблюдал за битвой, в которой он без зазрения совести своей черствой пожертвовал тремя людьми, чтобы посмотреть и оценить успехи своего бывшего ученика. Не обращал он и должного внимание на своего зятя, что в этих водах и так успел прославиться своим мастерством и жестокостью. Взаправду вчерашний мальчишка, возмужал за этот короткий срок. Значится не хватало той смелости учителю, чтобы отправлять мальчишку в битвы. «В следующий раз, в следующую жизнь я обязательно приму к сведенью.» — пронеслось в голове у Грина, видя как его ученик смахивает кровь противника со своего клинка.

— Ты изменился. — двумя словами охарактеризовал все представление перед собою величественный брюнет. — Что же ты покажешь против меня? — Генри встал в свою собственную боевую стойку, отвел левую ногу чуть назад, совсем немного согнул колени и выпрямил правую руку, в которой и держал свой клинок. — Учти только — я поддаваться не намерен. — вот она проверка рыжего мальчика, что так сильно жаждал вырасти.

— Я и просить бы не смел. — с легкой отдышкой, с пылью на лице Палмер младший развернулся к противнику, сверкая брошью своей матери, направил клинок на учителя, на человека, что стал для него родным в эти ужасные годы, на человека с которым он впервые засмеялся в Вест-Индии, на человека, который посмел подарить ему отцовскую любовь.

В это время наш капитан разбирался с десятком бойцов Палмерской армии. Он разрубил на части первых двух матросов, что решили сразу после толчка пойти в ответную атаку. Их тела с отрубленными головами и вспоротыми грудями рухнули на пол, окрашивая землю под собою. Оставшиеся лишь сопровождали это все взглядом. Капитан быстрыми движениям рук своих разрубил сначала их груди, а затем уже и головы отрубил, не почувствовав своими клинками сопротивление от их позвонков. Голубоглазый опустил вниз окровавленные шпаги и легким движением рук убрал всю лишнюю кровь. Эдвард улыбнулся, как только увидел периферийным зрением ситуацию у своего ученика, что решился отрубить первому пирату руку, и ринулся к своим противникам, что сейчас смели лишь стоять и смотреть на него.

Карлес и Гибс тут же рванули на молодого капитана, и, как только они сблизились, Эдвард неожиданно для них прыгнул, выставил ноги и угодил им в груди. Карлес и Гибс не успели толком ничего сделать, даже задеть своего противника, как их уже отбросило на метра на четыре. Капитан очень сильно ударил их в грудь и рухнул на землю, пачкая свой все еще мокрый плащ о черную землю. И прогремел еще один залп, которого и быть не должно было. Молодой капитан почувствовал легкую дрожь, что пробилась через землю. В этот самый момент бросился один из смельчаков на капитана занося шпагу для удара. Юноша перекатился, дождался, когда шпага матроса воткнется в землю, на которой осталось мокрое пятно, немного привстал и проткнул противника своим клинком, разрезая ему грудину и наслаждаясь эти глухим треском кости, что разрывается под силой его.

Легким движением руки молодой капитан достал шпагу из тела убитого, брызгая его кровью в стороны и окрашивая свою кисть, и, наконец, поднялся в стойку. Секундное замешательство, и бросился еще один смельчак на искусную убийцу, занося свой эфес над головой и готовясь обрушить рассекающий удар, прыгнув в воздух для большей силы. Легким приставным шагом капитан ушел в сторону, проводя шпагой, что держал в левой руке, от брюха до грудины, по приземлении противника прокрутился и правой рукой рассек ему спину.

Осталось еще четверо матросов и Гибс с Карлесом, которые до сих пор пытались встать, стараясь восстановить сбитое дыхание. Уж больно слабенькие оказались. В этот момент молодого капитана окружили оставшиеся четыре матроса. Морис уже начал свою беседу с бывшим учителем.

Позволил молодой человек себя окружить, чуть ослабляя бдительность своего врага. Затопали сапоги вокруг него, решая прикончить самого опасного человека, что когда-либо они встречали. И заключили в кольцо молодого капитана, где между Джонсоном и каждым противником целых два метра.

— Коль решили убить, действуйте быстрее. — издевательски проговорил капитан.

Все что произошло дальше, случилось за каких-то две секунды. Противники перед ним завали свои шпаги в стороны и готовил для рассекающего удара, целясь исключительно в голову, противники сзади завели свои клинки за линию своего тела и приготовились проткнуть противнику спину. Но капитан оказался быстрее. Быстрая смена хвата шпаг на обратный, вытянул руки вперед и в мгновение ока запустил свои клинки в противников сзади, угодив им в шеи, чуть напряг руки, быстро согнул ноги и выпрыгнул вперед, уклоняясь от выпадов умирающих противников и приближаясь к врагам спереди. Они шаг на встречу, Эдвард прыжок на метр к ним. Капитан напряг все тело и выставил свои предплечья на пути их шпаг. И угодили лезвия своим началом у рукояти[21] в акульи щитки капитанские, попутно разрезая и белоснежную рубаху, и черный великий плащ.

Легкое замешательство противника — благодать для юноши. Еще сильнее напряг нижнюю часть тела и смог протиснуться между ними, позволяя их клинкам проскользить по его щиткам, продолжая разрезать воздух за ним. Схватили его руки их за шеи, подставил он ноги свои так удачно, что в мгновение, прикладывая невероятную силу для человека, опрокинул их на землю, да настолько сильно, что от удара у них сбилось дыхание и расслабились руки, что так яростно сжимали клинки. С доли секунды капитан вытащил свой легендарный кинжал и, окрашивая изумруды в его рукояти прикончил обоих, дико разрывая своим лезвием их красные от страха шеи. И застыли их лица в предсмертной агонии, успокаивая молодого капитана.

Джонсон поднялся на ноги сжимая в окровавленных кистях своих кинжал с камнями, что так сильно напоминали глаза его любимой, развернулся к Карлесу и Гибсу, которые к тому времени уже смогли подняться на ноги и стояли в шести-семи метрах от него, страшась расправы, страшась человека перед собой, что так легко расправился с восьмью людьми, подготовленными морскими разбойниками.

Среди восьми теплых тел, что когда-то вместе с ними смеялись за выпивкой, стоит он — чудовище в черном одеянии, зверь в человечьем обличии, что глядит на них светящимися красным, как пламя в Аду, глазами. Будто Шезму[22] чуть поиграется ими, вкушая их страх в полной мере, и пожнет их души.

Легкое движение руки, убирая все капли крови с клинка, и так лениво, так медленно повесил кинжал вновь на ремень, но для этого зачем-то завел обе руки себе за спину. Секунда — обхватили его пальцы легкие метательные ножечки, вторая — показались кисти из-за плаща, третья — полетели лезвия в некогда смелых людей, четвертая — угодили клинки капитана им в глаза, пятая — рухнули тела последних противников великого Джонсона. Прогремел еще один залп, земля вновь страшно содрогнулась. Капитан вернулся за своими шпагами, аккуратно поглядывая на сражение между своим учеником и своим шурином.

Кто же выйдет из этого сражения живым? Если это будет Генри, придется собственными руками лишить Элизабет брата, а Уильяма единственного сына. Будь нравы этих молодых людей помягче, возможно сейчас бы сидели за одним столом одной большой дружной семьей, но увы…

Обменивались противниками ударами почти каждую секунду, создавая своими шпагами причудливую мелодию. Эдвард вдел свои шпаги в ножны, сложил руки перед собой и медленно стал подходить к сражающимся, осматривая своего штурмана, что вел для себя сейчас самый сложный в своей жизни бой. Рассеченная бровь, красное лицо, мокрая то ли от пота, то ли от воды рубаха, но напор этот мальчишка не растерял. А Генри-то не промах: лишь легкая царапина на предплечье, из которой так издевательски капала кровь.

— Решил, зятек, понаблюдать? — демонстрируя свои недюжинные способности решил заговорить Грин, в очередной раз заблокировав удар Мориса. — Я приятно удивлен твоим мастерством. Способный человек вошел в нашу семью.

— Я на твоем месте не отвлекался бы. — поправил своего шурина молодой человек.

— Увы. — неожиданно для всех Генри сократил дистанцию между собой и Морисом, схватил его руку со шпагой за предплечье и кулаком, в котором сжимал свой клинок несколько раз поразил его лицо. — Ты пока не соперник мне. — еще пара ударов и рухнуло тело Палмера младшего навзничь. — Но изменения явно заметны. — не убирая шпагу в ножны Генри повернулся к Эдварду и посмотрел ему в глаза, чуть наклонив голову. — Хорошо ты его обучил, но не достает…

— Жестокости и опыта.

— В самую точку.

— Но у него множество и других талантов, что для нас тобой непостижимы.

— А толку, если он не доживет до того момента, когда сможет их применить? — и одарил мимолетным взглядом Грин тропу, что вела в лагерь на берегу. — Стало быть это конец. Не хочешь со мной сразится? — вновь вернулось все внимание Генри на своего зятя. — Узнаю на своей шкуре, на сколько ты хорош.

— Ты еще с ним не закончил. — молодой капитан указал пальцем за спину Грина, указывая на рыжего мальчишку с окровавленным лицом, что сумел подняться.

— Удивительно. — проговорил все также безэмоциональной Грин, как только увидал молодое тело, что, обливаясь кровью с лица, смогло подняться на ноги. — Этому не обучить, но тебя и не нужно было. — теперь все свое внимание он направил на мальчишку перед ним, на молодого зверя, что уже устал терпеть.

— Не соперник говоришь, Дядя Генри? — такой холодный и пустой голос донесся от Мориса, что даже нутро молодого капитана дрогнуло. — Как насчет этого?

В руке, в которой он сжимал ранее шпагу, возник пистолет, произошел выстрел, что направлен был на левую ногу Грина. Генри быстрым движением своей руки развернул ребром шпагу и подставил ее на пути пули. Только многолетний боевой опыт позволял выполнить такой маневр, при котором клинок приходил в негодность из-за ужасной вмятины. Звон — пуля угодила в шпагу ровно, так как и хотел рыжий мальчишка, что тут же подскочил к Грину, ухватился за рукоять своего клинка и стал заносить ее для удара в его правое плечо. Брюнет не растерялся и уже испорченной своей шпагой отбил клинок своего бывшего ученика. Да с такой силой, что и сам ведущую руку свою выпрямил, и Мориса завалил в ту сторону, но это-то и нужно было мальчишке. Из левой руки, что до сего момента скучала, он выпустил сухую землю, направляя это темное облако прямо в глаза своего Дяди.

— Умно. — сквозь зубы процедил Грин и стал возвращать к себе шпагу, не видя ничего.

Палмер чуть развернулся, схватил левой рукой предплечье правой руки своего учителя, поднял к груди свое колено и со всей силы ступней пнул своего противника в грудь, заставляя его пролететь пару метров, выпуская из рук шпагу. Как только рухнуло тело в черном пиджаке с золотыми пуговицами на спину, сразу же был накрыт телом своего свирепого бывшего ученика, что выпустил из своих рук клинок. Удар за ударом наносил Палмер младший по незрячему до сих пор противнику, по-настоящему наслаждаясь своим физическим превосходством в этой битве. Сбилось дыхание, сбился ритм, и воспользовался этим Генри, схватив предплечье своего ученика, подтянул к себе и одарил его хорошим ударом с левой. Но недооценил наш талантливый человек своего оппонента, что после этого удара лишь усилил натиск. Для Генри остался лишь один выход — продолжать драться и ждать, кто из них окажется слабее.

Секунда за секундой, минута за минутой, но удары все продолжались, заставляя лица обоих мужчин превратиться в кровавое месиво. Но через десяток секунд ожесточенного сражения неожиданно для молодого капитана Генри опустил руки, позволяя своему бывшему ученику подарить ему покой.

— Хватит. — Джонсон схватил локоть Палмера младшего, даря ему возможность попрощаться.

— Зачем ты его остановил? — уже далеко не белые зубы были в его рту, кровь все стекала с его лица на холодную землю, унося жизнь из этого бренного тела. — Поиздеваться хочешь? — на его лицо мелкими каплями стекала кровь мальчишки, о котором он когда-то заботился.

— Поговорить. Почему ты покинул Лондон?

— Отцу доложишь? Сестричке расскажешь? — легкий кровавый кашель пронзил его, наполняя воротник жидкостью жизни.

— Для себя хочу понять. Зачем человек, которому суждено стать наследником дела своего небедного отца покидать Лондон?

— Я себя ненавидел, за слабость… Слабое тело, отсутствие каких-либо талантов, возможностей и целей. В день, когда умерла мать, родилась она — человек, которого я люблю больше всего на свете… Как и отец… — и вновь кашель. — Часто мы ссорились и с ней, и с отцом из-за моей алекстимии[23], они не понимали, что я на самом деле чувствую. Я всего лишь глушил в себе эмоции, не показывая ту боль, что терзала меня всякий раз, когда я смотрел на портрет матери, думая, что таким образом я стану взрослым. — и вновь кашель.

— Не получилось?

— Это дало противоположный эффект. Меня стали обходить стороной, мне перестали дарить заботу и ласку, со мной не хотели говорить, никто, даже когда мне нужна была помощь. Я стал обузой для семьи, бесталанной обузой… — следующие слова стали слишком тяжелыми для Генри. — С этим тяжким грузом на плечах, с этим ярлыком на лбу, ничего никому не сказав, я отправился сюда в надежде обрести то, чего у меня никогда не было.

— И как, вышло?

— Нет. — горький и сухой ответ сорвался с его кровавых уст. — Но оказывается у меня был талант — упорство. Всего на всего. С помощью которого я и дожил до сегодняшнего дня. А тебе, Морис, я хочу сказать одно. — обратился израненный Генри к своему бывшему ученику, которому заменил отца. — Ты почти стал мужчиной, способным на великие свершения. Осталось только одно. — темно-зеленные глаза, что когда-то сверкали также, как и у Элизабет, устремились в карие глаза, что вот-вот наполнятся слезами. — Убей меня.

— Нет… — смешались слезы мальчишечьи с кровью его и стекали вниз по его лицу.

— Генри, мы могли бы вместе вернуться в Лондон. — вновь проговорил капитан. — Может не стоит так терзать души семьи?

— Ты обо мне до этого дня не слышал. — упал его зоркий усталый взгляд в темно-голубые глаза. — Вижу по глазам. А значит вычеркнули меня из семейного древа. Пусть тогда я и убежал от проблем, но сейчас… Я не посмею… — ужасный кашель разорвал его голос. — Император не может предать свою же империю. — неожиданные слова проговорил Грин, одаривая своего зятя таким тяжелым и уставшим ото всего взглядом.

— Я понял… — чуть поникшим голосом, уже представляя, что грядет, проговорил капитан. — Передать, что-нибудь Уильяму, Элизабет?

— Да, передай им: Я человек… Я все чувствовал и чувствую. Я очень сильно любил маму… Отцу добавь еще: Я обладал самым великим талантом из всех — упорством. Я много достиг, многое видел и многих погубил. Прощай.

— Я запомню.

— Спасибо, надеюсь, они увидят тебя еще хотя бы раз. Морис? — окровавленная рука коснулась предплечья рыжего мальчишки. — Не тяни. Ничего уже не изменить… Подари мне смерть, с моим народом.

— Я знаю… — Палмер согнулся и уперся своим лбом в грудь своего Дяди.

— Эдвард, покинь нас. Дай ему время. — таким грустным голосом обратился шурин своему зятю.

— Как пожелаешь. Жалко, что ничего нельзя изменить.

— Жалко… — с необъяснимой легкостью блеснули зеленые глаза в последний раз.

Эдвард послушно отошел в сторону, уперся плечом в ствол дерева и продолжил наблюдать, не имея возможности услышать, о чем говорят эти двое. Секунда, десять, двадцать, минута, полторы — Морис после тяжелого для себя разговора приблизил свой кинжал к шее своего дорого Дяди, что сумел для него заменить отца. Через мгновение все это закончилось — рыжий мальчишка перерезал горло человеку, что всем своим видом показывал усталость свою от этого образа жизни, от этих действий, от этих напрасных смертей и гнусных человеческих желаний.

Не стал Генри Грин — великий теневой пират, чьи таланты позволили Палмеру, такому взбалмошному и чересчур жестокому человеку, обрести не только армадой из пяти десятков кораблей, но и обзавестись правильными связями с Испанией, предавать своих людей. Человек, что все это время его направлял, ему указывал на что делать акценты, что имел право даже говорить за него, не предал «Бриллиантовые шпаги», ведь именно Генри Грин обладал большей властью в этом содружестве. Саморучно он отдал Палмеру эту сцену, позволяя Дэвиду играть роль «ужаснейшего, страшнейшего пирата всех времен» в то время, как он сам подчищал за ним, прибирая к своим рукам как можно больше.

Один раз Палмер не до конца исполнил указания Генри — когда посмел оставить жизнь Эдварду Джонсону. После того дня Дэвидом стало чересчур сложно управлять и направлять в нужное русло. Приходилось лишь подчищать за ним. Как жаль…

Не станет для нас открытием то, что Генри Грин немного поддался своему бывшему ученику, выпуская шпагу из своих рук в момент удара в грудь. Его смерть поможет этому юноше изменится, а если доживет до момента отплытия из Вест-Индии, то изменит этот рыжий мальчишка многое в Старом Свете. Это ли не великолепное завершение бесславной жизни пирата, что всегда оставался в тени — Генри Грина.

Простое движение, но далось оно Морису слишком тяжко. С минуту восседал он на теле своего Дяди, поднялся и снял с тела бывшего учителя его пиджак, перевешивая на него свою брошь. Под сильный тропический ветер, что так нахально посмел терзать уже грязную белую рубаху победителя, Палмер младший снял с себя черный жилет, швырнув его в пламя костра, и надел на себя знаковый для себя пиджак.

— Похожая у нас с тобой судьба, Морис. — прошептал капитан, отлипая от дерева и вспоминая смерть своего учителя.

— Я закончил. — проговорил молодой человек, что пылал своими волосами, словно пламя. — Он просил тебе передать. — Палмер младший сунул руку во внутренний карман теперь уже своего пиджака и достал маленький женский портрет.

— Портрет? — капитан обхватил небольшой залакированный портрет, квадратик пять на пять, провел пальцами по шероховатым торцам и перевернул его. — София Грин[24]. Мама. — на последнем слове маленькие капли крови ее сына, что отправился к ней, на небеса.

— Я никому не скажу об этом. — с необъятной пустотой на душе отозвался Палмер с застывшим лицом.

— Спасибо. — молодой капитан убрал карточку в карман своих штанов. — Вернемся в Лондон — познакомлю.

— Как скажешь. Что дальше?

— Я пойду за твоим отцом. — капитан взглянул на вход в пещеру. — От тебя же зависит успех всей нашей вылазки — будешь охранять вход в пещеру. Защищать меня твоя приоритетная цель. За мной ты выдвигаешься, как только повстречаешь остальных, ясно? — Эдвард вытянул вперед свою руку.

— Так точно, капитан. — уставшие глаза, окровавленное лицо, но невероятное спокойствие. — Не подведу. — и схватил штурман своего капитана, словно римлянин[25].

— Сил нам, чтобы все это закончить. — проговорил капитан напоследок, отпустил руку и направился к пещере.

Эдвард остановился у входа в пещеру, развернулся и в последний раз перед схваткой с Дэвидом посмотрел на его сына. Его взгляд упал ему на спину. Морис стоял, расправив плечи, глубоко дышал и готовился к возможным встречам, чуть постукивая своими пальцами то по рукояти своей шпаги, то по ремню.

— Одеяние Грина тебе идет. — произнес Эдвард чуть слышным голосом. — Надеюсь и сил тебе добавит. — юноша сделал первый шаг в темноту.

Глубокая темная пещера, что так заботливо была освещена факелами, что крепились к стенам через каждые два метра. Тишина окутала капитана, как только он решился вступить своей грешной ногой на эту землю. Лишь непослушная водица, что каплями своими стекала по сталактитам, шумела в этой тишине. Снаружи утих звон и грохот, мать-земля перестала трястись под залпами последних пиратов. Шаг за шагом пробирался капитан внутрь, даже позволив себе насладиться внутренностями пещеры, что в мемуарах своих назовет самым лучшим и самым ужасным местом в своей жизни.

Спустя пару десятков секунд Эдвард добрался до крутого склона, обойти который не представляло возможным. Земля под его ногами немного посыпалась и покатилась вниз, в беспросветную тьму. Наверняка и Палмер со своими бойцами пошел этой дорогой. Благодаря этим скудным рассуждениям Эдвард решился скатиться с него. Благо склон был идеально гладок, ведь шлифовался он долгие года под силой пещерных вод, что стекали по нему. И сейчас эта вода стекала по склону, будто заманивая наступить на нее. Вдоль всего склона не было ни одного источника света, что подсказал бы, когда закончится спуск. Тьма, каменный спуск, по которому так приятно стекает грунтовая вода, и после всего увиденного наш молодой человек не сдрейфил. Уж слишком далеко он зашел за эти дни, чтобы вот так развернуться.

— Что ж, придется съезжать. — Эдвард встал на край и выставил вперед правую ногу, поставив ее на начало склона.

Секундный страх, и оттолкнулся он левой ногой, готовясь к ужасным последствиям своего выбора. Первые метры были самые легкие, а вот дальше… Эдвард начал понемногу набирать скорость, правда он и старался перенести центр тяжести чуть ниже, дабы замедлить ход, но сейчас это уже не играло никакой роли. Капитан проехал уже секунд пять, а на горизонте даже не было очертания конца склона. Но в этот момент начали появляться силуэты сталагмитов. Один из них был прямо на пути голубоглазого юноши.

Эдвард начал двигать тазом, дабы сместиться в сторону, но не успел — на скорости боком задел сталагмит, хватившись за бочину, потерял равновесие и начал скатываться по склону на спине, корчась от боли. От сталагмита, с которым он столкнулся, откололась половина и начала двигаться за молодым капитаном. Сталагмиты начали появляться все чаще и чаще. И вот еще пара каменных отростков появилась на пути у капитана. На этот раз он перекатом благополучно ушел от столкновения и продолжил скользить вниз, но теперь уже начали проглядываться огни в этой кромешной темноте. Конец спуска близился, его освещала пара факелов, таких желанных для молодого человека сейчас. Эдвард спустя несколько секунд уже приземлился на ровную поверхность, но не слишком удачно. Юноша ударился плечом и ногами об пол и поэтому пару секунд еще лежал на достаточно мокрой земле, царапая гранит под собою своими щитками. Через секунды со склона скатилась та самая половина сталагмита и рухнула прямо на капитанскую спину.

— У нас сегодня праздник, ребята. — проговорил один из бойцов Палмера, что стоял в том самом помещении, в которое скатился молодой капитан.

— Видим. — произнес еще один матрос, оголяя свою шпагу.

— Черт возьми, сколько еще у тебя людей? — прокряхтел молодой человек.

Эдвард, преодолевая боль в локте и в коленях, поднялся на ноги, скинув со своей спины кусок сталагмита, и оглядел помещение и своих противников. Просторная комната с ровными каменными стенами с высоким потолком, с которого вниз в паре местах свисали огромные и прекрасные сталактиты. Оно было достаточно освещено двумя десятками факелов, в углах помещения были поставлены ящики и мешки. Наверняка какое-то время люди Палмера, да и он сам, тут жили. Противников, которые уже начали окружать капитана, в этом помещении было всего семь человек. Даже не дюжина решилась его встретить. Дэвид, ты слишком опрометчив, хотя так даже лучше. Знаешь? Остальных ты наверняка оставил подле себя. Придется им всем глотки перерезать, чтобы до тебя добраться.

Бойцы уже все оголили свои шпаги и грозно смотрели на молодого капитана, словно шакалы, готовые наброситься в любой момент. Но из-за необъяснимого страха не решаются напасть на избитого льва. За их спинами виднелся еще один проход в глубь, в то помещение которое освещала луна.

— Потанцуем, ребята? — произнес Джонсон и достал свои шпаги с характерным звоном, так издевательски прокручивая их в своих руках.

— Посмотрим же, почему тебя бояться испанцы. — после этих слов пираты рванули на молодого капитана, поднимая своими сапогами ворох пыли.

«Цепные псы», пронеслось в голове у юноши в тот самый момент, когда он заблокировал первый удар из многих. Еще замах и еще удар. Эдвард отскочил в сторону по пути унеся жизнь одного из бойцов, проткнув того шпагой в область груди. Капитан сумел выиграть себе пространство, которого было достаточно для того чтобы начать исполнять его новый прием «танец смерти», как тогда на тренировке с Палмером. И закрутился капитан, и начал в этом беспорядочном танце рисовать запудренные узоры своими клинками, раз за разом забирая чью-то жизнь. Поворот, шаг, смена траектории, звон от блокирования удара, крик от разрезанной руки и приятная мелодия чистой рудниковой воды, сто стекала вниз со сталагмита.

Спустя десяток секунд Джонсон остановился и замер на месте. Все семь человек бросившихся на него были мертвы, у кого-то была разрезана шея, у кого-то был вспорот живот. Все погибли в этом смертельном танце кроме одного — исполнителя. Эдвард стряхнул кровь со своих шпаг, вырисовывая восьмерку в воздухе, вдел их в ножны и вошел в тот проход, в котором виднелся лунный свет.

Капитану открылось огромное помещение, в котором не было потолка, пещеру через трещину в потолке освещала луна. В центре этого огромного пространства была лишь гранитная тропа толщиной всего метров шесть, остальное же было заполненной водой и находилось на приличной высоте, метров десять вниз. Она была чуть ниже прохода, в котором сейчас стоял капитан в мелких каплях крови В самом конце этой дороги была огромная расписная каменная дверь, у которой стоял Дэвид и гордо посматривал на своего врага, скрестив перед собою руки.

У самой двери была небольшая квадратная площадка, всего каких-то шестнадцать квадратных метров на глаз. К этой массивной двери с площадки вела лестница, что состояла из десяти гранитных ступеней. Палмер стоял на пятой ступени и продолжал глядеть на Эдварда. Перед Дэвидом, у самого начала лестницы, стоял десяток его бойцов, что устремили свои взоры на мальчишку, уничтожившего все то, чего они так долго добивались.

— Вот и закончилось все! Приветствую тебя, Эдвард Джонсон! — донеслось гулким эхом до ушей молодого человека. — Жалко, что тогда, десять месяцев назад, я не послушал Генри!

— Палмер, я прикончу тебя здесь и сейчас! — прокричал в ответ молодой капитан, сотрясая воздух вокруг себя и заставляя свою шею краснеть.

— Точно уж не сейчас! — и растянулась его довольная морда в противной улыбке, и развел руки он руки, будто издеваясь над своим заклятым врагом.

В этот самый момент со спины на молодого капитана налетают трое матросов и заламывают ему руки, дабы тот не успел схватить рукояти своих шпаг. Это прошло удачно, и теперь Эдвард стоит на коленях, а руки и голову его сдерживают верные бойцы Дэвида Палмера.

— Вот видишь! — тут же проговорил подонок всей Вест-Индии.

В этот момент тот матрос, что держал голову черноволосую, начал обыскивать его. Отцепил ножны со шпагами и вышвырнул их в то помещение, в котором минуту назад дрался молодой капитан. С кинжалом, мешком для ножей и пистолетами он проверну тоже самое. И теперь его, обезоруженного, повели к Палмеру, прямо на ту площадку, где все собрались ради казни. Но чей…

— Скотина! В честном-то бою ты драться не хочешь, я смотрю?! — прокричал Эдвард, чуть брыкаясь в крепкой хватке, в тот момент как бойцы спускались вместе с ним по лестнице к великой гранитной тропе.

— А зачем? Раз ты здесь — я уже проиграл. Но перед этим я заберу твою душу в пекло. Мне одному будет слишком скучно. — рыжий мужчина издевательски прогуливался по этой ступени из стороны в сторону, будто бы о чем-то размышляя.

— Это мы еще увидим, урод! — еще чуть-чуть и пропадет голос у молодого пирата.

Эдварда привели на эту площадку, перед которой на лестнице стоял Палмер. Его поставили на колени и продолжали сдерживать. Бойцы Палмера окружили Эдварда, встав по краям площадки, спинами к обрыву.

— У нас с тобой много недомолвок. — и начал величественно спускаться лидер «Бриллиантовых шпаг» к своему врагу. — Много несчастий мы друг другу принесли. Не находишь? — и встал он перед ним, величественно возвышаясь.

— Ты это называешь несчастьями? — очень глубоко и тяжело дышал молодой человек, смотря вверх на эту омерзительную морду.

— Я забрал у тебя жизни твоих людей, а ты моего сына, лишив меня единственного, что осталось от нее. — и обрушился тяжелый удар правой руки по лицу голубоглазого.

— Будто бы ты сильно переживал. — вобрал юноша кровь и выплюнул ее в сторону, возвращая свою голову в обычное положение.

— Если бы не Генри, что так сильно настаивал на урегулировании конфликтов с испанцами в это время, то я бы рванул к Тортуге со всей своей армадой не раздумывая. — и второй удар по челюсти молодого человека.

— А Генри Грин знал, что ты решился угрожать мне убийством его сестры?! — не выдержал юноша и прокричал свои слова.

— Если бы знал, он убил бы меня сразу же. В этом море я боялся лишь одного человека, что превосходил меня во всем — Грина. Тебя же я стал уважать за все то, что ты пережил и сделал. — ухватился руками Палмер за черноволосую макушку и ударил своим коленом по капитанскому носу. — Ты, я, Грин объединившись смогли бы подмять под себя не только Вест-Индию, но и все воды Америки. Сильнейшие.

— Черт. — хлынула кровь из сломанного носа, но Джонсон сумел поднять голову.

— У каждого человека есть слабые места. — начал читать нотации Дэвид, вытирая рукой свое колено от молодой крови. — И так получилось, что у нас троих, самых талантливых, самых опасных ублюдков этого моря, слабым местом оказалась семья…

— Говоришь так, будто это правда. Не шибко ты о семье-то беспокоишься, раз собственную жену убил. — озвучили окровавленные уста.

— Да, что ты можешь знать, мальчишка? — неожиданно, но Палмер отошел от своего противника и оголил свою легендарную шпагу с блестящей рукоятью. — Отпустите его. — скомандовал Дэвид, направляя острие своего блестящего клинка на Джонсона.

Пираты выпустили Эдварда из своих цепких лап, быстро заняли свои места и вместе с остальными оголили свои шпаги и направили их во внутрь арены.

— А теперь наш последний танец. За границу ты не выйдешь, не сбежишь. Останется один — либо ты, либо я. — медленно произнес Дэвид, вырисовывая замысловатый узор своим клинком перед лицом противника.

— Как же долго я этого ждал. — издевательски капитан чуть размял лопатки, снял свой плащ и швырнул его назад. — Только ты и я. — показался дикий оскал на его лице, и занял капитан стойку, чуть согнув ноги в коленях и подняв согнутые руки.

Дэвид рванул к Эдварду, чуть царапая гранит подошвой своего сапога и занося шпагу за спину. Мгновение и его шпага летит прямо в голову Джонсона. Но юноша сумел подставить свою левую руку, и шпага Дэвида проскочила вниз по капитанскому щитку. Джонсон воспользовался моментом, этим секундным замешательством, сжал правую руку в кулак и ударил ею точно по челюсти рыжего подонка. От удара Дэвид чутка отошел, сделав пару шагов назад. Молодой человек, словно загнанный в угол хищник, выплеснул из себя ту энергию, что смог накопить за сегодня, и, не сбавляя темпа, начал заводить для удара правую ногу. Но не тут-то было, Дэвид схватил ее своей левой рукой и ударил кулаком, в котором сжимал так жадно рукоять своей шпаги, Эдварда по лицу. От такой чудовищной силы, что таилась в этом рыжем мужчине, в его стальных мышцах, что выдержали когда-то десятки лет службы в армии Великобритании, что смогли себе подчинить самый буйных отморозков южных вод Вест-Индии, молодой капитан рухнул на гранитную площадку в своей полумокрой белой рубахе. Но тут же перекатился, уперся руками в гранит около своей головы, чуть поднял ноги, опираясь на поясницу, резко выпрямил руки и влетел с двух ног в грудь Дэвида.

От удара Палмер еще чуть отошел и попытался тут же восстановить слегка сбитое дыхание. Эдвард тут же выполнил подъем с разгибом[26], оказался прямо перед противником и одарил его поставленными ударами по корпусу, выцеливая печень. И еще раз эти двое обменялись ударами. Такой интенсивный бой продолжался минут десять. Палмер повел свою шпагу на молодого капитана, но юноша решился схватить ее острие своей голой левой рукой, но и этим сумел воспользоваться противник — Дэвид ударил своей ступней по ногам мальчишки и повалил вновь его гранит.

Сбитое свое дыхание старались восстановить два капитана, один из которых лежал на граните перед вторым, с истерзанными руками и щитками, что точно нужно отправить под замену, больше они уже не выдержат. Этот рыжий все стоит на своих ногах, упираясь руками в свои колени. А наш герой с сильно избитой миной: рассеченная губа и бровь, сломанный нос сумели окрасить его лицо в ало красный цвет.

— Крепкий ты, черт тебя дери. — чуть ли не через слово хватал своим ртом воздух рыжий капитан.

— Так вот… — в отличии от нашего героя, что дышал, как в последний раз. — на что способный бывалые солдаты.

— Ах-ха-ха. — высмеял Палмер выносливость своего противника. — Будь я на пике. — с таким тяжелым вздохом в конце озвучил Палмер эти слова. — Ты бы и двух минут не выдержал. Хватит этого бреда. Убейте его. — чуть махнул пальцем Дэвид своим людям.

Сейчас ни он, ни мальчишка уже не могли нормально сражаться. Оба выдохлись от той скорости, на которой они танцевали. После этих противных слов на Эдварда хлынула тройка бойцов Палмера с оголенными шпагами, готовыми растерзать молодое мужское тело. Но юноша все продолжал смотреть вверх, не смея подняться до тех пор, пока в поле зрения его не попали отчужденные лица верных последних солдат Дэвида Палмера.

«Это конец? И это все чего я смог достигнуть? Лишь отправил тысячи людей не смерть, больше ничего. Я так устал, так хочу отпустить это все… Прости меня, Элизабет… За то, что умер в этом холодном месте. За то, что покинул тебя следуя своим эгоистичным желаниям. Прости…» — пронеслось в думе молодого человека.

Но неожиданно для него блеск бриллиантовых шпаг противника затмил желтый пиджак. Секунда осознания, расширились капитанские зрачки, уперлись руки в предплечья своего давнего друга, но не успели его оттолкнуть. Растерзали три шпаги спину Ричарда Смита, окрашивая его желтый пиджак кровью теплою. Свисали его русые волосы на избитое лицо Джонсона, и смотрели глаза его зеленые в пучину темно-голубых. Юноша под ним аккуратно поднял руки и уперся ими ему в плечи, позволяя Смиту расслабиться.

Решился и этот великий человек пожертвовать своей жизнью ради друга, такого сумасбродного, такого своевольного, такого жестокого и такого смышленого. Перед ним была возможность проткнуть тушу Дэвида своим клинком, но он почему-то сделал совершенно другой выбор. Эти глаза, с которыми молодой человек встретился почти три года назад, видели его рост, видели его закалку во всех этих передрягах, в которые они так любили вписываться…

— Видимо… — капнула кровь лидера «Золотой мантикоры» на загорелую щеку Джонсона. — Это мой конец… — и еще одна капля из его рта. — Я закончил с этими делами… Как и говорил… — легкая улыбка на его лице сквозь адскую боль.

Солдаты вынули свои шпаги из умирающего капитана «Золотой мантикоры», разрезая его пиджак еще сильнее.

— Ричард? Нет-нет-нет-нет-нет — затараторил шепотом молодой человек, что избежал смерти благодаря чужой жертве, и положил одну из своих рук на его щеку. — Прошу… Не умирай… Пожалуйста — все также тихо в этом балагане шептал голубоглазый юноша.

— Не торопись к нам с Джеком и Питером… Убей Палмера… Ты обещал мне… — именно это были последние слова великого пирата, прекрасного человека, любителя напитка с можжевеловой ягодой. Закрылись прекрасные зеленные глаза навечно…

— Не-е-е-е-е-ет! — прокричал Эдвард в тот самый момент, когда подтянул к себе тело своего друга и обнял его, не желая выпускать его.

— Эдвард, вставай! — прокричал Марк, что успел подбежать к толпе матросов, пронзая одного из них своей шпагой. — Живо, черт тебя дери.

Второй же пират пронзил своим блестящим клинком Марка в область живота. Капитан «Бордовых парусов» не растерялся, вытащил шпагу из убитого им матроса, расплескивая алую кровь вокруг, и провел ею по шее второго. Но в этот момент третий боец Палмера пронзил Френча в область груди, разрывая его белоснежную рубаху.

— Марк! — пронзительно прокричал мальчишка, прижимая к груди своей израненными татуированными руками Ричарда.

Юноша дрожащими окровавленными руками положил тело Смита рядом с собой и попытался встать, упираясь кистями своими в этот гранитный пол. Но подвел его организм, отозвался болью в локтях, заставляя рухнуть молодого капитана, рассекая вторую бровь об эти злосчастные камни. Из последних сил Френч сумел отрубить голову врага и вместе с ним, с двумя шпагами в области груди, рухнул на площадку.

— Брат, не теряй этот блеск в своих голубых глазах… — только Френч знал истинный смысл своих предсмертных слов. — Я вернул тебе долг… — Марк чуть блеснул своим шрамом Эдварду в глаза и закрыл свои очи навсегда.

И вновь жертва ради него, ради того, чтобы он жил. Жил и продолжал бесчинствовать. Как и говорили лидеры своих союзов, после сегодняшнего дня они закончили с пиратством пусть и не так, как того хотели.

— Эдвард! — раздался бас Тича в этом помещении свободном, что вместе с остальными капитанами уже бежал по этой вымощенной из гранита тропе.

Молодой человек сумел подняться на колени и со страхом в глазах, не беспокоясь ни о чем вокруг себя, смотрел на мужчину в бордовом пиджаке, а за ним бежала его капитанская свита, со всеми капитанами «Черного черепа».

— Убить их всех! Джонсона оставьте! — прокричал Палмер, что мог сейчас лишь стоять и смотреть. Предсмертная агония для него вот-вот начнется.

По его приказу на встречу к капитанам побежали оставшиеся бойцы Палмера, что лишь оббегали сидящего на коленях Эдварда Джонсона. Вся та армия, что построил когда-то Генри была стерта с лица земли. Лишь те десять человек остались, что сейчас лишь оттягивали себе смерть, что вот-вот заберет их. Завязался бой, в котором было сложнее умереть, чем рухнуть в воду с этой тропы.

Нашел в себе силы молодой человек подняться на ноги, упираясь трясущимися окровавленными руками себе в штаны. Расправленные плечи, выпрямленные ноги, но опущенная голова, взгляд которой гулял между телами Ричарда Смита и Марка Френча. Медленно, очень медленно и так тяжело развернулся Эдвард к своему противнику и поднял свою голову, устремляя на него свой дьявольский взгляд. Встретились их избитые лица, чьи хозяева были готовы сгореть в пламени Ада, забрав противника с собой. Вокруг них раздавался звон шпаг и грохот выстрелов из ружей, а лунный свет освещал окровавленную площадку перед ними. Было бы так великолепно и прекрасно, если бы не было так ужасно.

— Они не должны были умереть. — и мешались слезы с кровью на его лице, и стекали каплями вниз они, разбиваясь о гранит. — Они не должны были умереть! — еще больше злости и ярости показалось на его лице.

— Это их выбор. — произнес Дэвид, с трудом опуская свою грудь после вдоха. — Я уже не жилец, это точно. — и упал его взгляд на битву позади голубоглазого брюнета. — Не важно, что произойдет дальше. Давай выясним кто из нас сильнее. — Палмер приготовился и встал в стойку, выставив свою шпагу вперед.

— Эдвард! — прокричал Морис, что несся по этой дороге, уклоняясь от шпаг и не позволяя им растерзать пиджак Грина. — Лови! — юноша метнул своему капитану одну из его шпаг.

Джонсон обернулся в пол-оборота и схватил налету шпагу своей правой рукой.

— И ты, Морис[27]. — проговорил Дэвид, немного улыбаясь и чуть опуская голову. — Ты его не убил?

Палмер младший одарил своего отца отчужденным взглядом и вернулся в сражение, прикрывая тыл своего капитана.

— Он нужен мне живым. — изобразила опытная молодая рука незамысловатый узор острием. — Вот теперь мы закончим. — произнес Джонсон и встал в свою стойку.

— Покажи же мне все то, что ты умеешь. — сказал Дэвид, поднял свой взгляд и рванул к капитану «Пандоры».

Их шпаги встретились, создав характерный звон. Злой оскал Палмера был виден Джонсону, но тот лишь улыбнулся в ответ. Юноша сжал кулак и окровавленной левой рукой нанес хлесткий удар по правой щеке ублюдку. Палмер опешил и немного отошел. Эдвард начал заводить шпагу снизу слева. Дэвид подставил свою, но Джонсон на это и надеялся. Юноша начал разворачиваться и согнул левую руку в локте. Локоть пришелся на правую часть лица Палмера. Дэвид отошел еще на метр, и молодой человек посчитал, что победа близка и ринулся в атаку, но Дэвид вновь блокировал такой наглый выпад. Эдвард начал заносить кулак с левой стороны, но молния два раза в одно и тоже место не бьет — Палмер схватил его и со всей силы ударил коленом в грудь, сбивая его дыхание.

Дыхание сбито, но сейчас это не могло повлиять на исход. От удара Эдвард отошел немного, но тут же решил реабилитироваться и повел свой клинок в сторону противника. Но Палмер и ее блокировал, увел вниз, отпуская свою шпагу, двумя раскрытыми руками ударил по ушам и обрушил кулак левой руки на лицо. Джонсон вновь рухнул на площадку, а Дэвид, тяжело дыша, немного отошел от упавшего юноши и стал наблюдать.

— Вставай, герой! — издевательски произнес Дэвид с красным, мокрым и окровавленным лицом, чуть разводя руки в стороны и подбирая свой клинок.

Что у одного, что у другого пота было навалом. У Дэвида, как и у Эдварда, на лице было много крови. Джонсон со звоном в ушах и с разбитым носом вновь поднялся на ноги. Сколько же силы, сколько же желания в этом теле, что раз за разом он поднимался на ноги. Через секунду юноша вновь бросился в бой. Шпаги Эдварда и Дэвида встречались все чаще и чаще, порождая металлический звон. Спустя минуту ситуация не изменилась. Джонсон все атаковал, а Палмер все защищался. Попутно эти двое обменивались ударами по лицу и корпусу, в надежде обрушить противника на землю.

И вот настал тот момент, когда Дэвид начал атаковать. Роли поменялись. Пот пропитал белые рубахи, но они даже не думали останавливаться. Пираты постоянно двигались, пытались столкнуть друг друга вниз. И вот бывший солдат Великобритании занес шпагу для удара над головой. Юноша устал ждать и со всей силы, подгадав момент, ударил своей шпагой по шпаге Дэвида настолько сильно насколько мог. От удара Палмер выронил шпагу, и та упала на край этой арены. Эдвард отпустил свою шпагу и принялся с неистовой скоростью избивать своего оппонента, что старался подставлять свои огромные предплечья под удары.

Удар по лицу, по корпусу, по лицу и вновь по корпусу, и все это за секунды. Эдвард все ускорялся и ускорялся. В этот самый момент наш молодой человек стал напоминать животное, хищника, который почувствовал вкус крови своей жертвы. Удар, удар, удар, еще удар и еще. Джонсон не собирался останавливаться. А вот Палмер уже перестал защищаться и подставлять руки под удар. Он окончательно выдохся. Эдвард это почувствовал и без доли страха приблизился к нему и локтем правой руки нанес настолько сильный удар, что Дэвид рухнул навзничь на площадку, разбивая свои лопатки в кровь, окрашивая ее свою рубаху.

Его красное, потное, окровавленное лицо продолжало смотреть уже уставшим взглядом на своего главного врага. А юноша уже забыв об усталости, открыл второе дыхание, весь потный с окровавленным лицом с небывалым презрением и злостью смотрел на своего врага. Не стал капитан избивать его лежащего, и решился на завершение. Он развернулся, чуть отошел, поднял свою шпагу и вонзил ее в лежащего Дэвида, приковывая противника к этому гранитному полу, разрывая его живот, пронзая клинком своим его кишки.

— Вот и все, ублюдок! — Эдвард сплюнул сгусток крови в сторону и вновь вернул свой взгляд на Дэвида. — Закончили! — стоял капитан, что упирался окровавленным руками в свои измученные штаны, возвышаясь над своим заклятым врагом.

К этому моменту бой на дороге закончился, все бойцы Палмера были повержены без потерь со стороны «Черного черепа». Все капитаны, включая квартирмейстера, боцмана и штурмана «Пандоры» вышли на площадку и встали за спиной своего измученного товарища, поглядывая на поверженного рыжего пирата. Палмер младший вышел чуть вперед, издевательски блестя лунным светом пуговицами своего бывшего учителя и брошью своей матери.

— Хотел хоть раз поступить так, как сам хотел. Не убивая человека, сломать его волю. — произнес очень глухим голосом Палмер. — Ослушался Грина. — чуть наклонил он голову, лаская своим взглядом своего сына. — Значит ты убил Генри? — сейчас Дэвид решил одарить вниманием своего сына, пока было время.

— Представляешь? Я смог одолеть Дядю Генри. — чуть трясущийся голос оказался у Мориса в этот момент, что под конец фразы окреп.

— Как же ты похож на нее… — удивительно, но затряслись его губы на этих словах. — Ее любимая брошь, что подарил я ей на свадьбу нашу… Прости меня… — кровавый кашель появился в преддверии смерти. — Я не хотел убивать Поли, твою маму… Это получилось случайно… — чуть приподнялась голова Палмера, одаривая себя счастьем лицезреть взрослого сына.

— Случайно? Случайно?! — не смог молодой человек, что за этот день слишком много пережил, рванул вперед и врезался в выставленную крепкую руку своего капитана. — Какого черта, отец?!

— Я не хотел… — удивительный вид открылся пиратам, на лице Дэвида Палмера показались слезы, что смешались с его кровью. — Я так сильно ее любил… Каждый вечер я корю себя тем, что совершил с ней… И с тобой, Морис… — и вновь кровавый кашель, Дэвид обхватил своими руками шпагу, что приковала его к полу и осмотрел кровь на своих руках, эту ярко-красную жидкость, что питала в нем жизнь все эти долги сорок пять лет. — Я тобой горжусь, сын. Убить Генри — великое свершение, которое я бы не смог осуществить… Ты меня превзошел.

Со стороны его сына донеслось лишь молчание, что сейчас старался переварить сказанное.

— А теперь и с тобой, Эдвард.

— Наконец-то. — отпустил капитан свою руку и одарил противника взглядом, что наполнен тихой яростью и превосходством, чуть подойдя поближе. — Что это за место? Что это за дверь? — Эдвард указал рукой в сторону массивных расписных каменных дверей, в которых виднелись замочные скважины.

— Помнишь, ты искал «Сокровищницу Рамсеса»? Так вот, это те двери, что отделяют нас от огромных гор золота. Она существует… — и вновь кровавый кашель разорвал его монолог. — Я нашел ее по твоей карте, что потом уничтожил. А вот и ключи твои. — Палмер окровавленными руками достал из внутреннего кармана своего плаща два ключа, с желтым и бирюзовым камнем в основании. — Их всего два, а в дверях десять замочных скважин… Остальные я найти не успел. И даю совет, следи за экспедициями из Африки. Наверняка они везут у себя на борту что-то интересное… — Палмер вновь начал кашлять кровью.

— Не может быть… — Эдвард начал отходить немного назад, чуть задирая голову и рассматривая великую стену перед собой, за которой скрывается его счастье, его билет домой, его мечты… — Не может быть… Она существует. — Эдвард ненадолго закрыл свое лицо руками. — Мечта может исполниться. — произнес юноша, убрав руки от лица. — Теперь вы поняли? — обернулся он к своим товарищам и взглянул на них. — А Вудс говорил, что это все сказки.

— Врал твой Роджерс, врал. Потеряв людей, ты обрел уверенность в существовании «Сокровищницы», но я заплатил за эти поиски, куда большую цену…

— Столько человек ради золота? Ты с ума сошел? Я бы никогда такую цену не заплатил бы!

— Не тебе меня судить. — Дэвид еще раз прокашлялся. — Своими же приказами три тысячи душ отправил к Аиду в царство. — уперлись окровавленные руки в место ранения, чуть выше пупка. — Эдвард, пусть ты враг мне, но я признаю тебя. Родился «Бессмертный капитан» в этот день. — упал его тяжелый и возможно последний взгляд на сына. — Я люблю тебя, Морис… — чуть скользнул взглядом по броши своей жены. — Прощайте… — Дэвид навсегда закрыл свои карие глаза, обретя вечный душевный покой.

Устремил на лицо своего отца безмолвный взгляд вчерашний мальчишка, что за этот день потерял оставшихся родных для себя людей. Воцарилось молчание на целую минуту. За это время Рей смог пролететь через дыру в потолке и усесться на плечо своего хозяина, вцепившись когтями в его щиток. Решился Джонсон прервать это молчание своим трясущимся голосом.

— Столько душ, столько людей и ради тебя… — произнес он, задрав голову и устремив свой взгляд на массивные каменные двери. — «Сокровищница Рамсеса», ты существуешь…


[1] Ли Му (200-ые г. до н. э.) — генерал Чжао в Период Сражающихся царств. Полководцы Ли Му, Бай Ци, Ван Цзянь и Лянь По вместе были известны как Четыре Величайших Генерала Периода Сражающихся царств.

Перед лицом набегов кочевников Ли Му принял сугубо оборонительную тактику. Он отдал войскам приказ, в котором говорилось: «Если хунну вторгнутся с целью грабежа, немедленно собирайте имущество и укрывайтесь в укреплениях. Кто посмеет ловить варваров, будет обезглавлен». В соответствии с этим приказом всякий раз, когда хунну вторгались в земли Чжао, сигнальные маяки на вышках заботливо зажигались, а войска сразу же собирали имущество и укрывались в укреплениях, не осмеливаясь вступать в сражение. Так продолжалось несколько лет, и никаких потерь чжаосцы не несли.

[2] Платон.

[3]Апата — в древнегреческой мифологии богиня лжи и обмана, дочь Нюкты, рождена без отца. Перед ее кознями были беззащитны как люди, так и божества. Овладела разумом Зевса, за что впоследствии была сброшена им с Олимпа на землю. В теогонии орфиков Апата рождает от Зелоса Афродиту.

[4] В мифе о ящике Пандоры Апата выступает одним из злых духов, выпущенных на свободу.

[5] Цитата из «Искусства войны».

[6]Ахиллес — персонаж древнегреческой мифологии, участник Троянской войны, один из главных героев «Илиады» Гомера. Принадлежал к роду Эакидов, был сыном Пелея и нереиды Фетиды.

[7]Бушприт — горизонтальное либо наклонное рангоутное древо, выступающее вперед с носа парусного судна.

[8]Отцеубийство, патрицид — убийство собственного отца; во многих культурах и религиях отцеубийство считается одним из самых страшных грехов. Например, по свидетельствам Цицерона, в Римской республике отцеубийство было единственным преступлением, за которое гражданин подвергался смертной казни.

[9]Нефела — персонаж древнегреческой мифологии. Буквально ее имя означает «туча, облако».

[10]Селена — божество в мифологии Древней Греции. Эту богиню луны смертные называли Меной (Me-no, по-микенски), а ее родителями были Гиперион и Тейя.

[11]Филодендрон плющевидный — вечнозеленое цветковое многолетнее растение, вид рода Филодендрон (Philodendron) семейства Ароидные (Araceae). Этот вид филодендрона отличается длинными междоузлиями, листопадными катафиллами, широкосердцевидными длинночерешковыми листьями, одиночными соцветиям обычно с зелеными покрывалами и с трубкой, от красноватой до темно-красной.

[12]Страстоцвет маракуйя — древесная лиана, вид растений из рода Страстоцвет (Passiflora) семейства Страстоцветные (Passifloraceae).

[13] Генри Грин. Имя означает — «Владыка дома». Родился 7-ого апреля 1681-ого года.

[14]Амбидектрия — врожденное или выработанное в тренировке равное развитие функций обеих рук, без выделения ведущей руки, и способность человека выполнять двигательные действия правой и левой рукой с одинаковой скоростью и эффективностью. (У Генри амбидектрия выработанная).

[15]Судный день — в эсхатологии авраамических религий — последний день существования мира, когда над людьми с целью выявления праведников и грешников Богом будет совершен последний страшный суд. В переносном смысле — конец света.

[16]Шурин — брат жены.

[17] Элизабет Грин родилась 12-ого марта 1693 года. После родов ее мать покинула мир живых, одарив дочку своей внеземной красотой и зелеными, ярче чем у первенца, глазами.

[18] Согласно «Божественной комедии» Данте Алигьери Ад представляет собой девять кругов. VII круг I-ый пояс — насильники над ближним и над его достоянием.

[19] VIII-ой круг VIII-ой ров — зачинщики раздора.

[20]Кайсякунин или Кайсяку — помощник при совершении обряда сэппуку (харакири). Кайсяку должен был в определенный момент отрубить голову совершающего самоубийство, чтобы предотвратить предсмертную агонию. В роли помощника обычно выступал товарищ по оружию, воин, равный по рангу, либо кто-то из подчиненных (если рядом не было специального человека, назначенного властями.

[21] Чаще всего именно этой областью клинка блокировали удары во время тренировочных спаррингов. Именно по этой причине данные места тупее, что значит менее опасны, в отличии от остальной длины лезвия.

[22]Шезму — бог в древнеегипетской мифологии. Являлся демоническим божеством убийства, крови, а также масел для бальзамирования, вина и благовоний.

[23]Алекстимия — это не психиатрический диагноз, так называют состояние, при котором человек не способен описать и понять свои чувства и эмоции. Она приводит не только к проблемам в межличностных отношениях, но и может стать причиной психосоматических болезней. Отсутствие эмоций в том или ином роде.

[24]София Грин — мать Генри и Элизабет. Имя София несет значение в себе — «Мудрость». 7-ое декабря 1663-ого года — по 12-ое марта 1693-его года.

[25] Римское рукопожатие. При данном приветствии происходит пожатие запястья на уровне пояса, тем самым демонстрируется отсутствие оружия, потому что в те времена распространилась привычка прятать кинжалы в рукавах, именно поэтому римляне разработали пожатие запястья, которое дошло и до наших дней. Тем самым собеседники снимают напряжение и проверяют доверие друг друга.

[26] Подъем на ноги из положения лежа с помощью толчка руками, что упираются в пол около головы, с выгибанием тела в полете.

[27] Переделанная фраза Цезаря: «И ты, Брут».

Загрузка...