Воспоминания: 1802-1825

1823

Будучи полностью довольным жизнью в кругу семьи, я все больше и больше отдалялся от великосветского общества. Для меня стали настоящими мучениями необходимые визиты или праздники, на которых я должен был присутствовать, и которые вырывали меня из спокойной домашней жизни.

В конце зимы Император сообщил мне только полученную им новость об опасной болезни жены моего брата, на следующий день он мне сообщил о ее смерти с присущей только ему добротой и деликатностью. Я знал, насколько мой брат должен был быть сражен этой ужасной потерей. Желая дружески утешить брата, я обратился к Императору за разрешением отправиться в Штутгарт, где мой брат был посланником. Он не только дал свое позволение, но и милостиво дал мне карт-бланш во всем, что я сочту нужным посоветовать моему брату в дальнейшем. В качестве знака внимания он также предоставил мне дорожный экипаж и тысячу дукатов. Одновременно Император поручил мне выполнить важную миссию при короле Вюртембергском, в том случае, если бы печаль вынудила моего брата запустить служебные дела.

Не успел закончиться Веронский конгресс, как этот король, всегда надменный, всегда игравший роль великого либерала, позволил себе издать ноту, в которой он осудил те принципы, которые лежали в основе переговоров на этом замечательном собрании. Он молчаливо призвал государей малых стран освободиться от деспотического влияния на судьбы народов Европы, присвоенного себе этим Высшим советом объединенных великих держав. Ответ Императора был сдержанным, но он, совместно с Австрией и Пруссией, отзывал своего посланника, прерывая тем самым политические связи с государем, который встал на неправильный путь действий, и сам, казалось, желал отделиться от великого европейского единства.

Я ускорил свои приготовления к отъезду в нетерпении увидеть своего бедного брата. Я проехал через Варшаву и был очень удивлен, увидев ее полностью преображенной: вместо грязного города, отмеченного печатью беспорядка и неустройства, я увидел красивый европейский город. Его былая запущенность была полностью стерта чистотой, порядком и размеренностью жизни. Благотворные заботы Императора, которые проникали даже в мелкие детали, способствовали оздоровлению, удобству и элегантности этой столицы, для которой во всех отношениях он хотел быть новым основателем. Были выстроены замечательные здания, посажены бульвары, благодаря большим заботам неровные берега Вислы превратились в красивые террасы. Мрачный пригород Прага стал приятным для глаза обиталищем. Укрепления, возведенные польской враждебностью против русских и улучшенные затем французами, были срыты, вместо них появилась красивая дорога, зеленые насаждения и хорошо ухоженная и выровненная площадка. Исчезли даже материальные следы войны, только имя Суворова, казалось, еще парило над этим местом, бывшим ареной одного из самых блестящих его военных подвигов. Оно стало еще более дорогим для поляков, как символ счастливого объединения под одним скипетром с нацией, которая столь часто издавала свой победный крик, даже на улицах их столицы.

Великий князь Константин, которому удалось восстановить польскую армию столь же красивой и дисциплинированной, как наша, отсутствовал; его супруга, княгиня Лович, находилась в Варшаве одна. Я поспешил высказать ей свое почтение, и был восхищен ее благородной и приветливой манерой держаться.

Оттуда я направился в Дрезден. Дороги везде зависели от времени года, март месяц бесполезно пытался скрыть следы зимы; снежные сугробы, особенно глубокие в том году, сделали весьма труднопроходимыми горные перевалы. Я поехал в город Байрейт, где во времена моей юности провел в пансионе 3 года, и который с тех пор не посещал. Я почувствовал непомерное желание вернуться туда. Прибыв в город вечером, и горячо желая увидеть каждую его улицу, каждый дом, я остановился в той же гостинице, в которую я приехал со своими родителями 28 лет назад.

Ранним утром следующего дня я отправился на поиски священника церкви, в которой каждое воскресенье молился во время учения в пансионе, я попросил его исповедать меня. Никогда не чувствовал я этой необходимости с такой силой, я вернулся в город, из которого вышел в мир, я вновь находился здесь, здоровый и счастливый, после 28 лет деятельной жизни, опасных путешествий и кровавых войн. Затем я посетил дом, где располагался пансион, и с любопытством и удовольствием совершил экскурсию по городу, о котором на всю жизнь сохранил самое приятное впечатление.

Вечером я отправился в путь, проехал через Нюрнберг и, наконец, прибыл в Штутгарт. Мой бедный брат не сомневался в моих дружеских к нему чувствах, он был уведомлен о моем приезде и ждал меня. Переполнявшая его боль ужаснула меня. Он остался в той же квартире, где умерла его жена, не тронув ничего из обстановки, он разговаривал со своими детьми об их матери так, как если бы она была жива. Видя это, мое сердце разрывалось. Я все более убеждался в необходимости быть здесь для того, чтобы оказать ему братскую помощь. Я видел, что совершенно необходимо удалить его из этого места, где он все потерял, и я безо всякого труда решился предложить ему вернуться со мной в Россию. Небольшая политическая ссора с королем Вюртембергским стала для него полезным развлечением. Он с усердием взялся за исполнение привезенных мною инструкций. Король осыпал меня любезностями и знаками внимания; он часто приглашал меня к своему столу, предлагал мне пользоваться его экипажами и поручил своему обер-шталмейстеру сопровождать меня во всех ознакомительных поездках по городу и его окрестностям. Но когда он красноречиво уверял меня в своей преданности Императору, я в ответ молчал; когда он в таком же духе говорил мне о своих политических принципах, я переадресовывал его к моему брату. Он ошибся в своих расчетах, по моему молчанию он должен был убедиться в совершенном неудовольствии, которое его нелепая нота вызвала со стороны Императора.

Я покинул брата на 3 дня для того, чтобы съездить в Карлсруэ, чтобы передать письмо Ее Величества Императрицы Елизаветы к госпоже маркграфине, ее матери. Я нашел ее вместе с королевой Швеции, сестрой нашей Государыни; она поразила меня своей красотой и обходительными манерами. Ее сын, напротив, казалось, не был рожден для того, чтобы вновь занять трон Вазы, низвергнув с него солдата французской революции.

Я вернулся в Штутгарт, тем временем мой брат подготовился к путешествию, он расстался с могилой своей жены и с трудом покинул своих двух молодых детей и город, в котором был столь счастлив, и где потерял все свое счастье. Мы поехали по дороге на Вюрцбург и Эрфурт, затем на Веймар. Там мы сделали остановку на один день для того, чтобы представиться великой герцогине Марии; она приняла нас с добротой и участием, великий герцог и вся семья оказали нам знаки внимания.

В Лейпциге мы с моим братом расстались на 3 дня, он не хотел ехать через Берлин, поскольку воспоминания об его свадьбе, состоявшейся в этом городе, были еще слишком живы в его разбитом сердце. А я должен был посетить прусского короля и получить его приказы, предназначенные Императору. Мы встретились с ним в Потсдаме в день предпасхальных молитв. Тем не менее, он любезно принял меня и выказал ту предупредительность, с которой встречал все, что исходило от императора Александра. Принцы и королевская свита также оказали мне самый дружеский прием. В Берлине я провел только 36 часов, желая поскорее вновь увидеть брата, с которым мы договорились встретиться в Кюстрине. Там мы покинули мощеные дороги и начали крайне неприятное путешествие по путям, полностью разбитым началом весны. В Риге мы едва не оказались в воде, когда пересекали Двину на хилой шлюпке при ветре, который почти в то же самое время перевернул большую барку, и река поглотила многих людей. Наше прибытие в Ревель задержалось также из-за необходимости пересекать небольшие речушки, которые в это время вышли из берегов и были полны льда, что увеличивало наши трудности. Наш старый отец был на вершине счастья, увидев нас, он передал брату свои соболезнования и поплакал вместе с ним. После 4 дней отдыха в Ревеле мы продолжили путь в Петербург, мне не терпелось вновь увидеть жену и детей.

Император благосклонно принял моего брата, он полностью одобрил мое решение привезти его сюда. Брат жил у меня, здесь он нашел все знаки дружеского участия. С наступлением теплых дней он с моей женой уехал в Эстляндию, где должен был провести лето с моим отцом. Я оставался в городе, готовясь к выезду в лагеря и к маневрам в Красном Селе, когда получил по эстафете сообщение, что мой отец находится при смерти. Я выехал в тот же день. На почтовой станции перед Калеком, где жил отец, меня ожидала моя жена. По ее лицу я понял, что должен отказаться от надежды найти живым лучшего из отцов.

Для моего сердца стал ужасным этот удар, к которому, я, казалось, должен был подготовиться в последние годы. Осведомленный обо всем и без надежды, я приехал в тот дом, где столь часто был счастлив любовью своего отца. Я прибыл как раз вовремя, чтобы отдать ему последний долг. Вся Эстляндия принимала участие в нашем горе. Все, большие и маленькие, богатые и бедные потеряли в его лице друга, источник поддержки, человека любезного и приятного. Его репутация была чистой во всех жизненных обстоятельствах, он был доволен своими детьми, все мы вышли в люди. Он пользовался общественным уважением, до последнего дня сохранил светлый ум и свежесть чувств. Остаток лета я провел с женой и детьми в небольшом имении, в 6 верстах от дома, где умер мой отец. Там он заботливо приготовил для нас очень приятное жилище на берегу моря. Мы сами разбили там небольшой сад с аллеями. Воздух был свеж, и место очень красиво. Кузина моей жены графиня Сивере с детьми приехала сюда разделить нашу печаль. Если бы смерть дорогого отца не печалила меня, то пребывание здесь было бы одним из самых приятных в моей жизни.

Осенью мы вернулись в город. Моего брата направили к границе встретить принцессу Шарлотту Вюртембергскую, которая приехала для того, чтобы выйти замуж за великого князя Михаила. Это поручение было тем приятнее моему брату, так как именно он в Штутгарте вел переговоры об этом союзе. Прибывшая принцесса произвела сенсацию своим умом, скромным поведением и своими суждениями по злободневным вопросам, которые она высказывала во всех своих беседах. Через несколько месяцев она вышла замуж и приняла имя Елена.

Как только снег покрыл землю, я попросил отпуск для того, чтобы съездить с членами своей семьи в Харьковскую губернию отдать визит своему тестю. Мы проехали через Москву, где остановились на несколько дней. Оттуда жена поехала дальше, а я направился в Тамбовскую губернию, чтобы посетить земли, которые мы с братом унаследовали от отца. Тамошних крестьян я нашел в состоянии замечательной зажиточности, они чтили память нашего отца и просили только о продолжении своей счастливой жизни, благами которой он предоставил им пользоваться. Я проехал через Тамбов и Воронеж и к новогодним праздникам приехал в Водолагу. Моя жена прибыла туда накануне, там собралась вся ее семья, и мы провели вместе несколько в высшей степени приятных недель.