Воспоминания "Встречи на грешной земле"

Дэвид Саскайнд. Мастер сажать в калошу

В пятидесятые годы одним из самых известных интервьюеров в США был Дэвид Саскайнд (David Susskind). Думаю, поначалу это был попросту Зискинд или Зускинд. Но потом то ли он, то ли его родители претерпели не только переезд из одной страны в другую (скажем, из России в Америку), но и переиначили свою фамилию на американский лад. Правда, на мой взгляд Саскайнд нисколько не мелодичней Зискинда, но я не американец. А Зискинду (или Зускинду) на месте, наверное, было видней или, скажем точнее, слышней, что американскому уху привычней.

Значит, Саскайнд, и все тут.

Так чем же он был знаменит? А вот чем. Он умел так расспрашивать тех, у кого брал интервью, что они, как правило, терялись. Не знали, что ответить. И далее у них было несколько выходов. Первый — признать свое поражение. Дескать, не могу знать, и пожать плечами. Очко в пользу репутации Саскайнда. Второй — попытаться что-то промямлить, а это, в силу неубедительности, также в плюс Дэвиду. И третий — рассердиться, чем опять-таки повысить акции Саскайнда, так как он был неуязвим, ибо свои вопросы задавал в исключительно вежливой и почтительной оболочке. Не придерешься.

Правда был еще и четвертый выход: ответить так, чтобы посадить Саскайнда в калошу. Поставить его в тупик. Но способных на это находилось немного. За всю карьеру знаменитого интервьюера ему привелось встретить таких только двоих. Я слышал, как он сам это признал. Назвал своих победителей и привел их ответы.

Вас интересует, кто такие? Пожалуйста. Я их тоже назову. Но прежде скажу, что по причине своей знаменитости Дэвид Саскайнд обычно брал интервью только у самых высокопоставленных персон, причем именно политиков — то есть тех, казалось бы, которые должны уметь ответить на самые сложные и острые вопросы. И вот, поди ж ты, только два!

Это... Но уж лучше я буду называть их по одному.

Итак, первый, вернее, первая — это Голда Мейер. Тогда она была премьером Израиля. И когда посетила США, Дэвид Саскайнд спросил ее: «Госпожа премьер, вас окружает стомиллионный арабский народ. А у вас всего чуть больше трех миллионов. И вы все-таки оптимистка?» На что Голда Мейер ответила: «За всю свою многотысячелетнюю историю еврейский народ не мог позволить себе роскоши быть пессимистом».

А вторым был... ни за что не угадаете кто. Да-да, не удивляйтесь — Никита Сергеевич Хрущев. Будучи премьером, он также прибыл в США в 1959 году. И на все вопросы Саскайнда, острые и конкретные, отвечал подробно и темпераментно, но не по существу. Тот спрашивает об одном, а этот отвечает так, будто речь идет совсем о другом. Наконец, совершенно обескураженный Саскайнд не выдержал и спросил Никиту: «Мистер Хрущев, это что — у вас такой прием уйти от ответа?» После чего Хрущев засмеялся и, дружелюбно похлопав Дэвида по плечу, сказал: «А ты, парень, оказывается, кое-что соображаешь».

И Саскайнд был сражен, о чем вспоминал потом с восхищением.

Что до Никиты, то надо отдать ему должное, он умел находить неожиданные ходы, дающие положительный эффект. Так, например, его первая поездка в Швецию, куда он прибыл с женой, дочками, зятьями и внуками, сразу убедила шведов в его миролюбии, до этого наши лидеры ездили всюду с каменными лицами и без жен.

Или другой случай. Приплыв в Америку на «Балтике», Хрущев узнал, что с корабля сбежал матрос. И, вместо ожидаемого американской прессой гнева в адрес беглеца, сказал: «Что же это он, бедняга, безо всего дра-

панул. Сказал бы — мы ему на дорогу деньжат и хлеба подкинули бы».

И хотя все понимали, что это, разумеется, блеф, но засчитали Хрущу плюс за находчивость.

Даже эпизод, когда он принялся бить ботинком по кафедре, когда отключили его микрофон на заседании в ООН, также пошел ему на пользу и принес на Западе необычайную популярность.

Увы, в своей дальнейшей судьбе как он, так и Голда Мейер допустили просчет: доверились своему окружению. Как и пессимизм, такую роскошь политик любой национальности и лидер государства любого масштаба не может себе позволить.

Саскайнд прожил сравнительно недолго — всего 67 лет (1920—1987). Жаль, что он не дожил до наших дней. Если он, имея возможность в силу своего высокого престижа отбирать для интервью наиболее заметных политиков, и только двоим уступил пальму первенства в совместной беседе, то любопытно, в каком виде выходили бы из-под его обстрела нынешние?