Восстание святого

10

СВЯТОЙ

Момент оказался даже лучше, чем я ожидал. Она была у меня уже более двадцати четырех часов, и я столько раз сгорал от желания обрушить на нее эту бомбу. Особенно когда я запустил руку в ее платье, чувствуя, как ее грудь идеально ложится в мою ладонь, касаясь того, что скоро станет моим. Чем дольше она была так близко, тем сильнее я ее желал. И чем больше она сопротивлялась, тем сильнее я представлял, каково это будет, когда она наконец встанет на колени, умоляя меня дать ей то, в чем она отказывала себе все это время.

Ее красивые зеленые глаза расширились, шок на ее лице стал смертельно бледным. Я бы соврал, если бы сказал, что это не вызвало у меня дрожь по позвоночнику и не разбилось о головку моего члена, который уже пульсировал, как ублюдок. Одного вида ее страха, ее неуверенности было достаточно, чтобы я впал в неистовство от цепей, плетей и криков удовольствия.

Дикие локоны зашевелились, когда она покачала головой.

— Я не выйду за тебя замуж.

Забавляясь, я вскинул бровь.

— У тебя нет выбора.

— Ты не можешь заставить меня, — прорычала она, ее взгляд был подобен отравленным стрелам, нацеленным прямо в мое черное сердце.

— Как ты думаешь, почему ты здесь, Мила? Почему, по-твоему, я так старался найти тебя?

— Почему? — Эти красивые зеленые глаза сузились. — Чего ты на самом деле хочешь, Святой?

Я сжал руки перед грудью, чувствуя, как ткань воротника царапает шею.

— С чего ты взяла, что я хочу чего-то еще, кроме невесты, которая мне причитается?

Она встала, ее поведение было таким же вызывающим, как и дерзкий блеск в глазах.

— Я знаю таких мужчин, как ты. Ты не делаешь ничего, чего не хочешь, и ты не можешь стоять здесь и говорить, что такой мужчина, как ты, действительно хочет жениться на такой женщине, как я.

Я нахмурился.

— На такой женщине, как ты?

— Посмотри на меня. — Она помахала руками перед своим лицом. — Я не в твоем вкусе, и ты это знаешь.

Заинтригованный, я откинулся на спинку стула.

— А кто именно по твоему мнению в моем вкусе?

Было видно, что смелость на мгновение покинула ее, а бледные щеки приобрели неожиданный розовый оттенок.

— Ты… это ты, а я… — Она опустила взгляд на свое тело. — Я… это я.

Я предпочел не отвечать. Было забавно наблюдать, как она корчится, как ее маленький мозг работает на пределе возможностей, отчаянно пытаясь собрать головоломку воедино. Она снова посмотрела на меня.

— Это еще не все, не так ли?

— А разве не всегда так? — Я подошел к приставному столику, налил бурбон в два хрустальных бокала и протянул один ей. Сначала она покачала головой, но я бросил на нее знающий взгляд, и она неохотно взяла бокал из моих рук. Если глаза действительно являются окнами в душу человека, то ее глаза были чертовски испуганными.

— Твой настоящий отец умер чуть больше года назад.

На какую-то мимолетную секунду боль проступила на каждом контуре ее безупречного лица. Конечно, она не могла чувствовать горя. Она не знала этого человека. Но его смерть означала, что вместе с ним умерла часть истории и ее жизни — часть, которую она никогда не откроет, что бы ни случилось в дальнейшем.

Я сделал глоток гладкого, насыщенного бурбона, несколько секунд смакуя его на языке.

— За несколько месяцев до смерти твоего отца он был вынужден продать часть акций своей компании.

— Почему?

— Это неважно. Важно то, что именно я купил эти акции. Тридцать девять процентов, если быть точным.

— Я не понимаю, зачем ты мне это рассказываешь и какое отношение это имеет к нашей свадьбе.

Я поставил бокал на стол и скрестил руки, понимая, что мы подошли к тому моменту, когда этот разговор может пойти в любую сторону.

— Твой брат…

— Подожди, — перебила она. — У меня есть брат?

— Младший брат.

Она смотрела мимо меня, уставившись в пространство, пока все это осмысливала.

— Кто… как его зовут? Сколько ему лет?

Я нахмурился, не желая давать ей слишком много информации. Это был не чертов урок по семейному древу. Речь шла о том, чтобы получить то, что я хочу. Но было вполне логично, что она хотела узнать больше о брате, которого никогда не знала.

— Его зовут Рафаэль. Ему двадцать лет. Через несколько недель ему исполнится двадцать один.

Мила молчала, опустила голову и уставилась в пол.

Я крепко сжал руки.

— Это очень тяжело, я знаю. — На несколько секунд я позволил бессердечному ублюдку в себе сделать шаг назад и дать ей немного времени, чтобы все улеглось. Я мог только представить, насколько все это сбивает ее с толку, но даже капелька сострадания не могла помешать мне добиваться своей конечной цели. К моему удивлению, она подняла голову и посмотрела прямо на меня, без малейшего следа грусти и с полным отсутствием эмоций.

— Что еще?

Я ухмыльнулся.

— Ты жесткая, не так ли?

— Что. Еще?

Я глубоко вдохнул, с каждой секундой все больше интересуясь этой женщиной.

— Твой брат получит свои сорок шесть процентов акций, оставленных ему по завещанию твоего отца, когда ему исполнится двадцать один год.

Она пожала плечами.

— Логично. Я все еще не понимаю, какое отношение все это имеет к нашей свадьбе.

— Похоже, в завещании твоего отца есть небольшая лазейка.

— Какая лазейка?

Я сделал еще один глоток бурбона и дал ему отлежаться на языке, смакуя гладкий вкус, прежде чем проглотить.

— Есть еще один бенефициар (2), который наследует десять процентов акций компании.

Ее глаза сузились от любопытства.

— Кто этот бенефициар?

Невозможно было не ухмыльнуться, как хитрому ублюдку. Следующая часть станет настоящей сенсацией, не только для нее, но и для многих других людей, которые думали, что завещание, это просто, как черное и белое.

Я бросил на нее задумчивый взгляд.

— Первенец твоего отца.

Потребовалось несколько мгновений полной тишины, чтобы она осознала истинный смысл этого заявления. И в тот самый момент, когда до нее дошел смысл, я увидел, как ее зеленые глаза из узких превратились в широкие, а выражение лица, из растерянного в ясное осознание.

— Я, — прошептала она.

Я не ответил. В этом не было необходимости. Я держался на расстоянии, молча изучая ее, пока она медленно складывала один к одному.

— О, Боже, это оно… не так ли? — Непослушные кудри рассыпались по ее плечам, когда она наклонила голову, и я увидел, что ее осенило. — Ты хочешь мои десять процентов?

Я хлопнул в ладоши в насмешливых аплодисментах.

— Ты ж моя умница. — Я опрокинул в себя последний бокал. — Это не заняло у тебя много времени.

— Я не выйду за тебя замуж, Святой. — То, как она смотрела на меня с вызовом в глазах, как поджимала свои пухлые губы, меня забавляло. Мне стало интересно, как далеко мне придется зайти, чтобы сломить ее. Заставить ее отказаться от борьбы и покориться. Для меня охота была куда более заманчивой, чем убийство, и что-то подсказывало мне, что Мила была бы интересной и заманчивой охотницей.

Пока мы смотрели друг на друга, оба не желая отводить взгляд, воздух между нами стал густым от напряжения, которое могло возникнуть в любую секунду. Это было захватывающе для меня. Она ни разу не отвела от меня глаз, в изумрудных радужных глазах светилась сила.

— Ты понимаешь? Я не выйду. Не выйду за тебя замуж. — Сказала она, не моргнув глазом.

Я фыркнул, полностью позабавленный наивностью темноволосой принцессы.

— Выйдешь, — просто сказал я. — Ты выйдешь за меня замуж.

— Нет ни единого шанса, что это произойдет.

— Следи за своим чертовым ртом.

— Пошел ты!

Я рванулся вперед и одним движением руки обхватил ее горло, пальцы впились в челюсть, удерживая ее на месте.

— Не проявляй ко мне неуважения. Никогда. До сих пор я был снисходителен, но не больше, — прорычал я, глядя на нее сверху вниз, и медленно заставил ее отступить назад. — Ты выйдешь за меня замуж, и я получу то, что хочу.

Ее ноздри раздулись, а глаза сузились в смертоносном оскале.

— Я не сделаю этого.

— Боюсь, у тебя нет выбора.

Как боец, которым она была с тех пор, как я ее забрал, она подняла подбородок, выражение ее лица было яростным и бесстрашным.

— На улицах я поняла одну вещь: выбор есть всегда.

Я крепче сжал зубы.

— Не в этот раз, Мила. Не со мной.

— Пошел ты.

Сильным толчком я прижал ее спиной к стене.

— Отлично. Хочешь выбор? Вот тебе он. — Я заставил ее поднять на меня глаза и приблизил свое лицо к ее лицу. — Выходи за меня замуж и будь моей женой, пока я не получу то, что хочу. После этого я отпущу тебя, и ты сможешь притвориться, что ничего не произошло. — Мой большой палец провел по ее подбородку, и все ее тело содрогнулось. — Но, если ты откажешься выйти за меня замуж, я буду держать тебя здесь в плену до конца твоей чертовой жизни, продавая тебя богатым, жирным, гребаным ублюдкам, пока ты не состаришься и не сломаешься, пока ни один мужчина не захочет больше к тебе прикасаться, и единственное, на что ты будешь годна, это оттирать пятна мочи с пола в моей ванной. Как тебе такой выбор? — Стиснув зубы и держа свое лицо в нескольких сантиметрах от ее лица, я сделал так, чтобы у нее не осталось сомнений в том, что я чертовски серьезен.

Я повернул ее лицо в сторону, глядя на пульсирующую вену на шее.

— Что ты будешь делать, Милана? Будешь ли ты жить под моей крышей как моя жена или станешь здесь пленницей… моей рабыней?

Ее нижняя губа дрожала, но от нее все еще исходило сопротивление, каждый контур ее лица напрягся от насмешки. Меня чертовски возбуждало, что она так решительно настроена бороться со мной. Ненавидеть меня. Я провел большим пальцем по ее нижней губе, наслаждаясь тем, как она дрожит в моей власти.

— Решай.

Она продолжала смотреть на меня сбоку.

— Я могу просто переписать акции на тебя, а ты можешь отпустить меня. Нам нет нужды жениться.

— Боюсь, все не так просто.

— Почему нет?

Я терял терпение с этой женщиной.

— Решай, Мила.

— Нет! Пожалуйста…

— Решай! — Слово вылетело у меня изо рта, и я сжал ее лицо в своей руке. Она закрыла глаза, и ее горло заклокотало, когда она сглотнула. — Жена или шлюха? Выбор прост.

Я видел, как в уголках ее глаз заблестели слезы, но челюсть была стиснута, а взгляд был жестким и полным ненависти. Не было такой черты, которую я бы не переступил, чтобы получить желаемое, и я убедился в этом, глядя на нее.

— Хорошо, — задохнулась она, едва слышно.

Я сжал ее челюсти, заставляя поднять подбородок.

— Я тебя не слышу.

— Я сказала хорошо.

— Что хорошо?

Ее глаза зажмурились.

— Я выйду за тебя замуж. — Смесь презрения и страха звучала в ее голосе, и это было как героин в моей крови, вызывая сильный поток эйфории, который заставлял меня жаждать большего. Больше ее борьбы. Больше ее силы. Я хотел всего этого, пока не останется ничего.

— Хорошо. Теперь, когда мы договорились, — ухмыльнулся я, чувствуя, как победа поет в моей крови, — тебе нужно преподать несколько уроков, если ты собираешься играть роль идеальной жены Руссо.

— Что…

Ткань ее рубашки разорвалась между моими пальцами прежде, чем она успела закончить фразу. С ее губ сорвался ужасающий вздох.

— Что ты…

— Ты бросила мне вызов, не приняв душ, прежде чем прийти сюда и требовать от меня ответов, как будто у тебя есть на это гребаное право. — С каждым словом мой гнев становился все сильнее, и я схватил ее за руки, пресекая ее попытки прикрыться.

— Отпусти меня! — Она боролась с моим захватом. Ее тело извивалось и корчилось, когда она боролась со мной. — Остановись!

Взмах локтя, и я потерял хватку на ее запястье, а она потянулась вверх, ее рука резко и быстро опустилась на меня, ее кулак нацелился мне в лицо. Но она была недостаточно быстра, и я снова схватил ее за запястье, на этот раз вывернув его ей за спину, и развернув ее, притягивая к себе. Ее рывки становились все более паническими и сильными, ее крики бились в воздухе, когда я обхватил ее за плечи и потащил к своему столу, заставив ее опуститься грудью на красное дерево. Сцепив обе ее руки за спиной, я сжал ее запястья вместе, наклонившись над ней и сильно прижимаясь к ней всем телом.

— Отпусти меня! — Она извивалась и вырывалась, пытаясь освободиться. Но все, что это делало, это заставляло мой член становиться еще тверже, пульсируя от желания трахнуть ее.

— Ты чувствуешь это, Мила? — Я выгнулся, упираясь членом в ее задницу. — Это все, что ты получишь, сражаясь со мной. Твоя борьба только искушает меня. — Я взял оба ее запястья в одну руку и, наклонившись, прикоснулся губами к изгибу ее уха. — А теперь хорошенько подумай об этом. Это действительно то, что ты хочешь сделать? Соблазнить такого мужчину, как я? — Она пошевелила запястьями, но я лишь крепче сжал их пальцами. — Ты уверена в этом? — Я снова сжал пальцы, на этот раз сильнее, прижимая ее тело к столу, и только пальцы ее ног теперь касались земли. — Может, ты и сильная женщина, решившая бороться со мной. Но позволь мне заверить тебя, — я поднял руку и убрал волосы с ее шеи, припав губами к безупречной коже, — у тебя нет того, что нужно, чтобы пережить меня, чтобы не сломаться, пока тебя трахает мужчина, который жаждет твоей боли. Твоего страха. И как я уже сказал, — я провел рукой по ее боку и изгибу бедра, опускаясь между ее ног, — откажись от моего предложения выйти замуж, и я стану сутенером твоего маленького тела. И поверь мне, на свете есть больные ублюдки куда хуже меня.

Как выключатель света, она мгновенно затихла, ее тело словно лед прижалось к моему.

— Я согласилась выйти за тебя замуж. Что еще ты хочешь от меня?

— Я хочу, чтобы ты делала то, что тебе говорят. Бросишь мне вызов, и последствия будут на твоей совести. Когда ты моя жена, Мила, у тебя нет права на ошибку. Никакого.

— Я не хочу быть твоей женой.

Словно яд, ее слова пропитались отвращением, и я почти почувствовал запах ее ненависти. Ее ярость. Ее страх. Он просачивалась сквозь ее поры, и это делало ее намного более соблазнительной. Я подтянул ее к себе, и ее темные непослушные кудри коснулись моего лица, когда я развернул ее, прижав ее руки к столу и зажав ее между своими руками. От того, как она смотрела на меня, как огненные лесные глаза стреляли лезвиями ненависти прямо мне в лоб, мне захотелось сорвать с нее одежду и показать ей, как она может использовать эту ненависть для своего удовольствия… и для моего.

Злая ухмылка зародилась на краю моего рта.

— Знаешь, когда я ехал в Нью-Йорк, чтобы найти тебя, я подумал: какого черта мне делать с женой? Брак по расчету — не та идея, которая мне особенно нравилась.

— Чувства взаимны.

Я ухмыльнулся.

— Но должен признать, Мила, мысль о том, что ты станешь моей женой, что ты будешь принадлежать мне, начинает мне нравиться. — Она ничего не ответила. Черт, она даже не пошевелилась. Давненько я не чувствовал себя настолько развлеченным женщиной, настолько заинтригованным. Я мог бы с легкостью играть с ней всю ночь, смотреть, как она борется со мной всеми силами, пока не перестанет отрицать свои самые первобытные потребности.

Без предупреждения я обхватил ее за талию и притянул к себе. Из ее горла вырвался крик, когда я развернул нас, прижав ее спиной к стене, а затем закрепил ее запястья над головой. Ее грудь вздымалась и опускалась при каждом резком вдохе, пот стекал по ее груди.

— Кто бы мог подумать, что бедная девочка-сирота способна заинтриговать такого мужчину, как я?

Она подняла подбородок.

— Не самый лучший момент.

Ее меткий сарказм заставил меня улыбнуться, и я позволил себе провести одним пальцем по ее груди, оттягивая рваную ткань рубашки в сторону, обнажая грудь. С ее губ сорвалось тихое хныканье, и я, глядя ей в глаза, начал рисовать ленивый круг вокруг мягкого изгиба плоти. Наши взгляды были похожи на молчаливую игру в кошки-мышки, кошка жаждала, чтобы мышка вышла и сыграла в игру, в которой она притворялась, что не хочет принимать участия. Однако в глазах маленькой мышки был лукавый блеск, который заставлял меня задуматься, не борется ли она втайне с теми же развратными желаниями, что и я.

Круглая и упругая, потемневшая плоть вокруг ее твердого соска просила, чтобы ее лизнули, и мой язык так охотно подчинился. Я был сильным мужчиной, и в моем мире не существовало слова "невозможно". Но пока я держал Милу, столь бессильную против меня с ее полуобнаженным телом, выставленным напоказ, я не мог противиться тому, что принадлежало мне по крови, а вскоре и по закону.

Ее грудь была идеальной формы, и, наклонившись, я не сводил глаз с ее лица. Мне хотелось наблюдать за ней, пока я играл с ней, мучил ее тело, позволяя ей нуждаться в том, чего она не хотела.

— Скажи мне, Мила, если я оставлю тебя у себя, ты будешь продолжать бороться со мной?

— С каждым вздохом, — поклялась она, выражение ее лица было страдальческим, но было и кое-что еще. Блеск нездоровой похоти окрасил ее щеки слабым румянцем, когда она смотрела, как я подношу ее сосок ко рту.

Я не ждал разрешения. Оно мне было не нужно. Не от нее. Не от женщины, которая родилась моей. Чья судьба была выгравирована в наших кровных линиях. Я втянул ее сосок в свой рот, жадно ощущая ее вкус. Стон, сорвавшееся с ее губ, заставил меня крепко засосать сосок, и этот нежный звук привел меня в неистовое возбуждение, которое в конце концов закончилось тем, что я взял его прямо здесь, прямо сейчас, без единого кивка разрешения с ее стороны. Кончик моего языка кружил по покрытым камешками вершинам, приникая к ее плоти, в то время как моя ладонь энергично сжимала грудь. Если я не остановлюсь сейчас, то не остановлюсь до тех пор, пока не станет слишком поздно.

Я с громким стоном отпустил ее сосок, а мой язык уже жаждал нового прикосновения. В этот момент одна слезинка вырвалась наружу, медленно стекая по ее щеке. Можно было подумать, что меня тронет ее демонстрация страха, печали, боли. Но нет. Это лишь усилило мое желание сломать ее.

Со временем. Скоро.

Я склонил голову набок.

— Раздевайся и иди в гребаный душ. — Я схватил ее за плечи и подтолкнул в сторону, но ее нога зацепилась за край ковра, и она опустилась на пол на четвереньках. Если бы я был мужчиной, которым движут эмоции и романтика, а не месть и справедливость, я бы помог ей подняться. Но я смотрел на нее, на слезы, бегущие по ее лицу, и не чувствовал ни сочувствия, ни раскаяния. Вот что делают с человеком годы, в течение которых он хранит в себе такую темную потребность в справедливости.

— Помни, что я тебе сказал, Мила. — Я подошел к ней. — Слезы меня возбуждают.

— Прекрати. — Слеза попала ей в рот. — Пожалуйста, остановись.

— Вставай, снимай свою гребаную одежду. И иди. — Мое вожделение превратилось в горячую потребность, которая легко могла перерасти в нечто более темное, жестокое и неумолимое.

Ее ноги чуть не подкосились под ее весом, когда она попыталась оттолкнуться от земли.

— Почему ты так со мной поступаешь?

Я схватил ее за локоть и рывком поднял на ноги, прижав ее к своей груди.

— Потому что я могу.

Ее хныканье перешло в рыдания, каждая складочка на лбу и растяжение губ запятнали ее милое личико трепетом. Неужели это все, что нужно, чтобы запугать ее? Чтобы сломить ее? Надеюсь, что нет.

— Марчелло.

— Святой, — поправил я ее. — Ты зовешь меня Святой.

— Святой. — Она с трудом перевела дыхание. — Ты уже получил то, что хотел. Я согласилась выйти за тебя замуж. Не унижай меня еще больше.

Я злобно усмехнулся.

— Ты думаешь, что заставить тебя идти голой по коридору и принимать душ, пока я смотрю, это унижение? — Я обхватил ее щеки обеими руками, провел пальцами по ее челюсти и ушам. — Это не так. — Я сделал один шаг к ней, и мои кожаные туфли коснулись ее обнаженных пальцев. — Это для моего удовольствия, Segreto.

Белки ее глаз покраснели от слез, и слезы уже успели нанести свой урон ее телу. От той непокорной женщины, которая поднялась на борт моего самолета, и от той упрямицы, которая считала невозможным подчиниться приказу, не осталось и следа. Медленно я превращал ее в лепешку, и я был этой чертовой формой, гнущей и формирующей ее по своему желанию.

Она закрыла глаза.

— Пожалуйста, — продолжала она умолять.

— Шшш, — ворковал я, вытирая ее застывшие слезы. — А теперь раздевайся и делай все возможное, чтобы угодить своему будущему мужу.

(2) Бенефициар — выгодоприобретатель, физическое или юридическое лицо, которому предназначен денежный платеж, получатель денег.