"Сопротивление" с инструкциями по созданию партизанской сети быстро разошлось среди жителей Заншаа. За ним последовали выпуски с небольшими заметками о самодельных зажигательных бомбах и пластиковой взрывчатке, что не представляло особого труда, а также о более сложном изготовлении детонаторов.
– Если хочешь учить народ работать с пикриновой кислотой, не забудь об оторванных пальцах, – предупредила Спенс.
Сула пожала плечами.
– Напишу, чтоб были осторожны.
Не может же она стоять у них за спиной, контролируя каждое движение.
Жаль, что не получится дать чертежи огнестрельного оружия.
К этому времени у наксидов появились изображения двух терранцев, сбежавших с места убийства лорда Макиша. Это были фотороботы, составленные, как подозревала Сула, по большей части со слов встреченной тогда классной дамы.
Портреты оказались совершенно неузнаваемыми и при этом были мужскими.
Суле даже захотелось обидеться. Да, фигурка у нее изящная, но не мальчишечья. Это заметно даже в рабочем комбинезоне.
Вероятно, все терранцы для наксидов на одно лицо, прямо как наксиды для терранцев.
Пока она рассылала "Сопротивление" по несколько тысяч за раз, на улице раздались крики и грохот. Она подошла к окну. Пытаясь скрыться от полиции, черноволосый терранец петлял между торговцами, но был пойман. Такими же терранцами. Был ли этот человек преступником? Очередным заложником? Обреченным на казнь лоялистом?
Сула видела, что эти же вопросы задают себе и люди на улице, хотя они и старались выглядеть равнодушно. Мир изменился. Раньше задержание было делом обыденным, но сейчас, когда властям требовались заложники, любой арест таил смертельную опасность.
Жители Риверсайда любили проводить свободное время на улице, а не в тесноте своих квартир. Теперь же каждый раз приходилось взвешивать, стоит ли рисковать жизнью ради глотка свежего воздуха.
"Пока наксиды у власти, страшно всем", – думала Сула.
В последнее время Команда 491 развозила шоколад, табак и кофе по клубам и ресторанам. Дело приносило прибыль, но не только, так как у них появилась возможность посплетничать с персоналом о происходящем в городе.
На выручку они купили грузовичок. Формой он напоминал пузырь, по бокам которого были встроены хамелеоновые панели. После разрушения кольца рекламные электрощиты были запрещены в целях экономии энергии, и теперь за небольшую плату Сула могла сдавать панели под объявления.
Пусть до свержения режима наксидов еще далеко, Команда 491 хотя бы могла гордиться своими успехами в бизнесе.
Активных действий против мятежников больше не предпринимали, но даже за рулем грузовика Сула не переставала присматривать возможные цели. "Надо что-то делать", – невольно думала она.
Что-то делалось и без них. Старшеклассники из частной школы Грандвью попытались, хоть и неудачно, напасть на наксидского офицера, возвращавшегося домой на поезде. Официально об этом умалчивалось, но по слухам они собирались его оглушить и забрать оружие. Двоих убили прямо на месте, остальных поймали. На допросах они признались, что входили в "анархистскую ячейку", и, вероятно, назвали других, потому что потом наксиды арестовали их учителей и одноклассников.
В школе Грандвью провели чистку. Предполагаемых анархистов пытали до смерти в прямом эфире, а их семьи расстреляли.
"Сопротивление" почтило их память, назвав мучениками за дело законного правительства и Праксиса.
Крей, доставлявший рыбу в один из ресторанов Грандвью, рассказал Суле, что в торминельском районе, кажется, в Старой Трети, убили наксида. Это случилось ночью, а наутро полицейские окружили район и прямо на улице отстреливали прохожих. Возможно, убили несколько сотен торминелов.
– А я почему об этом не слышала? – удивилась Сула. Обычно подобные новости распространялись с ураганной скоростью.
– Они же об этом молчат, – мелодично протрещал крей, пожалуй, слишком радостно для такой темы.
– Такие громкие новости тут же разлетаются по всему городу.
Крей подвинулся поближе. Сула всем телом почувствовала идущую от него инфразвуковую волну.
– Еще разлетятся, любопытная терранка. Это случилось только утром. Я сам слышал выстрелы.
Слышал, но не видел. Креи близоруки, и он все равно ничего бы не рассмотрел на расстоянии, но их огромные уши не могли обмануть.
Старая Треть была далеко, на другом конце города, но по скоростному шоссе с ограниченным въездом на дорогу ушло меньше часа. Уже в окрестностях стены были выщерблены пулями, окна разбиты, а на тротуарах растеклись лужи крови. Сула решила, что дальше ехать не стоит.
Подробности она узнала позже, просматривая свидетельства о смерти в базе Управления госрегистрации. Убитая наксидка оказалась санитарным работником, закончившим свою смену не в том районе. Полиция расстреляла не сотни, а около шестидесяти жителей.
А потом наксиды направились в местную больницу и расстреляли всех в отделении скорой помощи, приняв за аксиому, что там сидели те, кого ранили во время только что прошедшего рейда. Не повезло сломавшим ногу именно в этот день. Еще тридцать восемь трупов.
В следующем выпуске "Сопротивления" публиковался частичный список жертв: перечислять всех было нельзя, потому что стало бы понятно, что у лоялистов доступ к базе данных. Сула не скупилась на трагические подробности, описывая мать, прикрывшую грудью своих детей, но погибшую вместе с ними, рассерженного торговца, пытающегося отогнать полицейских метлой и павшего под их пулями, кровавые отпечатки на стенах тупика, в который наксиды загнали обезумевших от страха торминелов.
Сула понимала, что кривит душой. Но всё равно эти трогательные сцены не шли ни в какое сравнение с ужасом произошедшего. С беспомощностью и паникой жертв, треском автоматов, стонами умирающих и криками раненых…
Она помнила, как это было на шоссе Акстатл. Ее выдумка меркла по сравнению с реальными воспоминаниями.
"Умрут, так умрут. Душевная теплота мне не положена", – думала она.
Она написала в "Сопротивлении", что наксиды, как обычно, не смогли найти настоящих нападавших и расстреляли всех попавшихся под руку. И добавила:
"Торминелы ошиблись, убив не того наксида. Нужно совсем не уметь считать, чтобы подумать, что гибель одного санитарного работника стоит еще ста смертей.
Граждане, в следующий раз выбирайте чиновника, полицейского, надзирателя, инспектора, бригадира или судью. И позаботьтесь, чтобы тело не нашли".
Два дня спустя пенсионерка-торминелка взорвалась в собственной квартире, пытаясь изготовить бомбу. По всей видимости, зажигательную, так как сгорело полдома.
Наксиды нашли ее детей и расстреляли их.
Пока Сула искала подробности происшествия в базе Управления, выяснилось, что другим взрывом, приписанным "анархистам и саботажникам", убило наксида. Он был мелкой сошкой в Министерстве финансов, и его не охраняли. Ему подложили маленькую бомбу, начиненную гвоздями.
В следующем выпуске "Сопротивления" торминелку объявили истинной лоялисткой, пытавшейся отомстить за убийства в Старой Трети, а про чиновника написали, что его осудил Тайный трибунал, а приговор исполнили члены группы Октавиуса Хонга, входящей в Повстанческую лоялистскую армию.
В отместку был расстрелян сто один заложник; наксиды, как обычно, предпочитали простые числа. Сула сразу обратила внимание, что наксиды казнят в ответ не на само действие, а на его огласку. То есть они убивали заложников не потому, что им сопротивляются, а потому что стремились не потерять лицо. Этим можно воспользоваться.
Присмотревшись внимательнее к свидетельствам в базе, Сула обнаружила, что многие старики умирают при необычных обстоятельствах. Интересно, можно ли использовать и это, например, приписав естественные смерти действиям лоялистов, хотя что-то она расфантазировалась.
Воображение разыгралось не только у нее. В средствах массовой информации появилось сообщение об аресте и казни членов группы Октавиуса Хонга и их семей.
"Я же их выдумала!" – возмутилась Сула.
Но когда она зашла в базу Управления госрегистрации, там оказались настоящие свидетельства о смерти.
***
На улице парило после летнего ливня, из-под колес грузовика разлетались фонтаны брызг. Макнамара остановил машину рядом с кафе на Торговом проспекте и нажал на рычаг, открывая грузовой отсек. Задняя дверь поднялась, осыпав дождевыми каплями. Сула вышла, прищурилась от яркого солнца и вдохнула свежий воздух, наполненный запахом опавших во время грозы цветков аммата.
– Пахнет деньгами, – сказала она Спенс.
Курносый носик Шоны втянул воздух.
– Хорошо бы.
Внутри Сула забрала деньги у хозяина кафе, худого унылого терранца в белоснежном накрахмаленном фартуке, и дала знак Макнамаре заносить герметично упакованную коробку харзапидского кофе и положить ее у бара.
– Спасибо, – сказал хозяин и недовольно посмотрел на мокрые следы Гэвина, оставленные на блестящем кафельном полу. – Кстати, тут с вами хотели поговорить.
Сула заметила, как двое мужчин встали из-за мраморного столика.
– Хороший кофе, – сказал первый, и Сула сразу почувствовала неладное. Громила был одет в цветастый пиджак и брюки-клеш, натянутые чуть ли не до подмышек и почти скрывающие тяжелые ботинки. Его толстая серебряная цепь с таким же браслетом переливались искусственными рубинами.
– Очень хороший кофе, – поддакнул его спутник, чья безупречно уложенная прическа напоминала петушиный гребень. Он был меньше, с бочкообразной грудью и мускулистыми руками культуриста.
– Вопрос в том, есть ли у вас разрешение им торговать? – продолжил первый.
Сула почувствовала, что Макнамара приблизился, прикрыв ей спину. Чуть отступив, она встала поудобнее, а Спенс, почуяв беду, озабоченно шагнула вперед.
Сула пристально взглянула на того, что повыше:
– А вы, собственно, кто такие?
Он дернул рукой, словно собирался отвесить пощечину и проучить за наглый вопрос. Но он имел дело с человеком, прошедшим флотский курс боевой подготовки. Сула перехватила его руку и двинула кулаком по лучевому нерву, и громила невольно дернулся вперед, открыв горло. Ребром ладони Сула ударила по гортани и, когда он согнулся, схватившись за шею, ткнула пальцами в глаза. Потом просто дернула его за голову и с размаху врезала коленом.
С приятным хрустом сломался нос. Мужчина корчился, задыхаясь, и Сула с легкостью добила его локтем, стукнув по шее. Он распластался на полу.
Макнамара дрался с культуристом. Они были на равных, пока Спенс не швырнула в лицо качку горячий кофейник, а затем пнула его сзади под колено.
После они втроем пинали его, пока он не затих на полу.
Макнамара обыскал бандитов, забрав два пистолета, которые те не успели достать. Единственная пара посетителей кафе с ужасом следила за дракой, посматривая на свои нарукавные коммуникаторы, но не решаясь вызвать полицию. Сула подошла к барной стойке и схватила хозяина за волосы, притянув к себе:
– Кому это ты нас продал?
– Улице Добродетели. Я отдаю им долю. – Глаза мужчины расширились от страха.
– Больше тебе кофе от нас не видать, – сквозь стиснутые зубы проговорила Сула.
Она забрала кофе и понесла его в грузовик. Злость и адреналин сделали коробку легкой как перышко.
– Черт! – выругалась Сула, когда машина отъезжала. – Черт! Черт!
Злясь на себя, она несколько раз ударила по подлокотнику сиденья.
– Всё обошлось. – Макнамара пощупал царапины, оставленные на щеке перстнями культуриста.
– Да я не о том, – прорычала Сула. – Забыла про долю! Черт! – Она стукнула себя ладонью по лбу, а потом опять шарахнула по сиденью. – Ведь знала же! Чёртова дура!
Она отменила оставшиеся поставки и бушевала всю обратную дорогу, выплескивая злость по малейшему поводу. При виде Скачка, расположившегося в тени возле ее подъезда, наконец успокоилась. Скачок поднялся навстречу и, лучезарно улыбаясь, продекламировал:
– Прекрасная госпожа! Вот и ты – ярче солнца, нежнее цветка.
– Хочу кое о чем спросить, – сказала Сула.
– О чем угодно. – Скачок приглашающе взмахнул рукой. – Спрашивай, прекрасная госпожа.
– Расскажи о банде с улицы Добродетели.
Скачок погрустнел.
– Ты ведь не связалась с ними, моя прелесть?
– Они связались с фирмой, где я работаю.
– Работаешь? По-настоящему? – неожиданно оживился Скачок.
– Занимаюсь доставкой. Но вернемся к Улице Добродетели.
Скачок развел руками.
– Что тут рассказывать? Обычная городская шайка. Собирают дань по обе стороны улицы Добродетели.
– Только там?
– Более или менее.
К счастью, улица Добродетели располагалась в другом конце города. Сула немного расслабилась.
– А кто собирает дань в Риверсайде?
Скачок опасливо посмотрел на нее.
– Даже не связывайся с ними, милашка.
– Я просто хочу знать.
– Риверсайдская группировка, – ответил Скачок с каменным лицом. – Они не изощряются с названиями. Я у них кое-что покупаю, и меня не трогают.
– А они хуже или лучше других?
С пристани раздавался звук отбойных молотков. Скачок неуверенно пожал плечами.
– Смотря что тебе от них надо.
– С кем поговорить, если захочу начать свое дело?
– Какое дело? – Скачок подозрительно глянул на нее.
– Не хочу всю жизнь водить грузовики, – сказала Сула.
– Денег надо просить у своих патронов, прекрасная госпожа.
Сула усмехнулась.
– Мои патроны дали деру, когда пришли наксиды. И патроны патронов. И их патроны.
– Война не время для открытия дела.
– Смотря какого.
Она молча ждала, пока Скачок не начал переминаться и не продолжил сам:
– Можно поговорить с Казимиром. Он не такая сволочь.
– С Казимиром? С каким Казимиром?
– С Малышом Казимиром, потому что был еще один, постарше. Но того казнили.
Сула сдержала улыбку.
– Значит, стучу в дверь и спрашиваю Малыша Казимира?
– Казимира Масуда. В клубе на Кошачьей улице, но он не слишком часто бывает там.
– Почему?
Скачок осмотрелся и зашептал:
– Полицейским приказывают набрать заложников, так? Если они откажутся делать это, их расстреляют, если согласятся, будут ненавидеть свои же. Поэтому полицейские хватают тех, кого все недолюбливают, понимаешь? Тех, кто уже в тюрьме, всяких преступников, а заодно чокнутых и бродяг, то есть всех, за кого их будут ненавидеть не слишком сильно.
Сула вспомнила человека, арестованного прямо под ее окнами. Возможно, это был бандит, схваченный как раз тогда, когда явился за деньгами к торговцам.
– Разве такие, как Казимир, не откупаются от полиции? – спросила она.
Скачок улыбнулся и кивнул.
– Сама все понимаешь, прекрасная госпожа. Главари откупаются, и полицейские хватают разную мелочь, подручных. Воров, бандитов, рэкетиров. Но от этого и денег всё меньше. Постепенно у Казимира они закончатся, и его отправят в Синие Решетки, чтобы расстрелять после очередного взрыва, устроенного подпольщиками.
Начал накрапывать дождь. Скачок моргнул, когда тяжелая теплая капля попала ему в глаз. Сула думала, не обращая внимания на начинающийся ливень.
У нее есть то, что нужно Казимиру. Если правильно разыграть карту, откроются огромные возможности.
***
Для убедительности Суле понадобились документы, и поэтому она отправилась к Казимиру лишь спустя два дня. За это время в городе прогремела пара довольно сильных взрывов; хотя жертв не было, наксиды не могли промолчать о них. И расстреляли пятьдесят три заложника.
Пока ждали бумаги, заглянули в клуб на Кошачьей улице. Он был огромен – с двумя танцевальными залами, несколькими площадками для подвижных игр, черно-серебристой изогнутой барной стойкой и невероятным выбором компьютерных развлечений. Официантки в шортиках с заниженной талией и бутылками на портупее ходили между столиками и вливали алкоголь прямо в рот клиентам. Многие курили, и под потолком висело густое облако дыма от сигарет и косяков.
Сула ограничилась газировкой, но не могла не улыбнуться, осматривая клуб. Когда-то Гредель часто ходила в такие места со своим парнем, Хромушей, занимавшимся почти тем же, что и Казимир. На Заншаа их назвали бы группировкой, но на Спэнии считали шпаной. Мало кто доживал до зрелости, не попав на плаху или исправительные работы. Это ждало и отца Гредель, который, правда, смог вовремя улизнуть, когда запахло жареным, и, расплачиваясь за его грехи, мать Сулы несколько лет отработала в сельскохозяйственной общине.
Гредель росла в среде, не способной дать ничего хорошего. Она старалась не повторять ошибок матери и поэтому наступала на собственные грабли.
Ее оглушали звуки ночного клуба – музыка, смех, шум электроники. Сула совсем недавно стала совершеннолетней, отметив двадцать третий день рождения, но почему-то клуб казался местом для еще более молодых. Тут был рай для любителей плотских утех и танцев, для ищущих общения или забвения. Для террориста, планирующего взрывы и убийства, атмосфера была немного пресной.
Скачок осуждающе посмотрел на Сулу, когда она возвращалась домой, благоухая людскими пороками.
– Со Скачком тебе было бы веселее, – сказал он.
– Скачку… – начала Сула и чихнула. Она не привыкла к запаху табака и поклялась перед сном вымыть голову, а пропахшую одежду сразу засунуть в герметичный мешок.
– Скачку нужна работа, – сказала она, шмыгая заложенным носом.
– Казимир даст тебе денег, а ты, возможно, дашь работу Скачку.
– Возможно, – улыбнулась Сула.
Она признала, что в идее Скачка была неуловимая привлекательность.
– Сегодня опять брали заложников. Пора мне сматываться с улицы, – сказал Скачок.
"Здравая мысль", – подумала Сула.
– Посмотрим, вдруг смогу помочь, – пообещала она.
Что бы про Скачка ни говорили, с людьми он общаться умеет.
***
Для встречи с Казимиром Сула выбрала вульгарный уличный стиль одежды. Широкое жабо блузки закрывало грудь и плечи приталенного жакета с геометрическими узорами. Расклешенные брюки практически скрывали туфли на высокой платформе. Дешевые пластиковые и керамические побрякушки сверкали всеми цветами радуги. Золотая заколка с огромным искусственным бриллиантом придерживала лихо заломленный бархатный цилиндр.
Риверсайд притих. От тротуаров еще веяло дневным зноем. Освещенные полосы чередовались с местами, погруженными в тень высоких домов, отчего улица напоминала тюремную решетку. Ни наксидов, ни полиции не наблюдалось.
Вечер только начинался, и клуб на Кошачьей улице пустовал, если не считать пары-тройки посетителей, забежавших перехватить стаканчик по пути домой или с работы. Администратор сказала, что Казимира пока нет. Сула присела за видеостолик, заказала газировки и включила новости. Как всегда, бесстрастный даймонг зачитывал обычные скучные сообщения о счастливых и довольных гражданах, трудящихся во имя мирного будущего под властью наксидов.
Она не заметила, когда пришел Казимир. Ей об этом сообщили и провели вглубь помещения, вверх по железной лестнице к полированной черной двери. Сула оглядела свое отражение в гладкой как зеркало поверхности и поправила шляпу.
Внутри, взъерошив серый мех и выставив белые клыки, сидели два телохранителя-торминела. Должно быть, Казимир нервничает. Хромуша обычно ходил один, взяв охрану лишь в конце, когда его выслеживал Легион справедливости.
Прежде чем охранники разрешили ей войти в следующую полированную дверь, ее обыскали – пистолет она оставила дома – и просканировали в поисках жучков.
Она оказалась в большом номере-люксе, выдержанном в черно-белой гамме – от ромбиков плитки на полу до ониксовых колонн, подпирающих романские арки из белого мрамора, красивые, но чисто декоративные. Кресла манили мягкостью подушек. За клубом можно было наблюдать через настенные экраны, один из которых показывал столик, за которым только что сидела Сула.
Казимир встал из-за стола, чтобы поприветствовать ее. Это был неприметный молодой человек, на пару лет старше Сулы, с зачесанными назад и заправленными под воротник отросшими темными волосами. Он был одет в угольно-черный бархатный пиджак, фиолетовую шелковую рубашку и модные брюки-клеш. Свои длинные бледные руки с казавшимися хрупкими запястьями Казимир неловко свел вместе на уровне груди, переплетя пальцы в замок.
– Вы за мной наблюдали, – сказала Сула, давая понять, что увидела камеру.
– Ты здесь впервые. Мне стало любопытно, – ответил он неожиданно низким голосом, похожим на шум волн, бьющихся о скалы.
Его карие глаза горели, предвещая опасность – ей, ему самому, целому миру. Наверное, он и не подозревал об этом, подчиняясь только сиюминутным порывам.
Суле стало не по себе, и это помогло сохранить самоконтроль.
– Я тут недавно. Несколько месяцев назад эвакуировалась с Кольца.
– Работу ищешь? – Он оценивающе наклонил голову. – Ты хорошенькая, могу что-нибудь предложить.
– У меня уже есть работа. Хочу лишь стабильной оплаты. – Она достала из внутреннего кармана жилета два удостоверения.
– Это что? – Казимир подошел поближе, чтобы рассмотреть их. А когда рассмотрел, удивился: на обоих были его изображения и стояло имя Майкла Салтилло.
– Удостоверение личности плюс пропуск в Верхний город.
Нахмурившись, он подошел с документами к столу и посмотрел их на свет.
– Неплохо. Кто делал? – спросил он.
– Правительство. Они настоящие.
Казимир усмехнулся и кивнул:
– Работаешь в госрегистрации?
– Нет. Но у меня связи.
Он прищурился.
– Расскажешь, какие?
– Нет, не могу, – покачала головой Сула.
Он скользнул к ней. Угроза нависла над Сулой холодной тенью.
– Мне надо знать имена.
Она посмотрела на него, сжав волю в кулак, чтобы не задрожать от прилива адреналина в венах.
– Во-первых, она с тобой работать не будет, – тихо сказала Сула, скрывая дрожь в голосе. – Во-вторых…
– Я очень убедителен, – глухо, словно из-под земли, прервал Казимир. Теплое влажное дыхание коснулось ее щеки.
– Во-вторых, – как можно спокойнее продолжила Сула, – она не из Заншаа и вызовет полицию, как только ты появишься на пороге. Там у тебя нет никакого влияния, ты беспомощен.
У Казимира задергался глаз: он не привык, что ему противоречат. Сула приготовилась к худшему, соображая, сможет ли дать отпор торминелу.
Но сначала надо было избавиться от неудобных туфель. Они, конечно, модные, но для драки совсем не годятся.
– Как, говоришь, тебя зовут? – спросил Казимир.
– Гредель, – ответила она, глядя в прищуренные глаза.
Он шагнул прочь и, резко повернувшись, протянул ей удостоверения:
– Забирай. Я не приму их неизвестно от кого. За это меня могут убить прямо здесь.
Сула убедилась, что ее пальцы не дрожат, и лишь потом взяла документы.
– Рано или поздно они пригодятся. Когда наксиды придут за тобой.
Эти слова Казимиру тоже не понравились. Он отошел подальше, опустил голову и длинными пальцами стал приводить в порядок бумаги на столе.
– Да, с наксидами я не справлюсь.
– Убей их, пока они не убили тебя, – сказала Сула.
Он смотрел на бумаги, но уже с улыбкой.
– Наксидов много, я один.
– А ты начинай потихонечку. Рано или поздно что-нибудь выйдет, – посоветовала она.
– Да ты провокатор, – с улыбкой сказал он.
– Пятьдесят за удостоверение личности, двести за пропуск.
Казимир удивленно переспросил:
– Двести?
– Многим он не нужен. А вот если кому понадобится, за ценой не постоят.
– Да кому этот Верхний Город сдался, тем более сейчас? – усмехнулся Казимир.
– Тем, кто хочет работать на наксидов. Или воровать у них. Или их убивать. Правда, последним пропуски выдаем бесплатно, – улыбнулась Сула.
– Боевая, да? – Он отвернулся, пряча усмешку.
Сула не ответила. Казимир постоял в раздумье, а потом резко опустился в крякнувшее под ним мягкое кресло, закинув ноги в начищенных ботинках на стол.
– Еще увидимся? – спросил он.
– Зачем? Поговорить о делах? Давай сейчас.
– Конечно, о делах, – кивнул он. – Просто потом мы можем и развлечься.
– Все думаешь, что я провокатор?
Он осклабился и покачал головой:
– При наксидах полиции больше не нужны улики. И провокаторы остались без работы.
– Да, – сказала Сула.
– Что "да"? – Он моргнул.
– Да. Мы еще увидимся.
Его улыбка стала шире. Блеснули ровные, ослепительно белые зубы. Сула мысленно поздравила его дантиста.
– Я дам номер своего коммуникатора. Включи прием.
Они активировали нарукавные дисплеи, и Сула переслала номер, который специально приготовила на этот случай.
– До встречи. – Она направилась к двери, но остановилась. – Кстати, я к тому же доставкой занимаюсь. Если понадобится что-нибудь перевезти, сообщи. – Она изобразила улыбку. – Документы у нас отличные. Куда надо, туда и привезем.
Она поспешила уйти, стараясь не выдать радость.
Снаружи под фонарем она заметила Макнамару и поскребла в затылке – это был условный знак, что все прошло хорошо.
И даже после этого она немного попетляла по пути домой, чтобы убедиться, что за ней нет хвоста.
Казимир позвонил глубокой ночью. В темноте она сползла с кровати и нащупала нарукавный коммуникатор на блузке.
На глядящем с хамелеонового экрана лице застыла небрежная ухмылка. Сзади гремела музыка и взрывы смеха.
– Привет, Гредель. Приходи – повеселимся, – сказал он.
Сула потерла глаза.
– Я сплю. Позвони завтра.
– Просыпайся! Еще рано.
– Вообще-то я работаю. Позвони завтра!
Она закончила разговор и вернулась в постель. Казимир все же проглотил наживку!