Война и причиндалы дона Эммануэля

34. Генерал Фуэрте пользуется гостеприимством армейской службы внутренней безопасности

У бригадного генерала глаза полезли на лоб, когда он прочел рапорт полковника Фигераса; особое недоверие вызывали те единственно правдивые места, где подробно описывались кошачье нашествие и эпидемия смешливости. Он прочел о героических атаках и контратаках Фигераса против значительно превосходящих сил противника, о доблестном арьергардном бое, в котором полковник двадцать минут в одиночку удерживал мост, чтобы дать возможность отступить своим солдатам. Генерал вызвал всех уцелевших и побеседовал с каждым в отдельности. Потом вызвал полковника.

Уши Фигераса еще горели после генеральской тирады, а сердце налилось свинцом от разжалования в лейтенанты, и тут на глаза ему попался генерал Фуэрте, что брел по плацу, словно живой труп. Фигерас оглядел еле волочившую ноги, потрепанную, давно небритую, пустоглазую фигуру с кошкой на руках и бренчавшими на шее котомками.

– Ты кто такой? – мрачно спросил Фигерас.

Генерал с минуту думал, потом ровно ответил:

– Простите, что так долго. Я был у партизан.

– У партизан? – воскликнул Фигерас. Он сунул руку в одну котомку, надеясь, что все они полны монет, и вытащил несколько солдатских медальонов. Внимательно осмотрел и спросил: – Где ты это взял? В Чиригуане?

Генерал снова задумался.

– Кто-то привез нас с кошкой на грузовике. Простите, что так долго.

– Ну-ка, пошли, – приказал Фигерас, вынимая пистолет. Подталкивая генерала в спину, отвел его на гауптвахту, впихнул туда и запер дверь. Затем отправился к бригадному генералу.

– Опять вы? – услышат он вместо приветствия.

– Так точно, – ответил Фигерас. – У меня важное сообщение. Только что, рискуя жизнью, я задержал вооруженного партизана, при котором обнаружены личные медальоны убитых под Чиригуаной.

Генерал устало вздохнул:

– Лейтенант, – он нарочито растягивал слово, – вы забыли, мое окно выходит на плац. Я видел, как вы арестовали старого бродягу с мешками.

– В мешках медальоны, господин генерал, и он сам признался, что был у партизан, – сказал Фигерас и прибавил: – Я говорю правду.

– Хорошо, лейтенант, известите службу внутренней безопасности, пусть заберут его и допросят. Будьте любезны не попадаться мне на глаза как можно дольше. Вы свободны.

Отдав честь, Фигерас вышел из кабинета и направился к радисту передавать сообщение.

– Вы не пишите, – сказал радист. Он знал безграмотность Фигераса и его корявый почерк. – Прямо диктуйте.

Прошло два дня, генерал сидел с кошкой в камере и не замечал, что его не кормят. Он давно научился спать наяву, предаваясь светлым мечтам и воспоминаниям детства. Не замечал он и тряски, когда на третий день, так и не покормив, его в багажнике «форд-фалькона» повезли в столицу, но скучал по кошке, которую у него вырвали из рук и швырнули через весь плац.

– Это была моя кошка, – грустно сказал он.

В Военном училище инженеров электромеханики двое громил сдали генерала с рук на руки Извергу, и сунули сопроводительный рапорт: «Имя неизвестно, объект слабоумен, предположительно – партизан из чиригуанского «Народного авангарда», допросить с пристрастием, вопросы обычные».

Грубыми тычками Изверг погнал жертву по коридорам мимо зловонных камер, забитых рыдающими пленниками. Генерал не увидел плаката на стене: «Будем убивать, пока народ не поймет». Не заметил ни лампочек без плафонов, ни истерически рыдавшую голую девушку в синяках и со следами ожогов, которую за волосы волокли мимо по коридору. Не видел подсохших луж крови на полу и кровавых полос на стенах, не чувствовал запаха гнили и горелого мяса. Ему виделась бабочка-император на цветке акации и колибри, порхавшая в голубом люпине.

Изверг втолкнул генерала в пыточную и связал ему руки за спиной. Карабином пристегнул веревку, перекинутую через блок на потолке, и подтянул. С бесстрастностью ученого и сноровкой мастерового рванул веревку и удивился: несмотря на хруст суставов, генерал не вскрикнул.

– Ты кто? – спросил он и снова дернул.

– Император… – ответил грезящий генерал.

– Какой император? – Изверг дернул веревку.

– Акация… – проговорил генерал.

Изверг подошел к столу и записал: «Объект утверждает, что он – император Азии».

– Раз ты желаешь повеселиться, – процедил он, – давай, посмотрим, может, это тебя распотешит.

Изверг подтянул генерала к потолку и отпустил веревку, тот заскользил вниз, но палач резко наступил на стопорящую педаль. Плечи генерала хрустнули, будто переломили сухую ветку.

– Ну, император, а теперь ты кто?

– У меня забрали кошку… – прошептал генерал, и глаза его наполнились слезами. – Где моя кошка?…

Изверг вернулся к столу и записал: «Объект явно сумасшедший и нечувствителен к боли».

Он спустил генерала на пол и обрезал вязки; руки пленника беспомощно повисли, точно у деревянной марионетки. Извергу не хотелось так легко сдаваться, но его ждали более отзывчивые и приятные жертвы; он распял генерала вверх ногами на решетке у стены. Тот в забытьи провисел так всю ночь, ему грезились кошки, он не видел и не слышал, как Изверг, пока столица спит, коверкает плоть и рассудок еще двадцати человек.

Наутро Изверг передал генерала Банщику. Тот понимающе заглянул в пустые глаза жертвы.

– У меня заговорит, – пообещал он и потащил генерала к своим особым чанам. Швырнув пленника в бак с водой, Банщик прижал его ко дну. Генералу мнилось, он опять в материнском чреве – и он задержал дыхание. Организм замедлил работу чуть ли не до полной остановки, Банщик мог держать генерала под водой хоть час. Палач убрал руки, но генерал не выскочил из бака, отплевываясь и хватая ртом воздух, как делали все. Улыбаясь, он лежал под водой, изо рта взбегала струйка пузырьков. Банщик вытащил генерала из бака, сунул в чан с испражнениями и продержал четыре минуты. Потом сдался и приказал убрать генерала, предпочитая истязать умоляющих, пресмыкающихся и признающих его полное господство людей.

Рассудок и ощущение боли генералу вернул Электрик. Он ремнями привязал генерала к «Сусанне», металлической решетке, а к пальцам прикрепил на ней же заземленные контакты. Для лучшей проводимости вылил на неподвижное тело ведро воды и подключил пи кану – длинную палку с железным наконечником. Провел ею генералу по ноге, и тело задергалось в конвульсиях. Генерал почувствовал, как молния разрывает его на куски, и мгновенно очнулся от долгого забытья. Дернул головой, но понял, что не может шевельнуться.

– А вы еще кто такой? – спросил он.

– Электрик, к вашим услугам, – ответил мучитель.

Успех его вдохновил, он поднес пикану к другой ноге жертвы. Генерал содрогнулся и заорал.

– Так-то лучше, – сказал Электрик. – Ну, кто ты такой?

– Генерал Карло Мария Фуэрте, военный губернатор департамента Сезар. Когда отсюда выберусь, ты будешь расстрелян.

– Это вряд ли, – ответил Электрик. – Стало быть, ты император Азии и генерал, так?

Он поднес пикану к пупку генерала и несколько секунд подержал. Генерал снова закричал и забился. Задыхающийся, опустошенный болью, он проговорил:

– Я – генерал Фуэрте.

– Ты – партизан из Чиригуаны, – сказал Электрик и тронул пиканой губы генерала. Пронзительный крик стих, генерал сплюнул кровью и повторил:

– Я – генерал Фуэрте. Несколько месяцев назад меня захватили партизаны, потом отпустили.

– Врешь! – крикнул Электрик и прижал пикану к соску генерала, улыбаясь, наслаждаясь воплями, корчами, вонью горелого мяса. Член у Электрика разбухал. – Догадываешься, к каким местечкам я подбираюсь, а? – Он усмехнулся. – Давай, рассказывай про партизан и остальную вашу мразь.

Генерал хотел было рассказать, но Электрик прижал пикану к другому соску. Генерал хотел было рассказать, но Электрик дотронулся пиканой до основания члена, и генерал непроизвольно обмочился. Подождав, когда генерал перестанет рыдать и давиться, Электрик спросил:

– Ты, кажется, хотел что-то рассказать?

Генерал хотел было рассказать, как его схватили, и объяснить, что все происходящее – ошибка, но пикана коснулась члена с другой стороны. Когда генерал пришел в сознание, Электрик вылил на него еще воды и сказал:

– Мы же в самых интересных местах не побывали, правда?

Он провел генералу пиканой по мошонке и по всему члену. Фуэрте почувствовал, как тысячи щипцов рвут его тело в клочки, и до утра не приходил в сознание; очнувшись, он понял, что руки не действуют, и вспомнил пытки.

Вошел Электрик и пинком сбил его на пол.

– Я приготовил тебе угошеньице, – сказал он и за волосы поволок генерала к себе.

К решетке была привязана голая девушка лет шестнадцати, вся в кровоподтеках, ожогах и волдырях. Электрик взял со стола револьвер и хлыст. В руку генералу сунул включенную пикану.

– Ну-ка, помучай телку!

– Я не стану, – ответил потрясенный генерал.

Хлыст обвил его тело, и кусочки свинца сорвали полосы кожи со спины.

– Вперед, я сказал! – завопил Электрик. – Или она тобой займется!

– У меня руки не шевелятся, – ответил генерал. – Но если б шевелились, я бы тебе шею свернул, а там пусть убивают.

– Ах, какие мы смелые коммунисты! Что ж, ты сам выбрал.

Истерзанная, до смерти перепуганная девушка с ужасом и мольбой смотрела на Электрика – тот потянулся пиканой к груди и гениталиям.

– Не надо, нет, нет! – повторяла девушка. – Пожалуйста, не надо!

– Ты уже все знаешь, мочалка, да? Ну что, мне с тобой позабавиться или сама поиграешь с этим красивым господином?

– Я не могу… – в отчаянии проговорила девушка.

– А я могу, – плотоядно ответил Электрик, очень медленно поднося пикану к ее груди.

– Я сделаю! – вскрикнула девушка. – Только не надо! Я сделаю!

Ослепшая от слез, рыдающая девушка выполняла указания истязателя.

– Простите меня, пожалуйста, простите! – без конца повторяла она, касаясь генерала пиканой и видя его мучения.

– К яйцам поднеси, сука! – командовал Электрик. – Нет! Дольше держи! Прижимай плотней! Облей водой!

Он стегал ее хлыстом, если она останавливалась или мешкала. В конце он не мог больше сдерживать возбуждения и, швырнув девушку поперек бесчувственного тела генерала, бешено ее изнасиловал, а потом выстрелил ей в рот. Привязав генерала на ночь к «Сусанне», он яростно пинал мертвое тело и вопил: «Сука! Сука! Тварь!» Потом взял себя в руки и отправился на свидание с подружкой. Они собирались в кино на «О, счастливчик!»[58] с испанскими субтитрами.

– Бедненький ты мой, – сказала подружка. – Так устал! Не позволяй себя работой перегружать.

Электрик игриво хохотнул:

– Приходится выполнять свой долг.

Через два дня Асадо вернулся со спецзадания по ликвидации и прошел в комнату Электрика.

– Ну, как оно? – спросил он. – Что новенького?

– Да вроде ничего. Работаю тут с одним двинутым. Правда, новинку придуман.

– Да? Какую?

– Заставляешь их проглотить связку электродов, – объяснил Электрик, – а потом загоняешь пикану в задницу.

– Здорово! – рассмеялся Асадо. – Опробовал уже?

– Ага, – ответил Электрик, – на двинутом. Классно действует!

– А что задвинутый? – спросил Асадо. – Может, его поджарить маленько?

– Да партизан из Чиригуаны; когда поступил, говорил, мол, император Азии. Сейчас он – генерал Фуэрте. Трехнутый, но упрямый.

Такого Асадо не ожидал.

– Генерал Фуэрте был у нас начальником офицерского училища. Генерал Рамирес три недели назад приказал расследовать его исчезновение из Вальедупара. В какой он камере?

– Третья слева. Я его запихнул в шкаф, он у меня там два дня простоял. Чего ты задергался? Никакой он не генерал, просто шваль коммунистическая.

Находившегося на грани смерти генерала Фуэрте спешно доставили в армейский госпиталь, где он пролежал четыре месяца, а затем перевели в военный санаторий в Вилья-Маравильоса, где опытный физиотерапевт постепенно восстановил генералу руки. В том же отделении находилась девушка-норвежка, назвавшаяся Региной Ольсен; она передвигалась в инвалидной коляске и рассказала, как военные ее подстрелили, похитили и доставили в место, где пытают людей. Еще в отделении был умалишенный молодой капитан-десантник, он все время повторял: «Там были индейцы. Это я сделал. Я виновен. Моя вина». Регина рассказала Фуэрте, что молодой человек нечаянно уничтожил индейское племя, и военное командование опасается капитана отпускать.

– Они и меня не выпустят, – прибавила Регина. – Наверное, я тут останусь навсегда. Не знаю, что произошло с вами, но, думаю, и вам не выбраться. Никому не удается. Вам еще повезло, тут был один арестованный по ошибке, так ему все зубы молотком выбили.

На следующей неделе Регина Ольсен и безумный капитан внезапно исчезли. Генералу хотелось надеяться, что они невредимы, но он боялся, как бы для них не нашли циничного решения. Как-то утром он надел форму и вышел прогуляться в сад, обнесенный высокой стеной; в одном месте над стеной нависала ветка дерева, на которое вполне можно забраться.

Приземлившись, генерал ушиб лодыжку и захромал к обочине. Он остановил битком набитый автобус и показал служебное удостоверение водителю, который так изумился и перепугался, что не взял с Фуэрте платы за проезд и даже сделал крюк через военный аэродром. Пригрозив трем офицерам трибуналом, если и дальше будут оспаривать приказ выделить легкий самолет с пилотом и доставить в Вальедупар, генерал очень скоро отправился в путь.

Фуэрте даже не поздоровался, войдя в кабинет бригадного генерала, и не ответил, когда тот отдал честь.

– Никаких вопросов! – сказал он. – Я выполняю сверхсекретную миссию, на разговоры нет времени. Какими лучшими подразделениями мы сейчас располагаем? Ну же, отвечайте!

Изумленный бригадный генерал отвечал:

– У нас до сих пор стоит рота пограничной стражи, господин генерал.

– Прекрасно, – решительно произнес Фуэрте. – Они должны быть готовы к бою, паек на три дня, организовать транспорт плюс два пустых грузовика, на все – час. Еще три санитара. Проследите лично. Задание срочное.

– Слушаюсь, – ответил бригадный генерал. – Позвольте сказать, господин генерал, я рад, что вы вернулись. Просто гора с плеч. Я опасался за вашу жизнь.

– Я тоже, – сказал Фуэрте. – Благодарю вас.

Он направился в свой кабинет, но передумал и вернулся к бригадному генералу. Тот говорил по телефону с интендантом. Фуэрте сделал знак, что подождет. Когда все приказания были отданы, Фуэрте сказал:

– Ни при каких обстоятельствах никому ни слова, что я был здесь и отбыл с подразделением. Даже генералу РаМиресу. Официально я по-прежнему числюсь пропавшим и действую по приказу высшего руководства. Вам ясно?

– Выше генерала Рамиреса? – переспросил бригадный генерал. – Разве такое существует?

– Вы проявляете свою неосведомленность. Есть гораздо более высокое руководство Прошу вас, пусть кто-нибудь принесет запасные ключи от моей квартиры. В шестнадцать ноль-ноль подразделение должно быть в грузовиках на плацу. Для инструктажа остановимся в пути.

В генеральской квартире ничего не изменилось, только стало пыльно и затхло. Генерал услышал шорох, дверь чуть приоткрылась, образовалась щелочка. Рука генерала потянулась к кобуре, но потом он шагнул на крыльцо и нагнулся. Фуэрте гладил кошку по спинке, а кошка выгибалась дугой и заплеталась вокруг его ног.

– Я скучал по тебе, киса, – сказал генерал. – Как же ты узнала, где мой дом? И как ты сама жила?

Кошка умоляюще замяукала, и Фуэрте, открыв баночку с солониной, выложил еду на блюдечко. Он переоделся в полевую форму и оставшиеся сорок минут на скорую руку проделывал во входной двери кошачий лаз. Бригадному генералу Фуэрте оставил записку в корзине входящих бумаг: «Проследите, чтобы мою кошку кормили ежедневно в восемнадцать ноль-ноль».