День приезда в наш родовой замок Тор-Фарроу герцога Руана мне не забыть никогда. Я много слышал о благородном и отважном воспитаннике отце Александре герцоге Руанском, по праву носившим прозвище «Золотой лев» — и не только из-за фамильного герба. Алекс воевал под знамёнами отца за Апонтайном, громил адрандцев и фиарцев, водил в бой мейсенских, билефелецких и виистских наёмников. Недолго он был фактическим правителем Страндара, но его властолюбие и нетерпимость к королевскому фавориту графу Скриану привели к тому, что он был выслан из Престона якобы для наведения порядка на мятежном севере. И он его навёл, и даже более, — сумел заработать уважение и горцев-берландеров, и их предков — буйных и разгульных эрландеров. Сейчас, почуяв, что власть слабеет, Алекс рискнул тайно покинуть север и двинулся по стране, подбивая верные золотому льву рода к открытому мятежу. Первым к кому он приехал был мой отец.
Небольшая кавалькада всадников в простых доспехах и серых плащах въезжала в ворота замка. Я в то утро стоял на башне вместе с Джеком — стражем, дежурившим там.
— Кто это? — спросил я стража. — Я не знал, что отец ждёт гостей.
— И никто в замке не знал, — пожал под кольчугой плечам Джек. — Ступай, погляди кто там. Вижу, тебе не терпится.
Мне не нужно было разрешение старого вояки, учившего меня фехтованию, конному бою и премудростям караульной службы, однако его благословения я только и ждал. Джек в то время был едва ли не кумиром для меня — четырнадцатилетнего мальчишки. Я бегом промчался по лестницам, чуть не сбив с ног Нану — служанку, отвечавшую в замке за постельное бельё, она командовала несколькими молоденькими девушками, на которых я уже начинал всерьёз засматриваться, несшими тюки с этим самым бельём. На бегу я умудрился улыбнуться и помахать рукой девушкам, заработав гневный взгляд Наны. Перед выходом во внутренний двор Тор-Фарроу я остановился, одёрнув одежду и наскоро пригладив всклокоченные волосы, и услышал весёлый смех за спиной. Обернувшись, увидел старшего братца Кристиана.
— Братишка, ты начал учиться на своих ошибках, — отсмеявшись сказал он. — Молодец.
— Угу, — буркнул я, — после прошлой отповеди отца, когда он пригрозил мне поркой…
— Вы что тут встали?! — окрикнул нас Майлз — самый старший из нас, спустившийся как раз по лестнице. — Отца испугались?
— Ничего подобного, — горячо возразил ему я. — Просто ждём тебя, чтобы всем вместе выйти.
Так мы и сделали. Во дворе мы увидели отца крепко обнимающего высокого человека, предводительствовавшего людьми в серых плащах. Узнать его не представлялось возможным — лицо его полностью скрывала могучая спина отца. Остальные серые также спешились и стояли вокруг них. Разжав, наконец, могучие объятья, отец выпустил предводителя и повернулся к нам.
— Мои дети, — представил он нас гостю, — Майлз, Кристиан и Эрик.
— Золотой лев, — тихонько произнёс Кристиан. — Вот это да.
— Эй, парни! — крикнул нам отец. — Чего встали в дверях? Идите сюда.
Мы подошли и я наконец рассмотрел нашего гостя. Это был высокий человек средних лет, не могучего, как отец, но отнюдь и не хилого телосложения, по всему было видно, что он привык к доспеху, а движения выдавали в нём бывалого воина.
— Славные ребята, — кивнул он нам, — у меня такие же подрастают.
— Я слышал о трагедии твоего младшего сына, — тихо произнёс отец. — Он ведь как раз ровесник моего Эрика.
— Примерно, — кивнул герцог Руанский. — Он уже понимает своё уродство и даже собирался покончить с собой, но теперь вроде взялся за ум — изводит себя упражнениями.
— Это правильно, — кивнул отец, — значит, у парня есть характер. А как Джон, тоже изменился к лучшему.
— Куда там, — горько усмехнулся Золотой лев и сразу стало ясно, что он не хочет и вспоминать о третьем сыне — Джоне, которого уже тогда называли за глаза «позором Руанов» — из-за любви портить юных служаночек и жительниц окрестных деревень. — Ну да ладно, пора нам обсудить дела не для замкового двора.
— Идём, Алекс, — кивнул отец. — И ты, Майлз, тоже. Ты — мой наследник, так что готовься принимать дела. Мой срок не за горами.
— Отец, не начинай, — кисло протянул брат.
— Все в роду Фарроу чувствуют когда подходит их срок отправляться на встречу с Господом, — нравоучительно прогудел отец. — Ты ещё слишком молод, чтобы почувствовать это, но пройдёт лет сорок.
— Бертрам, — перебил отца герцог, — оставь сына в покое, да и дел у нас слишком много, куда больше чем времени.
— Хорошо, Алекс, идём, — кивнул отец. — Кристиан, Эрик, помогите гостям освоиться в замке.
Гости оказались людьми ещё более интересными нежели их предводитель. В отсутствии герцога за старшего у них остался молодой человек, не старше Кристиана, представившийся нам как Генрих граф Орвик — близкий друг и соратник герцога Руанского. Сопровождали его дружинники из Орвикшира пополам с рыжеволосыми эрландерами, главным среди которых был Хэмфри Богарт, которого все называли не иначе как Бородач (и вправду, лица его было почти невидно за длинной кустистой бородой).
— А вот и наши проводники здесь, — рассмеялся молодой граф.
Мы представились друг другу, причём сразу было видно, что эрландеру все наши церемонии казались просто смешными и нелепыми. Мы проводили гостей в комнаты — солдат поселили вместе со стражей замка, а Орвику и Богарту выделили отдельные апартаменты. После того, как вещи графа с эрландером были доставлены по назначению, за чем следили и мы и они, мы все вместе отравились обедать. Отец с герцогом и Майлзом так и не пришли составить нам компанию, они в тот день до самого вечера просидели в отцовском кабинете, но нам вполне хватило и Орвика с Богартом. Граф рассказывал нам о войне на севере и усмирении непокорных горцев. Богарт принадлежал к тому клану, что всегда был лоялен власти и потому эрландер с упоением поведал о битвах и сожжённых деревнях мятежников, пускай те и принадлежали к его собственному народу. Меня это несколько покоробило, однако, замечавший всё Орвик, сказал мне:
— Для эрландеров в жизни главное клан и семья, а народ в общем — не столь уж и важен. Эрик, а ты чем собираешься жить дальше?
— Я хотел бы стать настоящим рыцарем, как мой отец, и служить Страндару, как должен всякий Фарроу.
— Хорошие слова, — усмехнулся Орвик. — Тебе бы пора стать чьим-нибудь оруженосцем? Или ты уже?
— Нет пока, — покачал я головой, — но на будущий год я поеду в Академию Гартанг, а после того, как закончу обучение, то стану оруженосцем у какого-нибудь из знатных дворян.
— Новая система, — усмехнулся Орвик снова. — Я предпочитаю простую. Не один век так жили и многих славных рыцарей воспитали.
Мы проговорили до позднего вечера, а следующим утром гости покинули замок. Отец запретил нам говорить кому-либо об этом визите, а когда мы принимались осторожно расспрашивать его о том, что они обсуждали с герцогом, отец лишь отмахивался и менял тему разговора. Майлз же всё чаще отсутствовал в замке, защищая окрестности и всё графство от распоясавшихся банд разбойников и дезертиров. Время было тяжёлое, налоги росли, по стране шлялись дезертиры и обычные грабители, целые деревни уходили в леса, под знамёна Робина Гуда, слывшего едва ли не народным избавителем и могильщиком богачей. Вскоре праздности перестал предаваться и Кристиан — он всё больше проявлял интерес к управлению нашими землями, что старший брат считал недостойным, а у отца на всё не хватало сил. Поэтому я всё чаще чувствовал себя одиноким, лишённым общения с братьями и отцом, и буквально считал дни до отъезда в Гартанг. И вот так долго ожидаемый день настал.
Утро выдалось солнечным и тёплым для середины апреля. Я уезжал из дому на долгие три года и это была самая долгая моя отлучка. Провожали меня отец с Кристианом. Майлз, как всегда, отсутствовал, разбираясь с разбойниками в наших лесах. Мы обнялись и я вскочил на специально для этой поездки купленного жеребца, дав ему шенкелей. По наказу отца я ни разу не обернулся. Сопровождал меня в этом путешествии слуга и телохранитель Грегори — человек с тёмным прошлым, фанатично преданный нашей семье. Его привёз едва живым старший брат из одного из рейдов по графству. За время нашего путешествия он не произнёс и двух десятков слов, зато в нескольких стычках с разбойниками, как на дороге, так и в гостиницах, он проявил себя наилучшим образом. Также он учил меня не слишком-то честным приёмам фехтования и рукопашного боя, которые могут пригодиться в жизни. Не раз я в душе был благодарен ему за эту науку.
И вот перед нами лежал Престон — столица Страндара. Мы въехали в него к концу мая, как раз к началу приёма в Гартанг. В то время Золотой лев вновь воцарился в Страндаре, добившись того, что из-за бездетности короля Уильяма, парламент назначил его наследником престола, а сущности он был полновластным правителем. Именно этот факт, как я после узнал, и стал решающим для приёма меня в эту элитную военную академию, но тогда, жарким маем, я искренне радовался этому факту и строил планы своей будущей военной карьеры.
Гартанг располагался в пригороде Престона и представлял собой средних размеров замок. Подъехав к его воротам мы с Грегори остановил коней и мой спутник прокричал:
— Эрик Фарроу, сын графа Бертрама Фарроу, прибыл для обучения в Академию Гартанг!
Ворота медленно отворились, литая решётка поднялась и голос изнутри произнёс:
— Пусть Эрик Фарроу, сын графа Бертрама Фарроу войдёт. Один.
Грегори кивнул мне и я направил своего коня в разверстый зев Академии Гартанг, показавшийся мне тогда пещерой сказочного великана-людоеда. Грегори махнул мне на прощание и бросил:
— Я буду ждать тебя в «Еловой шишке».
Развернув коня, он уехал в город, а я снова толкнул своего, направляя его в замок. Когда я миновал ворота, решётка за моей спиной как-то обречённо звякнула о брусчатку. Створки медленно, но верно сомкнулись. Передо мной вырос страж в кольчуге и протазаном в руках, положив древко на плечо он протянул мне ладонь в перчатке, чтобы помочь мне слезть со слишком высокого для меня жеребца.
— Нет! — оборвал его появившийся словно из-под земли клирик в чёрном с боевым крестом на плече. — Отныне он вступает в Гартанг как кадет, а значит — впереди у него взрослая жизнь со всеми последствиями. Он всё отныне должен делать сам. Начать следует как раз с того, чтобы спуститься с коня.
Страж пожал могучими плечами и вернулся к патрулированию, а я собравшись с духом, взялся за переднюю луку седла и спрыгнул на землю. Со стороны выглядело, наверное, довольно жалко. Клирик, однако, виду не подал, лишь покачал головой и сделал мне знак идти за ним. Я взял коня под уздцы и двинулся следом. Казалось, ему совсем не тяжело носить его тяжеленный боевой крест, причём «плечи» его не опирались на плечи священника, так что весь вес был на одной только правой руке. Это какой же силой должен обладать клирик?
— Тут скорее дело привычки, сын мой, — ответил он на мой невысказанный вопрос. — Коня оставь в стойле вон там. Теперь забота о нём ложиться на твои плечи, помни. Каждый кадет Гартанга сам заботится о своём коне и имуществе, в особенности, оружии, так как это будет на войне. Там слуг нет.
— У большинства, — возразил ему молодой человек, выходящий из конюшни. — Но генералы и маршалы возят с собой целые штаты слуг, портных и передвижные бордели.
— Не строй из себя прожженного циника, сын мой, — покачал головой молодой клирик. — То, что ты побывал в одном сражении за Апонтайном, ещё не даёт вам права на это. Познакомься с кадетом Эриком Фарроу. — Он кивнул на меня. — Это наш выпускник и лучший кадет Гартанга — Альберт Ольгот. Он станет твоим гидом в Гартанге. Да прибудет с вами Господь.
— В этом весь наш отец Рассел, — улыбнулся мне кадет. — С ним стоит быть очень осторожным в высказываниях и даже мыслях. Поговаривают, что он умеет их читать. Пошли, Эрик, поставим твоего коня и зададим ему корма. Ты сумеешь вообще позаботится о себе.
— Я хоть и сын графа Фарроу, — не без гордости ответил я, — но отец считал, что настоящий рыцарь и слуга короля должен уметь куда больше чем просто сражаться. Он придерживался примерно таких же взглядов, как и отец Рассел.
— Кстати, насчёт титулов и прочего, — предупредил меня Ольгот. — Здесь все просто кадеты. У нас есть имена и фамилии, но не титулы, тем более принадлежащие родителям. Отец Рассел строго следит за этим.
Мы позаботились о моём коне и Ольгот повёл меня на небольшую экскурсию по Гартангу.
— Это двор для пеших тренировок с мечом, топором и древковым оружием. — Он вёл меня за собой, объясняя, что где находится. — А то — для конных упражнений. В донжоне расположены классы для разных уроков, а в бараках живём мы, кадеты. Сейчас в Гартанге почти никого нет. Старшие — в поле, воюют с разбойниками в своих графствах, младшие или дома или ещё не прибыли для обучения. Ты, кстати, первый. Это к удаче.
— А ты почему здесь? — наивно спросил я, не понимая, что могу задеть его чувства.
— Не видишь, что ли, я хромаю, — резко бросил он мне. — В Престоне, на дуэли, мне ногу пропороли, а домой в таком виде являться я не могу. Мать меня заживо съест.
— Ты дрался на дуэли? — удивился я. — Но они же для кадетов запрещены, так мне Грегори объяснял по дороге из дома.
— Ну, насчёт каникул ничего не сказано в королевском эдикте, — пожал плечами Ольгот. — По идее, нам разрешено убивать, когда мы вне стен Академии. Так что, дуэли по сути запрещены между студентами. И вообще, когда отец Рассел так близко от нас, лучше не болтать о дуэлях и прочем.
С этого началась моя жизнь в Академии Гартанг. Уроки начались ещё через несколько недель, а пока я предавался праздности, отдыхая после долгой дороги, все обязанности мои заключась в уходе за конём и оружием. Да ещё Ольгот, хоть и ссылался на хромоту и боль в раненной ноге, взялся продолжить моё обучение фехтованию. В академии, как выяснилось не было не только кадетов, но и наставников, также разъехавшихся по домам на время каникул. Лишь изредка Джозефф Рассел, тот самый клирик, что по слухам, умел читать мысли вызывал нас к себе для долгих, задушевных бесед о том, каким должен быть подлинный рыцарь и слуга страны, какая бы власть в ней не была, что особенно важно в наши, весьма смутные времена. Это чем-то напоминало разговоры с отцом и его наставления перед моим поступлением в академию, только клирик раз разом ссылался на догматы Веры, чего отец ни разу на моей памяти не делал, он всё больше упоминал о чести рыцаря и достоинстве истинного нобиля.
Никогда не забыть мне и день, когда я познакомился с Александром — младшим сыном герцога Руанского. Он въехал в академию без какой-либо помпезности, которой можно было ожидать от сына наследника престола. Я бродил по двору Гартанга, заняться было совершенно нечем. Джозефф Рассел оставил меня в покое ненадолго, он с некоторого времени был очень занят своими таинственными изысканиями, о которых также ходили самые мрачные слухи. Альберт же уехал в Престон, пользуясь более широкой свободой выпускника. Мне, как и всякому начинающему кадету, в город до третьего курса ход был закрыт.
Ворота начали открываться без какого-либо предупреждения и от их скрипа и звона поднимаемой решётки, я вздрогнул, повернувшись туда. Порог Академии Гартанг как раз переступали двое конных. Мне сначала показалось, что они — ровесники, но почти сразу я понял, что один старше на несколько лет. Они были похожи друг на друга, как братья и ещё напоминали кого-то, но кого именно я тогда не понял. Старший был среднего роста и полноватого телосложения, явно не привыкший к конной езде и походной жизни. Второй же, выглядевший немного старше своих лет, сидел в седле несколько странно, присмотревшись я понял, что одно плечо у него выше другого, а одна нога — короче второй. Не смотря на это, он легко спрыгнул с коня, придержав его уздцы — жеребец заплясал, нервная оказалась лошадка. А вот его спутник принялся оглядываться, ища глазами слугу, который ему поможет спуститься. Тут же, как из-под земли возник отец Рассел со своей обычной лекцией о взрослой жизни кадета Гартанга.
Тем временем спрыгнувший первым юноша подошёл ко мне и спросил:
— Где стойло, куда бы я мог поставить своего коня?
— Идём, — кивнул я ему. — Я провожу тебя.
Мы зашагали к конюшне и я представился по пути.
— А я Александр Руан, — кивнул он.
Мне стоило больших усилий не оступиться, когда я услышал его имя. Тот самый, младший сын Александра Руана, названный отчего-то его же именем, что считалось очень дурной приметой. Его мать, когда была беременна, вроде бы упала с лошади, однако ребёнок остался жив, вопреки всем Господним законам. Говорят, таким людям предназначена великая судьба.
— Это конюшня? — спросил он, указывая на длинное здание, голос его вывел меня из ступора, в который я загнал себя, услышав имя.
— А-ага, — кивнул я. — Там много свободных стойл.
Мы вместе устроили норовистого жеребца и я проводил Александра — попросил называть его просто Алек — в жилые помещения, попутно показав все достопримечательности Гартанга, как это делал Ольгот сразу после моего прибытия.
— Кто это был с тобой? — спросил я его.
— Филипп, мой брат, — ответил он и в голосе его звучало нечто вроде обиды или даже презрения.
— Он ведь старше тебя, а ведёт себя так будто здесь впервые? — удивился я.
— Он, действительно, тут впервые, — кивнул Алек. — Мать не отпускала нас из Тор-Руана. Она вообще хотела, чтобы я стал монахом, а Филипп не желал быть рыцарем и военным. Ему больше по душе придворная жизнь — балы, пиры и всё в том же духе. Отец с Томасом и Марлоном не любят его за это, почти презирают.
— А ты? — спросил я.
— Мне его жаль, — пожал плечами Алек. — Он — Руан, а это накладывает определённые обязательства и ограничения. От нас ждут чего-то почти сверхъестественного, а Филипп — обычный человек и хочет им оставаться. Он не может выполнить тех требований, что возлагают на него отец и братья. Мне тут легче.
— Как это? — удивился тогда я.
— От меня ничего никогда не ждут, — с горечью произнёс он.