Война Львов

Глава 2

Обучение в Гартанге было совсем не то, чему учили меня старина Джек и Грегори. Первым делом мы поднимались засветло, чтобы вычистить и накормить коней, после почти до полудня наставник по физическим упражнениям — мастер Вигго, могучий потомок северян-завоевателей, пришедших из той земли, где сейчас расположено королевство Эребре; затем он же вместе с Йеном Хольмом — своим соотечественником, уроженцем вечно мятежных провинций, тренировали нас с мечом и секирой в пешем бою и, окончательно вымотанные, мы под вечер попадали в руки Марка Аттрея — едва ли ни единственного дворянина из наставников Гартанга, он обучал нас конной езде и конному же бою. И так каждый день кроме понедельника и среды, когда за нас принимались учителя истории, письма, географии, изящного слова и манер et cetera, et cetera…[5]

Вскоре я стал замечать, что Александр Руан встаёт на полчаса раньше всех и я ни разу не видел его в общей умывальной по утрам, всегда встречая его в конюшне, где он драил скребком своего норовистого воронка. И вот, в одну такую встречу, я в открытую спросил его:

— Где ты проводишь все утра?

— Не смотря на форму, сшитую по заказу, ты, думаю, видишь, каков я из себя. — Его движения стали несколько более резкими, выдавая его волнение.

Действительно, Алеку единственному из всех кадетов форму шили по индивидуальному заказу, причём инициатива исходила не от него или его отца, а, к всеобщему удивлению, от Джозеффа Рассела. Клирик в ультимативной форме заявил, что все кадеты должны быть одинаковы, как пред лицом Господа, не смотря ни на какие физические особенности.

— Так вот, — продолжал Алек, — я с давних пор, как говорит Генри, извожу себя физическими упражнениями. Но для этого здесь времени не предусмотрено, так что я встаю на полчаса раньше, чтобы заниматься.

— Тебе не хватает обычных наших занятий? — удивился я, натягивая на морду своего коня торбу с овсом.

— Они не помогут мне выпрямить спину, — отрезал он глухим голосом, от которого у меня пропало всякое желание задавать ещё вопросы на эту тему.

Вскоре стало видно, что Алек проявляет в несколько раз больше рвения к учёбе и тренировкам, нежели все мы — каюсь, и я тоже, — а уж о его братце лучше молчать. Филипп Руанский был заносчив, горд (от слова «гордыня») и бесконечно ленив. Не раз его вызывал к себе отец Рассел для приватной беседы, но, в отличии от остальных несчастных, третий сын Золотого льва не проявил ни на йоту больше желания учиться. Ходили слухи, что ректор Гартанга сэр Самуэль Вудвил уже составил письмо к наследнику престола с сообщением, что Филипп непригоден к обучению и просьбой забрать его домой, как вежливо называлось отчисление из академии.

Мы же с Алеком постепенно начинали проникаться друг к другу подлинным уважением, там началась наша дружба, продлившаяся, несмотря ни на что, до самой битвы при Кофорте. Я начал вставать вместе с ним на полчаса раньше и проделывать тот же комплекс воистину изнурительных упражнений, что и он, мы часто оказывались противниками в учебных поединках и изводили себя, до седьмого пота носясь вокруг донжона замка Гартанг или едва не загоняя коней в дикой, неистовой скачке по окрестным полям, пугая селян и ворон, за что получили от Марка Аттрея основательный нагоняй. На следующее утро нас вызвал к себе Джозефф Рассел. Он сидел в жёстком кресле с прямой и высокой спинкой, отдалённо напоминающем трон, а на столе перед ним стояла клетчатая, как килт берландера, доска для игры в шахматы с расставленными на ней красивыми резными фигурками, отчего-то белого и золотого цветов.

Жестом пригласив нас садиться, клирик поинтересовался:

— Кто из вас лучше играет?

— Александр, — первым среагировал я. — Я, вообще, ни разу не играл, лишь видел, как играет со старшим братом.

— Ну тогда, пришло время поучиться самому играть, — усмехнулся Джозефф. — Золотые — чёрные, мои. Ещё могу дать фору в три любых фигуры.

— Простите, отец мой, но я вынужден отказаться, — уроки мастера Альберто Филиггатти, преподавателя изящной словесности, при всей моей к ним нелюбви давали знать. — Вы ведь сами учили нас, что жизнь и Господь поблажек не дают.

— Ты отлично усвоил мои уроки, сын мой, — улыбнулся отец Рассел. — Итак, твой ход.

Я решительно поставил пешку с Е2 на Е4, как всегда делали в начале партии и отец, и Майлз. Клирик ответил тем же — со своей стороны. Я надолго задумался, пока Алеку не надоело сидеть рядом и он не обратился к терпеливому, как статуя Джозеффу:

— Отче, могу я помочь?

— Помогать ближнему и дальнему своим — долг каждого истинного сына Матери Церкви.

Однако и вдвоём мы практически ничего не смогли противопоставить клирику, который оказался подлинным виртуозом шахмат. Когда же нам был поставлен окончательный мат, отец Рассел взял одну из золотых фигур, взятых у нас в самом начале партии, это был слон, повертел в пальцах.

— У Гартанга возникла серьёзная проблема с твоим братом, Александр, — задумчиво произнёс он. — Сэр Самуэль не желает оскорблять наследника престола отчислением его третьего сына из академии, однако и продолжать обучение его — нецелесообразно.

— Отчислите его, — безжалостно бросил Алек. — Обучение здесь ему самому в тягость и он с радостью покинет стены Гартанга, чтобы вернуться к своей обычной, праздной жизни.

— Ты не только выглядишь, но и мыслишь как человек несколько старше своих лет, — сказал клирик, ставя обратно слона. — И безжалостен ты не по годам. Однако политика обязывает быть не только безжалостным, она требует — именно требует — иногда изворотливости и ловкости в обхождении с людьми, особенно такими, как твой отец.

— Он примет то, что Филипп не оправдал ожиданий семьи, — пожал плечами Алек.

— Примет, — кивнул отец Рассел, — но и оскорблять чувства юного Руана — нельзя. Надо убрать Филиппа так, чтобы по возможности не задеть его гордость или задеть её в наименьшей степени.

— И как же? — живо заинтересовался Алек.

— Это уже я предоставляю вам, — улыбнулся клирик. — Ступайте теперь с миром, дети мои. Да прибудет с вами благословение Господне.

Мы вышли, раздумывая над словами отца Джозеффа Рассела. Так началось наше обучение азам политики и выживания в жестоком мире династической войны, уже получившей к тому времени название Войны Львов.

— Натаскиваешь щенят для себя? — раздался голос и в комнате словно из ничего объявился высокий человек в чёрном, на плечи его падали длинные платиновые волосы. — Не думаешь, что они когда-нибудь используют твои же уроки против тебя.

— Противник должен тоже быть достойным, — покачал головой Джозефф. — Я был бы не против таких.

— Я так и не понял, кого ты поддерживаешь. — Платиноволосый присел напротив клирика и взялся за шахматы. — Кто тебе ближе — Руаны или Нагли?

— Лишь Господь и никто иной, — попытался отделаться строчкой из Книги Всех Книг[6] священник.

— Оставь, — отмахнулся его собеседник. — Ты же читал Откровения Исайи, так что цитировать тот список, да ещё и урезанный и выхолощенный, с твоей стороны — просто лицемерие.

— Хорошо, — сдался Рассел, расставляя золотые шахматы на доске. — Я играю на своей стороне, ужу рыбку в мутной воде гражданской войны.

— И не боишься, что эта мутная рыбка оттяпает тебя что-нибудь важное в организме? — вопрос был чисто риторический.

— Раньше смерти не умру, — философски пожал плечами священник, — но и позже — тоже. Ваш ход, мистер Джефри Мортимер.

Самым знаменательным событием в нашей кадетской жизни была охота на распоясавшихся эрландеров, некогда служивших отцу Алека. Они засиделись и соскучились по крови и смерти, ушли со службы и сколотили банду с патетическим и донельзя глупым названием «Весёлые покойники». Мы были выпускниками и доучивались последний год в Гартанге. Филипп так и не сумел дойти до этого. Через несколько дней после разговора с отцом Расселом, Алек напросился на конную схватку с братом и так лихо вышиб его из седла, что ему понадобилась врачебная помощь и долгий покой. Именно это и послужило формальной причиной отправки Филиппа в Руан, откуда он уже в Гартанг не вернулся.

Непосредственно перед отбытием в район, где разбойничали «покойники», нас вновь вызвал к себе отец Рассел. Он также, как и три года назад, сидел за столом с шахматами золотого и белого цветов.

— Интуиция подсказывает мне, — начал он, блестяще обыграв нас Алеком, — что эти «Весёлые покойники» не просто бандиты и воры, какими стараются представиться. Те скорее по части Робина Гуда со товарищи.

— Робин Гуд — коренной страндарец, — пожал плечами я, — а «покойники», послухам, все эрландеры.

— У Гуда в банде, как на Корабле Катберта, каждой твари по паре — страндарцы, эрландеры, берландеры, северяне — потомки эребрийцев et cetera. Нет, — покачал головой он, — «покойники» спущены сцепи на манер псов с какой-то смутной целью.

— Не такой и смутной, — возразил Алек. — Дестабилизировать положение в стране — вот их цель, настроить народ против отца, ведь его считают правителем de facto. Не смотря на все усилия её величества и герцога Аредина. Не удивлюсь, если это — их рук дело.

— Быть может это и так, — кивнул Джозефф, — однако для подобных обвинений в адрес подобных особ нужны весьма весомые доказательства.

Ни я, ни Алек не стали говорить, что добудем их, но оба уже тогда знали, так оно и будет. Либо мы вернёмся с доказательствами вины королевы и её любовника, герцога Аредина, либо, как говориться, костьми ляжем.

Мы были несказанно удивлены, когда узнали, кто командует операцией против «Весёлых покойников». Этим человеком оказался ни кто иной, как мой первый, неофициальный, наставник в Гартанге — Альберт Ольгот. Отвагой и умом он явно пошёл в своего почти легендарного отца, которому нанесла поражение Анна из Лиажа и который предпочёл смерть в плену почётному выкупу с принесением присяги никогда более не вредить Адрандскому королевству. Закончивший обучение на несколько лет раньше нас Альберт успел уже дослужиться до капитана гвардии и водил войска на как всегда мятежный север в составе карательной армии генерала Марлона Руана — старшего сына и наследника Золотого льва.

За те годы, что мы не видели друг друга Ольгот изменился не сильно, лишь мальчишеский блеск пропал из глаз. Он сердечно приветствовал нас, хотя было видно, что ему стоило определённых усилий узнать нас. Мы с Алеком числились едва ли не лучшими (уж он-то точно) кадетами и поэтому нас поставили командовать остальными. По общему согласию Алекс стал нашим командиром, первым делом назначив меня своим заместителем.

Ольгот не желал втравливать нас в серьёзные драки и приставил конвоировать обозы из Карвайла, где располагалась штаб-квартира армии, возглавляемой Альбертом, идущие на периферию борьбы с «покойниками». Таким образом мы никаким образом не могли выполнить задание отца Рассела и вообще страдали от скуки. Нам казалось, что мы вырвались из скуки и размеренности жизни Гартанга, чтобы попасть в совершенно невыносимые скуку и размеренность конвоев с оружием, солониной, пивом и фуражом для лошадей.

— И что нам теперь делать? — спрашивал я у Алекса.

Мы сидели у костра, деля вечерний паёк и подогревая на огне вино. Мы ж теперь взрослые люди, выпускники Гартанга, как же, нам всё можно.

— Не знаю, Эрик, — покачал головой он. — Не знаю. И это самое обидное.

— Ольгота винить не в чем, — протянул я. — Он запряг нас в этот конвой исключительно по доброте душевной.

— Он прав, — согласился Алек. — В бою мы, несмотря ни на что, почти ничего не стоим. Помнишь тех солдат на заставе.

Я отлично помнил несчастных с сожжённой заставы. Солдат утыкали длинными стрелами, словно подушечки для иголок, до рукопашной дело даже не дошло — за «покойников» постарались огонь и стрелы.

— Говорят, что и конвои, вроде нашего для них не помеха, — буркнул Алекс. — Два уже «взяли на копьё». И охраняли их не кадеты, вроде нас, а настоящие проверенные за Апонтайном и на севере ветераны. Наше направление считается самым безопасным, но это до поры.

— Их рабочие бригады (так себя называли банды «Весёлых покойников») наглеют с каждым днём.

— Мы тут соглашаемся друг с другом, как братья-лгуны из сказки, а дело стоит, — с досадой бросил Алекс. — Нам думать надо, думать.

Но ничего путного ни в тот вечер, ни в последующие придумать не удалось. За нас всё решили обстоятельства.

Мы отдыхали после очередного конвоя в замке Мольт, болтая с солдатами гарнизона и отсыпаясь после ночных бдений в дороге, гнать лошадей пришлось изрядно, потому что в округе объявилась самая жестокая рабочая бригада. В Мольт мы летели как на крыльях, всё время казалось, что вот-вот из-за дерева или куста вылетит длинная стрела с оперением из совиных перьев и бесшумно вонзиться тебе точнёхонько между лопаток. Однако не попустил Господь, остались живы.

И вот в замок примчался измученный всадник на взмыленном коне. Он едва не вывалился из седла, однако по всей форме доложился коменданту Мольта — Винсенту. Мы с Алеком, естественно, торчали в первых рядах солдат и слышали всё.

— «Покойники» прижали к речке вашу смену в этом замке, — задыхаясь говорил вестовой. — Половину перебили, но мы сумели закрепиться в какой-то деревушке и держим оборону. — Это не удивительно, местные деревушки из-за близости к разгульному северу и в более спокойные времена более напоминали небольшие форты с хорошими частоколами и башнями, на которых дежурили лучники, а уж теперь-то… — Наш командир, Майлз Фарроу, выслал пятерых гонцов на лучших конях, что у нас были. Ещё кто-нибудь к вам приезжал? Хотя что я говорю, конечно, нет.

— Кто ваш командир?! — Я и сам не заметил как подлетел к нему и ухватил несчастного солдатика за грудки. В те юные годы я только начал обретать ту силу, из-за которой северяне меня прозвали Эриком Урсой (на их языке медведем), но измученному вестовому хватило и их. Он болтался в моих руках, как марионетка из кукольного театра, у которой перерезали разом все нитки.

— Майлз Фар-роу, — только и сумел, отчаянно клацая зубами в такт моим встрясками, выдавил солдатик.

Александр из-за своих постоянных физических упражнений был ещё сильнее меня и без труда вырвал из моих рук мотыляющуюся туда-сюда гонца, ещё двое моих приятелей-кадетов повисли у меня на плечах.

— Это мой брат, — прохрипел я, объясняя своё по крайней мере странное поведение. — Там мой брат!

— Сэр Винсент, — обратился к коменданту Алекс, — мы должны им помочь.

— У нас нет сил для этого, — покачал головой тот. — Мы понесли слишком серьёзные потери за время дежурства в этом замке. Если я сниму людей с охраны, то тут попросту никого не останется. Кроме вас.

— Мы отправимся туда, — твёрдо заявил Алек. — Мы — кадеты Гартанга и присланы сюда воевать.

— Это — безумие! — воскликнул Винсент. — Я этого допустить не могу!

— Мы в подчинении у сэра Альберта Ольгота, — отрезал Алек, — а в его отсутствие среди нас, кадетов, командиром являюсь я. Так что запрещать нам что-либо вы, сэр Винсент, не можете.

— Алекс, — я уже пришёл в себя и мог размышлять вполне здраво, — там, конечно, мой брат, но и гибнуть за так — глупо.

— Мы воевать сюда приехали или как? — ожёг меня взглядом он.

— Воевать, а не гибнуть! — встрял один из кадетов, наш друг Уильям Гаррот, славившийся осторожностью, но не трусостью. — Что мы можем противопоставить рабочей бригаде «покойников»?

— Да что мы тогда будем за рыцари, если не выйдем из-за стен замка ради спасения своих товарищей! — Зажигательные речи, поднимающие и солдат и нобилей в на бой Алек умел уже тогда.

Пристыжено опустил голову сэр Винсент, Гаррот в раздумье потёр затылок, а после ударил кулаком по раскрытой ладони, приняв решения. Я же был полностью на стороне Алека, у той безымянной речки как-никак убивали моего брата. Все кадеты, собравшиеся во внутреннем дворе замка Мольт, как один бросились к своим коням, седлать их в дорогу. Доспехи мы хранили во вьюках, которые всегда лежали на специальном складе неподалёку от конюшен, чтобы их всегда можно было либо навьючить как можно скорее на лошадь, либо — на себя.

— Далеко до той деревушки? — уже спрашивал тем временем у солдатика Алек.

— В милях не знаю, а так вроде с полчаса ехал, — прохрипел приходящий в себя гонец. — Если надо, я вас доведу.

— Сможешь? — поглядел на него Алек.

— Александр, собирайтесь сами, — бросил ему сэр Винсент. — Я не могу бросить Мольт, но десятка три человек выделю. Сержант Виллис, собирай своих орлов, поступаешь в подчинение к кадету Александру Руану. Десять минут на сборы!

Старый сержант, бывалый ветеран Виллис только кивнул в ответ, оглушительным свистом созвав людей. Алек же подхватил меня и мы вместе бросились к складу с доспехами. Помогая друг другу, мы упаковались в доспехи, правда по приказу командира отказавшись от тяжёлых панцирей и ножных лат.

— Наша сила будет в скорости, — объяснил Алекс, — доспехи будут сильно тормозить нас и в пути и при атаке. Копий не брать! Это будет не рыцарская схватка или турнир, а бой без правил. Помните это, парни!

И вот мы выехали, звеня кольчугами и конской сбруей, во внутренний двор замка Мольт, где нас уже ждали три десятка воинов под предводительством сержанта Виллиса, все при мечах и арбалетах. Алек кивнул ему, отдавая приказ следовать за нами. Ворота отворились перед мордами наших коней и вот сотня с лишним кадетов отправлялись в свой первый настоящий бой. Описать состояние, в котором пребывал тогда, я детально описать не смогу. Возбуждение от того, что вот оно, наконец, дело, подлинное — не турнир, какие часто проводились между кадетами и мало чем отличались от обычных тренировок; и не учебный бой с затупленным оружием и толстенными доспехами, сковывавшими движения. Но одновременно и какая-то флегма, странная апатия, охватившая меня с того мига, как я окончательно принял решение.

Придерживая шлем левой рукой, в привой я сжимал поводья коня. Ехали мы шагом, нечего зазря гнать лошадей, они у нас боевые, а не вьючные, и люди сержанта без труда поспевали за нами. Однако так мы приедем только к шапочному разбору и застанем одни лишь трупы. С этим я и обратился к Алеку.

— Согласен, — кивнул он, — но что мы можем поделать. За полчаса наши кони и так основательно подустанут, а уж если гнать, на таких конях много навоюешь. Пешком же у нас шансов почти никаких, даже с людьми сержанта Виллиса.

— Боюсь мы приедем слишком поздно, — покачал головой я. — Может можно как-то сократить путь? — Эти слова по большей части обращались к старому вояке и знатоку здешних мест сержанту Виллису.

— Ваша правда, милсдарь кадет, — кивнул тот, почёсывая лоб под кабасетом[7], — вон через тот лесок, что Воровским кличут, можно за четвертушку часа до той деревушки, о которой гонец говорил, добраться. Но лезть туды я б лично не стал.

— Почему? — удивился Алекс. — Мы — солдаты короля и Страндара, отчего же мы не можем пройти через какой-то лес?

— Вы, господин, думаю, знаете, почему тот лесок Воровским кличут, — сощурился Виллис. — Это оплот Робина Гуда, туда солдатам хода нет.

— Что?! — возмутился Алекс. — Какие-то бандиты не дают нам прийти на помощь своим товарищам! Вперёд! Мы пройдём через этот Баалов лес!

Я подъехал к нему и положил руку на плечо, повесив свой шлем-бургиньот[8] на высокую луку седла.

— Не заводись, Алек, — сказал я. — Если нас перебьют разбойники Робина Гуда, мы ничем не поможем брату.

— Нет, — отрезал он, движением плеча смахивая мою ладонь. — Будет так, как я сказал и не иначе. Королевские солдаты должны свободно ездить по стране, а если это не так, то наша святая обязанность исправить этот прискорбный факт. — И он толкнул пятками коня, посылая его размашистой рысью в Воровской лес, на встречу с легендарным разбойником Робином Гудом.

Когда наш небольшой отряд въехал в лесок, точно перед мордой первого коня вырос высокий тощий парень в зелёной одежде, какую носят охотники и трапперы, из-за плеча его торчало «плечо» длинного страндарского лука[9], что характерно, с поставленной тетивой. Я знаю, что такой можно выхватить в одну секунду, а в следующую нашпиговать нас стрелами длиной в ярд с лишним.

— Приветствую вас в нашем лесу, господа солдаты, — поклонился он нам. — Вы знаете, что пройти через него можно лишь уплатив нам подорожную.

— Этому не бывать, — гордо бросил в ответ Алек, — везде и всюду здесь земля Страндара и принадлежит она одному лишь королю Уильяму V. Мы — солдаты короля и страны…

— Оставьте, молодой человек, — осадил его зелёный, по всей видимости, это и был легендарный Робин Гуд. — В этих землях я — король, шериф и мытарь. Если не желаете платить, мои доблестные друзья возьмут с вас плату, но уже кровью.

С деревьев свесились люди — как мужчины, так и женщины — всех возрастов и наций с луками и арбалетами в руках, те кому не хватило места на ветках заняли окрестные кусты, в основном это были подростки постарше (не моложе нас, как я сейчас понимаю), но вооружены они были наравне со взрослыми.

— Вы можете перебить всех нас, — ответил Алек, ладонь которого непроизвольно потянулась к мечу, — но королем не станете и стать не сможете. Когда у страны будет достаточно сил для уничтожения вашего «королевства», от вас не останется ничего.

— Вы смелый молодой человек, — рассмеялся Робин Гуд, — со мной давно никто так не разговаривал.

Я сделал знак нашим людям готовиться к прорыву. У нас был мизерный шанс промчаться вперёд по лесной дороге, срубив отвлёкшегося разговором с Алеком Робина Гуда, воспользовавшись замешательством разбойников, потерявших главаря. Но этот шанс был крайне призрачным и зависел по большей части от шальной Госпожи Удачи — мчаться по лесу под градом стрел, сыплющихся со всех сторон. Безумие. Но ничего лучшего нам, похоже, не остаётся.

— Но вы, юноша, слишком безрассудны, — продолжал тем временем Робин Гуд. — Зачем, спрашивается, вы полезли прямиком в осиное гнездо, ко мне в гости, да ещё и всего таким мизерным числом солдат, а? Ни за что не поверю, что всё дело в одном только гоноре, о славе Воровского леса, думаю, вы наслышаны.

— Послушайте, Робин Гуд, — вмешался я, видя, что Алек готов выдать ещё одну гордую речь и о короле, стране и месте разбойников в этой стране. — Здесь неподалёку, меньше чем в четверти часа пути, рабочая бригада «покойников» осаждает деревню, где заперлись королевские солдаты. Сейчас там гибнут люди, а по вашей милости мы не можем проехать им на помощь.

— Совсем охамели, сволочи, — покачал головой Робин Гуд, — но и помогать солдатам не в наших правилах, мы их обычно убиваем.

— И этих перебьём! — рявкнул с ветки рыжий мужик.

— Нет, Скарлет, — отрезал Робин Гуд, — рано.

— Хватит! — не выдержал я. — Мы теряем время, а люди гибнут! Либо пропускай нас, либо вели своим стрелять!

— Тут, я вижу, собралось изрядное число отважных молодых людей…

Вот тут я сорвался, за что корил себя очень долго. Ведь не окажись Робин Гуд человеком несколько лучшим, нежели все считали, — и я бы этих строк не писал.

Я дал коню шпоры, посылая в дикий галоп, одновременно ухватив поводья алекова жеребца. Остальные последовали за нами, кто галопом, кто — бегом, но не намного отставая от конников. Робин Гуд поспешил убраться с нашего пути, лихо перекатившись через плечо, однако лук он выхватил, что удивило меня. Я прижался к луке седла, чтобы хоть как-то укрыться от стрел, которые, как я думал тогда, сейчас полетят мне в спину. Я не мог видеть, как Робин Гуд поднялся с земли, отряхнул свою почти щёгольскую шапочку с петушиными перьями и отдал жестом (слова бы я услышал, не смотря на топот копыт и звон кольчуг) приказ своим людям не стрелять.

Лес мы пролетели единым духом, даже не заметив как вынеслись на берег речки, точно в тылу у «покойников», осаждавшими деревню. У нас было лишь несколько минут на то, чтобы надеть шлемы и выхватить мечи.

— Действуйте по обстановке, — бросил сержанту Алек, застёгивая ремешок своего бургиньота, — главное, не дайте им зайти к нам в спину.

Разогнав подуставших коней, мы ринулись в атаку. «Покойники» уже заметили нас и часть их развернулись в нашу сторону, готовясь встретить удар. У них, к счастью, не было длинных пик и кольев, какие с успехом использовали против конницы мятежные берландеры, равно как и переносных укреплений, вроде ростовых щитов-павез. Да и не ждали «покойники» атаки с тылу, да ещё и появления сотни с лишним кавалеристов и трёх десятков пехоты. Они не видели, что конницу противника составляют юнцы, которым ещё не исполнилось и двадцати лет.

Первого убитого мною врага я помню также хорошо, как и лицо матери. Это был бородач шести с лишком росту, вооружённый здоровенным мечом с широкой крестовиной. Быстрым ударом я, как на тренировке, раскроил ему череп — кожаный шлем не спал «покойника», ставшего покойником настоящим при моём посредстве. Но тогда думать и страдать о загубленной душе было некогда. Какой-то бандит попытался достать меня гизармой, но её жутковатое лезвие скользнуло по цельнометаллическому щиту-«крылу», закрывавшему всю руку от плеча и на два пальца ниже кулака. Я не стал тратить время на него, знал, едущие позади — прикончат, я же мчался вперёд…

Дальнейший бой я толком и не помню. Только какие-то урывки, картинки, как на гравюрах из рыцарских романов, хотя действо творившееся у стен никому неизвестной деревушки мало напоминало их. Вот Алек могучим ударом сшибает наземь «покойника» и тот уже не поднимается… В меня целятся из арбалета, но подбежавший сзади к стрелку Виллис тыкает его раньше мечом промеж лопаток… Уильям Гаррот раскручивает над головой смертоносную секиру… Меня пытаются ударить куда-то в живот. Понимаю, кольчуга не спасёт. Бью на опережение. На землю падает отрубленная где-то в предплечье рука. Она ещё долго преследовала меня в кошмарах… Смятый щит неприятно давит на локоть и плечо, мешая рубиться в полную силу… Алека пытаются теми же гизармами стащить с седла, зацепив за кольчугу и наруч. Налетаю на увлекшихся «покойников», первого отправляю на тот свет ударом в спину, совершенно позабыв о рыцарской чести, обратным движением успеваю перерубить древки сразу двух гизарм. Алек салютует мне мечом, морщась от боли… На пути у меня свалка, по земле катаются «покойник» и пехотинец Виллиса. Бандит поднимается на ноги, сбрасывая с себя солдата, выхватывает кинжал. Наезжаю на него конём, сбивая в грязь. Солдат приканчивает его и поднимается сам, усмехается мне и тут же его пробивают два меча. Налетаю конём, не глядя рублю, не вижу попал или нет…

Очнулся я сидя на земле, отчаянно раз за разом проходясь ладонями по лицу. Когда спрыгнул с седла и как снял шлем, не помню.

— Воин, — окликнули меня, — лазарет в деревне. Там тебя хоть перевяжут.

Я поднял глаза и увидел высокого рыцаря в доспехе с чеканным василиском на груди. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы припомнить, где я видел этот герб. Его выбрал себе при посвящении мой старший брат Майлз, а вон и наш родовой оскаленный василиск в углу плаща. Так выходит это…

— Эрик! — первым воскликнул рыцарь. — Бааловы рати! Эрик, что ты здесь делаешь?!

— Сражаюсь, — ляпнул я первое, что пришло на ум.

Брат практически вздёрнул меня на ноги, сжал в медвежьих объятьях. Я также сомкнул руки на его спине, стиснув изо всех сил. Никогда ещё не был так рад видеть брата живым и практически здоровым. Так мы простояли невесть сколько, не размыкая воистину братских объятий. И меня ничуть не волновало то, что его покорёженные доспехи болезненно упирались в моё прикрытое лишь изрядно разорванной кольчугой тело, раздражая свежие раны.

Майлз отвёл меня в лазарет, где перевязывали и латали раненных. Солдатскому фельдшеру помогали две местные знахарки, похоже, понимавшие в лечении куда больше его. К одной из них меня и определил брат. Вопреки распространённому мнению это оказалась не старуха с вислыми седыми патлами, а женщина лет тридцати с гривой огненно-рыжих волос. Она оказалась человеком достаточно строгим и властным, практически жестом велев моему брату — наследнику Фарроу, виконту Фарроскому — убираться, а мне — снимать остатки кольчуги и гамбезона, а после и нательную рубашку; и принялась дотошно осматривать мои многочисленные ранения, порезы, ушибы и ссадины.

— Зачем вы привели его ко мне, виконт? — резюмировала знахарка. — С ним и ваш коновал управиться, тут даже шить не надо. Ступай, парень, меня тяжелораненые ждут.

Фельдшер быстро и сноровисто перевязал меня, смазав раны каким-то целебным снадобьем, явно знахарского приготовления. Я сжав зубы вытерпел боль, причинённую им, за что удостоился одобрительного хлопка по плечу от брата и большого стакана подогретого вина со специями — глинтвейна, как его называют билефельцы. И тут же устыдился того, что вот так вот сижу и знать не знаю что с Алеком, я уж не говорю об остальных кадетах. Я поднялся на ноги и отправился искать Алека.

Нашёл его не в лазарете, а на улице. Он стоял на главной площади деревеньки, внимательно слушая сержанта Виллиса. Голову моего друга охватывала белая повязка, левая рука висела на перевязи, однако на ногах он держался крепко.

— Наши, мольтские, полегли почти все, — говорил сержант с болью в голосе, ему тоже изрядно досталось — бинты покрывали практически всю поверхность его тела. — Ваши, кадеты, ранены многие, убитых почти половина. Точнее, сорок пять. Вот тут список, — он протянул Алеку лист плохонькой бумаги с каракулями, нацарапанными свинцовым карандашом, — умник один тутошний постарался.

— «Покойники»? — равнодушно поинтересовался Алек, но чего стоило ему это равнодушие — не знаю.

— Много, — ответил Виллис, — никто и не считал их, когда зарывали. Но правда, почти всех, кто ту был положили. Мал-мал кто свалить успели.

— Куда? — разом сбросив маску равнодушия, спросил Алек.

— На тот берег Вайла, бродом, — пожал плечами сержант.

— Мы должны последовать за ними, — хлопнул кулаком по ладони Алек, тут же поморщившись от боли.

— Да куда вам, милсдарь, — встрепенулся Виллис, — да как же вы-то, с вашей рукой?

— Это ерунда, — как бы в подтверждение своих слов Алекс сбросил перевязь, — царапина.

— Алек. — Я подошёл к нему. — Ты с ума сошёл? Мы же только из боя, ты на ногах едва держишься.

Он повелительным жестом отпустил сержанта, а сам повернулся ко мне.

— В седле удержаться смогу, — сказал он. — А вообще, пойми, нас же после этой схватки тут же вернут в Гартанг. И не важно, что мне там достанется от ректора и уж точно — отца Рассела; не важно, что меня, скорее всего, выгонят с позором и отправят домой. Главное, мы не выполним задания отца Джозеффа, а это — наш последний шанс сделать это, понимаешь?

— Всё понимаю, — кивнул я, — но ты во второй раз за сегодня подвергаешь себя, ну и меня тоже, смертельной опасности. Лезть в пасть к Баалу, да ещё и в нашем состоянии… Да и брат нас не отпустит.

— Здесь есть кони, — почти лихорадочным шёпотом проговорил Алекс, — свежие. Мы уедем никого не спрашивая.

— А как же остальные кадеты? — выдал я безотказный тогда для него довод. — Ты их командир, ты несёшь ответственность за них.

— Они устроены, перевязаны, те, кому нельзя помочь, похоронены, — глухо произнёс Алек. — Когда оправятся от ран, вместе с твоим братом отправятся обратно в Мольт. «Покойников» мы рассеяли, так что ни кадетам, ни твоему брату ничего не угрожает.

Мне тогда показалось, что он больше уговаривает себя чем меня, но возражать больше не стал. Теперь нам надо думать как бы раздобыть коней и уехать не привлекая ничьего внимания. Тут помощь пришла с совершенно неожиданной стороны.

— Сбежать хотите? — К нам подошёл рыцарь в полном доспехе, державший в руках доисходный топхельм. Что самое странное, лица его я не запомнил. — Могу помочь.

— С чего это? — недоверчиво поинтересовался я, оглядывая странного рыцаря с головы до ног. Угольно-чёрный готический доспех с затейливой резьбой совершенно не повреждён, что удивительно для воина из войска, державшего почти сутки осаду рабочей бригады «Весёлых покойников».

— Думаю, помощь сыну наследника страндарского престола мне зачтётся, — усмехнулся рыцарь.

— Хорошо, — кивнул, почти не раздумывая, Алек. — Где ваши кони или что у вас там, сэр.

— Генрих, — сообщил ему своё имя рыцарь в готическом доспехе. — Идёмте, молодые люди.

Он провёл нас куда-то к «чёрному» ходу из деревни. Это были маленькие воротца в частоколе, запертые внушительным деревянным брусом. Мы подвели к ним коней, которых свели из общей солдатской конюшни, пользуясь тем, что с нами был сэр рыцарь. Стражи из местной милиции, которую сэр Генрих почему-то назвал на билефелецкий манер ландвером, усилив мои подозрения ещё больше, спорить не решились. Однако я был уверен на все сто, что об этом они уже доложили своему непосредственному начальнику, а значит, скоро и мой брат буде обо всём осведомлён. Так что стоило поторопиться.

Генрих поставил свой топхельм на землю и без труда поднял брус, запирающий ворота. Кивнув ему, мы с Алеком вывели коней из деревни и когда за нашими спинами захлопнулась дверь, вскочили в сёдла, морщась от боли в ранах, и помчались к речке размашистой рысью.

Никаких «покойников», естественно, мы в тот день не догнали, и слава Господу за это. Что бы мы стали делать с ними тогда, спрашивается? Вдвоём брать на копьё? Смехотворно. Но ещё смехотворнее была наша идея заночевать так близко к Воровскому лесу. Мы честь по чести спали по очереди, несли стражу, поддерживали небольшой костерок, дающий больше тепла чем света и дыма. Вот только что мы могли противопоставить десятку здоровенных парней с топорами и дубинами, предводительствовал среди которых почти трёхфутовый детина с ярдовой ширины плечами и бородой-лопатой.

— Эй, — выкрикнул он, распугав всех окрестных ворон, взметнувшихся с веток недовольным карканьем выражая обиду на столь раннюю побудку, — да это ж те ребятки, что через наш лес носились. А ну-ка, парни, повяжите их, притащим их Робину, пускай сам с ними разбирается.

Мы не сопротивлялись когда парни разоружили нас и стянув руки за спиной и завязав глаза, лишь старались потише скрипеть зубами от боли в ранах, потому как обращались с нами без жестокости, но и без заботы. Нас посадили на коней, наших или нет — не знаю, не видел, как везли — тоже, но вот то, что мы на месте я понял по звуками доносившимся до моего слуха, обострившегося из-за завязанных глаз. Обычный лесной шум сменился осмысленной гаммой человеческого жилья — больше деревни, но меньше города, правда всё было несколько приглушено по ночному времени, хотя в разбойном посаде, похоже, все разом не спали никогда.

— Робин, — прогремел обычным своим голосом захвативший нас детина, — я тут привёл тебе парочку интересных людей.

— Тише, Малыш, — раздался в ответ вкрадчивый голос Робина Гуда, — тише. Народ перебудишь. Кто тут у тебя?

— Те давешние ребятки, что тебя едва конями не растоптали, — ответил названный Малышом гигант, смиряя в меру сил могучий голосище.

— Развяжи им глаза, Джон, — сказал Робин Гуд, — и проводи ко мне.

Нам действительно развязали глаза и даже, видя плачевное состояние — у обоих открылись раны, — попытались помочь спуститься с сёдел, однако Джозефф Рассел отлично вышколил нас, оба отмахнулись и спрыгнули сами, морщась от боли. Робина Гуда на «улице» разбойного посада уже не было, так что детина названный Малышом Джоном проводил нас к дому, приютившемуся у корней могучего дуба, так что не вдруг заметишь. Внутри оказалось довольно уютно, во всём чувствовалась женская рука. Приглядевшись, я увидел как хозяина дома — Робина Гуда, сидящего за столом, что было не сложно (на столе горела небольшая масляная лампа), так и хозяйку, спавшую в соседней, дверей внутри дома не было, их заменяли занавески из плотной ткани, одна осталась приоткрытой и через щель была видна кровать и спящая на ней женщина, любовно укрытая одеялом. Проследив мой взгляд, Робин Гуд без слов поднялся и задёрнул занавеску.

— Садитесь, — бросил он нам, — на вас лиц нет. Это ты их так, Джон?

— Нет, — вместо разбойника ответил Алек, — эти раны мы получили в бою с рабочей бригадой «покойников».

— Вы разбили их? — спросил Робин Гуд, без особого впрочем интереса.

— Да, — кивнул Алек, — у стен деревушки на берегу Вайла. Мы преследу… — он запнулся, — преследовали их. Пока нас не схватили ваши люди.

— Радуйтесь, что не перебили, — усмехнулся разбойник. — Малыш Джон узнал вас.

— Но что вам от нас нужно? — спросил я, видя что Алек вновь готов выдать очередную свою пламенную тираду. — Ведь зачем-то же Джон притащил нас в ваш посад.

— Деньги, юноша, — усмехнулся Робин. — Вы оба — благородные люди из достаточно богатых семей, других в Гартанге не держат, а значит ваши родители или опекуны выложат хорошие деньги за ваше благополучное возвращение домой.

— А как же рыцарская честь и всё прочее? — поинтересовался я, глядя ему в глаза. Если моё предположение не подтвердится…

— С чего вы это взяли, юноша? — Голос разбойника едва заметно дрогнул и это было для меня едва не знаком Господним.

— Вы говорите чисто, без простонародных словечек, — начал по пунктам излагать я, — вы не стали убивать нас тогда, в лесу, хотя могли бы превратить всех подушечки для иголок за пару минут, но главное, — я сделал эффектную паузу, — вы признали в нас не только благородных, хотя в наше время не всякий имеющий лошадь — нобиль; мы могли быть заурядными провинциальными драгунами, простой человек на взгляд не отличит; вы сами выдали себя, сказав, что мы — кадеты Гартанга. Откуда бы простолюдину знать вот этот герб? — Я указал на белый кружок со змеёй и орлом Гартанга, примостившийся в углу моего плаща, как раз над плечом.

— Ловко он тебя! — расхохотался гулким басом Джон по прозвищу «Малыш». — Уел, Робин, право слово уел!

— Ну хорошо, — сдался под моим напором благородный разбойник, — пускай я и нобиль, даже рыцарь, но это не так и важно. Но это ничего не значит, молодые люди, я слишком давно живу в лесу и совсем позабыл о рыцарских добродетелях. Здесь важно лишь одно. — Он похлопал себя по бедру, где не смотря на поздний час висел меч. — Остальное значения не имеет.

— Имеет, — возразил ему Алекс до того, как я успел вмешаться. — Вы не лишены рыцарского звания, но достоинства рыцаря уже лишились по собственной воле.

— И что? — пожал плечами Робин. — Вы меня подобными словами ничуть не зацепите, уж поверьте на слово.

Он говорил одно, а его лицо — спасибо Грегори за науку — совсем другое. Медленно, но вено Алек загонял нас обоих в гроб.

— Робин, — стараясь увести разговор с неприятной темы, сказал я, — ведь само наличие «Весёлых покойников» вам совсем не по душе, так ведь? Именно поэтому вы пропустили нас через лес. Мы же преследовали остатки их рабочей бригады с целью узнать побольше о противнике, сами понимаете, до сих пор с «покойниками» сражались с закрытыми глазами, не зная точно ни кто наш враг, ни чего он добивается.

— Что же, — протянул Робин, задумавшись над моими словами, — давно пора. Но я вам в этом деле не помощник. Не хочу иметь ничего общего с властью. Я — вассал Фолксов, ни Наглям ни Руанам служить не желаю.

— А как насчёт послужить Страндару? — спросил у него Алек, отбросив, наконец, губительную для нас патетику. — «Покойники» враги не Наглям или Руанам, а всей стране, они кровят её, убивают и насилуют на землях вассалов обоих львов.

В отличии от разбойника Алек был отличным актёром и по нему никак нельзя было сказать, что он — младший сын Золотого льва.

— А не желаете помогать, — добавил я, — так хоть не мешайте. Верните нас туда откуда забрали и дайте пройти через ваш лес невозбранно. Денег у нас всё равно нет.

Робин Гуд в сомнении покачал головой.

— Чего же вы хотите от меня? — наконец спросил он.

— Помощи, — ответил Алек, — в чём именно она будет заключаться — ваше дело.

— Мальчишкам подчиняться будем? — покосился на Робин долго молчавший Малыш Джон.

— Не подчиняться, — отрезал Робин, — я им между прочим ничего не сказал. И в любом случае, ваш главарь я, а не кто-либо иной. А вообще, такие вещи вот так с ходу не решаются. Ступайте спать, устрой их, Джон, в доме для гостей. Утром я сообщу вам о своём решении.

Мы не стали возражать. Ночевать в доме для гостей разбойничьего посада куда лучше чем в лесу у дороги, а времени мы так уж много не потеряем, зато куда лучше восстановим силы. Но прежде чем мы добрались до постелей, нас навестил невысокий плотного телосложения монах неопределённого возраста, назвавшийся отцом Туком. Он довольно грубо приказал нам раздеться и осмотрел раны. В отношёнии меня его вердикт ничем не отличался от заключения знахарки, а вот Алека он обругал последними словами, более присущими портовым грузчикам и сапожникам-пьяницам, которые как известно самым большие мастера по части сквернословия. Он сообщил ему, что ежели «вьюнош» не желает закончить жизнь прямо на это утро, то должен оставаться в постели как минимум неделю.

— Никак не меньше, — внушительным голосом добавил он, эффект правда был несколько подпорчен запахом вина, исходящим от небритого клирика. — Иначе, exitus. Понимаете меня, вьюнош?

— Я обучен древнеэнеанскому, — раздражённо бросил Алек, — и у меня нет недели покоя. Завтра утром я отправляюсь по следу «покойников».

— Тогда сам им станете, покойником, то бишь, — резюмировал брат Тук, — и не валите потом с больной головы на здоровую. Я вас об опасности честь по чести упредил, а что после вы сами на рожон полезли то уж ваше дело. Старина Тук ты бессилен, как и медицина. — И всё ещё продолжая что-то бурчать, как голодный желудок, клирик вышел, оставив нас, наконец, в покое.

Алек предложил было остаться покараулить, но я со смехом отверг это его предложение.

— Если нас не убили в лесу и после, у Робина Гуда, то зачем им убивать нас сейчас, — усмехнулся я. — Ложись, Алек, нас сейчас охраняют разбойники, а они сторожа получше королевской охраны.

Отоспались мы, надо сказать, славно.

Будить нас не стали, лишь когда мы оба поднялись и вышли из дома для гостей, узнать где тут можно привести себя в порядок, нас встретил всё тот же Малыш Джон и отвёл к небольшому лесному озеру, где как раз купались парни и зрелые мужчины. То что на дворе конец апреля и вода ещё очень и очень холодная, их совершенно не смущало.

— У вас полчаса, — просил Джон, возвращаясь в посад, — потом купаться придут женщины и девушки.

Лезть в почти ледяную воду мы с Алеком не решились, ограничившись умыванием, и двинулись обратно задолго до срока. В посаде, однако, на нас никакого внимания не обратили, Робин стоял у двери своего дома, выслушивая доклад парня примерно нашего с Алеком возраста. Мы подошли ближе, чтобы слышать что он говорит, нам никто не мешал.

— «Покойники», — захлёбываясь вещал парень, — три-четыре бригады, никак не меньше. Идут сторожко, явно знают лес, хотя и не местные. И луки у всех не наши, эрландерские[10].

— Это они за солдатиков тех нам мстят, — сказал подошедший к нему рыжий мужик по прозвищу Скарлет[11], советовавший не так давно перебить нас. — Надо было отправить их на тот свет. — Да уж «имя» своё он заработал не только за цвет волос.

— Быстро же они опомнились, — почесал в бороде Малыш Джон. — Теперь, выходит, наш черёд им накидать.

— Они ориентируются в лесу, врасплох их не застанешь, — произнёс Робин Гуд, — так что драка обещает быть кровавой.

— Драка без крови — не драка, а так — баловство пустое, — буркнул Скарлет. — Мы слишком долго трясли кошельки проезжающих через наш лес, а настоящего дела не было очень давно. Пора бы нам и порастрясти кости.

— Мои люди — не солдаты как ты, Скарлет, за Апонтайном не бывали, адрандца не били, — прервал его Робин Гуд, — и воинскому ремеслу не обучены. Скольких отцов, братьев, мужей, детей, мы схороним.

— Тем меньше, чем меньше мы будем тут стоять и разглагольствовать, — вмешался Алек, подходя ближе. — Вы должны готовиться к обороне, как минимум. Ваши люди купаются в озере, а должны бы уже давно готовиться к бою.

— Это кто такой? — глянул на нас Скарлет. — Уж не тот ли солдатик, что тебя, Робин, едва конём не зашиб. Хотя, вообще, он прав. Не болтать нам след, а дело делать.

— Малыш, и ты, Скарлет, займитесь этим, — распорядился Робин Гуд. — Ты, Уилл, ступай с ними. А вы, молодые люди, идите ко мне.

Хозяйки дома мы не застали и расположились за столом, где и раньше. Ждать пришлось недолго, Робин пришёл и сел напротив.

— Навели же вы шороху, — как-то не слишком весело произнёс он, — многие мои «подданные» считают, что вас надо прикончить и выдать голову «покойникам», чтобы они отстали от нас.

— Вы же понимаете, что наши головы их не остановят, — спокойно произнёс Алек, будто речь и не шла о наших жизнях.

— Я — да, а многие мои люди — нет, — покачал головой Робин, — и как король, пускай и не коронованный, я иногда должен потакать своему народу. Но не сейчас, когда «покойники» готовы выжечь весь мой посад, если не весь лес.

— А что скажут ваши «подданные», — я намеренно выделил слово «подданные», употребив его, как говориться, в кавычках, — если мы поможем вам отбиться от «покойников», будем сражаться в первых рядах.

— Вашему другу ещё долго не придётся сражаться, — усмехнулся Робин, — да и вам, юноша, противопоказаны всякого рода драки, но за предложение спасибо. Два человека не решат исхода сражения, зато моих людей будет нервировать само ваше присутствие. Так что забирайте припасы для себя и коней, и ступайте — Уилл выведет вас, он толковый малый.

Парнишка, докладывавший Робину, завязал нам глаза и спутал руки после того, как забрались на коней, и мы неспешно двинулись в путь. Однако не успели мы миновать и четверти пути, по моим прикидкам, как Уилл натянул поводья и тихим окриком велел нам остановиться. Прислушавшись, я различил среди обычных звуков весеннего леса звон стали и свист стрел. Страндарские жужжали рассерженными пчёлами, эрландерские же гудели шмелями. Сражение шло так близко к нам, что мой обострённый вынужденной слепотой слух выделял из общей какофонии стук, с которым разные стрелы втыкались в деревья, и неприятные шлепки — это когда они поражали цель, человеческие тела. Почти никакой доспех не мог спасти от смертоносных стрел эрландерских и страндарских луков, разве что гномьей работы, но такие тут навряд ли у кого есть. Гномы покинули наш остров почти сразу после Завоевания.

— Послушай, Уилл, — предпринял я почти безнадёжную попытку уговорить парнишку, — битва недалеко. Развяжи нас и, клянусь честью, я не причиню тебе вреда. Мой друг — тоже.

— Не слишком-то я верю в эту вашу честь, — буркнул в ответ Уилл. — Я вас развяжу, а вы мне потом по башке.

— По башке тебе треснуть я могу и так, — отрезал я, отчаянно блефуя — опять же наука хитреца Грегори, — нас учили драться вслепую и со связанными руками. Ты тут единственный кто знает лес, не будет тебя и мы — покойники с гарантией.

— Ух, — Уилл сомневался, — даже не знаю…

— Скорее, — подогрел я его сомнения, — «покойники» наверняка шерстят лес вокруг, ищут ваши секреты и засады, оставленные Робином для битвы. А что будет если налетят на нас, а?

— Ну ладно, — сдался Уилл.

Он освободил нас от повязок на глазах и пут на руках. Мы с Алеком принялись растирать занемевшие запястья и усиленно моргать от слишком яркого после вынужденной слепоты света. И тут сбылось моё «чёрное» предсказание. Нас обнаружили. Но не «покойники» и не люди Гуда, а — эльфы. Пять кажущихся бесплотными фигур спрыгнули на землю, мгновенно окружив нас, вооружены они были характерными луками, отличавшимися от наших и эрландерских более изогнутыми «плечами», стрелы — на тетивах. Лица скрывали зелёные повязки, длинные волосы — затянуты в «хвосты» для удобства, на плетёных поясах — деревянные мечи без ножен.

И тут вдруг Уилл разразился длиннейшей сбивчивой тирадой, нещадно коверкая красивые слова языка Старшего народа, с которым я был поверхностно знаком как почти любой отпрыск благородного семейства. От звуков, издаваемых юношей, эльфы сморщились, что было заметно даже под их повязками, скрывавшими их лица и маскировочной раскраской, однако они внимательно выслушали его и старший группы заговорил на вполне чистом страндарском.

— Моё имя Коирбр, — произнёс эльф, — и я говорю на твоём языке куда лучше, чем ты на нашем.

— Вы в союзе с Робином Гудом? — осведомился Алек у него.

— Мы стережём этот лес, — ответил тот, — но наших сил для этого слишком мало. — Голос эльфа был полон гречи. — Без людской помощи нам не обойтись.

Сосед эльфа как бы подражая Уиллу разразился тирадой с гневными нотками в голосе. Он явно в чём-то упрекал командира и делал это в не очень-то вежливой форме. Старший оборвал говорившего на середине короткой репликой и вновь обратился к нам:

— Я знаю тебя, Уилл, — сказал он, — но не тех, кто с тобой. Кто они?

— Благородные, — ответил он, — Робин приказал вывести их из леса.

— Почему же ты стоишь здесь?

— Там бой идёт, с «покойниками», — заёрзал в седле Уилл, — боязно ходить. А вдруг как на разъезд их налетим?

— Не налетите, — простонародное словечко в речи эльфа звучало дисгармонично, как детская свистелка в королевском оркестре. — Мы здесь для того, чтобы обезопасить фланги твоего предводителя. «Весёлые покойники» мертвы. — Мне показалось, что он усмехнулся под повязкой. — Опасность вам не грозит.

И эльфы растворились в листве, как призраки, получившие долгожданный покой. Мы же двинулись дальше. Завязывать нам глаза Уилл больше не стал, смысла не было, поэтому трупы «покойников» увидели все. Хотя узнать об этом можно было и без помощи глаз — тела их уже начали пованивать. Мы с Алеком переглянулись и кивнули, давно уже понимали друг друга без слов. Уилл и глазом моргнуть не успел, а мы скинули плащи со знаком Гартанга и принялись натягивать то, что носили поверх грубых кольчуг «покойники».

— Эй-эй, — опомнился малолетний разбойник, — вы чего? Эта… Чего творите, спрашиваю?

— Уилл, — вкрадчиво произнёс я, помогая Алеку, которому было ещё тяжело одеваться из-за повреждённой руки, — я поклялся не причинять тебе вреда, но если тебе, к примеру, на голову упадёт вот та ветка, нарушением клятвы это не будет.

— У нас есть дело, Уилл. — Алек был столь же убедительным как и я. — И мы должны его сделать. Ничто и никто не остановит нас.

— Все вы, благородные, такие, — буркнул Уилл. — Вам обдурить нашего брата, простого человека, ничего не стоит.

То ли наука Грегори дала о себе знать, то ли вновь наитие, но я снял с пальца небольшое серебряное колечко и кинул его Уиллу.

— Помни, Уилл, — сказал я ему тогда, — обман всегда чего-то да стоит. Чаще всего, жизни. Но её я отдавать пока не собираюсь, так что откуплюсь этим вот.

Паренёк примерил колечко, покачал головой — оно ему явно нравилось — и тронув коня пятками, поехал назад, разглядывая подарок.

— И зачем? — спросил Алекс. — Так церемониться с простолюдинами. — Он пожал плечами, что получалось у него несколько своеобразно.

— Страндар, как говорит мой отец, он не в замках и дворцах, он здесь, тут он обычно обводил рукой наши земли, стоя у окна или на стене или на башне. Страндар — это простолюдины, которых большинство и раз мы взялись защищать их и берём с них за это налоги, то должны и уважать, иначе выходит, что мы защищаем скот, ведь именно так относятся к ним большинство дворян. А стоит ли простой скот таких усилий?

— Не понимаю, — честно признался Алекс.

— Я тоже — не очень, — кивнул я, — но что-то в этих словах есть.

Мы ещё раз переглянулись и я вынул из ножен короткий кинжал. Быстрым ударом я разрезал свежие повязки на его руки и голове. Алек зажмурился, стиснув зубы, я рванул повязку, сдирая её с одной раны, а после и с другой. Теперь он вполне мог сойти за только что раненного. Мои же болячки можно оставить как есть, ни хуже, ни лучше они всё равно выглядеть не станут, сколько не старайся.

Мы объехали место боя и затаились в кустах, ожидая когда мимо нас проедут «покойники». Они не ехали, они мчались во весь опор, прижавшись в лошадиным шеям и не глядя по сторонам, так что присоединиться к дикой скачке не составило труда. Никто и не заметил. Мы летели вместе со всеми, отчаянно молясь чтобы стрелы Робина Гуда не настигли нас — гибнуть от них было бы особенно обидно. Кони начали надсадно храпеть, когда мы покинули Воровской лес и я понял, что долго им не выдержать, однако до того, как они начали падать, мы приехали (прилетели, можно сказать) в лагерь «Весёлых покойников». Он располагался неподалёку от реки в небольшой роще на другом её берегу и был укрыт едва ли не лучше чем разбойничий посад Робина Гуда. Приём нас ждал не слишком тёплый, но деловой, чем-то это неуловимо напоминало заботу о солдатах в деревеньке после битвы.

Нам помогли спуститься с сёдел и человек в запятнанной красным рубашке занялся ранами Алека. Те же деловитость и холодный профессионализм. Закончив, хирург отправился дальше, предоставив нас самим себе. Что делать теперь мы с Алеком не представляли ни в малейшей степени, за нас эту проблему решил молодой эрландер (может всего на год-полтора старше нас) с целой гривой нечёсаных ярко-рыжих волос.

— Новенькие, да? — спросил он у нас, подходя покачивающей походкой, ясно говорившей о том, что он пил по крайней мере пару часов. — С корабля на бал, прям в драку?

— Вроде того, — стараясь копировать простонародное произношение сказал я.

— Грега люди? — вновь поинтересовался рыжий. — У нас поди ни разу не были и порядков не знаете?

— Я их сам вразумлю, Энт, — к нам подошёл высокий соотечественник, большую часть лица которого скрывали густая борода и бандитского вида повязка на левом глазу. — А ты проваливай, пьянь подзаборная! — для убедительности рявкнул он, сжав громадный кулачище. — Пошли, новики[12], нечего тут по двору шататься.

Мы проследовали за высоким эрландером, про себя недоумевая — действительно ли нас приняли за новичков (новиков, как назвал нас эрландер на армейский манер) или же это — ловушка и нас уже ждут профосы и раскалённые клещи. Мы оба держали руки на эфесах мечей, хотя понимали — особого сопротивления оказать не сумеем, но и на тот свет отправимся не одни. Это радовало мало.

Однако вместо профосов нас ждали чаны с едой. Мы наелись до отвала — мясного рагу было более чем достаточно — и отправились за эрландером, также отдавшим ему должное, в один из домов. Там можно было отдохнуть.

— Тебя, хромой, долго тревожить не станут, — напоследок бросил Алексу эрландер, тот истощённый ранами и длительной скачкой и думать забыл о том чтобы стараться ходить как все, — раны слишком серьёзны. Так что отдыхай пока можешь.

Мы растянулись на кроватях, только что сапоги сняв. И не знаю, как Алек, но я тут же провалился в сон, пускай до вечера было далеко. Разбудил нас всё тот же эрландер, попросту стряхнув с кроватей и ничего не потрудившись объяснить велел следовать за ним. Натянув сапоги и опоясавшись мечами, мы пошли следом, вновь внутренне готовясь к профосам и клещам, и вновь наши опасения оказали излишни. В большом доме, частично помещавшемся в выдолбленном стволе мёртвого дерева, скорее всего, дуба, нас встретили десятка два человек, стоявших вокруг стола. Среди них особенно выделялся светловолосый человек, чем-то неуловимо напоминавший Робина Гуда, та же властность манер и не наигранная простота, вот только одевался он скорее как уроженец гор нежели лесов, а из оружия носил небольшой арбалет, вместо эрландерского лука, какой можно было ожидать. Звали его Вильгельм Телль и обращались явно как к командиру. Рядом с ним стояли трое примечательных личностей — тощий тип в гномьих очках и двое трапперов бандитского вида.

— Ты кого привёл? — спросил у эрландера один из трапперов, говоривший со странным акцентом — явно континентальным. — Ну один ещё куда не шло, а второй — мало того, что хромой, так ещё и одна рука — того.

Алек стиснул в кулаке эфес меча, зубы его заскрипели, но сказать ему ничего не дал наш провожатый.

— Они говорят чисто по-городскому, — пробурчал он, — нам такие как раз пригодятся. И на манеры поглядите, чистые дворяне, вона хромой нас прям глазами прожигает. По-господски глядит, не нам чета.

— Правильно, Грег, — кивнул Телль, — из нас у половины на лбу написано что родился в свинарнике, а воспитывался в конюшне, а то и вовсе в лесу.

— Потише ты, заморский гость, — оборвал его здоровенный берландер, опираясь на здоровенную секиру на длинной ручке. — Тебя мабудь и главным над нами поставили, но голову не шибко задирай, а то…

— Вот потому-то вас и держат под пятой страндарцы, — буркнул очкарик по прозвищу Профессор. — Вы между собой договориться не можете, куда там вместе воевать.

— Да я тебя!!! — заорал берландер, хватаясь за секиру. — Да за такие слова! Ответишь, сука!

— Что и требовалось доказать, — пожал плечами Профессор, который похоже не испытывал ни малейшего неудобства от того что оружия у него не было.

— Прекратите препираться, — хлопнул ладонью по столу (вроде не громко, а все успокоились) Вильгельм Телль, — нам не за то деньги платят и харчи присылают. Эти двое пойдут этой ночью с нами. Это мой приказ. Но оставляю их на твоё попечение, Грег, если что не так — голову сниму. А сейчас все свободны — все вопросы решены, так что мне бы и поспать хорошо.

До самого вечера мы просидели в том же доме, откуда нас вытащил Грег, размышляя над тем что снами произошло и, главное, что ждало впереди. Наш новоявленный опекун в стане «покойников» вызывал сильные подозрения, чего он от нас добивался, зачем втянул в авантюру Вильгельма Телля, что-то узнал или на самом деле заботился об успехе дела? Столько вопросов и ни единого ответа. Раз к нам наведался хирург, снова осмотрев руку и голову Алека, он без слов сменил перевязку, наложив вместе с корпией какие-то мази. От них Алексу по его словам стало куда легче, он словно перестал чувствовать раны.

Под вечер измотанные ожиданием мы были почти рады новому визиту эрландера Грега. Он велел нам собираться и через пять минут быть у дома Вильгельма Телля и ушёл. Мы вновь нацепили сброшенные сапоги, перепоясались и вывели коней из стойл.

— Не стоит, — покачал головой проходивший мимо Профессор, — мы по реке сплавляться будем до самого Престона. Кони не понадобятся.

Мы сплавлялись вниз по реке, Вайлу, до самых предместий Престона. На это ушли остатки вечера и почти вся ночь, когда мы вылезали из-под тентов, натянутых на лодки, солнце уже робко высунуло краешек из-за горизонта. Только теперь я смог разглядеть сколько же было нас. Оказалось — десятка два человек эрландеры, берландеры, даже континенталы, если судить по выговору (некоторые и вовсе разговаривали на своих языках). Высадились мы в непосредственной близости от королевского дворца, что наводило на определённые — не слишком весёлые — размышления, о выводах из которых как-то даже думать не хотелось.

Во дворец мы вошли через небольшие воротца, предназначавшиеся для слуг. Там явно стоял «свой» для «покойников» человек, открывший их на условленный стук. Куда мы идём спрашивать я не решился, однако сразу приготовился к бою. Ничего хорошего я не ждал. Как и Алек.

— Пойдёте первыми, — сказал нам Вильгельм Телль, возглавлявший предприятие, все три его спутника также были здесь, как и мрачный Грег и задиристый берландер с секирой. — Если что осадите слуг и стражей взглядом или там господским словцом, не мне вас учить, а благородных, вроде вас, задержите разговором. Остальное, наше дело. Уяснили?

Мы молча кивнули.

И мы зашагали по коридорам «людской» части королевского дворца, направляемые короткими и точными указаниями одного из «покойников», отлично ориентировавшегося в его просторах. Я совершенно не знал куда мы направляемся, однако Алек вскоре просветил меня так чтобы не слышали другие, что идём мы точно в ту часть дворца, где расположены покои королевской четы (не так давно обзаведшейся наследником, что делало статус Золотого льва достаточно шатким), а также герцога Аредина и отца Алека (семьи их по традиции жили в родовых поместьях). У меня от его слов выступил на лбу холодный (да что там — ледяной) пот.

Лихорадочно раздумывая, что же дальше делать, я заставлял шагать негнущиеся ноги. Решение за меня принял Его величество Случай, за что ему был благодарен всю жизнь. Когда мы поднимались по длинной лестнице к королевским покоям, навстречу нам вышел не кто иной как Золотой лев собственной персоной. Он сразу узнал своего младшего сына, однако виду не подал, лишь глаза его несколько расширились, да ладонь сама собой потянулась к эфесу отнюдь не парадного меча. И понеслось!

Я среагировал на щелчок тетивы за спиной, метнувшись к герцогу. Это спасло ему жизнь. Болт вскользь прошёлся по спине, скрежетнув по добротной кольчуге. Мы с Руаном рухнули на пол. Одновременно за спиной раздался свист вылетающих из ножен мечей, а следом и звон стали. Александр Руан старший сбросил меня с себя и ринулся на помощь сыну. Я отстал от него лишь на мгновение. Ещё не поднявшись на ноги, Золотой лев проткнул насевшего на Алека траппера Чейда. Алек оттолкнул его труп и попытался опередить берландера, замахнувшегося на него секирой. Мне в противники достался второй траппер по имени Франц — спутник Телля. Благо, на лестнице развернуться могли не более трёх человек. Однако оставшиеся не у дел уже готовили стрелковое оружие к бою.

Франц был куда лучшим фехтовальщиком чем я. Он отбил мой первый выпад и ударил сам. Чётко и коротко — рубящим в грудь. Я не успевал парировать его и отлично понимал это. Выручило то, что Алек перерубил ручку секиры берландера и нам с Францем пришлось отскакивать от её лезвия, летящего нам на головы. Я рубанул по нему, направив в своего противника. Франц был вынужден закрыться, я же атаковал, совершенно забыв об остальных врагах. Щёлкнула тетива арбалета, болта я даже не видел. Его ещё в воздухе перерубил Золотой лев, продолжением удара он прошёлся клинком по груди Франца. Траппер попытался ударить то ли меня то ли его, но удар вышел настолько бестолковым, что я легко выбил меч из его руки, через мгновение Александр Руан прикончил его.

Тут внизу загрохотали сапоги королевских стражей. Они были уже близко судя по топоту и звону окованных «пяток» алебард о пол. Двое эрландеров вскочили на перила лестницы и бросились вверх мимо нас, к ним присоединился спустя секунду третий — наш знакомый по имени Грег. Но мне было не до них, оставшиеся противники в количестве четырнадцати штук насели на нас с удвоенной силой, разумно рассудив, что расправиться с нами тремя проще нежели с отрядом королевской стражи.

Тут и там защёлкали о мрамор лестницы арбалетные болты, к счастью, кроме Телля хороших стрелков среди наших врагов не было, да и тот не успевал прицелиться как следует, бил навскидку, что меткости не улучшает.

Я отбил неумелый выпад эрландера, вооружённого тяжёлым палашом, и ударил его под коленную чашечку, заставив запрыгать на одной ноге. Это сбило прицел Теллю и он всадил болт в плечо незадачливому эрландеру, рухнувшему под ноги товарищам. Через него перепрыгнул ещё один его соотечественник с таким же палашом. Владел он им куда лучше, мне пришлось туго, да и подловатые трюки эрландер знал и знал как им противостоять. Он сам едва не врезал мне коленом в пах, я вовремя повернул корпус, так что удар пришёлся в бедро и сразу же двинул, совершенно по-мужицки, кулаком в висок. К слову, я носил тогда латную рукавицу, так что отчётливо услышал треск костей его черепа. Эрландер рухнул на пострадавшего от болта Вильгельма Телля соотечественника. Оба так и остались лежать.

Тем временем внизу лестницы замаячили красно-белые гвардейцы с алебардами и короткими мечами.

— Котелки![13] — крикнул Телль. — Проф, прикрой нас! Проф! Профессор! — Он закрутил головой, но Мартин Гершон по прозвищу «Профессор» исчез без следа. Когда, не заметил никто.

Мартин Гершон по прозвищу «Профессор» не видел этого человека несколько лет. С самой памятной битвы на Старой Тётке, когда банда Телля в Ниинских горах была практически полностью уничтожена. Однако не узнать Виктора Делакруа было попросту невозможно. И когда он увидел его серебристую шевелюру в одной из коридоров «благородной» части дворца, то тут же направился туда, где она скрылась, совершенно позабыв об остальных и их общем деле. Зачем он это сделал? Даже сам Гершон навряд ли смог бы сказать.

Как выяснилось парой минут позже именно этого и добивался Делакруа. Он остановился в самом тёмном и безлюдном коридоре и резко обернулся к Гершону.

— Привет, Март, — усмехнулся Делакруа. — Как жизнь?

— Была неплоха пока тебя не встретил, — буркнул Профессор, потянувшись к своим хаоситам.

Тут его ждало разочарование. Хаоса словно не существовало, ментальный щуп его сознания как будто упёрся в стену.

— И не пытайся, — улыбнулся Делакруа, — я плотно закрыл весь дворец как только вы проникли в него.

— Теперь ты работаешь на страндарскую корону? — поинтересовался Гершон.

— Не совсем, — покачал головой Делакруа, — у меня тут свои интересы. И ты мне очень мешаешь. Я знаешь ли тут инкогнито, так что твоё присутствие крайне нежелательно.

Гершон решил не продолжать беседу. Быстрым движением он выхватил меч, но Делакруа был быстрее. Клинок его словно соткался из чистой тьмы, Профессор почувствовал лишь ледяной холод, когда он вошёл в его грудь и пронзил сердце. Когда тело Мартина Гершона опустилось на пол, Делакруа развеял свой меч и растворился в темноте коридора.

— Вы в ловушке, — обратился к «покойникам» Золотой лев. — Сложите оружие!

— Мы всё одно покойники, — бросил Телль с усмешкой, — так лучше унесём за собой побольше вас! — Он вскинул арбалет, но тут из груди его вышли полдюйма окровавленной стали — наконечник гвардейской алебарды.

Один из стражей укрылся под пролётом лестницы и как раз сейчас выбрал момент для удара. Это повергло «покойников» в лёгкий шок. Они замерли подобно статуям в королевском музее, что дало гвардейцам время для атаки. «Покойники» не продержались и пары минут. Я и мечом взмахнуть не успел.

— Куда побежали те трое?! — схватил меня за плечи Золотой лев. — Куда?!

— В королевские покои, — за меня ответил Алек, тяжело опиравшийся на перила лестницы. — И они уже там, отец.

— За мной! — крикнул Александр Руан и я сразу каким-то шестым чувством понял, что обращается он не к нам, а к гвардейцам, следующие слова подтвердили мою догадку. — Двое остаётесь с моим сыном и его спутником!

Загрохотали сапоги, два гвардейца, находившиеся в арьергарде привалились к перилам рядом с нами, приставив к ним свои алебарды. А вот Алек бросился за отцом и остальными стражами.

— Эй вы! — опешил один из приставленных к нам солдат. — Куда?!

— Насчёт нас Александр Руан распоряжений не давал, — заметил я, следуя за Алеком. — Мы вольны делать что захотим.

Его величество король Страндара, герцог Нагльский, граф Рочестер, Сент-Гард, Сеффроу и Гаррон, маркиз Тренор, Гронор, Занор и Уидолон, проснулся от холода клинка, прикоснувшегося к горлу. Ему стало страшно до дрожи в коленках, зубы застучали, лоб покрылся холодным потом. Только теперь тридцатиоднолетний человек, привыкший всю сознательную жизнь повелевать и не знавший ни в чём отказа, почувствовал что смертен, что через мгновение может отправиться на тот свет. Он закричал, как кричат мелкие зверьки при виде зубов крупных хищников, готовых впиться в их дрожащие тела. Но холодный клинок-зуб не прошёлся по его горлу в ту ночь. Какая-то показавшаяся его величеству громадной тень сбила нависавшего над ним убийцу (такую же жуткую тень) и они покатились по ковру, до высочайшего слуха донеслись звуки ударов и какой-то чавкающий звук, от которого у короля побежали мурашки по спине.

И тут дал себе знать наследственный недуг — королей Адранды, перешедший к его величеству от деда по матери Шарля IX. Его величество забила дрожь, рот наполнился слюной, новый крик был и вовсе животным, ничем не напоминающим о человеке.

Ворвавшиеся в королевские покои стражи во главе Александром Руаном застали там бьющиеся в простынях существо, плачущее и измаранное в соплях и слезах. Вот таким был теперь его величество король Страндара, герцог Нагльский et cetera, et cetera…

Я опоздал лишь на мгновение. Оглядевшись, увидел Золотого льва у постели его величества и троих эрландеров, лежавших на полу. Одним из них был Грег. Над ним как раз склонился гвардеец, проверяя жив он или нет.

— Он говорит что-то, сэр, — сказал гвардеец Золотому льву.

— Что именно? — спросил тот.

— Эрик, вроде, — пожал плечами гвардеец. — Эрик Фарроу.

Меня как будто порыв ветра бросил к ним. Я опустился перед загадочным Грегом на колени, вгляделся в заросшее бородой лицо эрландера.

— Эрик, — прошептал он. — Ты здесь?

— Да, — кивнул я, замечая наконец знакомые черты. — Я здесь, Грегори.

— Узнал? — растянул белеющие губы в улыбке он. — Теперь я тебе некому заботится… — Он замолчал, словно копил силы на следующие слова. — Береги себя… И скажи отцу, я сделал для тебя и Страндара всё, что мог…

Он закрыл глаза и умер.

— Кто он такой? — склонился над нами Алек.

— Мой друг и воспитатель, — буркнул я.

Да уж, друг, куда там… Я и забыл об обещании зайти в «Еловую шишку», где он ждал меня. А ведь за эти годы не раз и не два бывал в Престоне, куролеся с приятелями-кадетами…

— Что с его величеством? — чтобы хоть как-то уйти от горьких мыслей, спросил я Алека.

— Это он так вопит, — буркнул тот, — что аж зубы ломит.

Только после его слов до моего слуха дошёл дикий вопль, звенящий в комнате, от него и вправду едва не ломило в зубах.

— Для всех его величество болен! — заглушая его, произнёс Золотой лев. — Об этом покушении никто не должен знать. Воин, — обратился он к одному из гвардейцев, неуверенно топтавшемуся в дверях королевского покоя, — найди графа Орвика, пусть идёт сюда так быстро, как сможет собраться.

— Да, сир, — облегчённо бросил тот и поторопился удалиться, вместе с ним убрались и остальные гвардейцы.

— А теперь, — обратился к нам с Алеком Руан, — когда мы остались практически одни, — даже его величество изволил угомониться, услышав спокойные нотки в голосе наследника престола (или уже нет?), — извольте поведать мне, во что вы умудрились влезть. Кстати, юноша, я что-то не припомню вас?

— Моё имя Эрик, — ответил я, — я младший сын графа Бертрама Фарроу.

Золотой лев кивнул своим мыслям и сделал нам знак рассказывать. Что мы и сделали, дополняя друг друга. Александр Руан кивал нам, подбадривал, когда мы сбивались, задавал уточняющие вопросы и в целом пространным повествованием остался доволен. Хотя я бы на его месте не поверил и десятой части — слишком уж неправдоподобным оно казалось сейчас. Из безвестной деревушки у речки Вайл, через разбойничий посад Робина Гуда и полулегендарную базу «Весёлых покойников» прямиком в Престон, да ещё в королевский дворец — такие истории для рыцарских романов, а не реальной жизни.

На середине рассказа появился заспанный и полуодетый Орвик, переспрашивать не стал, внимательно дослушав оставшуюся часть повествования.

— Что теперь? — спросил он у Александра Руана. — Тебя можно короновать.

— Ну, что его величество не способен править страной очевидно, — пожал плечами тот, — но об этом народу знать не обязательно. Аредин вполне может использовать этот факт против нас.

— А почему бы нам не использовать его против него, а, Сандер? — протянул Орвик, как раз зарабатывавший себе в те дни прозвище «Сажающий на троны». — Ты — наследник престола, всё ещё, пока парламент не издал закон о лишении тебя этого высокого звания, но сделать это он уже не сможет, так как его величество невменяем и подписать ничего не сможет.

— Очень легко вложить в его королевскую руку перо и поводить им по бумаге, — оборвал его герцог Руанский, — потому что его величество для людей вполне вменяем.

— Его величество можно достаточно быстро, на утро, объявить безумным, — на эти слова король отреагировал длинным захлёбывающимся полувоем-полуплачем, оборвавшимся после испепеляющего взгляда графа, — главное, до того, как об этом прознает Аредин с её величеством. После парламент единогласно признает тебя, Сандер, королём, императором, хоть наместником Господа в Страндаре.

— Ты так уверен в наших господах народных избранниках?

— В них-то, как раз — да, — без улыбки кивнул Орвик, — а вот в пэрах королевства. — Он лишь покачал головой. Хотя реального оппонента у тебя нет, Аредин слишком утомил всех.

— Хорошо, — кивнул Золотой лев, — но на королевский титул замахиваться рано. Его величество всё ещё жив.

— Ну, покушение могло быть и удачным, — задумчиво протянул Орвик, глядя на забившееся в угол ложа величество.

— Нет, — отмахнулся герцог Руан, — народ любит короля, не смотря ни на что, а обвинить в его безвременной кончине меня проще всего. У меня были реальные шансы получить трон, но с рождением Уильяма, они развеялись как таймский туман поутру. Выходит, пока я ещё наследник, от его величества надо избавляться.

— В этом свете нападение выглядит и вовсе неприятно для нас. Покушение было выгодно тебе…

— Удачное, да, — кивнул Золотой лев, — но такое как сейчас — нет. Мы, выходит, как бы сами себя подставляем под подозрение. Ни один пэр не поверит в этакую басню. Образуем регентский совет со всеми вытекающими.

— И ты станешь правителем не только de iure, но и de facto.

Мне было как-то не по себе от того, что я присутствую при настолько судьбоносной для Страндара беседе. Эти двое фактически разговаривали о будущем королевства да так просто, что у меня ещё долго мурашки по коже бегали. А уж когда вспомнили о нас…

— С этими двоими, что делать будем? — спросил у герцога Руана Орвик.

— В Гартанг им возвращаться нельзя, — протянул Золотой лев, — но и так запросто оставлять здесь — тоже.

— После академии кадеты становятся оруженосцами, — усмехнулся граф. — Я возьму, к примеру, этого юного Фарроу, а ты — своего сыночка. По рукам?

Золотой лев кивнул. Наше с Алеком мнение их не заботило.

Так я стал оруженосцем Генриха графа Орвика.