Война углей

Глава II Крепыш на распутье

Лунный свет, заливавший ледяную пещеру, постепенно начал слабеть. Крепышу казалось, что прошла целая вечность, прежде чем две совы наконец вылетели наружу. От их разговора Крепыша бросало в дрожь, что, согласитесь, было весьма странно для птицы, родившейся и выросшей в Ледяных проливах. Что же означало это странное слово, произнесенное сипухой? Хагсмары! Просто мурашки по телу бегут. Внезапно Крепыш заметил, что узкая щель, в которой он сидел, стала заметно просторнее. «Значит, я все-таки съежился. По-настоящему, как сова. Стал тощим от страха. Но ведь так делают только совы, а не тупики! Ой, мамочки… ой-ой, мамочки! Наверное, я УЖАСНО испугался. Что это за хагсмары такие? И что означал этот разговор про яйца?» У бедного Крепыша даже голова разболелась, ведь он еще никогда в жизни так не работал мозгами! Крошечные осколки мыслей, острые, как ледяная крошка в разгар катабатических ветров, вихрями кружили у него в голове.

«Что означает все, что я увидел и услышал в этой пещере? — в отчаянии думал Крепыш, пытаясь припомнить предпоследнюю мысль, посетившую его как раз перед тем, как в его слабых мозгах начался этот ужасный шторм. — Я должен что-то сделать. И это пугает меня сильнее всего, что я увидел и услышал. Потому что я точно знаю, что должен что-то сделать, но совершенно не понимаю — что именно!»

Затем мысли Крепыша завертелись, словно в урагане.

«Я должен кому-нибудь рассказать обо всем, что увидел и услышал. Только не папочке и не мамочке. Не говоря уже о бабуле и дедуле, ведь они еще глупее, чем родители! — Он подумал о старшем брате по прозвищу Толстяк. — Нет, ни за что! Великий лед, что же мне делать? Ой, кажется, догадался! Нужно рассказать обо всем кому-нибудь умному. Ну конечно, вот и ответ! Может быть, мне стоит отправиться на Великое Древо Га'Хуула? К совам! К Ночным стражам!»

Крепыш даже видел их своими глазами, пусть всего пару раз в жизни. Их было четверо, и они называли себя «стая». Да-да, в тот раз среди них была очень славная пятнистая сова откуда-то с севера. Как же ее звали? Клац? Клюк? Клюв? Ну конечно — Клив!

В ту пору, когда Клив пролетал через Ледяные проливы, Крепыш был еще совсем маленьким птенцом. Однако он хорошо запомнил эту встречу. Да-да, его не зря считали очень умным! Он все помнил. Тогда Крепышу в лапу вцепилась водяная блоха, а Клив очень ловко ее вытащил.

«Я должен найти Клива, а потом найду всю стаю. Но как же… Они ведь все такие умные, а я всего лишь тупой тупик. Очень тупой. Мне будет так стыдно… А путь такой долгий… Может быть… может быть, стоит рассказать белым медведям? Они большие и умные. И они гораздо ближе!»

Пройдя по узкому туннелю, Крепыш выбрался из пещеры и уселся на краю огромной ледяной глыбы, нависавшей над Ледяными проливами. Свесив голову, он посмотрел на бурлившую внизу воду. Отсюда Крепыш хорошо видел своего старшего брата Толстяка, нырявшего за рыбой для пропитания собственной семьи. Толстяк тоже заметил Крепыша и приветственно заорал, разинув свой огромный оранжевый клюв. В тот же миг все двадцать четыре мойвы, аккуратно разложенные в его клюве, серебряными льдинками попадали в море.

— Великий лед и вечная мерзлота! — донесся пронзительный клекот из одного из ледяных гнезд, усеивавших утес. — Толстяк — ты дурак! Ты упустил наш обед!

Это вопила Ловуша, молодая жена Толстяка.

— Да я просто хотел поздороваться с Крепышом! — проорал в ответ Толстяк. — Привет, Крепышонок, малыш! Как ледок?

— Мне детей надо кормить! — завизжала Ловуша, выпрыгивая из гнезда. Прижав оба крыла к толстым бокам, она бросилась в плещущую внизу воду. Несколько птенцов, высунув головки из ледяного гнезда, следили за матерью.

Толстяк, не обращая внимания на своих голодных деток, уселся на ледяной выступ рядом с Крепышом.

— Чего делаешь?

— Н-ничего, — пробормотал Крепыш, не зная, стоит ли рассказывать брату о том, что он только что видел. Так ничего и не решив, он попытался сменить тему. — Ловуша — она здорово ныряет. Ты только погляди на нее!

— Ага, она такая. Что скажет — то и сделает. Тебе, Крепыш, тоже надо найти себе подругу.

— Думаю, я пока не готов.

— Это ты-то не готов? Мама всегда говорила, что ты самый умный из нас! Даже умнее, чем нужно, вот как.

Крепыш несколько раз хлопнул глазами. «Кажется, мама права», — подумал он.

— Знаешь… мне надо лететь.

— Куда лететь? — тут же спросил Толстяк.

— Сам не знаю, — вздохнул Крепыш.

— В Самнезнай? Круто! Я слыхал об этом местечке, — воскликнул Толстяк. — Говорят, рыбалка там просто знатная!

— Да? Ну… тогда я полетел, — пробормотал Крепыш и, расправив крылья, прыгнул с края утеса.

Он уже улетал, когда услышал, как Толстяк грозно кричит на своих малышей:

— Быстро помахали крыльями дядюшке Крепышу! Он летит в Самнезнай!

Ловуша уже вернулась в свое гнездо и деловито сортировала рыбу. И она, и птенцы с завистью посмотрели вслед Крепышу, вскоре растаявшему в тумане над берегом Ледяных проливов.

«Ох, ну и туман! И куда лететь?» — подумал Крепыш. Наконец он резко развернулся и полетел на север, в сторону летнего места сбора белых медведей. Он знал, где это. Недалеко от Ледяных проливов. Но что он скажет медведям? Крепыш изо всех сил напряг свои несчастные мозги, пытаясь расставить факты по порядку. Сначала он увидел странную синюю сову. Потом другую сову, со страшным лицом. Но то, о чем она говорила, было еще страшнее того, как она выглядела. Хагсмары. Кто такие эти хагсмары? Какая-то порода птиц? Неизвестно, но точно не белые медведи! Едва уловимое страшное воспоминание вновь всколыхнулось в глубине его разума, словно тень, омрачавшая всего его существо.

Должно быть, Крепыш летел быстрее, чем думал, поскольку скоро увидел под собой остатки летнего льда, сковывавшего море Вечной зимы. Следуя за плавучими льдинами, он поднялся к заливу Клыков. Крепыш надеялся, что белые медведи еще не отправились в дальнее плавание на север, к более отдаленным заливам и узким каналам, в которых они зимовали. Когда он неряшливой спиралью спустился вниз, то, к своей радости, заметил сразу нескольких медведей, плававших в море или сидевших на льдинах вместе со своими медвежатами. Многие льдины были красными от крови только что убитых тюленей. Белые медведи запасались жиром для долгой зимней спячки.

В этом месте залив был очень узким, и Крепыш заметил, как один из медведей, соскользнув с льдины, поплыл к утесам, где чернела какая-то большая дыра, похожая на пещеру. Крепыш завис в воздухе. А вдруг он не поймет этих медведей, ведь они говорят с сильным кракишским акцентом? К счастью, многие из них разговаривали на причудливой смеси кракиш и хуульского, поэтому, прислушавшись, Крепыш постепенно начал различать отдельные слова и фразы.

— Гунда грунух… дай Урсус увидеться через пару лет… Эй, Свип?

Внезапно из пещеры высунулась самая огромная голова, которую Крепышу доводилось видеть в жизни, и, разинув пасть, совершенно отчетливо прокричала:

— Эй, Сварр! Да в тебе романтики не больше, чем в куче выпущенных тюленьих кишок! Встретились и разбежались — вот твой девиз, а?

— И что из этого? Брачный сезон не может длиться вечно, к тому же я впадаю в спячку. Разве я виноват, что катабаты в этом году задули раньше, чем обычно, — проворчал большой самец, плескавшийся снаружи пещеры.

— Да ладно! Только и думаешь, как бы улизнуть.

— Я принес тебе поесть, прежде чем уйти, — высунув из воды огромную лапищу, медведь бросил на лед рыбину. — Синеспинка — знак моей любви, — проворчал он.

— Великий лед! — выпалил Крепыш. В тот же миг оба медведя задрали головы и уставились на него.

— Чего тебе надо? — хором проревели они.

— Эта рыба, рыба… Я никогда не видел такого цвета! Небесный. То есть синий, — пролепетал Крепыш, опускаясь на только что покинутую медведем льдину. — Я видел сову точно такого же цвета. Синюю… — Он тихо повторил это слово, словно пробовал его на вкус.

— Ладно, я поплыл, — проворчал самец по имени Сварр. — Увидимся. Где-нибудь, когда-нибудь. Через пару лет. — Он широко зевнул и поплыл прочь. — Надеюсь, у тебя будут медвежата. Уверен, они будут симпатяги, все в маму.

Самка тяжело вздохнула и пробурчала:

— Можно подумать, ему когда-нибудь придет в голову их навестить!

— Вы хотите сказать, что он никогда не увидит своих медвежат? — удивился Крепыш.

— Никогда.

— Это очень печально, — искренне сказал тупик. — Мне кажется, он сам не понимает, чего лишает себя.

Медведица удивленно уставилась на него.

— Как тебя звать, тупик?

— Крепыш.

— Очень приятно, Крепыш. А меня зовут Свип. Знаешь, для тупика ты очень проницателен.

— А что значит «проницательный»?

— Умный. Смышленый.

На этот раз пришла очередь Крепышу удивленно хлопать глазами.

— Нет… Вы ошибаетесь. Никто… никто на свете никогда не называл меня… или какого-нибудь другого тупика умным, смышленым или проницательным!

— А я вот взяла и назвала! А теперь расскажи мне, что это за синяя сова такая?

Крепышу очень хотелось как можно разумнее пересказать этой любезной медведице все, что он недавно увидел. Поэтому он начал, не торопясь:

— В Ледяных проливах есть одна пещера. Туда прилетели две совы. У одной были перья того цвета, который называется «синим», а у другой… у другой…

Когда Крепыш закончил свой рассказ, Свип несколько мгновений молчала, а потом уверенно сказала:

— Не нравится мне все это. Совсем не нравится. Впрочем, это совиные дела.

— Что я должен сделать?

— Разыскать сов, — ответила медведица. — Ночных стражей Га'Хуула.

Крепыш уронил голову. Сейчас он выглядел почти трагически, насколько может выглядеть трагически птица, обладающая таким потешным черно-белым лицом с толстыми щеками и огромным рыжим клювом посередине.

— Я не могу, — прошептал он, уткнувшись клювом себе в грудь.

— Почему это ты не можешь? — удивилась Свип. Ее тоже уже начала одолевать сезонная спячка, охватывающая медведей в преддверии приближающейся зимы, когда короткий северный день начинает сокращаться сначала на секунды, а потом и на минуты. Тем не менее она решительно боролась с сонливостью. Дело было важное. — Я повторяю — почему ты не можешь полететь и найти этих сов? — сдерживая зевок, переспросила Свип.

— Ночные стражи все очень умные. А я ужасно глупый.

Эти слова поразили Свип, как поток яркого солнечного света.

— Что за чушь ты болтаешь? Да ты самый умный тупик, которого я встречала в жизни! — решительно заявила она.

— Вы правда так думаете? — робко спросил Крепыш.

— Правда. Тебе непременно нужно лететь.

— Я… Я подумаю над этим!

— Не думать надо, а делать!