Возмездие

ГЛАВА 5 Боль…

Мэл было больно… Боль, которая колола каждую мышцу иголками, будто ее руки и ноги, всё ее тело затекло и сейчас пыталось восстановиться. Но ведь так и было. Семь дней ее тело просто лежало на кровати, без движения, без питания… И сейчас каждая мышца пыталась осознать, что она опять жива. Но как же это больно.

Она и хотела бы закричать, но не могла, голоса не было, хотела бы выгнуться дугой или сменить положение тела, потому что мышцы ног выкручивало так, что казалось, если бы их сейчас вырвали из нее, она бы вздохнула с облегчением, но ничего этого сделать, было не в ее власти.

«Вот теперь я понимаю тех, кому не повезло быть прикованным к постели. Как же им тяжело, наверное, терпеть эту боль постоянно?»

Самыми первыми к ее кровати подошли три мальчика, трое друзей, которые стали за эти дни, самыми счастливыми детьми, получая доброту и улыбки, а не подзатыльники и тычки. Лилл, Кондрад и Амий, сели у нее в ногах и вглядывались в ее лицо.

— Она такая бледная.

— Ты бы был вообще белым, если бы у тебя душу забрали, — огрызнулся Лилл, строго глядя на Амия.

— Она поправится, она должна, — прошептал Конрад и дотронулся до ее руки. Мэл вздрогнула и на удивление мальчика, крепко сжала его ладонь. — Она мою ладонь сжала. Мы спасены, — воскликнул он, поворачиваясь к лежащим у стен мужчинам, призывая их встать и очнуться.

Тайи вошел в комнату тогда, когда Ян и Атий дотянули свои измученные тела до ее кровати и отодвинув мальчиков, сели беря ее в оборот своих рук: — Очнулась?

— Еще нет, но глаза открыла и мою руку сжала, сильно так, — воскликнул Конрад и гордо посмотрел в глаза Тайи Стаакс.

— Хорошо, идите, отдыхайте, теперь мы сами, — Тайи кивнул и отправил друзей отдыхать, делая шаг вперед.

— Мы сварим каши, госпоже нужно покушать, она ведь так долго спала, — поглядывая на лежащую Мэл, и кивая головой на свои мысли, сказал Амий и подтолкнул друзей к выходу.

«Кашу? Ребята, да вы что, мне бы вообще встать!» — кричала беззвучно Мэл.

— Накао ушла порталом, — прошептал Тайи, присаживаясь рядом с Мэл и тяжело вздыхая. Только сейчас Мэл осознала, как же им всем было тяжело в эти дни. Пока она была духом, она и не замечала, что Тайи и остальные мужчины, практически не отходят от ее кровати, пытаясь вернуть ее в сознание, пока, наконец, Анн не определил магию, которая убивает его любимую. Только сейчас слушая, как вздыхает Ян, как тяжело дышит Атис и его горячая рука лежит на ее ступне и сжимает ее — наконец это поняла. Приоткрыв глаза, увидела, как к кровати подтянулся Ких и Дазан, потом рядом встал Анн, придерживая Питера, у которого грудь была перевязана.

«Мои вы хорошие. Я жива, и пусть я буду обязана матери за свое спасение, главное мы опять вместе», — как же тяжело видеть и не мочь показать, как ты любишь стоящих мужчин. — «Тайи, Атис, я не могу вам ответить любовью, но могу показать своими действиями, своей заботой, что вы тоже для меня родные. Вот только дайте мне немного прийти в себя, обязательно покажу, что вы все для меня важны».

— Она маг жизни, нужно как-то вызвать эту магию, — Тайи озвучил то, что было у всех на устах. Головы всех мужчин, сейчас сидящих на кровати повернулись к Анн. А тот лишь головой покачал: — Если бы знал, я бы уже это сделал. Но я не знаю.

— Будем ждать, — проговорил Ян и погладил ее коленку. На иней просторный халат, но тело закрыто, все прилично. А иначе никак, нельзя было, чтобы Накао Стаакс, обвинила их в неуважении к госпоже, — ничего милая, мы с этим обязательно справимся, вот увидишь. Ты сильная, ты смогла пройти так далеко в своих желаниях и мечтах, потому обязательно справишься и с этим. Ты главное вернись к нам, — а потом смахнул слезу со своей щеки, а Мэл задохнулась от чувств. И так ей захотелось стать сильной, встать и обнять своего великана, обнять каждого из сидящих мужчин, поцеловать их мокрые от слез глаза и смахнуть с их истощенных лиц печаль и тревогу. Но что она могла в эту минуту… Она лишь сжала кулаки и открыла глаза. Ян видя, как шевелятся ее губы, кивнул Тайи сидящему рядом с ее головой и спросил. — Она что-то говорит?

Тайи наклонился к самым ее губам и прислушался: — Ей больно, — и в его глазах, которыми он обводил присутствующих, был испуг.

— Больно? — подхватился Анн, передавая Питера Дазану и меняясь местами с Тайи. Теперь он положил руку ей на лоб и всмотрелся в ее глаза, которые Мэл так и не закрыла. Ее тяжелое дыхание, сжатые кулаки и он все понял. — Ее тело, пытается принять ее дух. Нужен массаж, — понимая, что его не понимают, продолжил. — Когда у нас затекают мышцы, мы их массируем. Кто умеет делать массаж?

Хенол сжал плечо стоящего рядом друга: — Киих, умеет, его специально обучали этому.

— Тогда горячая ванна и массаж, — вставая с кровати и оглядывая друзей, сказал Анн, понимая, что сейчас каждый из присутствующих здесь мужчин готов не спать еще семь дней, лишь бы не знать, что его женщина терпит страшную боль.

И вот Мэл лежит в горячей ванне, ее руки разминают под руководством Кииха Дазан и Анн, а сам «учитель» залез в воду и осторожно разминает ее ступни. А Мэл и больно и приятно. Киих строго смотрит, чтобы мужчины были и осторожны и нежны и в то же время сильно разминали мышцы рук девушки. Наблюдал также и за Мэлисентой, отмечая, что ее лицо стало более спокойным, ресницы больше не дрожат, а брови приняли свой нормальный изгиб.

— Все правильно, так и надо, если будем делать ванны через каждые два часа, наступит облегчение, — шептал он себе под нос. А Мэл рассматривала обнаженных мужчин сквозь ресницы. Справа от нее стоял на коленях Дазан, светлые волосы прилипли к плечам, а он, не обращая внимание ни на что, разминал ее руки, и плечо, с таким видом, будто это дело всей его жизни.

«Мой ты же хороший» — усмехнулась Мэл и перевела взгляд на Анн. — «Так и остался худым, это нужно срочно исправлять».

Анн стоял на коленях, и наблюдал за лежащей в горячей воде девушкой: молочная кожа, маленькие груди с розовыми сосками, от плохого питания она похудела еще больше, что уже неправильно. И как же хотелось ее прижать к своей груди и вдохнуть запах ее волос, почувствовать ее тело и ее руки на своих плечах. А главное больше не дать ей не голодать, ни умирать. А ее губы? Нежные, розовые, мягкие и в то же время остренькие по контуру… Так бы и впился в них, отдавая ей свою магию, лишь бы она открыла глаза, еще один разок посмотрела на него и улыбнулась, показывая и остренькие зубки и шаловливый язычок, и ямочки на щечках. Но она молчала, и лишь подрагивание ресниц и ее дыхание говорило ему, что она жива.