Возвращение домой

Пятый день Города Первый год Дождевых Чащоб

Я боюсь, мы прошли через многие испытания и невзгоды, только чтобы пасть от собственной жадности. Прошлой ночью умерли трое мужчин. Никто не говорит от чего; они просто принесли в лагерь три тела без каких-либо повреждений. Некоторые считают, что их постигло безумие, другие твердят о злой магии. После этого ужасного происшествия семнадцать человек объединились и заявили, что немедленно уходят. Мы отдали им верёвки и плетеные подстилки, а также всё, чем ещё могли поделиться, и пожелали удачи. Надеюсь, они доберутся до другого поселения, и однажды кто-нибудь из Джамелии услышит о нашей судьбе. Марти умоляла их подождать хотя бы несколько дней, прежде чем идти к побережью, так как в ближайшее время они с мужем собираются последовать за ними.

Я не видела Ритайо с тех пор, как мой муж вернулся. Не думаю, что он ушёл бы за сокровищами в город, но, должно быть, так и случилось. Я уже привыкла к жизни без Джетана. У Ритайо нет обязательств передо мной, и всё же я скучаю по нему больше, чем по мужу.

Снова я была у Марти. Она стала ещё бледнее и страдает от сыпи. Её кожа сухая, как у ящерицы, а тяжёлый живот мешает двигаться. Но она убеждённо рассуждала о том, что её муж нашёл огромное богатство, и что они ещё покажут всем тем, кто изгнал нас. Она представляла, как птица отнесёт сообщение в Джамелию, и Сатрап пришлёт быстрый корабль, который заберёт нас всех обратно — туда, где её ребёнок родится в достатке и безопасности. Её муж ненадолго вернулся из города, прихватив небольшую шкатулку с украшениями — теперь её длинные волосы были убраны под сетку, украшенную камнями, а на худых запястьях болтались сверкающие браслеты. Я стараюсь избегать её, иначе не выдержу и скажу, что думаю. Она не глупа, но сейчас ведёт себя просто невыносимо. Я же ненавижу это богатство — его нельзя ни съесть, ни выпить, и все только морят себя голодом, собирая сокровища вместо ягод.

Оставшаяся компания в настоящее время поделена на фракции. Мужчины переформировали совет и поделили город на отдельные территории. Всё началось ссорой из-за клада, одни обвиняли других в воровстве. Вскоре сложились своеобразные союзы — некоторые охраняли сокровища, а остальные опустошали город. Люди, вооружённые дубинками и ножами, стали часовыми в коридорах, чтобы защитить нас, как они утверждали. Но город представляет собой заброшенный лабиринт, и мужчины дерутся только ради грабежа.

Мы с моими сыновьями по-прежнему остаёмся с немощными, пожилыми, самыми молодыми и беременными здесь, на Платформе. Мы сформировали союз ради самих себя, и пока мужчины поглощены грабежами друг у друга, мы собираем еду. Лучники, охотившиеся за мясом, сейчас ищут сокровища. Мужчины, расставлявшие силки на кроликов, сейчас ловят друг друга. Джетан вернулся в хижину, съел всё, что осталось от наших запасов, и снова ушёл. Он посмеялся над моим гневом, сказав, что я волнуюсь о корнях и семенах, вместо того, чтобы собирать драгоценные камни и монеты. Я была рада, когда он вернулся обратно в город. Пусть он пропадёт там! Теперь любую еду, которую я нахожу, мы немедленно съедаем. Если я придумаю тайник, буду хранить излишки там.

Петрасу запретили появляться в городе, и он вернулся к своим обязанностям в лагере. Сегодня он вернулся с камышом, как те крестьяне, которых мы видели на мозаиках в городе. Он сказал мне, что горожане выращивали его, и мы тоже должны это делать. Когда он сказал, будто помнит, что начался сезон уборки, меня испугало это и расстроило. Когда я ответила, что он не может помнить такие вещи, он лишь покачал головой и пробормотал что-то о «городе воспоминаний».

Надеюсь, что влияние этого странного места исчезнет со временем.

Сыпь у Карлмина ухудшилась, распространившись на щёки до бровей. Я сделала ему припарки в надежде облегчить симптомы. Мой младший сын в тот день и двух слов не сказал, и я боюсь того, о чём он думает.

Жизнь превратилась в сплошное ожидание. В любое время мой муж может вернуться из города и сообщить, что нам пора отправиться вниз по реке. Ничто из построенного мною здесь, не может быть достаточным утешение, когда я думаю о том, что нам скоро придётся всё бросить.

Опли так и не нашли, и Петрас винит во всём себя. Челли на грани сумасшествия от горя. Я наблюдаю со стороны, потому что больше она со мной не разговаривает. Она встречает каждого мужчину, возвращающегося из города, расспрашивает о своём сыне. Большинство из них пожимают плечами, другие — злятся. Я знаю, чего она боится, потому что тоже боюсь. Думаю, Опли вернулся в город. Он чувствовал, что у него тоже есть право на сокровища, но у него не было знатного отца, не было никого. Могли ли его убить другие охотники? Я бы многое отдала, чтобы не чувствовать вину из-за Опли. Что я могла сделать? Ничего. Почему же тогда я чувствую себя так плохо? Сколько горя принёс тот первый поход в город? Разве этого не достаточно?