Возвращение графа

Глава 11

Джулиана дрожала от страха, когда кралась к выходу в накидке и мягких туфлях.

Если бы не тревога о Кристиане, она бы ни за что не вылезла из постели. Но она должна предупредить его об опасности. И если не сделает этого, никогда себе не простит. Она то и дело напоминала себе, что в случае, если кто-нибудь ее увидит, что маловероятно, она объяснит, что делала это для общей пользы. Пусть думают, что она глупышка. В крайнем случае они отошлют ее домой. А вот его ждет страшная участь.

Джулиана прождала почти до конца ночи. Было еще темно и гораздо тише, чем она думала. Джулиана долго стояла за дверью одна в темноте. Когда лошадь насторожила уши на свист неизвестного зверька в ночном тумане, она поняла, что надо действовать.

Сначала Джулиана боялась, что лошадь споткнется, но этот страх ослабел, когда глаза привыкли к темноте. Она вздрагивала от каждого звука. Когда поднялся легкий ветер и возле лица хлопнула ветка, Джулиана подумала, что это летучие мыши.

Подъехав к «Белому оленю», она увидела одинокую фигуру, окутанную туманом. Возможно, это слуга, она скажет ему, что заблудилась в тумане, – кто, кроме слуги, может бодрствовать в такое время?

Но это оказался Кристиан. Она подъехала, он протянул к ней руки, она увидела его бледное красивое лицо, потянулась к нему и соскользнула в его объятия, забыв обо всем на свете.

Он поцеловал ее, она с готовностью ответила. У него были холодные губы, но ее губы их согрели. Джулиана коснулась его лица и почувствовала, какие холодные у него щеки и влажные волосы. От ее прикосновения Кристиан задрожал – она не знала, от страсти или от холода. Чары рассеялись.

Она отступила на шаг, смущенная и испуганная. – Тебе плохо? – спросила Джулиана, заметив, что лицо его осунулось, а глаза запали. Почему у него такой измученный вид?

– Станет лучше, если ты снова будешь близко, – ответил он.

– Нет. – Она опустила глаза и отряхнула юбку. – Забудь об этом.

– Никогда, – сказал Кристиан. – Ради Бога, что ты здесь делаешь? – спросил он и отвернулся. Голос стал спокойным и слегка насмешливым, как обычно.

– Я скажу. Только давай отойдем, чтобы нас никто не увидел. – Джулиана нервно оглянулась.

– Конечно. Хорошо. Ты хочешь побыть со мной наедине.

– Я не это имела в виду. – Она увидела дразнящую улыбку, поняла, что он приходит в себя, и испытала облегчение. – Послушай, я должна тебе кое-что сказать, только сохрани это в тайне. Пожалуйста.

Он взял под уздцы ее лошадь, и они скрылись в сгущающемся тумане.

– Говори.

– Давай отойдем подальше от гостиницы. Я ненадолго. Мне надо вернуться, пока не проснулись слуги.

Они в молчании прошли на луг в излучине реки. Кристиан остановился:

– Здесь нас не видно. Что случилось, Джулиана?

– Вчера приехал баронет Морис Сэвидж и остановился у сквайра.

Он кивнул:

– Я знаю.

У нее поникли плечи.

– Знаешь? О Господи! Я проделала такой путь, полночи просидела, дрожа от дурных предчувствий. Рисковала своей репутацией, чтобы сказать тебе то, о чем ты уже знаешь?

– Спасибо, – поблагодарил он. – Я это ценю. И не забудь про поцелуй, это тоже было чудесно.

– Забудь про поцелуй, – торопливо произнесла Джулиана.

– Вряд ли. Но почему ты это сделала для меня? Мы должны были сегодня увидеться. – Вдруг его осенило. – Джули? Мы увидимся? Или тебе запретили?

– Нет, то есть да. Мы увидимся, но будут еще Софи и Хэммонд, и я не смогу свободно говорить.

– А мой кузен Морис? Он тоже будет?

– Нет. Он хочет пригласить тебя на обед к сквайру.

– Понятно. Ну и почему такая спешка?

Она отвела взгляд.

– Баронет сказал, что тебя ждет, если ты ненастоящий Кристиан. И я решила тебя предупредить. – Она повернулась к нему и заговорила тихо и горячо: – По-моему, нельзя наказывать человека за то, что он планирует сделать. Понимаешь, наказание очень суровое. Тюрьма, а если ты успеешь получить титул, а они докажут, что ты самозванец, то даже... – Джулиана умолкла.

– Смерть? – подсказал он. – Вообще-то это лучше, чем тюрьма. И ты думаешь, что это меня ждет? – Кристиан наклонился, стараясь разглядеть выражение ее лица. – Ты не веришь, что я тот, за кого себя выдаю?

Она покачала головой:

– Не знаю. Честное слово, не знаю. И верю, и не верю. Но кем бы ты ни был, я не хочу, чтобы тебя так жестоко наказывали. Ты же еще ничего не сделал! Поэтому я и пришла. Баронет уверен; что ты не Кристиан. И говорит, как будто имеет или со дня на день ожидает получить доказательство.

Он не шелохнулся.

– В самом деле? Почему ты так решила? – изменившимся голосом спросил он.

Джулиана опустила глаза.

– Ты проделала такой путь – и не хочешь рассказать? – с добродушной насмешкой спросил он.

– Он говорит, что твой отец, – я имею в виду Джефри Сэвиджа, – в колонии усыновил двух мальчиков примерно того же возраста, что его сын. Взял над ними опеку и сказал, что они тоже его сыновья. – Джулиана подняла на него глаза: – Это правда?

– Это зарегистрировано, – спокойно ответил он.

– Ох, – еле слышно простонала она.

– Почему это так важно?

– Он думает, что ты один из этих мальчиков. Потому что не верит, что ты Кристиан, а мальчики делились своими секретами, и поэтому ты так много знаешь о моем брате.

– Ты думаешь, что это правда? – спросил Кристиан. – Что я один из этих мальчиков?

Джулиана покачала головой:

– Я не знаю.

– Понятно. – Он улыбнулся. – Значит, ничего не меняется?

– Конечно, меняется! – Она удивилась. – Если ты не Кристиан, тебе надо бежать! Все бросить и бежать, пока не поздно.

– А ты? Что думаешь ты? – Он смотрел на нее как-то странно; ее лицо выступало из тумана, словно во сне, волосы покрывала роса, невинные глаза были широко открыты. Он поджал губы. – Как я раньше не догадался? – мягко сказал он. – Было бы странно, если б воспитанная молодая женщина помчалась в ночь на встречу с предполагаемым преступником, и все только ради того, чтобы предупредить его: пусть уезжает, а то ему худо будет. Так ты, значит, добрая самаритянка? Или тобой движут причины более понятные?

Джулиана с недоумением смотрела на него.

– Тебя соблазнили? – размышлял он. – Деньгами? У баронета полные карманы, он мечтает, чтобы я исчез и не пачкал скандалом его имя. Сквайр тоже не бедствует, хоть и не Мидас, и у него причины повесомее: он хочет выдать дочь замуж за графа Эгремонта и получить его сокровища. Каждый из них или оба могли дорого заплатить за твою миссию милосердия.

– Ты думаешь, что я?.. – Она шарахнулась от него как от умалишенного.

Он пожал плечами:

– Я во все могу поверить, особенно сейчас, когда сливы поспели для сбора урожая и мое бегство выгодно куче людей.

– А мне какая выгода? – в ярости спросила она. – Мне не нужны деньги. Я небогата, но не нуждаюсь!

Он невесело улыбнулся:

– То же самое сказал мой отец, когда нас обвинили в воровстве. Нам никто не верил, кажется, даже сейчас не верят. Так что, возможно, ты говоришь правду. Но кажется, тебе нужны мои поцелуи – ага, в этом больше смысла. Может, дело и не в деньгах.

«А что? – сказал он самому себе. – Есть женщины, которых привлекает опасность, Господи, я это прекрасно знаю. Охранники в Ньюгейте зарабатывали на последней ночи заключенного. Женщины платили огромные суммы, чтобы провести последние часы в объятиях осужденного, как ни убого было их убежище. У него могло быть лицо, как лопата, тело годилось на корм воронам, часто у него не было шанса получить лежанку даже в его последнюю ночь на этой земле, и некоторые из этих женщин тоже были хорошо воспитаны. – Он дернул плечом. – Некоторых женщин приводит в восторг, что они занимаются любовью с обреченным на смерть».

В свете занимающегося утра была видна кривая, почти глумливая улыбка.

– Кстати, ты говоришь, что все еще меня не знаешь. А это веская причина для того, чтобы сообразить: ведь я тоже тебя не знаю, не так ли?

Джулиана пощечиной согнала насмешку с его лица. И замерла в ужасе от того, что сделала. Он был ошеломлен.

– Извини, я сожалею, – прошептала она.

– А я нет, – сказал он и привлек ее к себе. Он просто держал ее в объятиях. Она уткнулась лицом ему в плечо и задрожала.

– Чш-ш, – сказал он ей на ухо. – Не плачь. Я это заслужил. А вообще-то спасибо. Что бы ты ни думала обо мне, я тебя знаю, Джулиана. Я только забыл, потому что знал слишком много женщин, не похожих на тебя.

Он погладил ее по голове и коснулся губами.

– Нет, – тихо сказала она. – Пожалуйста, не целуй меня.

Она почувствовала, что его губы изогнулись в улыбке.

– Наверное, теперь уже нельзя? После того, что я сказал? У меня не осталось ни единого шанса, да?

Она отодвинулась, чтобы взглянуть на него, поморгала, увидев покрасневшую щеку, и хотела сказать «нет». Потом поняла: да.

Он поцеловал ее.

Это был невинный поцелуй, без страсти, без ищущих рук, в нем участвовали только сердца.

Кристиан улыбнулся ей. И она потеряла голову – снова привлекла его к себе.

На лугу было холодно и сыро, потому что солнце еще не взошло, но Джулиане было тепло в его объятиях. Он гладил ей волосы, осыпал поцелуями лицо, прижавшись теснее, погладил спину от плеч до бедер. Целовал грудь, которая обнажалась по мере того, как он одну за другой расстегивал пуговицы на платье Джулианы. Когда его губы захватили напряженный сосок, внутри у нее вспыхнуло пламя. Потом он снова целовал ее в губы, а она отвечала на поцелуи.

Наконец его взгляду открылись обе груди. Он слегка отстранился и вздохнул. С нежной улыбкой он накрыл рукой одну грудь, к другой наклонился, чтобы поцеловать.

Вдруг Джулиана отшатнулась.

На миг он задержал ее, и она почувствовала, какое у него сильное тело. Но он ее отпустил.

– Почему? – Он стоял, опустив руки и полуприкрыв глаза.

– Почему? – пылая, повторила она, оправляя платье и пытаясь собраться с мыслями: – Боже мой, Кристиан, неужели ты никогда не знал приличных женщин?

– Было несколько. И все же – почему? Ведь ты хотела.

– Я не могу, мы не можем. Неужели ты не понимаешь?

– Но никто не узнает.

– Я буду знать, – сказала она. – О, Кристиан, я не такая, такой я становлюсь только с тобой. – Она замолчала. – Я не могу себе этого позволить, – сказала она, одергивая платье. – Господи! Я даже не знаю, почему я это делаю. Наверное, потому, что у меня странное чувство, будто я тебя знаю. Или потому, что я далеко от дома и мне одиноко... Я знаю, как мужчины называют женщин, которые сначала обещают, а потом обманывают. Я извиняюсь, потому что, хоть ты имел полное право применить это слово, ты все-таки его не сказал, и спасибо тебе за это...

Она возбужденно бормотала и все одергивала платье. В нарастающем свете было видно ее порозовевшее от поцелуев лицо, так что ему пришлось стиснуть руки, чтобы не притянуть ее к себе снова. Но он умел обуздывать себя, напрактиковался в самоограничении, так что теперь мог и позабавиться.

– Я тебе совсем не нравлюсь? – спросил он без улыбки.

Она была слишком взволнованна и не поняла шутки.

– Это, конечно, тоже, но я не такая, чтобы позволять, по крайней мере не привыкла. – Она перестала возиться с платьем и начала поправлять прическу. – Я не хочу внебрачного ребенка, это погубит не только меня, но и моих родителей. Не говоря уже о несчастном младенце. И не обещай жениться на мне, для женщины это унизительно, хотя я знаю, что многие так делают.

Поправляя волосы, она подняла руки, и Кристиан увидел, как вздымается грудь под тканью платья. Он глубоко вздохнул и сам стал приглаживать волосы.

– Не понимаю, – сказал он, – в чем проблема? Ручаюсь, что ребенка не будет. Я знаю, как это сделать. Так что же в этом плохого?

Кристиан знал, что она откажется, знал, что женщину невозможно соблазнить, споря с ней, но ему страшно нравилось, как она спорит.

В его объятиях она пылала от страсти, отвечала на поцелуи, а потом вдруг отвергла его. Такого с ним еще не случалось. Он слишком хорошо знал женщин, чувствовал, что Джулиана хочет его, но в последний момент рассудок взял верх, и она вспомнила о морали. Неужели в Англии все женщины пуританки? Или только незамужние? Кристиана очень влекло к Джулиане, но он не хотел причинить ей вред.

– Что в этом плохого? – повторила она, опустив руки и глядя на него. – О Боже, мы с тобой из разных миров. Пусть так. Я не могу. Вернее, я думаю, что могу, но не должна, а я всегда делаю то, что должна, и живу без проблем. Ведь так или иначе ты уедешь. А я все время буду думать о том, что поступила неподобающим образом. – Она могла бы привести и более убедительные доводы о морали, но сочла это неуместным.

Но эти доводы Кристиана, кажется, устроили.

– Да. Значит, так. – Это опять был спокойный, холодный человек, каким она его увидела в первый раз. – Хочешь, чтобы я извинился?

– Нет, конечно! Это была и моя вина. Я бы хотела, чтобы ты просто забыл.

– Я не забуду. Надеюсь, ты тоже. Больше никто не узнает. Спасибо за предупреждение, Джулиана, извини, что усомнился в причине, которая тебя сюда привела. Но я остаюсь. Я не боюсь баронета и его доказательств. Надеюсь, он откопает что-нибудь такое, что пойдет мне на пользу. Я приехал предъявить права на Эгремонт и не отступлюсь. Но я также приехал выяснить, почему меня и отца ложно обвинили и выслали из страны. Я сделаю и то и другое. – Он тепло улыбнулся ей.

– Будь осторожен, если тебя арестуют, я этого не вынесу, – выпалила она. – Не только из-за чувств, которые питаю к тебе. Я бы стала тебя защищать в память о моем брате. А если ты ненастоящий Кристиан, что ж, я предупредила, что им это известно. Надеюсь, мы останемся друзьями. Но больше не увидимся наедине.

Она круто повернулась к лошади, но оглянулась:

– Должна тебе сказать: поцелуи показывают только мои чувства, а не мысли. Я все еще не знаю, кто ты. Но одно я знаю точно: я не хочу, чтобы тебе причинили зло.

Он взял ее за руку:

– Я не прошу тебя верить мне, это надо заслужить. Но ты не беспокойся обо мне. Впрочем, приятно, когда о тебе кто-нибудь заботится.

Джулиана нерешительно улыбнулась; он стоял и смотрел на нее. Потом выпустил ее руку.

– Посмотри, какой рассвет! – воскликнул он. – Поезжай. – Он помог ей влезть на лошадь и, когда она устроилась в седле, подал уздечку. – Езжай домой. Если они заметят твое отсутствие, скажи, что любовалась рассветом. За ленчем увидимся. Я знаю, ты не сможешь сказать лишнего слова, но не волнуйся, меня утешит мысль о том, как бы они прореагировали, если бы ты сказала.

– Не воображай слишком много, – пробурчала Джулиана.

Он торжествующе улыбнулся.

– Только, пожалуйста, не думай о тех поцелуях, – взмолилась она. – Потому что я догадаюсь и покраснею, и они все поймут. После чего сразу отошлют меня домой.

– Мадам, я буду осторожен... Да ты не волнуйся, я умею скрывать свои мысли.

– Этого я и боюсь, – хмуро сказала она, пришпорила лошадь и галопом поскакала навстречу наступающему дню.

Кристиан смотрел ей вслед, изнывая от неутоленного желания, жалея, что отпустил ее, хотя знал, что это необходимо. Он мог ее удержать, несмотря на все ее возражения, он достаточно хорошо знал женщин, чтобы в этом не сомневаться. Кем бы он ни был, но он оставался хорошим любовником и достаточно опытным, чтобы понять, насколько она наивна. Он отметил момент, когда девушка дошла до края того длинного склона, куда он ее толкал, и он мог столкнуть ее и привести в экстаз прежде, чем она бы это поняла. Не было кровати, только трава или стена гостиницы, но и это сошло бы.

Еще несколько минут – и он овладел бы ею. Но он ее отпустил.

Он мог бы облегчить себя и оставить ей прекрасные воспоминания. Это не было тщеславием, он знал свои мужские способности. И опыт имел немалый. Женщины, которых он знал, когда-то были добродетельны, как Джулиана, но им пришлось продавать свою добродетель, чтобы выжить. Они и обучили Кристиана всем премудростям отношений мужчины и женщины. Кристиан оказался способным учеником.

Это соглашение всегда было взаимовыгодно. Он не любил этих женщин, но любил удовольствие, которое разделял с ними. Он не лгал Джулиане: в мире, из которого он прибыл, девственность не считалась ценностью, а девственницы встречались крайне редко. Девственность была средством бартера, потому что от секса ждали денег или удобства. Потом он узнал, что секс может быть средством выражения любви или страсти, – он даже пожалел, что в прошлом не понимал этого. Но он тогда не любил. Ему было достаточно секса.

Вообще-то он не хотел сегодня овладеть мисс Джулианой Лоуэлл, хотя желание было. И у нее тоже. Но он знал, что это ее травмирует, и жалел ее. Не исключено также, что он наконец влюбился.

И поэтому понимал, что просто заниматься любовью не устроит ни одного из них ни сейчас, ни, возможно, в будущем.