Глава 21

Они остались одни на целую ночь, запертые в маленькой камере, и согреть и успокоить себя могли только сами. Джулиана посмотрела на Кристиана и затаила дыхание. Внезапно вспыхнувшее мужество быстро убывало.

Он плюхнулся на койку и обхватил голову руками.

– Вот видишь, что ты наделала!

У нее на губах появилась дрожащая улыбка.

– Ты действительно не хочешь, чтобы я была здесь? – спросила она.

– Действительно.

– Ох!

Он поднял на нее глаза.

– По-моему, ты не понимаешь, – сказал он с болью в голосе.

– Вообще-то начинаю понимать, – произнесла она и стала расхаживать по камере.

– Если я не хватаю тебя на руки и не убегаю с тобой, значит, каким-то образом тебя предаю, хуже того, морочу тебе голову, да?

– Что ж, это так. Но в этом не только твоя вина. По-твоему, я должна была тебе верить? – Она раздраженно отвернулась и пошла в обратную сторону. – Мне следовало бы знать, что такой красивый, обаятельный мужчина, который столько разъезжал, естественно...

Он прервал ее, устало закончив:

– Обманул тебя ради собственных целей?

– По крайней мере настолько, чтобы привлечь меня на свою сторону, – согласилась она. – Не буду заходить так далеко, чтобы называть твои цели мерзкими. – Она проглотила слезы и заговорила более спокойно. – Дурой была, дурой и осталась. Я должна была понять, что все это показное. – Она остановилась и в упор посмотрела на него. – Если ты сейчас позовешь тюремщика, я уйду. Не волнуйся, я не скажу ни слова против тебя. Все останется между нами.

– Извини, но это непросто, – возразил он. – Тюремщику заплачено за то, чтобы он не появлялся до рассвета. Так что он не придет. Боюсь, тебе придется устраиваться, как сможешь. Ложись на кровать, я спать не буду.

Она молча смотрела на него.

– Не беспокойся, я не лишен чести, я не трону тебя.

Он встал с кровати, отошел в сторону и прислонился спиной к стене.

С поднятой головой она прошествовала к койке, села с видом королевы на войсковом параде, хотя чувствовала себя глупой, растерянной и пристыженной. Гордость не позволяла заплакать, боль в сердце – заговорить.

Молчание становилось тягостным. Джулиана слышала, как кровь стучит в ушах. Наконец, он мягко сказал:

– Считай, что тебе повезло. На рассвете Эймиас уведет тебя, никто не увидит, и все обойдется.

Она кивнула.

– Ну, Джулиана, не надо меня ненавидеть. Это для твоей же пользы.

Она молчала.

– Я ценю, что ты поверила мне. Никогда этого не забуду. Честно. – Он горько усмехнулся.

– Ты честный в своем роде, – тускло сказала она, – я это ценю. Хотя полагаю, что в моем случае от тебя не потребовалось много усилий. Я бы желала, чтобы ты раньше не притворялся, но понимаю, что это было необходимо. Спасибо, что сразу же сказал и избавил от унижения. Лучше бы ты дал мне это понять еще до того, как Эймиас захлопнул дверь.

Снова наступила тишина.

– О чем ты говоришь, черт возьми? – спросил он.

– Я знаю, ты должен был перетянуть меня на свою сторону.

– Это было полезно, но не так уж необходимо.

– Но... – Джулиана всхлипнула и в ужасе прикрыла рот рукой. – Не обращай внимания. Я не хотела. Пустяки.

Он подошел и опустился на колени.

– Джулиана, Сокровище, – нежно произнес он, – так и правда будет лучше. Что я могу сказать, чтобы помочь тебе?

– Ничего. – Она шмыгнула носом. – Не ожидала, что буду отвергнута, хотя должна была сообразить.

– Ты о чем?

Она посмотрела на него и подумала: о том, что ты прекрасен.

– Сообразить, что ты тот, кто ты есть.

– И что же? – Он оживился, посмотрев ей в глаза.

– Ты такой красивый, такой обаятельный, – произнесла она. – По-моему, я обожала тебя с самого детства.

Он схватил ее за руку.

– Ты все еще веришь, что я Кристиан Сэвидж? – удивленно спросил он.

– Конечно. Об этом говорят все твои повадки. И мое поражение справедливо, потому что ты всегда был благородным. Я должна была догадаться, что к этому времени ты нашел свою настоящую любовь, ведь ты не все эти годы жил в заточении. Я знаю, тебе нужно было изображать пыл, чтобы меня завоевать, но сейчас мы одни, и я восхищаюсь, что ты хранишь ей верность, и мне тоже, что бы это ни значило для твоего будущего. – Она с жалобной улыбкой добавила: – Хотя сохранить ей верность было не так уж трудно, я не могла с ней соперничать. Пусть тебя не тревожит то, что я сказала, но я сожалею об этом. Забудь, пожалуйста.

Он нахмурился:

– Давай убедимся, что я правильно тебя понял. Ты считаешь, что я тебя отверг потому, что верен другой?

Она кивнула.

– Знаешь, другой такой дуры в природе нет, – зло сказал он.

Кристиан встал с колен, сел рядом с ней и обнял.

– Как из умной девочки могла вырасти такая дура? – спросил он, уткнувшись лицом ей в волосы.

Он не дал ей ответить. Он впился губами в ее губы так, будто это был вопрос жизни и смерти. Она почувствовала напряженное, горячее тело под руками, поцеловала, наслаждаясь его близостью, забыв обо всем на свете.

Он приподнял голову и пробормотал:

– Видит Бог, я сопротивлялся, Джулиана, но больше не могу.

Он крепко обнял ее, прижался к ней худым напряженным телом. Его гладкая кожа была восхитительна. Губы нежные, но настойчивые и властные. Ей казалось, что от него пахнет ликером, и она опьянела от желания.

Он оставил в покое ее губы и переместился на шею легкими, как перышко, поцелуями. Она прогнулась и задрожала. Когда его губы прошлись по ключице, Джулиана вцепилась ему в плечи. Он сдвинул платье и накрыл руками обнаженную грудь, она закрыла глаза, чтобы острее почувствовать удовольствие.

Кристиан опустил ее на кровать. Она легла и потянулась к нему. Он отодвинулся и начал расстегивать рубашку, чтобы снять все, что отделяло его от ее нежной кожи. Это заняло довольно много времени, и тут он понял, что они зашли слишком далеко.

Он отодвинулся еще дальше, открыл глаза, пытаясь освободиться от знакомого, темного, безжалостного, всепоглощающего желания, изо всех сил стараясь взять себя в руки.

Он развязал ленту, и ее волосы рассыпались по плечам. Щеки ее горели, губы были приоткрыты, платье спущено с плеч.

Лицо его слегка порозовело, а синие глаза сверкали. Она потрогала синяк на его щеке.

Кристиан поймал ее руку, поцеловал и заставил себя улыбнуться.

– Нет, миледи, нашу первую ночь мы проведем в высокой, мягкой постели, на душистых простынях, одни на всем белом свете. На тебе будет надето только мое кольцо, и больше ничего. И тебе нечего будет стыдиться, потому что ты будешь носить мое имя, что засвидетельствуют все суды на этой земле. Я давно хотел тебя, но уж если смог устоять раньше, теперь это стало настоятельной необходимостью. Никакой колючей живой изгороди, – сказал он и отодвинулся еще дальше. – Никакого соединения в вонючей камере. Как бы я ни желал тебя, я этого не сделаю. Именно поэтому я и пытался тебя отвергнуть, как ты говоришь. Другой женщины у меня нет, – сказал он. – Но была. И не одна, – добавил он с кривой улыбой. – Когда ты была маленькая, я тебя обожал, – продолжал он, – но никогда не думал о любви, ты была нежным бутончиком, моя дорогая. Но теперь... – Он коснулся ее щеки. – Теперь ты моя жизнь. Что бы ни случилось, обещаю, что всегда будет так... Но вот в чем дело, – сказал он с металлом в голосе. – Я не знаю, что ждет меня в будущем. И пока не могу тебя взять, не зная, смогу ли о тебе заботиться. Уверен, что скоро выйду на свободу, но судьба всегда была ко мне несправедлива. Вполне возможно, что надежды мои не сбудутся, и когда-нибудь тебе придется выйти замуж за другого.

Джулиана открыла рот, чтобы возразить, но он накрыл его длинными пальцами.

– Если я еще раз до тебя дотронусь, могу потерять над собой контроль. И тогда случится непоправимое. Неизвестно, каковы будут последствия. Так что расслабься и спи. Больше я к тебе не притронусь. Не потому, что люблю другую, а потому, что слишком люблю тебя.

Она улыбнулась. Положила пальцы на его губы, погладила их строгую, классическую линию.

– Что за чушь!

– Чушь?

– Конечно, чушь. Я люблю тебя, всегда любила и буду любить. Сначала я думала, что прихожу в восторг оттого, что ты возвращаешь мне память о брате и счастливом детстве, теперь знаю, что ты возвращал мне память о тебе самом. Ты был идеалом, который я с тех пор искала и не находила. Зачем тревожиться о завтрашнем дне? Я слишком долго жила прошлым и никогда не верила в будущее. Теперь верю, и оно наше.

Она не сказала, что боится никогда его больше не увидеть. И что не посмела бы предложить ему себя, находись они в другом месте. Чувство жалости к нему обернулось желанием, неукротимым и стремительным. В его объятиях она забыла, где они находятся. Но вот она снова осталась одна, и это было невыносимо.

Джулиана придвинулась к нему и потерлась губами о его губы. Он сидел неподвижно. Она осмелела, коснулась губ кончиком языка, губы стали раскрываться, но он их тут же сжал. Она села на место и улыбнулась.

– А теперь, мой дорогой, благородный и праведный, – она замолчала и посмотрела вниз, на его колени, и он с удивлением услышал, как она хохотнула. – Мой дорогой и праведный возлюбленный, я хочу тебя так же, как ты меня. И не хочу страдать и ждать, когда появится высокая мягкая кровать. Ты говорил, что не можешь здесь спать из-за ночных кошмаров. Так пусть лучше у тебя останутся воспоминания о том, как мы любили друг друга а этой кровати.

Кристиан не отвечал.

– Нельзя думать только о себе, я нуждаюсь в тебе не меньше, чем ты во мне. Если твоим планам на будущее не суждено сбыться, то что мне останется, кроме воспоминаний о поцелуях на заре? Мне нужно больше. Я уверена, тебе тоже. Или я ошибаюсь?

Он продолжал молчать.

– Ну и ладно! Умолять не буду.

Она посмотрела на свое платье и покраснела. Подтянула его верх, поправила, тихонько вздохнула. Посмотрела на кровать, потом на него. В слабом свете лампы он видел, как в глазах ее блестят слезы.

– Ночь будет дли иная, – пробормотала она. – У тебя есть карты?

Кристиан засмеялся и привлек ее к себе.

– Ну как я могу устоять? – сказал он, покачивая ее из стороны в сторону. – Чертенок, невинный изверг, Джулиана, ты моя единственная любовь! И если снизойдешь до любви со мной, буду счастлив.

– Вот и хорошо, – сказала она и умолкла, не уверенная, что поступает правильно.

Он это понимал, но желал ее с такой силой, что устоять не мог.

– Прежде всего избавимся от всех этих одежек, – прошептал он ей на ухо.

Он снял рубашку, но вдруг огляделся, подошел к столу и задул лампу.

– Я думала, ты хотел, чтобы был свет, – произнесла она, затаив дыхание.

– Свет – да, но не от здешней лампы. – В его голосе звучала тревога. – На всякий случай, если кто-то... заглянет в глазок. Итак, – он нежно погладил ее тело, – свет нам будут давать наши руки и губы.

Она с его помощью сняла платье и отложила его в сторону. По тусклому угасающему свету, проникавшему из крохотного окошка под потолком, она поняла, что день на исходе. Он снял бриджи и чулки. У него были широкие плечи и мускулистая грудь, это она уже знала. Грудь переходила в плоский живот, бедра были подтянутые. Он повернулся к ней, наклонился, и теперь она видела только лицо, глаза, в которых отражались последние лучи холодного света, и четкий улыбающийся рот. Он заключил ее в объятия, и она закрыла глаза.

– Ах, Джулиана, – вздохнул он, и этого было достаточно, чтобы она расслабилась и легла.

Они лежали рядом. Как она и говорила, он заставил ее забыть об окружающем. Все же в какой-то момент она обрадовалась, что под ними ее шелковое платье, но потом ее полностью захватило ощущение гладкой кожи, скользящей по ее телу.

– Кристиан, – сказала она. Он выжидательно замер.

– Что?

– Ничего. Просто Кристиан. Мне нравится произносить твое имя.

Она щекой почувствовала, что он улыбнулся, потом го руки, лаская, повернули ее, и она оказалась на кровати, а он – над ней.

Она пришла в восторг от того, что он делает, и от радости, что он такой – она любила его длинные руки, гибкое мускулистое тело. Она осторожно потрогала его, потом осмелела. Он позволил ей исследовать себя. А когда приподнялся и повернулся, чтобы поцеловать ее грудь, и навис над ней, ее руки нашли его член, и она тихо вскрикнула.

– Я не хотел тебя пугать, – проворчал он.

– Я деревенская девушка и все про это знаю. Хотя и не видела такого, как у тебя, и не увижу при таком свете, – сердито добавила она.

Даже охваченный желанием, сражаясь с потребностью быстро закончить начатое, он не мог удержаться от смеха.

– О Боже, Джули, ты когда-нибудь перестанешь меня удивлять?

– Надеюсь, что нет, я не хочу тебе надоесть.

Она говорила еле слышно, сердце бешено колотилось. Он был такой большой, в полной боевой готовности. Она чувствовала возбуждение и радость от его близости, оттого, что она так действует на него, и подумала, что лучше было бы разговаривать, чем действовать.

Он словно прочитал ее мысли. Упершись в койку локтями, он наклонился, подразнил ее губами и тихо произнес:

– Вернемся к тому, с чего начали. И не двинемся дальше, пока ты не будешь вполне уверена. Ладно?

Она кивнула.

Кристиан запечатлел на ее губах страстный поцелуй, потом стал ласкать ее тело, останавливаясь на самых чувствительных местах.

– Если ты мне сейчас же не покажешь, я умру, – сказала она.

– О, я могу тебе много чего показать, – сказал он, надавил пальцами, отпустил, снова надавил и, когда она подалась ему навстречу, прошептал: – Да, так, так, любимая, еще, еще.

Наслаждение заставило ее забыть обо всем на свете. Она словно взлетела на качелях. Тело еще извивалось, он раздвинул ей ноги и вошел в нее.

– Прости, дорогая, боль скоро пройдет, – прошептал он. – О, Джулиана!

Теперь он двигался в ней. Она не шевелилась, вцепившись в него, и не отступила, даже когда он со стоном упал на нее.

Когда он затих, она уткнулась ему в мокрое плечо и сказала:

– Спасибо.

Он учащенно дышал, потом немного отодвинулся и с беспокойством спросил:

– С тобой все в порядке?

– О да. Не так уж и больно.

Он хохотнул:

– Боже, как легко доставить тебе удовольствие. Надеюсь, у нас будет время и место, чтобы я тебя научил. Но я не жалею. Спасибо, и прости меня.

Она ничего не сказала, обняла его, но отвернулась, чтобы он не почувствовал ее слез.

Поэтому его слез она тоже не почувствовала.

Они умылись из небольшого ведра, и, поскольку полотенце намокло, он настоял на том, чтобы она вытерлась его рубашкой. Потом они лежали и разговаривали.

– У тебя шрам, – сказала она. Она отдалась ему душой и телом вопреки всему, чему ее учили, но все еще осторожничала, потому что многого о нем не знала.

– Да, на спине, ты не могла не почувствовать. Узловатый шрам от плеча до пояса. Тебе неприятно?

– Нет, конечно. – Она готова была убить того, кто посмел нарушить совершенство этого тела. – Но он наверняка беспокоил тебя.

Кристиан пожал плечами и поудобнее устроил ее голову у себя на груди.

– Тогда – да. Это след кнута. Его оставил сверх-ревностный стражник на «Орионе», в Халксе. Больше это не повторялось. Его проучили. Об этом позаботились отец, братья и друзья. – Он понимал ее замешательство. – Если стражники хотят выжить, они должны научиться различать, когда можно, а когда нельзя злоупотреблять властью. Власть есть власть, даже в цепях. По закону они могут убить заключенного, но не осмелятся, если у того есть друзья.

Она лежала очень тихо. Когда он говорил о своих демонах, у нее ныло сердце. Он, кажется, этого не понимал, говорил так, будто все еще был арестантом. Она похолодела при мысли о том, что это так и есть, и накрыла руками его бьющееся сердце, словно хотела защитить.

– У Эймиаса шрамов больше, и они глубже. Но знаешь, – с удивлением сказал он, – я даже стал счастливее сейчас, здесь, потому что могу оглянуться назад и убедиться, что все это в прошлом. Ты изгнала Ньюгейт из памяти. Мистика. – Он поднял голову и попытался разглядеть ее лицо. – Что ж, посмотрим, сможешь ли ты заставить меня забыть остальное?

Она улыбнулась и потянулась к нему.

– Ты уверена, что боль прошла? – спросил он. Джулиана поднялась, наклонилась над ним так, что укрыла копной своих волос, и поцеловала.

– Чтобы забыть все остальное, понадобится много времени, – сказал он и погладил ее по волосам.

И это действительно заняло много времени. Он долго ее ласкал, прежде чем снова овладеть ею.

– Какое же это наслаждение, – сказала она позже, когда они лежали в объятиях друг друга.

– Я рад, – сказал он, – потому что сегодня уже не смогу дать тебе ничего, кроме понимания.

Они засмеялись и стали бормотать нежности и всякую любовную чепуху. О сне никто из них и не думал. Ведь неизвестно, когда еще они увидятся и увидятся ли вообще. Они болтали, как старые друзья, а целовались, как любовники. О наступлении утра не обмолвились ни словом.

Загрузка...