Возвращение Прославленных

Волчица и тряпичная кукла

Уже через два часа отряд визидаров входил в ворота фермы, которую окружали бесконечные поля молодой кукурузы и пшеницы.

Издалека они видели, что хромой темнокожий мужчина, видимо, хозяин, заметив их на дороге, сначала выскочил из дома с ружьём, потом, когда визидары подошли ближе, он разглядел их получше, кинул оружие и в волнении побежал навстречу, что-то крича. Двигаться ему было тяжело — его штаны были закатаны, и бросалось в глаза, что одной ноги до колена у него не было. Вместо неё торчалдеревянный протез.

— Неужели?! Неужели это случилось?! Я сразу узнал, кто вы! — задыхаясь, кинулся обнимать их мужчина.

Ему было лет пятьдесят. Лицо мужчины пробороздили морщинки, разбегавшиеся от светившихся радостью карих глаз.

— Я думал, что не доживу, — он не скрывал слёз.

Потом выдохнул, отдышался и сказал:

— Простите, не представился…Я Джон Холл, из рода вампиров. По преданиям в нас есть немного и от рода нагуалей — оборотней-колдунов, но пока мы ни в кого не превращались. Конечно, кровь мы не пьём, но мясо едим лишь сырым. Как и рыбу, — широко улыбнулся он, показав два маленьких еле заметных заострённых клычка, — пойдёмте в дом, я обрадую Бёрн.

В доме Джон много суетился, не знал, куда посадить гостей и чем их угостить. Но чем больше он волновался, стараясь угодить визидарам, чем был радушнее, тем тяжелее становилось на сердце у Мэдлин. Ей было жутко стыдно и совестно. Она тихо села с краю дивана, опустила глаза, стараясь не вступать в разговоры.

На взволнованные возгласы Джона со второго этажа спустилась его дочь Бёрнис. Она, действительно, была ровесницей Мэд, но чуть ниже её ростом. Скромная, худенькая, тихая, с такими же кофейными глазами, как у отца, и большой копной роскошных кудрявых волос. Бёрнис была одета в лёгкое цветастое платье, подпоясанное ленточкой, и от этого казалась совсем уж тростинкой. Каждому визидару по очереди она протягивала узенькую ладонь. Её тонкие пальчики заканчивались желтоватыми длинными ногтями, больше похожими на коготки. Она здоровалась и представлялась:

— Моё имя Бёрнс, или, как с рождения меня звали в семье, Волчица.

Действительно, это прозвище очень ей подходило: было в Бёрнис что-то от грациозной поджарой молодой волчицы. И рукопожатие её хрупкой ручки оказывалось похожим на тиски.

— Говорят, — погладил её по голове Тафари, — тебя тут обижали за цвет кожи?

— Меня не сильно то и пообижаешь, — улыбнулась Берн и показала ему свои сильные кулачки, — я умею за себя постоять!

…Визидары рассказали семье Холлов, что случилось в доме Мэдлин — о сражении с малумом и гибели Тины.

Джон подошёл к Мэд, присел рядом, взял её за руку. В его глазах стояли слёзы.

— Мэд, дорогая, я очень тебе сочувствую. Бедняжка, сколько ты пережила за последнее время… — от волнения он не мог подобрать нужных фраз. — Нет таких слов, чтобы тебя утешить. Когда пропала твоя мама, мы с Бёрнс решили, что должны поддержать тебя, приехали, но ты нам не открыла. Видимо, девочка, тебе было не до этого, мы понимали. Но каждую неделю я клал тебе на ступени корзину с овощами.

— Так это были вы? А я думала, что соседи, — растерялась Мэд.

— Это неважно, — отмахнулся мужчина. — Важно, чтобы ты знала и чувствовала, мы любим тебя и оплакиваем твои потери вместе с тобой.

Потом Джон повернулся к остальным и сказал:

— Я, так понимаю, что вы поможете найти нам тол? Но вот в чём загвоздка — мы его ищем, сколько себя помним.

— Что вы знаете про него? — спросил в волнении Итиро.

— Бёрнис, принеси наш ауксил и книжку, — обратился Джон к дочери.

Девушка сбегала на второй этаж. Когда она спустилась обратно, то держала в руках красивую наряженную куклу и толстую детскую книжку.

Визидары внимательно разглядывали принесённые вещи. У тряпичной куклы были плотно закрыты глаза. У неё были чёрные гладкие волосы, собранные в два узла. А на шею, поверх расшитых восточных одежд, намотаны ряды разноцветных бус и бубенчиков.

— По преданиям, эта кукла открывает глазки. Но когда и где, непонятно. Мы носили её по дому и окрестностям. Но она оставалась прежней.

— А зачем вы носили куклу по дому и окрестностям? — спросил Стурла.

— Для этого надо прочесть книжку, — сказала Бёрнс, — дедушка говорил, что предки оставили нам загадки, которые расшифровать может даже ребёнок. Но сам он в своё время так её и не разгадал. Хотя очень хотел. Итак, смотрите!

Девушка показала им небольшую квадратную книжку, перевязанную потрёпанной бархатной лентой. На обложке был нарисован короб со знаком визидаров и подписью: «Сундучок с отгадками».

Книжка состояла всего из пяти толстых страниц. Когда Бёрнис открыла первую, все ахнули. Прямо на развороте вырос маленький бумажный зал дворца — пол, покрытый чёрно-белой плиткой, резной столик и трон. Посередине была милая картонная принцесса. Она развела нарисованными ручками и пропела: «Посмотри внимательно вокруг и закончи начатое много лет назад».

— Начатое много лет назад…возможно, имеется ввиду Ужасная битва, которая была четыреста лет назад? — сразу стал размышлять Тафари, — в этой битве визидары сразились с малумами.

— Да погоди ты, — пихнул его Стурла, — давай рассмотрим до конца.

Бернс перевернула страницу, и на новом развороте возник рыцарь на коне. Он стоял на поляне, покрытой цветами. Конь бил копытом. Рыцарь поднял шлем и продекламировал: «Если разум дал тебе глаза, то ты всё поймёшь».

На следующем развороте перед ними предстало озеро, в котором плавала утка. На берегу стоял милый утёнок, и мама-утка сказала ему: «Шагни сюда, тебя ждёт вода!»

Перевернув страницу, визидары увидели кухню. На ней румяная темнокожая женщина мяла тесто, а потом вытащила из него колечко, сообщив: «Как находка твоя близка!»

На последней сценке возникло большое дерево с дуплом посередине ствола. Оттуда показался мальчишка с флажком в руках и прокричал: «А белая победа укажет дальше путь!»

Ремесленники пролистали книжку много раз подряд. Пока они рассматривали живые картинки, Бёрнис и Джон шёпотом повторяли слова за героями рисунков — они давно их выучили наизусть.

Когда книжку захлопнули в сотый раз, Джон сказал:

— Тут говорится про то, что отгадка рядом. Надо сделать лишь шаг. Вот поэтому мы и искали в доме, в округе. Но ничего не нашли. Да и что искать то ведь тоже непонятно.

— Столько загадок сразу в одной книжице! — разочарованно вздохнул Стурла, он постучал по своему шлему, — моей голове такое не решить.

— Надо обмозговать. Но нас много, как-нибудь да решим эту задачку, — сказал Тафари, — у вас можно остаться на ночь?

— Конечно! Наш дом — ваш дом, — улыбнулся Джон.

…Вечером ремесленники во дворе фермы разожгли костёр. Джон вынес мясо, они с дочерью отложили себе пару сырых кусков, остальные его поджаривали на огне. Компания ела и общалась. Первые минуты Мэд было непривычно смотреть как Бернис и её отец с аппетитом забрасывали в рот сырые куски, но потом это перестало её напрягать.

— Когда вы пойдете дальше, — сказал Джон, — с вами отправится Бёрнс. Я верю в неё. Она станет Прославленным ремесленником, каким был раньше наш род. А я останусь здесь, ждать вестей. Мне с моей ногой сложный поход не выдержать.

Пока все ужинали, Итиро снова и снова рассматривал детскую книжку, листая её волшебные страницы. Он пытался поскорее разгадать зашифрованное в ней, но пока у него это не получалось даже близко. Он никак не мог уловить алгоритм или связь между сценками. Но ведь она должна была быть!

…На ночлег все расселились по комнатам фермы. Берн позвала Мэд спать к себе в мансарду. Девушка с благодарностью приняла предложение. В спальне Волчицы была кровать и маленький диванчик. Свою кровать хозяйка уступила гостье. Бёрнис же легла на диван, положив рядом с собой тряпичную куклу с закрытыми глазами.

— Я с детства привыкла спасть с ней, — объяснила она Мэд, — бабушка рассказывала, что эта кукла очень умная, расскажет всё на свете и разбудит при опасности. Но ничего подобного пока не происходило.

Мэдлин покопалась в сумке и вытащила зайца.

— Это игрушка моей сестры Тины, никому не расскажешь, что я буду спать с ней? — спросила она у Бёрнс.

— Конечно! Разве о таком рассказывают? — улыбнулась девушка.

— Ты такая добрая, Волчица, — сказала Мэд, когда девушки потушили свет.

Некоторые слова легче произносить в темноте, и Мэдлин сейчас была рада, что её не видно.

— Знаешь, — почти прошептала она, — прости меня за всё.

Бёрнис приподнялась на диванчике и Мэд увидела, что глаза Волчицы светятся в темноте.

— Ты мне ничего не сделала, — ответила спокойно девушка. — Другие порой обижали, а ты нет.

— Вот за это прости.

— За то, что не обижала? — засмеялась Бёрнс.

— За то, что не заступалась.

— Прощаю, — сказала Бёрнс, — я всегда знала, что ты хорошая. Как твоя мама. Она была очень доброй ко мне.

Мэдлин встала, подошла к Волчице и обняла её. С ней рядом ей было не так страшно и не так одиноко. Девушки легли вместе на кровать, положили меж собой зайца и куклу и стали тихо болтать. Обо всём на свете — о своих страхах и надеждах. О своих родных. О мечтах и страшных секретах. И обо всём том, о чём могут болтать только две девушки до рассвета, когда за одну ночь становятся близкими. Одной крови, одной веры, одних убеждений.

…Наутро дом огласился возгласами. Все проснулись, повскакивали, собрались в гостиной, зевая и протирая глаза.

Только Джон, испуганный криками, зашёл с улицы. Он давно встал и кормил скот.

— Что случилось? — спросил мужчина с тревогой в голосе.

Шумел Итиро.

— Я понял! Я разгадал! — плясал он посередине комнаты, тряся детской книжкой.

— Говори же скорее, — строго сказал Стурла, — ох уж мне эти дурацкие паузы… Бери и выкладывай, раз что-то понял.

— Всё гораздо проще, чем мы думали! — начал объяснять Итиро, — надо было смотреть более поверхностно, а не рыть глубоко. Ошибка в том, что…

— Ну, говори уже, — нетерпеливо перебила его Мэд, поджимая пальцы ног на холодном полу.

Они стояли с Бёрнис в сорочках и сонно жались к друг другу от утренней зябкости.

— Надо было просто сложить первые буквы первых слов в каждой загадке между собой. И всё, — протараторил Итиро.

— Как это? — не понял Стурла.

Итиро ещё раз пролистал книжку. Все сосредоточенно его слушали.

— Смотрите, — нервничал он — первая загадка начинается на «п». Вторая на «е»…

— Пешка, получается пешка! — закричала Бёрнис.

— Пешка? При чём тут пешка? — занервничал Стурла. — Дай сюда, — он выхватил у Итиро книжку, — может, там надо ещё сложить вторые буквы, или последние?

— Есть ли у вас шахматы? — спокойно спросил Тафари.

— Да, — кивнул Джон. — И довольно старые — это тоже реликвия нашей семьи. В детстве отец играл со мной каждый вечер по партии. Он говорил, что шахматы развивают мозг, — поэтому, когда Бернис подросла, мы тоже стали продолжать традицию вечерних игр, но теперь уже с ней. Дочь, почему мы её забросили?

— Не знаю, — пожала плечами Бернис, — я часто вспоминаю наши шахматные вечера, было интересно.

— Там в коробке, правда, не хватало пары фигур. Но мы их заменяли пробками из-под вина, — сказал Джон.

Джон подошёл к большому шкафу в гостиной. Он открыл его, порылся в пыльном нутре и выудил оттуда огромную коробку с шахматами.

Визидары окружили Джона, рассматривая фигурки. Красивые резные короли, ферзи, пешки. На одной чёрной пешке обнаружилась печать в виде герба. На ней на фоне щита сидел человек, державший в руках палочку и шар. Окружали его 10 символов.

— Это знак Медиката — столицы визидаров, — воскликнул Тафари.

— Неужели он и правда где-то существует? — удивился Джон.

— Да, — подтвердил Тафари. — Возможно, он и сейчас стоит где-то прежним — красивый город наших предков. Мой дед рассказывал, что этот город необычайной архитектуры… А может, Медикат давно разрушен. В любом случае, нам нужно туда вернуться.

— Если эта пешка тол или ауксил, что же нужно с ней сделать? — спросила растерянная Бёрн, крутя в руках фигурку.

— Надо подумать, — сказал Тафари, — за свой долгий путь, мы уже успели убедиться, что всё происходит неожиданно. А пока нам надо собираться в дорогу.

— Есть ли у вас здесь по близости рынок, чтобы закупить снеди? — поднял любимую тему Стурла.

— Да. Мне и самому надо подкупить продуктов тоже. Поедем после завтрака, — сказал Джон.

Визидары проверили работу толов, которые набрались сил и действовали, как раньше. Заодно они сделали Джону в подарок кошёлек с золотыми монетами, чтобы он ни в чём не нуждался, когда они его покинут. Но больше силу толов не расходовали. День только начинался и ещё неизвестно, где они могли сегодня понадобиться.

Когда все завтракали, устроившись, кто где в гостиной, Тафари задал Джону и Бёрн самый главный вопрос:

— Куда мы будем держать путь дальше?

— Мы не знаем, — покачал головой Джон, — бабушка говорила, что когда найдётся то, о чём говорится в книжке, мы всё узнаем. И вот пешка нашлась. А мы не узнали практически ничего.

— Постойте, — воскликнула Мэдлин, — надо вернуться к шахматам.

Они снова обступили деревянную коробку, в которой нашли пешку.

Шахматная доска была очень красивой. На каждой клетке был выбит знак визидаров. На чёрных квадратах проступал красный узор, а на белых — лимонный. Расставили на доске фигуры. Но, действительно нескольких не хватало, как и чёрной пешки, которая теперь была у Бёрнис. Она выудила её из кармана и поставила на шахматную доску. Сели вокруг и стали думать. Но ничего не приходило в голову. Кто-то предложил принести куклу.

Принесли. Положили игрушку рядом с доской. Но, конечно, опять ничего не случилось.

Тафари предложил попробовать куклу «разбудить» с помощью их толов. Но ни один на неё не действовал. Зато когда Итиро вытащил Огненную палочку и направил на куклу, её свет попал на шахматную доску.

И тут же все фигуры сдвинулись в сложную комбинацию. Теперь стало понятно, почему в коробке были не все шахматы — для этой партии некоторые из них просто были не нужны.

Все склонились над игральным полем.

— Помните последнюю страницу книжки? — тихо сказала Бернис, — «белая победа укажет дальше путь». Теперь совершенно ясно, что эту партию надо доиграть, пока не победят белые.

— Не получится — через один ход белым будет шах и мат, — покачал головой Тафари, — вот если бы начать всё сначала, тогда было бы проще.

Но когда они пытались сдвинуть шахматы на первоначальные места, те снова возвращались на старые позиции и стояли там как влитые.

— Так вот что означало: «закончи начатое много лет назад»! — поднял руку Стурла, — видимо, это партию начали именно тогда. А нам сейчас заканчивать… Вот интересные дела… А некоторые то и играть не умеют, — насупился он.

— Ладно, попытаемся так, — сказал Итиро и сел перед чёрными.

Напротив него устроился Джон.

Партия была сложной. Остальные сидели вокруг, и следили за игрой, затаив дыхание. Стурла, не умея играть, пытался подсказать то одной, то другой стороне, но в конце концов, сердито выскочил на веранду, и нервно там бегал, заглядывая в окна.

Победил Итиро. Белый король упал.

И тут же все фигуры плавно передвинулись и встали на место, с которого партия началась.

Играли снова и снова. Менялись местами. Но из той конфигурации фигур, которая складывалась на доске, победить белыми было невозможно.

Стурла, кажется, вырвал себе пол бороды от волнения, Мэдлин нервно кусала губы. Мужчины ходили по комнате. Но вот опять очередная партия закончилась проигрышем белых, и шахматы снова вернулись на свои места.

— Надо просто отдохнуть и подумать, — вздохнул Тафари.

— Поедем на рынок, — предложил Джон. — Вернёмся и попробуем ещё.

Он пошёл запрягать в повозку молодую лошадку.

Когда Джон, Итиро и Тафари уехали, и за ними на дороге улеглась пыль, Бёрнис и Мэд поднялись наверх собирать вещи. На ферме, сторожить девушек, остался Стурла. Он вытащил топорик и расхаживал по веранде, грозно глядя из-под своего шлема на окрестности.

Иногда Стурла заходил в дом и косился на шахматы. В очередной раз, заглянув в гостиную и, наконец, решившись, он подошёл, подвигал фигуры, но когда те опять встали на места, вздохнул, покачал головой и вышел.

Троица же быстро доехала до сельского рынка. Он находился в пригороде Эль Дорадо. Джон Холл поставил лошадь с повозкой на углу площади и, прихрамывая, пошёл к ближайшей лавке.

Перед входом в магазин стояли несколько мужчин, среди которых мелькнул Редли — фермер, живший недалеко от Джона. Это был белый полный мужчина в засаленной майке. Чернокожего соседа он недолюбливал, считая его человеком второго сорта. Поэтому всегда, когда мог, гадил ему. Вот и сейчас, когда Джон поднялся на крыльцо, фермер незаметно сделал соседу подножку, и тот полетел на землю, отчего Редли и стоявшие рядом заржали.

Подбежали Итиро и Тафари. Они помогли Джону подняться.

— Сколько бы ты здесь ни жил, Джон Холл, ты никогда не станешь таким, как мы, — сказал Редли и толпа одобрительно загудела.

— А почему вы думаете, что он хочет становиться такими как вы? — спросил Итиро, — вряд ли такого горя кто-то для себя хотел бы специально.

Смеявшиеся замолчали, а лицо Редли налилось кровью.

— Молчи, узкоглазый щенок! И ты, чёрный дылда, — Редли кивнул Тафари, — чего уставился? Хватит буравить меня взглядом. Убирайтесь отсюда. Вам здесь не рады. Это город для белых людей.

Тафари сжал кулаки и хотел ему поднадавать, но его остановили Джон и Итиро.

Троица зашла в лавку, и Джон стал покупать то, что планировал. Пока они ходили по рядам и выбирали товар, Тафари спросил у Джона:

— Как ты останешься здесь один?

— Ты про Редли? В основном он один так себя здесь ведёт, остальные не такие агрессивные. И потом, ты же знаешь, на ферме у меня есть оружие.

Тафари промолчал. Казалось, ответ Джона его удовлетворил. Но когда они, расплатившись, вышли из лавки, Джон и Итиро понесли мешки с товарами за угол в повозку, Тафари неожиданно встал рядом с Редли и его собеседниками и, глядя вверх, заговорил тарабарщину. Он то пришёптывал, то выкрикивал некоторые слова. Со стороны казалось, что Тафари прочищает горло и одновременно пытается петь на незнакомом языке.

— Смотрите, — заржал Редли, показывая на него — придурок сошёл с ума. У него приступ. Я же говорил что все эти черномазые дурные!

Но вдруг над головой Тафари стали кружиться осы, пчёлы, шершни. Постепенно они собирались в маленький смерч. Следопыт замолчал и рой насекомых резко сорвался с места. Он налетел на Редли и стоявших рядом с ним. Насекомые облепили их со всех сторон и стали жалить. Люди разбежались по площади, они орали и махали руками. Кто-то нырнул в бочку. Редли, подскользнувшись, упал в большую навозную кучу, но она его и спасла. Когда Тафари посчитал достаточным, он дал команду и насекомые разлетелись в стороны. Через секунду вокруг было пусто, словно роя и не было.

— Так будет всегда, — сказал Тафари, склонившись над орущим и катающимся по дороге грязным Редли, — всегда и с каждым, кто обидит Джона и подобного ему. Ты понял?

Редли мелко затряс головой, встал на четвереньки и на полусогнутых руках пополз от Тафари под крыльцо лавки.

А Следопыт двинулся за угол к друзьям, которые уже сложили груз и ожидали его, сидя в повозке.

Когда компания вернулась на ферму и Бёрнис позвала всех к ужину, заметили, что Тафари куда-то исчез. Его стали искать.

Вдруг Мэдлин сказала:

— Смотрите!

И показала в окно на задний двор. Там, посередине пшеничного поля, стоял, раскинув руки, Тафари. Над ним кружил целый смерч из птиц и насекомых. Наверное, все виды, кого можно было встретить в этих краях. Вокруг Следопыта шевелилась трава, хотя никого в ней не было видно. Тафари что-то говорил. Обращаясь то к небу, то к земле.

Визидары наблюдали за этим с крыльца, но не подходили, чтобы не мешать Следопыту. Скоро он опустил руки, и все животные разлетелись и расползлись.

Когда Тафари поднялся на крыльцо, он сказал:

— Теперь мы можем уезжать со спокойной душой. У Джона будет защита и помощь.

Все пошли в дом, а Мэдлин тихо спросила у Тафари:

— Скажи честно, мы можем с помощью амулета понимать животных, а ты ими ещё и управляешь? Ведь они нас так не слушают, как тебя.

Но Тафари лишь загадочно улыбнулся в ответ.

— Это сила моего рода, — сказал он. — Недаром же мы всегда были Следопыты, хотя, отец говорил, что в Визидарии мы такой силой и не обладали. Надеюсь, всё же, что и там я смогу общаться с животными.

Во время ужина ни о чём не могли говорить, кроме шахматной партии, поэтому после еды все снова пошли к столу, где стояла доска с фигурами. Опять играли, меняясь местами. К трём часам ночи Стурла и Мэд уснули, прикорнув на диване.

Тафари покопался у себя в мешке и достал связкукореньев, похожих на высушенные пальцы. Он пошёл на кухню, взял кастрюлю, налил туда воды и кинул в неё корешки.

Вода вспыхнула, забурлила. Он помешал напиток крылом мыши, разлил по стаканам и поставил их на поднос.

— Господи, — шумно втянула воздух Бёрнис, — честно говоря, пахнет так, как будто ты жёг грязные тряпки.

Следопыт же протянул ей стакан и сказал:

— На вкус не так страшно. Это не даёт уснуть и проясняет голову. Берите и вы, — он положил поднос перед остальными.

Все стали пить. Напиток был кисловатым, но в остальном сносным.

В голове действительно прояснилось. В очередной заход перед шахматной доской сели Тафари и Итиро с одной стороны, Джон и Бёрнис — с другой. Сделали по ходу, и вдруг Тафари хлопнул себя по лбу, схватил ту самую волшебную чёрную пешку, сдвинул её по диагонали и крикнул: «Вот же как надо было ходить! Шах и мат!»

Фигура белого короля подскочила и упала. А на той самой чёрной пешке засветилась надпись: «Aperta».

Бернис прочитала её вслух и тут же там, где должен стоять белый король, выдвинулся до этого незамеченный маленький ящичек.

В нём лежала изящная деревянная рыбка, блестевшая подкрашенной чешуёй. На одном из её бочков была вырезана надпись, гласившая: «семейство рыбаков Руис, Hocabá,Мексика».

— О, так вот для чего у нас на чердаке хранятся подробные карты Мексики! — воскликнула Бёрн, — пойду поищу их, но они точно там были. Я играла ими всё детство.

И она убежала наверх.

…Когда рано утром Стурла проснулся на диване в гостиной, вокруг шла суета. Обычно он вставал рано, но сегодня заспался. Все давно уже вели сборы в путь.

Итиро сосредоточенно изучал найденные Бёрнис карты Мексики в поисках города Хокаба. Тафари чистил свой пиджак. Джон помогал дочери собирать вещи.

— Мы знаем, куда сегодня отправляемся, — весело сказала гному Бёрнис, — в Мексику.

Она показала рыбку и стала рассказывать о сыгранной и, наконец, законченной ночной шахматной партии.

— Нашёл! — радостно воскликнул Итиро, тыча пальцем в бумагу.

Все собрались у карты. Да, действительно, на мексиканском полуострове Юкатан нашёлся небольшой городок Хокаба.

— Если это семья рыбаков, то живут они у воды. Но вот что странно, — почесал бороду Стурла, — ведь рядом с этим городком нет ни моря, ни приличной реки. Как это понимать?

— Выясним на месте, — успокоил его Тафари, — Джон позвонил на станцию и узнал, что поздно вечером отъезжает нужный нам поезд. Сейчас же мы пойдём спать. Всем надо отдохнуть.

…Когда к вечеру все собрались внизу, вещи были уже собраны. Мэдлин положила к себе в сумочку и то, что приготовила в дорогу Бёрнис. Девушки теперь постоянно держались вместе.

— Как хорошо, что вы сдружились, — улыбнулся Джон, — твоя мама, Мэд, была бы счастлива.

Мэдлин кивнула.

— Надеюсь только, что она с Тиной сейчас вместе. И им хорошо, — тихо сказала она, опустив голову.

В комнате повисла тишина. Только Стурла пыхтел, начищая свой шлем. Когда он закончил, то соскочил с дивана и сказал:

— Всё, можем отправляться.

И компания двинулась во двор. Там их уже ждал Джон и сложенные в повозку вещи. Поехали на станцию, и всю дорогу Стурла напевал песни, отчего на душе у других визидаров становилось легче — под его пение предстоящие трудности казались приключениями.

Успели купить билеты, попрощались с Джоном и сели на поезд, заняв целых два купейных отсека. Бёрн долго махала отцу, пока дым паровоза не скрыл полностью вокзал.

Мэд и Стурла, как маленькие дети, долго спорили, кому сидеть у окна. В итоге, Стурла победил, открыл окно и подставил ночному ветру бороду. Никто не хотел спать. Они тихо болтали под стук колёс, Бёрн задавала вопросы о прошлом визидаров, о том, на какие племена они делились, а Тафари рассказывал ей всё, что знал.

На второй день поездки всем начало казаться, что поезд тащится слишком медленно. Солнце застыло в зените, словно приколоченное, и пекло на полную катушку. Ничто не спасало от жары. За окном мелькали жёлтые, будто подгоревшие пироги, поля. Вагоны нагрелись, и каждый себя чувствовал, словно в печи. Только Тафари было привычно в этом пекле. Стурла, покопавшись в карманах, выудил колоду затёртых карт и сказал, обращаясь в Тафари:

— Я, конечно, так как вы, в шахматы не умею. Но со старушкой Дэгни мы частенько по вечерам перекидывались картишками. Давай, сыграем?

Тафари не отказался, но когда он выиграл у гнома шесть раз подряд, Стурла надулся, спрятал колоду обратно, забрался на полку и всю оставшуюся дорогу дремал. Иногда он открывал один глаз, как старый деревенский кот, и наблюдал за тем, как остальные развлекаются. А им было чем заняться.

Визидары превратили купе поезда в мастерскую. Компания каждый день трудилась над ауксилами. Но их ждало неожиданное открытие: толы иногда действуют и на обычные предметы. Например, Фонариком можно было воду превратить в сладкий шипучий лимонад, всегда разный. А Огненная палочка часто видоизменяла еду. Правда, тут надо было быть осторожнее и приноровиться — дважды палочка за мгновение ока превращала блюда в угольки. Но из кусочков сахара она делала забавные вспененные леденцы. Из куска хлеба можно было получить удивительный слоёный пряник с зелёными желейными прожилками. Они его назвали Оживающим. Потому что сначала пряник вскакивал, подпрыгивая, не хуже Стурлы, а потом, засахарившись, падал на стол. Но самое важное открытие сделали браслетом гнома: если им потрясти над оружием сначала с заклинанием серебра, а потом золота, оно становилось ещё более прочным, острым.

За время дороги каждый изготовил себе пояс, на котором был прикреплён его тол. Итиро назвал это Поясом Ремесленника и очень гордился своим, на который повесил Огненную палочку и меч.

Когда пятеро друзей, наконец, вышли на нужной им станции, у каждого, кроме Стурлы, на шее висел Переводной медальон, а на поясе — Неиссякаемый кошелёк.

— Ничего, скоро и у меня появится свой медальон, — оглядев других, сказал гном, — Жаль, что толы не могут работать бесконечно, и им нужны перерывы. А пока Мэд, дай мне свой. А то ведь до Хокабы ещё надо доехать.

Он протянул руку к её медальону. Надел его и пошёл к рядам у вокзала, где шла бойкая торговля. Там, поторговавшись с суровым мексиканцем в большой широкополой шляпе с загнутыми краями, Стурла купил еды и повозку с двумя лошадьми. Ещё и его шляпу выпросил. Вернулся к своим он уже с повозкой, надев прямо на шлем огромную шляпу, отчего стал похож на гриб.

Визидары побросали в повозку вещи и поехали, ориентируясь на скудные указатели. В дороге больше приходилось рассчитывать на подсказки прохожих, которые удивлённо смотрели на разномастную компанию. Их принимали за бродячих артистов. Особенно, когда Стурла горланил песни.

Пользоваться бамбуковой палочкой Итиро пришлось часто. Все изнывали от жары, а палочка давала вдоволь прохладной чистой воды, словно из самых недр земли.

Ночевать остановились в заброшенном поле. Мэд достала из сумочки платку и инструменты, Стурла поохал, что «собирать конструкцию долго и уж лучше так, по старинке просто завалиться под куст, погода то вон какая хорошая». Но, друзья, привыкшие за долгую дорогу к его беззлобному ворчанию, будто бы не слышали. Визидары быстро собрали палатку и обустроили себе ночлег, разведя и костёр.

Поужинали. Девушки легли в палатку, положив подушки у входа, чтобы видеть сидящих у костра мужчин. Когда разговоры стихли, Мэдлин вдруг задумчиво спросила:

— Вам не кажется, что наши предки визидары были не дураки. Они разделили нас всех и разбросали среди людей не просто так. Как вы думаете, почему? Чтобы защитить нас. Дать нам спокойную жизнь.

— Но они верили, что когда-нибудь мы объединимся, — сказал Итиро.

— Откуда такая уверенность, что у них был именно этот план? — спросила Мэдлин, подбивая поудобнее подушку.

— Иначе они бы разрушили все ауксилы и толы. Не оставили бы цепочки адресов и подсказок, — уверенно сказал Итиро, помешивая угли в костре и добавил, — посмотри, ты думаешь, совпадение, что у каждого из нас практически нет семьи, а те кто нам дороги, погибают при странных обстоятельствах? Ты думаешь, малумы дадут нам жить?

Мэдлин покачала головой:

— Да, Итиро, ты прав.

— Ну что, Стурла, пришло время сделать последний медальон, для тебя? — сказал Тафари, снимая своё крыло.

Когда медальон был готов, Стурла с радостью повесил его на шею.

Девушки, уставшие от бесконечной дневной жары и палящего солнца, плававшего, словно блин в растопленном масле, быстро уснули, обласканные ночной прохладой. Остальные остались их сторожить. Тафари постоянно светил в темноту, выглядывая малумов. Но на его свет пришли лишь три койота. Они протявкали, что малумов не видели в этих краях уже больше ста лет. И малумы здесь, скорее предания, которым пугают детей.

Итиро угостил койотов мясом, они пообещали сторожить лагерь, и мужчины тоже улеглись спать. Только Стурла всю ночь не сомкнул глаз. Он поглаживал Переводной медальон и вслушивался в темноту. Ему нравилось понимать голоса животных. Они не умничали, как другие. Говорили простые понятные вещи. И Стурла до рассвета слушал перекрикивания ночных птиц о том, кто сколько наловил мышей.