Возьми мое сердце

25

Ричард Мур постепенно провел своего клиента через всю его жизнь, шаг за шагом — от детства и юности в Джерси-Сити к переезду на Манхэттен после смерти матери, от успеха в качестве театрального агента к первому браку, от смерти первой супруги до свадьбы с Натали.

— Вы с Натали были женаты четыре года? — уточнил Мур.

— По сути, почти пять. Мы разъехались, но пока не разводились. Натали погибла через год после того, как выселилась из нашей квартиры.

— Как бы вы описали ваши отношения с бывшей супругой?

— Как очень счастливые.

— Тогда почему вы разъехались?

— Так Натали решила, не я, — ровным голосом сообщил Грег Олдрич, держась при этом спокойно и вполне уверенно. — Она сочла, что наш брак изжил себя.

— Почему она сделала такой вывод?

— За время нашей совместной жизни Натали трижды соглашалась на такие роли в кино и в театре, которые требовали выезда на натурные съемки или на гастроли. Ни в коем случае не стану отрицать, меня огорчали наши расставания, хотя я часто навещал ее, летал к ней самолетом. Пару раз я брал с собой Кейти, если были школьные каникулы или лето.

Олдрич открыто посмотрел на присяжных и продолжил:

— По профессии я театральный агент, и мне известно, как никому другому, что успешной актрисе необходимо отлучаться из дома на значительные периоды времени. И если я отговаривал Натали от роли, которая сорвала бы ее в дорогу, то только по той причине, что считал эту роль неподходящей, а не потому, что я, вопреки ее желанию, мечтал засадить ее дома на кухне. Это ее собственная трактовка, но никак не моя.

«Еще бы! А разве в то время ее карьерные предложения не были достаточно заманчивыми, ведь она вышла за вас, уже будучи звездой?» — подумала про себя Эмили, наскоро записывая вопрос, который собиралась задать Олдричу, когда подойдет ее очередь.

— Все это создавало напряжение в семейной жизни? — поинтересовался Мур у своего клиента.

— Да, создавало, но причину этого мы с Натали понимали по-разному. Я повторюсь: когда я критиковал качество сценария, она считала, что я ищу повод удержать ее дома. Скучал ли я по ней в ее отсутствие? Конечно, ведь я был ей и мужем, и импресарио, и самым преданным поклонником. Тем не менее я сознавал, что женат на известной актрисе. Тоска по ней в разлуке вовсе не объясняла моих возражений по поводу тех или иных контрактов, которые ей так хотелось подписать.

— Вы пытались объяснить это супруге?

— Вот здесь и начинались трудности. Натали понимала, насколько разлука с ней мучительна для меня и для Кейти, поэтому пришла к выводу, что избавит нас всех от страданий, если съедет с квартиры, и мы останемся лишь друзьями.

— Правда ли, что вначале, сразу после вашего расставания, Натали не планировала отказываться от ваших услуг как агента?

— Да, правда. Я искренне верю, что Натали любила меня ничуть не меньше, чем я ее, и очень хотела сохранить тесные отношения и со мной, и с Кейти. Полагаю, ей тоже было очень грустно после нашего разрыва, но, пока я оставался ее импресарио, мы вынуждены были по-прежнему встречаться, обсуждать деловые вопросы, а затем снова расходиться в разные стороны, словно чужие. Скоро эта ситуация стала тяготить нас обоих.

Эмили записала себе в блокнот: «Ваш кошелек тоже стал меньше тяготить вас после того, как вы потеряли такую выгодную клиентку?»

— Некоторые из друзей Натали утверждали на суде, что после вашего расставания вы изводили ее частыми телефонными звонками, — констатировал Мур. — Не объясните ли им нам, почему так себя вели?

— Объяснение вы услышали сегодня утром от моей секретарши Луизы Пауэлл. Натали активно выражала недовольство тем, что я преследую ее, но на самом деле, и мне это доподлинно известно, испытывала весьма противоречивые чувства по поводу того, стоит ли ей добиваться развода. В любом случае, пока мы жили вместе, она мои частые звонки только приветствовала.

Далее Мур спросил своего подзащитного о скрипучем столике, в котором, по утверждению Джимми Истона, Грег хранил деньги и из которого якобы выдал первый взнос от суммы, причитающейся за убийство Натали.

— Этот столик стоит у меня еще со времен Кэтлин, семнадцать лет назад я купил его на распродаже. Скрипучий ящик в нем стал для нас своеобразной фамильной шуткой: мы смеялись, что это послание с того света. Как узнал о нем Джимми Истон, я понятия не имею. Ни разу при мне он не заходил в мою гостиную, да и без меня, если мне память не изменяет, тоже никогда там не был.

Затем Мур задал Олдричу вопрос о встрече с Истоном в баре.

— Я сидел в баре в одиночестве, пропустил там пару стаканчиков. Не стану скрывать: настроение у меня было — хоть вешайся. Истон занял место рядом со мной, на соседнем стуле, и сам со мной заговорил.

— Что вы с ним обсуждали? — уточнил защитник.

— Команды «Янкиз» и «Метс». Бейсбольный сезон был как раз на подходе.

— Вы сообщали ему, что женаты на Натали Райнс?

— Нет, не сообщал. Его это совершенно не касалось.

— Пока вы находились в баре, выяснил ли он как-то, что Натали — ваша жена?

— Да, выяснил. Меня увидел Уолтер Робинсон, бродвейский спонсор. Собственно, он подошел лишь высказать мнение, что Натали в «Трамвае» сыграла замечательно. Истон все слышал и с лету ухватил, что я — муж Натали. Потом он обмолвился, что читал о нашем разводе в журнале «Пипл». Я вежливо намекнул, что вовсе не хочу касаться этой темы.

Мур поинтересовался звонками, совершен- и ими с телефона Олдрича в тот вечер: сначала на мобильник Натали, затем — Истона.

— Я набрал номер Натали просто поздороваться. В тот момент она отдыхала у себя в гримерке. У нее болела голова, и она сильно устала. Она рассердилась, что я потревожил се, и действительно повысила голос, как показал ранее мистер Истон. Впрочем, я уже говорил, что Натали испытывала противоречивые чувства. За день до этого мы с ней проболтали по телефону целых двадцать минут, и Натали призналась мне, что наше расставание стало для нее нелегким испытанием.

— А как вы объясните звонок Истону? — осведомился защитник.

У Эмили внутри все сжалось от предвкушения того, как именно Олдрич станет выкручиваться. Его адвокат на перекрестном допросе уже предложил альтернативную версию происходившего в баре, но сам Олдрич с тех пор, как возник Истон, словно черт из табакерки, не спешил с заявлениями. Эмили понимала: наступает момент, который может решить исход всего процесса.

— Почти сразу, как Истон поинтересовался моей женой, он заторопился в туалет. Мне, собственно, было глубоко наплевать на его потребности, особенно после проявленного к моей личной жизни любопытства. В тот момент я почувствовал, что слегка проголодался. Я решил заказать гамбургер и съесть его тут же, в баре. Примерно через пять минут снова появился Истон и пожаловался, что потерял мобильник — вероятно, положил где-нибудь поблизости. Он попросил меня набрать его номер — тогда телефон зазвонит и, дай бог, отыщется.

Олдрич помолчал и окинул взглядом присяжных.

— Он написал мне свой номер, и я набрал его. Сигнал с моего телефона шел, но нигде в баре мобильник Истона не откликался. Я выжидал гудок за гудком, чтобы Истон мог обойти все кругом и обнаружить свою пропажу. Звонок не срывался, и уведомления о том, что абонент недоступен, я не получал. Примерно через полминуты связь установилась, Истон взял трубку и поблагодарил меня. Оказывается, он оставил телефон в туалете. Больше мы не виделись, и я услышал об этом человеке снова лишь тогда, когда он попался на грабеже дома и сочинил свой смехотворный вымысел.

— Как, по-вашему, мог ли кто-нибудь поблизости слышать, как мистер Истон просил нас набрать его номер?

— Вряд ли. В баре стоял настоящий гвалт. И я не помню никого из знакомых, кто бы находился рядом с нами. Истон вместе со своей вопиющей ложью возник целых два года спустя. Теперь я даже не представляю, кто мог бы ее опровергнуть.

— Кстати, упоминал ли мистер Истон о том, что он преступник-рецидивист и что ему никак не удается найти работу?

— Ни единым словом! — ответил Олдрич.

— В пятницу тринадцатого марта, два с половиной года назад, — невозмутимо продолжал Мур, — вы присутствовали на заключительном показе спектакля «Трамвай "Желание"» с участием Натали. Очевидцы утверждали, что вы сидели в последнем ряду с застывшим лицом и не поднялись для финальной овации. Как вы это прокомментируете?

— Вообще-то я не собирался идти на этот спектакль, но столько слышал об игре Натали, что не смог удержаться. Я специально купил билет в самый последний ряд: не хотел, чтобы Натали заметила меня, ведь она, чего доброго, могла и расстроиться. А под занавес я не встал, потому что эмоционально был истощен. Думаю, в тот момент я еще раз убедился, какая она все-таки фантастическая актриса.

— Натали звонила вам на следующее утро?

— Не звонила, а прислала голосовое сообщение о том, что уезжает на Кейп-Код, а в понедельник, как и было условлено, явится на нашу деловую встречу. Она также попросила на выходных ее не беспокоить.

— Что вы почувствовали, получив это сообщение?

— Не стану скрывать, я очень огорчился. Накануне Натали дала мне понять, что у нее появился другой мужчина. И мне необходимо было выяснить, насколько это правда. Поэтому я и решился съездить на Кейп-Код. Я рассудил так: если я действительно застукаю ее с другим, то мне ничего не останется, кроме как принять наш разрыв.

«Спроси его, почему он не нанял для этой цели частного детектива», — записала себе в блокнот Эмили.

— Зачем для поездки на Кейп-Код вы взяли напрокат автомобиль, зеленую «Тойоту», тогда как ваш «Мерседес» стоял в это время в гараже вашего дома?

— Дело в том, что Натали сразу узнала бы Мою машину. На номерной табличке значились наши с ней инициалы, и я не хотел, чтобы она или еще кто-то увидел мою слежку.

— Грег, что вы сделали, когда оказались на Кейп-Коде?

— Снял комнату в небольшом мотеле в Хайянисе. На Кейп-Коде у нас было много общих знакомых, и я боялся случайно столкнуться с кем-нибудь из них. Я лишь собирался посмотреть, одна Натали в доме или нет.

— Вы проехали мимо ее дома несколько раз?

— Да. Когда-то из гаража сделали комнату для отдыха, а новый гараж так и не построили. Поэтому гостю некуда было бы поставить автомобиль. На подъездной аллее у дома Натали находилась только ее машина, из чего я сделал вывод, что она одна.

«Может, кто-нибудь подсел к ней по дороге? — записала себе Эмили. — Как вы могли только из-за отсутствия чужой машины с такой уверенностью думать, что у нее никого нет?»

— Как вы поступили потом, Грег? — продолжал Мур.

— Я проехал мимо дома Натали в субботу днем и еще один раз — ближе к ночи, а потом три раза в воскресенье. Ее автомобиль по-прежнему в одиночестве стоял на подъездной аллее. Погода оба дня хмурилась, и в доме постоянно горел свет, из чего я заключил, что Натали никуда не отлучалась. В воскресенье около восьми часов вечера я отправился обратно на Манхэттен. Прогноз погоды обещал шквалистый ветер, и мне хотелось поскорее добраться до дома.

— В тот момент вы уже приняли какое-то решение относительно ваших отношений с Натали?

— По пути я вспомнил строчку из одной книжки, которую когда-то читал. Не могу сказать точно, но, по-моему, речь в ней шла о Томасе Джефферсоне[13]. Словом, цитата такая: «Никогда не бываю менее одинок, чем когда я один».

— «Никогда не бываю менее одинок, чем когда я один...» Вы посчитали, что эта фраза применима к вашим с Натали отношениям? — уточнил защитник.

— Да. Мне кажется, в тот воскресный вечер ни дороге домой я наконец-то примирился с реальностью.

— В котором часу вы оказались в своей квартире?

— Около часу ночи. Я был вымотан до предела и сразу лег спать.

— Чем вы занимались в понедельник утром?

— Я совершил пробежку в Центральном парке. Потом отдал автомобиль в прокат.

— В какое время вы отправились на пробежку?

— Примерно в четверть восьмого.

— А машину вернули в пять минут десятого?

— Да.

— Обычно вы не тратите на пробежку столько времени?

— Чаще всего мне хватает часа, а потом я могу еще некоторое время идти пешком. Однако бывает, что по пути я размышляю о разных вещах и теряю ощущение времени.

«Ну конечно!» — мысленно усмехнулась Эмили.

— Мистер Олдрич, часто ли вы подвержены таким вот провалам во времени, если вы на пробежке или на прогулке? — участливо поинтересовался Ричард Мур.

— Никакой системы тут нет. Но если моя голова чем-нибудь забита, то такое вполне может случиться.

Грег подумал, что такое случилось не далее как сегодня утром. Когда он вышел из дому, не было и половины шестого, а вернулся он только в полвосьмого. Пришлось со всех ног мчаться в душ и срочно переодеваться, чтобы успеть в суд. «Но присяжным я не буду говорить об этом, — решил про себя Грег, — иначе подумают, что я чокнутый».

«Никакой системы тут нет! — негодовала Эмили. — Только случилось это именно в утро убийства Натали. Какое удобное совпадение!»

Следующий вопрос Ричарда Мура был о том, как Грег отреагировал на звонок, возвестивший о гибели Натали.

— Я отказывался верить. У меня в голове не укладывалось... Меня эта новость просто убила.

— Что вы сделали, получив известие о трагедии?

— Я сразу поехал к матери Натали, прямо с работы.

Грег, не скрываясь, отыскал среди присутствующих Элис Миллз, сидевшую в третьем ряду. Несмотря на принятые для свидетелей правила, ей разрешили посещать процесс до его окончания.

— И Элис, и я не могли опомниться от потрясения. Мы оба рыдали. Она в первую очередь вспомнила о Кейти. — Рассказывая, Олдрич явно делал над собой усилие. — Она-то знала, как хорошо Натали и Кейти ладили друг с другом. Элис убедила меня, что я должен тотчас отправиться к дочери и помягче ей все сообщить, пока об этом не позаботились чужие люди.

Время приближалось к четырем. «Мур нарочно тянет время, чтобы на выходных присяжные вдоволь посмаковали сочувствие к бедняжке Грегу», — подумала Эмили.

Донельзя раздосадованная, что придется отложить перекрестный допрос Олдрича на понедельник, Эмили тем не менее не допустила ни малейшей бреши в собственной невозмутимости.