Возьми мое сердце

30

В субботу вечером Эмили отправилась на званый ужин к Теду Уэсли. «У нас будет всего несколько друзей, — пояснил он. — Перед отъездом мы хотим лишний разок пообщаться с теми, кто нам действительно дорог».

Пятого ноября Тед заступал на новую должность в Вашингтоне. Эмили знала, что их дом в Сэддл-Ривер уже выставлен на продажу.

Тед и Нэнси Уэсли впервые удостоили ее приглашением. Эмили понимала, что это ответ на благоприятные отзывы о ней в прессе, связанные с процессом. Теду нравилось держать в своем окружении людей, добившихся славы. Успешных людей.

«Успех меня ждет или провал, в любом случае газеты с моей физиономией пополнят мусорные корзины уже на следующей неделе, — рассуждала про себя Эмили, сворачивал на Фоксвуд-роуд в местечке Сэддл-Ривер. — Но если я проиграю, то пройдет вечность, прежде чем меня пригласят снова».

Дом Теда выделялся из череды мини-особняков, выстроенных вдоль извилистой улочки. Эмили подумала, что на прокурорское жалованье такой, понятно, не купишь. До прокурорской должности Тед входил в долю в престижной адвокатской конторе своего тестя, и основная часть средств, как слышала Эмили, досталась ему от супруги. Дед Нэнси по материнской линии в свое время основал сеть дорогих универсамов.

Эмили припарковалась в конце аллеи, у ротонды. Открыв дверцу, она ощутила, что на улице посвежело, и с наслаждением вдохнула полной грудью прохладный бодрящий воздух. В последнее время ей некогда было даже выйти и подышать, проветрить легкие. Эмили заторопилась в дом: она не позаботилась взять с собой жакет, а сейчас он не помешал бы.

Зато она была довольна, что выбрала для вечера блузку с ярким рисунком. Эмили видела, что долгие часы напряженной работы негативно сказались на ее внешности. Умело наложенная косметика отчасти помогла скрыть усталость, но и живые оттенки шелка очень выручали. «Вот закончится процесс, возьму себе несколько выходных — и плевать, сколько там дел скопилось у меня на столе», — решила Эмили, позвонив в дверь.

Тед сам подошел к домофону, открыл ей и с восхищением воскликнул:

— Вы сегодня чрезвычайно эффектны, госпожа прокурор!

— И вправду, — подтвердила Нэнси Уэсли, поспешившая за мужем к двери.

В этой стройной блондинке лет пятидесяти с первого взгляда безошибочно угадывался тот неизгладимый отпечаток, который с детства оставляют богатство и принадлежность к элите. Однако улыбка Нэнси была радушной, едва приложившись губами к щеке Эмили, она взяла ее руки в свои.

— Кроме тебя, у нас еще три гостя. Надеюсь, они тебе понравятся. Пойдем, я вас познакомлю.

Следуя за четой Уэсли, Эмили успела беглым взглядом окинуть холл. Зрелище ее впечатлило. Сдвоенная мраморная лестница. Балкон. Старинная люстра. И как кстати она выбрала себе наряд! Нэнси Уэсли тоже надела все шелковое: черные брюки и блузку, только, в отличие от Эмили, блузка была пастельно-голубой.

Еще три гостя... Эмили опасалась: уж не вздумали ли Уэсли пригласить для нее какого-нибудь холостяка в качестве кавалера за ужином? В этом году такое уже неоднократно случалось, правда, в других компаниях. Эмили все еще не смирилась с утратой Марка, поэтому усилия знакомых не просто раздражали ее — они ее мучили. «Может, когда-нибудь я и сделаю новую попытку, — сказала себе Эмили, — но только не сейчас». Она поспешно убрала с лица невеселую улыбку. «Но даже если бы я была не против, типчики, которых мне подсовывали, все равно никуда не годились!»

Однако в гостиной, к облегчению Эмили, выяснилось, что двое из приглашенных — супружеская пара и обоим явно за пятьдесят. Она сразу узнала мужчину — это был Тимоти Мониган, актер в одной из вечерних мыльных опер. Действие телесериала разворачивалось в больнице, он играл там главного хирурга. Мониганы расположились на диванчике у камина, а еще одна дама лет под семьдесят устроилась в вольтеровском кресле.

Тед представил своей новой гостье Тимоти и его супругу Барбару. Поздоровавшись с ними, Эмили с улыбкой обратилась к Монигану:

— Мне называть вас «доктор»?

— Я же не на работе! Можно просто Тим.

— Тогда уж и я попрошу: не называйте меня прокурором.

Затем Тед обернулся к пожилой даме:

— Эмили, это еще одна наша добрая приятельница, Марион Роде. Она-то, кстати, настоящий доктор, психолог.

Познакомившись со всеми, Эмили сразу оказалась в дружеской компании. Потягивая вино из бокала, она чувствовала, что понемногу отходит от служебных волнений. «Вот оно, подлинное общение, — подумалось ей. — В жизни есть место всему, а не только процессу над Олдричем. И пусть лишь на один вечер...»

Когда хозяева предложили пройти в столовую, и Эмили оглядела прекрасно сервированный стол, ей вспомнились быстрые супы и сэндвичи на рабочем столе и ужины с доставкой — на протяжении последних месяцев все это являло для нее вершину кулинарного искусства.

Угощение удалось на славу, беседа за ужином текла весело и непринужденно. Тим Мониган оказался завзятым краснобаем и охотно делился эпизодами своего сериала, оставшимися за кадром. Эмили слушала и смеялась, а потом призналась, что даже колонки светской хроники меньше захватывают. Ей стало интересно, как Тим и Тед познакомились.

— Когда я учился в университете Карнеги-Меллона, мы жили в одной комнате, — пояснил Уэсли. — Тим выбрал своей специализацией театр, и хотите верьте, хотите нет, но я и сам участвовал в некоторых постановках. Однако родители велели мне забыть об актерстве: они считали, что иначе я окончу жизнь нищим на паперти. Пришлось подкорректировать планы в сторону юридической школы, но, по-моему, те любительские спектакли немало пригодились мне в суде — и в бытность адвокатом, и потом прокурором.

Мониган обратился к Эмили:

— Нэнси и Тед предупреждали, что сегодня вечером не стоит надоедать вам разговорами о процессе. Но признаться, мы с Барбарой внимательно следим за событиями по «Судебным кулуарам». Так вот, по кадрам, где вы в зале суда, я могу судить, что из вас получилась бы первоклассная актриса. Вы телегеничны и потрясающе держитесь перед камерой; есть и еще кое-что — ваша выразительная манера задавать вопросы и реагировать на них. Всего лишь один пример: те испепеляющие взгляды, которые вы метали в Грега Олдрича во время выступления Истона, были красноречивее многих томов судебного дела.

— Надеюсь, Тед не снесет мне голову, если я полюбопытствую вот о чем, — несколько стеснительно начала Барбара Мониган. — Должно быть, Майкл Гордон изрядно раздосадовал вас, когда признался, что больше не верит в виновность Грега Олдрича.

Эмили чувствовала, что психолог Марион Роде с неподдельным вниманием дожидается ее ответа, однако больше всего ее удручало то, что, несмотря на обстановку светского раута, за столом присутствует ее непосредственный начальник, окружной прокурор.

Эмили помедлила, тщательно подбирая слова.

— Я не стала бы и не смогла бы вести дело, если бы допустила хоть толику сомнения в том, что Грег Олдрич убил свою жену. Его трагедия — а также трагедия Кейти и матери Натали Райнс — заключается в том, что он действительно мог испытывать очень сильные чувства к своей жене. Однако я считаю — и, возможно, доктор Роде не раз убеждалась в этом на практике, — что люди, весьма достойные во всех отношениях, способны в ревности или отчаянии на очень дурные поступки.

— Абсолютно верно, — подтвердила Марион Родс. — Я кое-что читала и слышала об этом случае, и мне показалось, что чувства Натали к супругу в тот момент еще не остыли. Если бы они оба обратились за консультацией к психологу и обсудили проблему частых расставаний из-за ее гастролей, события, возможно, развивались бы по иному сценарию.

Тед Уэсли поглядел на свою жену и с неожиданной кротостью признался:

— Именно это средство благодаря Марион оказалось действенным и для нас. Много лет назад, когда мы с Нэнси переживали не лучший период, она вовремя протянула нам руку. Если бы мы тогда разбежались, страшно представить, сколько счастья было бы загублено: мы не родили бы сыновей, не готовились бы сейчас к переезду в Вашингтон... Марион у нас — самая желанная гостья после тех консультаций.

— Людям, которые проходят через эмоциональные потрясения или конфликтуют с кем-то дорогим и близким, бывает очень полезно обратиться к толковому специалисту, — спокойно согласилась Родс. — Не все проблемы, разумеется, поддаются решению, и не все отношения можно и нужно спасать. Однако истории со счастливым концом не такая уж редкость.

Эмили вдруг сделалось неловко: как будто эти слова были адресованы непосредственно ей. Неужели Тед с помощью Марион намекает, что ей сейчас поможет не новый мужчина, а психотерапевт? Как ни странно, эта мысль не вызвала у Эмили негодования. Тед и Нэнси наверняка предупредили приглашенных о ее утрате и об операции. Эмили вспомнила, как однажды Тед поинтересовался у нее, не обращалась ли она к специалисту, чтобы обсудить свою нелегкую жизненную ситуацию. Эмили тогда ответила, что у нее прекрасные отношения с родственниками и друзьями, а лучшей терапией для нее, как и для всех, перенесших потерю близкого человека, остается работа и только работа.

«Наверное, Тед рассказал Марион и о том, что отец и брат с семьей уехали отсюда, — предположила Эмили. — К тому же шефу хорошо известно, что с моим рабочим графиком часто с друзьями не повидаешься. Знаю, он искренне сочувствует мне, но я правильно рассудила, пока ехала сюда: если я проиграю процесс, немало найдется умников, которые задним числом начнут критиковать его за то, что переоценил меня. Тогда и посмотрим, будет ли он так же ко мне расположен».

Вечер у Теда закончился в десять; к тому времени Эмили уже очень хотелось домой. Ей вполне хватило этой короткой передышки, желанного бегства от текущих дел, и теперь она мечтала как следует выспаться и наутро в воскресенье снова отправиться в свой рабочий кабинет. После благоприятного впечатления, произведенного Грегом Олдричем при даче показаний, Эмили все сильнее тревожилась за предстоящий перекрестный допрос.

По дороге домой она снова стала себя пытать: «А вдруг дело совсем в другом? Так ли меня волнует этот перекрестный допрос и сам приговор? Возможно ли, что меня мучает вероятность совершенной нами ужасной ошибки? Может, Натали Райнс все-таки убил кто-то другой?»