Враг женщин

Глава восьмая

От Сары Нермин

Любимая Нермин!

Здесь мы уже перестали спать по ночам… Есть такая пословица: «Человек не должен вставать позже восхода солнца». Якобы если человек встает после восхода, то его в тот день постоянно будет мучить головная боль. В словах старых людей, конечно, скрывается некая мудрость. Думая так, мы постарались воплотить в тот же день завет предков. Мы ложились спать, по большей части, уже после восхода солнца. В то же время во мне стало пробуждаться неповиновение этому правилу, доставшемуся нам в наследство от дедов. Потому что, если я не засну до восхода, потом мне бывает трудно встать. Вот и сегодня я проснулась разбитой. В течение двух часов я не могла отделаться от легкой головной боли. Прошлой ночью мы веселились до полусмерти в саду семьи господина Ремзи… Хотя было уже далеко за полдень, в усадьбе многие еще спали. Те же, кто проснулся, бродили по дому. У них опухли глаза, а лица выглядели устало, они были молчаливы.

Я сравнила нашу компанию с труппой. Прошлой ночью эта труппа переменила амплуа и стала похожей на циркачей. Это случилось благодаря нашим новым друзьям-спортсменам. Я уже сообщала тебе в предыдущем письме, что примерно в полутора часах езды от нашего дома разбили лагерь спортсмены. Я подробно рассказала тебе и о том, что один из них разыграл на море тонущего и вверг всех пассажиров в панику.

Их пятнадцать человек. Они уже несколько лет подряд приплывают на это побережье на прогулочных катерах и в течение двух-трех месяцев живут в палатках.

Семья господина Ремзи была знакома с некоторыми из этих молодых людей. И вот на вчерашнем празднике, чтобы придать новый оттенок нашим увеселениям, было решено пригласить и их. Мы сразу подружились со всеми. За городом люди быстрее отбрасывают все условности. На самом деле они оказались очень веселыми и приятными юношами.

После того как стемнело, их появление стало таким ярким событием, что трудно передать. Их велосипеды были украшены бумажными фонарями красного и зеленого цвета. Эти огни мы заметили еще издали, когда молодые люди медленно спускались с холма, лежащего напротив дома, среди оливковых деревьев.

Одежда собравшихся была столь же разноцветной, как и фонарики спортсменов. Мы всей гурьбой высыпали из сада и направились им навстречу.

Их песни были слышны задолго до того, как мы увидели их самих. Перейдя через перекресток, мы столкнулись с ними лицом к лицу. Юноши перестали петь. Молча они слезли со своих велосипедов и собрались в кучу как будто перед лицом какой-то неожиданной опасности.

Значит, жизнь в лагере, состоящая из занятий плаванием, прыжков, ныряния, сделала их диковатыми, как будто они вернулись в первобытное состояние. Они попросту боялись женщин.

Между тем нельзя было не опасаться нашего общества, в котором кроме мужчин находилось еще около двадцати женщин и девушек. Обе группы встали одна напротив другой. От спортсменов вперед вышел высокорослый молодой человек, от нас — младший брат господина Ремзи Латиф. Именно Латиф был дружен с этими спортсменами. Он, в отличие от Ремзи, не бывал в Европе. Все, что его интересовало, это охота.

Я поразилась тому, что рассказывал о нем господин Ремзи. В прошлую зиму бедняга хотел подстеречь диких уток и целыми неделями просиживал в камышах на берегу горной речки, жил в каких-то ямах, похожих на медвежьи берлоги. Что ж, у каждого человека свои причуды. Пока Латиф и высокорослый спортсмен представляли друг другу свои сообщества, издалека послышался гул мотора.

За спинами спортсменов появился мотоцикл и пронесся перед нами, разгоняя пыль, смешанную с дымом. Кто-то из наших испугался и побежал к изгороди у обочины дороги. Судя по одежде, на мотоцикле ехали тоже спортсмены.

Я посмотрела в их сторону. Они тоже, как и мы, были удивлены и потихоньку переговаривались между собой.

Их предводитель громко сказал Латифу:

— Это Хомонголос[10]… Давно известно, что у него с головой не все в порядке. Прошу извинить.

— Куда же он поехал?

Тот, улыбаясь, сделал движение рукой, показывая, что этого никто не знает. Наше сообщество молча направилось в сад господина Ремзи. Отчего-то все вдруг стали серьезными и задумчивыми.

Я одна плелась позади. Господин Ремзи, который шел под руку с Весиме, замедлил шаг. То и дело останавливаясь, он пытался задержать невесту каким-то пустым разговором, показывая рукой куда-то вдаль.

Это был маневр для того, чтобы поговорить со мной.

У несчастного господина Ремзи появилась к тому времени привычка: когда мы шли гулять вместе, он, иногда ведя под руку Весиме, старался подойти поближе ко мне… Он так скрывал свои желания, что можно было только похвалить его за сообразительность.

— Это вы, госпожа Сара? Почему вы так отстали?

— Не знаю… Так получилось.

— Этой ночью нам предстоит веселье.

— Да, кажется… Недавно мимо нас кто-то пролетел на мотоцикле… Говорят, это Хомонголос… Я заинтересовалась.

Господин Ремзи, довольный тем, что найдена тема для разговора, стал пояснять:

— Хомонголос настоящий вожак этих спортсменов. Необычный человек… Необыкновенно сильный и ловкий. Во всех видах спорта добился успехов. В особенности любит мотоциклы… К тому же он превосходный пловец… Море для него, как для нас садик возле дома, так он уверен в себе.

— Когда я плыла сюда, в море нам повстречался человек, который притворялся, что тонет, и пытался ввести нас в заблуждение. Не он ли это?

— Он самый. У него рыбье прозвище — Бычок. Но его он получил не столько за умение плавать, сколько из-за выражения лица. Он действительно похож на эту рыбу, — ответил господин Ремзи.

— Вы его назвали Хомонголосом и рыбой, но настоящее-то его имя как, вы забыли?

— Его зовут Зия. Но никто его так не называет. Все его знают как Хомонголоса.

— В какой связи?

— Не знаю, помните ли вы? Хомонголос, герой одного кинофильма. Один талантливый изобретатель сумел создать искусственного человека. Но не смог передать своему творению лишь одну чисто человеческую черту — я имею в виду сердце и чувства.

— Поэтому его называют Хомонголосом?

— Да. Хомонголос сильный, способный человек, с железной волей, веселый, даже немного любит паясничать… Но он бесчувственен, как камень. Он не сочувствует умирающему, потешается над тем, кто страдает… Он называет любовь и доброту слабостями. Любовь для него бессмысленная сказка. Теплое отношение к родителям, к братьям, к детям для него неразгаданный ребус. В этом Хомонголос мало чем отличается от настоящего робота.

— Сколько ему лет?

— Тридцать-тридцать пять.

— Этот человек в своей жизни никого не любил?

— Совершенно верно. Для него в слове «красивый» нет никакого смысла. Красивый пейзаж, красивый голос, красивое животное — все это для него бессмыслица. Тех, кто влюбляется, он считает больными.

— Даже если знает, что вы, например, так любите Весиме?

— Мы с ним не особо дружны… Если бы я был его лучшим другом, все равно он посчитал бы меня больным, стал подавать липовый чай и кашу из льняных семян мне в постель… Я вам расскажу одну историю, из которой видно, насколько он бесчувствен. У него был друг, с которым они выросли вместе как братья. На войне друга тяжело ранили. Его отвезли в больницу. Хомонголос днем и ночью дежурил у его постели. А у раненого была в Стамбуле невеста, очень красивая. Бедная девочка, узнав обо всем, так рыдала… «Я должна увидеть его в последний раз!» Кое-как в полубессознательном состоянии она добралась после трех дней пути до госпиталя. Она хотела обнять любимого в последний раз. Но Хомонголос встал в дверях и преградил ей путь своим огромным телом. Он твердил: «Больной в тяжелом состоянии… Доктор запретил кому бы то ни было его навещать. Я не позволю!» Девушка плакала, умоляла, ползала у него в ногах. Но Хомонголоса это не разжалобило.

— Что же, там никого не было? Никто не мог вмешаться?

Господин Ремзи с горькой улыбкой ответил:

— Вы не знаете Хомонголоса. Против него никто не устоит. Но на этом все не закончилось. Смертельно раненный друг услышал крики своей возлюбленной и сам стал умолять Хомонголоса пустить ее к нему. Разве можно нарушить волю умирающего? К тому же друга, с которым они вместе росли, почти брата? Но Хомонголос и тут не сжалился. Он сказал: «Доктор не позволяет, что я могу сделать?» — и закрыл дверь. Девушка еще какое-то время проплакала у двери. Потом, когда ее унесли оттуда в полуобморочном состоянии, раненый на руках своего друга навеки закрыл глаза… Несчастный, наверное, умер в слезах.

Этот рассказ неприятно поразил меня. Я начала протестовать:

— Вина на тех, кто там присутствовал. Они должны были разом наброситься на это чудовище и разорвать его.

Господин Ремзи снова улыбнулся и продолжил:

— Такой уж человек Хомонголос. Но, в общем-то, вреда от него не так много. Ему даже нравится делать добро…

— Почему он так пронесся перед нами?

— Его друзья тоже не поняли. Хомонголос пообещал быть сегодня вечером у нас. Но вдруг, не сказав никому ни слова, скрылся. Вы видели же… Его друзья в таком же недоумении, как и мы.

— Этот человек явно ненормальный!

Господин Ремзи, немного поколебавшись, сказал:

— Он, наверное, увидел, что здесь много женщин. Я думаю, главная причина в этом.

— Он застеснялся?

— Нет, госпожа. Хомонголос храбрый, даже наглый человек. Я уже говорил, что он напрочь лишен чувства любви к ближнему и не понимает, что такое красота. Понятно, что такой человек является врагом женщин. Это чувство иногда переходит у него во вражду. Хомонголос избегает женщин, а когда все-таки вынужден с ними разговаривать, то начинает как воспитанный человек, а потом… Не выдерживает и…

— Мне хочется увидеть этого женоненавистника, — сказала я. — Интересно, куда он направился?

— Никто не знает. Он как дикий зверь.

Мы проходили мимо сада. Там уже начался праздник. Спортсмены снова выстроились в ряд, как и при первом знакомстве, и словно бы заняли оборонительную позицию в углу сада. Они стеснялись смешиваться с нашими, разговаривать с ними.

Эти крепкие, здоровые молодые люди вели себя словно невинные дети. Когда у них что-нибудь спрашивали, они краснели и, отвечая, заикались.

Мы поняли, что наши гости — это не салонные болтуны. Если мы будем по-прежнему серьезны, то и они до утра будут держать оборону. Нам пришлось изменить тактику.

Я подозвала к себе Хандан.

— Ты интересуешься спортом, — сказала я, — следишь по газетам за матчами и тому подобным. Рассказывай, что знаешь о последних спортивных событиях. Пусть они тоже втянутся в разговор.

Хандан, улыбаясь, кивнула. Потом она горячо начала рассуждать о каком-то боксерском поединке.

— Как случилось это поражение, не могу понять, — говорила она, широко раскрыв глаза от притворного волнения.

— А я нахожу это вполне естественным, — вмешалась я. — Я этого ожидала. Эта победа была предопределена.

Хотя я не знала точно, кто выиграл, а кто потерпел поражение, но я с жаром начала спорить с Хандан. Моя хитрость имела даже больший успех, чем я предполагала. Наши спортсмены вдруг разом оживились.

Как будто желая нагнать упущенное время, которое они промолчали, они начали говорить с большим пылом, споря и перебивая друг друга. Как будто им недоставало слов, они стали показывать жестами те или иные приемы борьбы, удары головой, ногой, пытаясь втянуть в разговор и товарищей. Они и дело переспрашивали: «Понял, понял?» Когда число собеседников увеличилось, они начали вовлекать и нас. Иногда, в ходе горячих споров, с языка у них срывались недопустимые словечки, но они тут же, покраснев, извинялись.

Коренастый, невысокого роста молодой человек объяснял своему товарищу какой-то особый удар. Но тот не обращал внимания на его движения и в это время продолжал изливать свою душу кому-то стоящему рядом. Первому же, когда он заметил, что разговаривает сам с собой, стало стыдно. Он увидел, что я смотрю на него, и ему волей-неволей пришлось обратиться ко мне.

Поодаль один спортсмен, пытаясь втолковать моему дяде и тете Макбуле последнее поражение, попросил одного своего товарища занять оборонительную позицию. Парень подогнул колено, выставил вперед кулаки и замер как статуя; другой же крутился вокруг него, подскакивая, нанося ему удары снизу, от запястья и пытаясь объяснить по ходу положение, приведшее к проигрышу. Иногда его кулаки действительно достигали лица несчастного.

Если бы ты была там, ты вдоволь посмеялась бы над тем, что происходило с госпожой Исмет. Здоровый парень, которого его друзья называли Братец Джемаль, с огромным телом, но при этом с очень тонким, будто у евнуха, голосом, что-то рассказывал ей. Слов я не слышала.

Он, сжимая кулаки, приближал их к носу госпожи Исмет, так что бедная женщина была вынуждена отступить на шаг, удивленно закрывая и открывая глаза.

Хорошо, что в тот момент начались танцы. Это стало спасением для госпожи Исмет. Те самые танцы, противницей которых она постоянно выступала. Хотя бы один раз в жизни она увидела в них какую-то для себя пользу.

Благодаря танцам отношения между двумя группами потеплели. Они были тем единственным, что объединило нас. Разговоры стали более непринужденными.

Короче, если вечером мы задавались вопросом о том, какие трудности нам предстоят за эту ночь, то на рассвете мы уже начали сожалеть, что ночь прошла так быстро. Мы подружились с нашими гостями. Мой дядя решил в пятницу устроить в их честь вечерний прием. Получилось, что эти спортсмены также оказались участниками наших свадебных торжеств. Разве я не права, говоря тебе, что наша компания превратилась теперь в акробатическую труппу?

Несмотря на первое впечатление, которое было не в их пользу, наши новые товарищи оказались хорошими юношами.

Они пообещали привести на прием в пятницу и Хомонголоса. Почему-то они говорили о нем как-то особенно. Наши развлечения без его участия казались им пресными.

То и дело они с сожалением повторяли, не заботясь о том, слышим ли мы их слова: «Все напрасно, без него вечеринка не удалась».

В конце концов они заявили: «Он несколько бестактен. При женщинах он часто начинает придуриваться, но не придавайте этому значения… В пятницу вечером в любом случае мы его приведем».

В моем следующем письме я подробно расскажу тебе о той вечеринке. Оревуар, Нермин.

Сара.