Могла ли я когда-то подумать, что стану самой счастливой здесь, в полудикой общине, где царят средневековые нравы, да еще и с Лютовым рядом? Благодаря Лютову!
Боги, это было похоже на какое-то помутнение сознания, когда все вокруг теряет свое значение, окружающий мир плывет по контурам, а единственно важное — он.
Мое настроение целиком зависело от Свята, от его поведения и положения дел.
Стоило мужу внезапно стать молчаливым и хмурым, как все вокруг блекло, солнце не светило, а внутри меня поселялась паническая тревожность.
Так случилось самое страшное.
Я не просто влюбилась в собственного мужа, но и стала полностью от него зависима.
Даже не знаю, когда Лютов успел просочиться в мои вены сладковатым ядом, отравляя мозг и перекрывая дыхание.
Оплот в виде здравого смысла слетел к черту, а память услужливо подтерла те моменты, когда Свят поступал подобно настоящему варвару.
Я больше не злилась на него за Дитмара, не вспоминала угрозы и унижения.
Ехидный голосок изредка нашептывал, что я сошла с ума, подхватила стокгольмский синдром и все происходящее — аморально.
Я запихивала предательские мыслишки подальше, совершенно не желая трезво оценивать ситуацию. Да и какая разница? Даже если крыша уехала далеко и надолго, то это не имеет значения, когда ты счастлив.
Какое-то время я действительно верила, что моя больная любовь сможет спасти наш брак.
Почти каждый день мы проводили вместе, не впуская посторонних в наш маленький уединенный мирок.
По утрам купались на том самом озере, где Свят в прямом смысле катал меня на себе, усадив на спину и ныряя в водяную гладь. К обеду приходилось возвращаться домой, Свят уходил работать в кабинет, а я до вечера сиротливо слонялась по дому, пыталась найти себе развлечение, но безуспешно. Вылазки в общину не дали никаких результатов — многие сторонились меня, боясь косо взглянуть на жену будущего предводителя. Не нашлось даже подхалимов и подлиз, что приятно удивило.
Чтобы как-то занять себя, я много читала и загорала, а Майя учила меня готовить, что не принесло особых успехов.
Днем мне было очень скучно, но к вечеру настроение заметно улучшалось, ведь Свят освобождался и все его внимание принадлежало мне.
А ночью он весь принадлежал мне.
Иногда он уезжал на несколько дней в Моронг, что становилось для меня самым ужасным временем, наполненным печалью и щемящей тоской.
Так проходили дни, недели, месяцы.
Знойная летняя жара сменилась дождливой осенью. Мы больше не ходили к озеру, я просыпалась в остывшей постели, чувствуя одиночество и холод. Но вечера около камина все также принадлежали лишь нам двоим.
Постепенно осенние дожди уступили место первому снегу. К тому моменту я уже изрядно поднабрала в весе и была похожа на хорошенько отожравшегося хомяка.
От костлявой Алисы с выпирающими ребрами и ключицами не осталось и следа. Глядя в зеркало, я видела налитые румяные щеки, потяжелевшую грудь, которая уже не вмещалась в ладонь, а талия… ее у меня больше не было. Боги, да я была огромной! Живот вырос настолько, что закрались подозрения — малышей там двое. Как минимум.
Каких-либо комплексов и неуверенности я не ощущала, благодаря горящим восторгом глазам мужа.
Перекатывалась себе по дому, как колобок, совершенно не беспокоясь ни о чем.
Известие о том, что мы переезжаем в Моронг застигли меня внезапно, стали полным шоком.
Я хотела этого с того самого момента, когда Лютов утащил меня в эту глушь, но настолько свыклась и привыкла, что оказалась дезориентирована.
Но могла ли я отказаться?
Уже собирая вещи и планируя обустройство в городской квартире, я наткнулась на неприятный сюрприз.
Мобильник, который дал мне Дитмар, был сплошь завален сообщениями от бывшего жениха.
Я не забывала о нашем уговоре и его навязчивой идее ни секунды за эти полгода, но ни разу так и не проверила телефон. Сначала боялась обнаружить аппарат перед Святом, потом увлеклась игрой в семью, что навязывал Лютов, а потом и вовсе, игра стала реальностью.
Все эти месяцы счастья время от времени омрачались моими размышлениями о Дитмаре.
Стоит ли рассказать Святу о его безумной идее?
Но ведь тогда муж узнает, что я виделась с Дитмаром при побеге, да еще и согласилась быть шпионом в логове Остроглазых. Конечно, никакой информации или толку бывшему жениху я так и не принесла, но поверит ли в это Свят?
В наших отношениях царил мир, но я каждой клеточкой кожи я ощущала, насколько он хрупок.
Любое сомнение или подозрение разрушит все, что строилось полгода. И боюсь, навсегда.
Просматривая сообщения от Дитмара, я вновь убедилась в том, что он съехал с катушек.
Первые сообщения еще были наполнены каким-то трепетом и попытками убедить меня в любви, чтобы склонить к содействию ради общего будущего. А вот потом начинался такой мрак, что дрожь ужаса пробежалась по коже.
Дитмар, всегда вежливый и спокойный, писал мне километры угроз, перемешанных признаниями в любви.
Боги, и этому безумцу я едва не стала женой!
В конце концов, я пришла к выводу, что благоразумнее всего будет избавиться от телефона в городе. Разломаю по частям и выброшу в мусорный бак. Или попробую сжечь.
Можно было бы провернуть это и здесь, но вероятность быть замеченной Святом или кем-то из слуг слишком высока.
В Моронге же я навсегда сотру этот позорный след из своей биографии, да так, что никто при всем желании не сможет уличить меня в сговоре.
После этого тревога наконец отпустила меня и, закинув мобильник в тайный карман своей любимой сумочки, я уже со спокойной душой продолжила сборы, параллельно продумывая дизайн будущей детской.
Все необходимое было собрано и загружено по автомобилям за пару дней. Нескольких подчиненных Свят отправил в город вечером, мы же выехали ранним утром, сопровождаемые лишь одним автомобилем, где разместились двое мужчин из общины, которых муж решил приспособить к работе в городе, извечный Борис и Майя, согласившаяся переехать для помощи мне по дому.
Выкатившись из дома, сплошь закутанная в меха, я с наслаждением вдохнула морозный воздух и чуть сощурилась от ярких лучей солнца.
Свят выбросил недокуренную сигарету и, помогая мне усесться в «гелендваген», коротко хохотнул.
— Ты похожа на медведицу, отправившуюся на бал.
Я грозно сощурилась, пронзая мужа пристальным взглядом.
— Стараюсь тебе соответствовать.
— Мне? — в багрово-медовых глазах вспыхнуло искреннее удивление.
Кивнув с важным видом, я деловито изрекла:
— Ты ходишь как медведь, все на пути сносишь. Будь возле тебя хрупкая фея, так переломаешь. Только медведица, дорогой. Только так.
Прыснув, Лютов щелкнул меня по носу.
— Пора ехать, медведица моя. На бал.
Стоило нам выехать за черту поселения, когда дома и улицы растаяли за массивом леса, как я ощутила нечто тягостное, тревожное на душе. Очередное дурное предчувствие?
Бред. Гормоны творят со мной злую шутку. Подобные чувства я испытывала не столь давно, когда вишневый пирог Майи оказался недостаточно сладким, а меня это расстроило так, что я тихо проплакала в подушку пол вечера, спрятавшись ото всех.
— Только не говори, что будешь скучать, — насмешливо протянул Лютов, заметив мой печальный взгляд в сторону проносившихся мимо деревьев.
— Почему не говорить? Мне там нравилось.
— Неужели? Лис, а не ты ли возмущалась жизнью в такой заднице мира?
Надув губы, я капризно фыркнула и отвернулась. Признаться в том, что самое главное не место жительства, а его присутствие, в мои планы не входило. Пока.
Я и представить не могла, что вообще признаюсь ему в своих чувствах. Это казалось чем-то нелепым, смешным и совершенно наивным. Да и не нужны, мне казалось, слова. Зачем, когда все итак прекрасно?
Расценив задумчивость как приступ депрессивности, Свят чуть потрепал меня по щеке и горячо поцеловал губы.
— Не надо этих грустных глаз, сладкая. Мне выть хочется, когда ты всем своим видом демонстрируешь вселенскую скорбь. Все ведь хорошо?
— А что хорошего? — резковато откликнулась. — Думаешь, что мне нравится сидеть запертой в четырех стенах? Здесь хотя бы лес был. А там?
— А там город, где у тебя будет не один лес. Чего ты там хотела? Галереи, музеи и театры? Ну?
Я аж подпрыгнула в кресле, всем корпусом разворачиваясь к Лютову.
— Повтори, — на губах помимо воли растянулась широкая улыбка. — Ты хочешь сказать, что в Моронге мои передвижения не ограничены? Свят!
Я затрясла мужа, не вынося его ехидной ухмылки и тишины.
— Ты серьезно?!
Он все-таки не выдержал и рассмеялся.
— Думаю, что нет оснований держать тебя в клетке. Полной свободы не обещаю, Лис. Из дома ты будешь выходить только со мной, или же в сопровождении Бориса.
Сморщив нос, я недовольно буркнула:
— Борис? Ты же знаешь, что я не перевариваю этого зануду!
Лютов небрежно пожал плечами.
— Зато я ему доверяю.
— Ох, да зачем это вообще? Так боишься, что меня украдут? — я игриво подмигнула и принялась кокетливо накручивать прядь волос на палец.
— Угу. Украдут, потребуют выкуп, а потом сами заплатят, чтобы я обратно забрал.
— Ты так не шути, — холодно произнесла. — Медведицы, знаешь ли, в гневе свирепы.
— О, я-то, блядь, вполне осведомлен.
Пропустив последнюю фразу мимо ушей, я откинулась спиной на кресло, и принялась мечтательно рассуждать:
— Впереди так много дел. Ты ведь позволишь мне обустроить квартиру по собственному вкусу?
— Ох, женщина, делай с этим место все, чего пожелает твоя душа. Только никаких розовых ковриков и дебильных статуэток. И магнитов на холодильнике.
— А чем тебе магниты не угодили?!
— Просто не переношу.
Жаль. Я как раз хотела отыскать какой-нибудь забавный экспонат в виде медведя, залезшего в пчелиный улей и поедающего лапами мед. С отсылкой к самому Лютову, разумеется. Ну ладно.
— Я хочу сделать детскую в космическом стиле, — продолжала тем временем. — Стены, разрисованные звездами, летающие тарелки и кроватка в форме НЛО. Как тебе?
— Хм, хочешь воспитать будущего космонавта?
— Почему бы и нет? Ты бы смог отпустить нашего ребенка в космический полет? Или будешь нудить про вековые традиции и общину?
На секунду повисла тишина, Свят усиленно размышлял, обеспокоенно поглядывая в зеркало заднего вида.
— Я не знаю. Никогда не думал о таком.
На этом наш разговор иссяк, каждый думал о своем.
Я поглаживала округлившийся живот (дурацкая привычка!) и размышляла над именем нашего малыша. Немного пугало то, что за весь срок беременности я так и не была у врача, а ведь роды ожидались уже на весну.
Впрочем, мои опасения были продиктованы одной лишь паранойей, не имея за собой оснований. Как однажды заметил Свят, наше дитя являлось порождением Зверя, что исключало любые аномалии в развитии и проблемы со здоровьем.
Лютов молчал, а я отчаянно мечтала залезть ему в голову, чтобы узнать его мысли.
Чуть позже мне удалось заметить, что он все чаще и чаще поглядывает в зеркало заднего вида, словно пытаясь что-то там рассмотреть.
— Все нормально? — подозрительно осведомилась.
— Угу.
Скривившись от такого ответа, я продолжила:
— Ты кого-то заметил?
— Угу.
Уже начиная злиться, выпалила:
— И кого? Свят, ну кто будет шататься в глухом лесу? Если только кто-то из общины… а еще меня параноиком называешь!
Лютов никак не отреагировал, лишь прибавил скорости, а Борис, ехавший следом за нами, повторил маневр.
Через несколько километров стрелка спидометра перевалила за сто шестьдесят, а меня едва ли не размазало по креслу, желудок сжало и подкинуло куда-то к горлу.
Я уже хотела возмутиться такой необдуманности мужа, когда он резко затормозил, впечатывая меня в сидение и быстро выскочил из машины.
Обежав «гелендваген», Свят распахнул пассажирскую дверь и, грубо схватив меня за локоть, выдернул на улицу.
— Свят! Что ты…
Договорить я не успела — Лютов едва ли не волоком потащил меня к машине Бориса и, рывком открыл дверь.
— Видели? — рявкнул сидящим внутри мужчинам.
Те кивнули и поспешили выбраться наружу.
Муж тут же впихнул меня на их место и коротко бросил Борису:
— Езжай к отцу. Мы догоним.
— Свят! — воскликнула я, но договорить не успела.
Дверь захлопнулась, а машина резко сорвалась с места.
— Что происходит? — обратилась к невозмутимому Борису и встревоженной Майе.
— Нас преследуют, — отчеканил помощник. — Звери. Чужаки.
Сердце болезненно сжалось, а малыш возмущенно толкнулся изнутри.
Бросив обеспокоенный взгляд к лесу, куда устремился Свят, я увидела лишь мелькающие сквозь заснеженные деревья тени.