Врата ведьмы

ГЛАВА 15

Мисилл настороженно следила за темным лесом, окружавшим поляну. Ее дыхание образовывало в воздухе облачко белого пара. Неподалеку Крал разложил костер, чтобы приготовить обед. Даже толстые пальцы горца дрожали, когда он ударял огнивом по кремню, высекая искру. С каждой ночью, по мере их удаления от замка Мрил и Северной стены, становилось все холоднее и холоднее. Небеса, куда ни глянь, были затянуты серыми тучами, а прошлым вечером на чудовищно искривленные ветви деревьев упал первый легкий снежок. К утру лес оделся в белое.

Воительница огляделась по сторонам. Обычно заснеженный лес приобретал некую умиротворяющую красоту. Но здесь, в Темной Чаще, его вид вызывал воспоминание о замерзшем, покрытом корочкой льда трупе и навевал уныние.

Единственное тепло исходило из их лагеря. Ни’лан сидела на скрученном корне и наигрывала на лютне нежную мелодию. Струны пели о пестрых пичугах и зеленой листве, о цветочных бутонах и летней ночи. Неудивительно, что гримы держались поодаль. Это была песня Труа Глен, утраченной навеки Лок’ай’херы. Какой же мукой отзывалось в них воспоминание о прошлой жизни, когда не были еще изуродованы стволы и согнуты ветви древних деревьев. Даже Мисилл ощущала боль утраты, слушая мелодию нифай.

К воительнице подошел Мерик. Он потирал ладони и дышал на пальцы, поглядывая на небо.

— Нынче ночью опять пойдет снег.

Мисилл кивнула. Принц-элвин всегда безошибочно предсказывал погоду.

— Скоро мы не сможем идти дальше, — продолжал он, подходя ближе и понижая голос. — Когда мы покинем изуродованный порчей лес, ветра и холод только усилятся. Нужно найти хотя бы немного теплой одежды.

— Я знаю. Я видела, как Могвид поглядывал на Фардейла. Он смотрел так, будто хотел содрать с брата теплую шкуру. — Мисилл нахмурилась. У всех у них имелись добротные плащи и кожаные сапоги, но, если стужа усилится, необходимо раздобыть меха и толстые одеяла, чтобы не замерзнуть по пути к Тор-Амону и Цитадели горцев.

— Если бы только мой корабль «Крыло бури» мог перевалить через Стену, — прошептал Мерик.

Мисилл вздохнула. Если бы… Спустя некоторое время после побега из замка Мрил они связались с кораблем при помощи серебряной монеты лорда Тайруса. И Ксин сообщил, что Северная стена слишком высока, чтобы корабль мог перелететь через нее, а единственный разлом перегорожен чудовищным лесом. Любые попытки преодолеть его злили деревья, они атаковали, стараясь зацепить судно ветвями, на которых расселись призраки. «Крыло бури» не мог миновать их.

— Мы справимся, — сказала воительница.

— Надеюсь на это, — ответил Мерик и пошел обратно к лагерю, где Кралу наконец-то удалось уговорить отсыревшую груду палой листвы принять искру от его кремня. Крошечный огонек разгорался, приковывая к себе всеобщее внимание.

Легкий хруст заставил воительницу обернуться и обнажить клинки. Из чахлого подлеска выбралась тень. Это вернулся Фардейл, ходивший на разведку в лес. На сухую ветку он наступил нарочно, чтобы предупредить о своем приходе. Его глаза горели янтарным светом. Перед мысленным взором Мисилл возникло изображение пустой тропы — следовательно, поблизости волк не обнаружил ни одного грима.

— Я передам Ни’лан, — сказала она. — Иди погрейся у огня!

Высунув язык, Фардейл протрусил мимо.

Мисилл, прищурившись, смотрела вслед крупному древесному волку. После того как они оказались в лесу, образная речь Фардейла стала грубее, картинки, посылаемые им, упростились и часто оказывались неразборчивыми. Оставалось совсем немного времени до поры, когда он полностью растворится в звериной сущности. По словам Могвида, близнецам оставалось чуть больше месяца, а потом нынешние формы тела закрепятся навечно. Их время истекало — впрочем, как и время всех остальных.

Обойдя лагерь, Мисилл приблизилась к Ни’лан. Маленькая нифай глянула на нее. Темные круги, очертившие ее глаза, выдавали крайнюю усталость. День и ночь она играла на лютне, чтобы держать призраков в отдалении. Только когда лес полностью очищался от гримов, она могла ненадолго вздремнуть. Забота изнурила ее.

— Отдохни. — Мисилл прикоснулась к плечу нифай. — Фардейл говорит, что сейчас вокруг спокойно.

Ни’лан кивнула, опуская лютню на колени. Она встряхнула кистями рук, распрямила скрюченные от утомительной игры пальцы. Воительница заметила кровавые мозоли и волдыри на их кончиках. Ни’лан порылась в карманах в поисках болеутоляющего травяного бальзама.

— Как твое самочувствие? — спросила Мисилл. — Ты сможешь продержаться, пока мы не выберемся из леса?

— Меня изнуряет не игра на лютне, — отрешенно посмотрела по сторонам Ни’лан.

Воительница поняла. Музыка причиняла боль гримам, но она также истощала дух нифай. Здесь когда-то был ее дом.

— Осталось совсем немного, — попыталась утешить ее Мисилл. — По моим расчетам, мы должны достигнуть края Чащи через пару дней.

Ни’лан не ответила. Она смотрела на север.

— Вставай. Тебе надо хоть чуть-чуть перекусить. — Воительница помогла нифай подняться на ноги и повела погреться к огню. Кралу наконец удалось развести ровно горящий костер.

Усадив Ни’лан рядом с Могвидом у огня, Мисилл дернулась к обязанностям охранника. Лютня молчит, значит, нужно удвоить бдительность — того и гляди в лесу появятся гримы. В первые два дня пути малейшая музыкальная пауза вызывала их нападение, сопровождающееся пронзительными завываниями. Но теперь, глубоко в Чаще, гримы почему-то медлили. Или их водилось здесь не так много, или музыка сделала свое дело, разогнав призраков. Но все равно не следовало забывать об осторожности. Глаза должны улавливать малейшие шевеления теней, а уши — самые слабые звуки леса.

Мисилл кивнула лорду Тайрусу, охранявшему лагерь с противоположной стороны. Вдвоем они наблюдали за Чащей во время дневного отдыха, кружа вокруг костра до тех пор, пока отряд снова не выдвигался в дорогу. Могвид принес ей жестяную тарелку с вареными кореньями, смешанными с обжаренными на костре улитками. Воительница ела на ходу, хватая пальцами жалкие крохи пищи. Хорошо поохотиться в Темной Чаще не удавалось. Слишком мало зверья обитало среди изувеченных стволов и корней. Тощие кролики, роющие норы под деревьями, да несколько разновидностей пернатых. Но, к счастью, недостатка в воде они не испытывали — то и дело на пути отряда попадались ручьи и родники.

Некоторое время, пока воительница ела, Могвид шагал с ней рядом. Он поглядывал на лес с нескрываемым трепетом.

— Я слышал, ты говорила Ни’лан, что через несколько дней мы отсюда выберемся? Это правда?

— Если мои карты не врут.

Могвид прикусил нижнюю губу, прищурился и заговорил тише:

— Что дальше? Мы и правда собираемся проникнуть в древнее жилище Крала в северных горах? Я слышал, как он говорил, что снега там не тают даже летом. Если нас не погубит стужа, то наверняка убьют д’варфы. Вряд ли нам удастся пробраться незаметно. Из войска, занявшего замок Мрил, конечно, уже послали голубя с сообщением о нашем побеге.

Мисилл позволила ему высказаться до конца, а потом пожала плечами.

— Кто знает, с чем мы столкнемся в горах? Но мне почему-то кажется, что и снег, и д’варфы — не самые серьезные наши заботы.

Она заметила, что ее слова произвели удручающее впечатление на Могвида. Глаза его расширились, будто он заранее увидел все ожидающие его ужасы.

— Не размышляй слишком много о будущем, — вздохнула Мисилл. — Оно наступит, готовы мы к нему или нет. Поэтому будем бороться с холодом сколько сможем. Что до д’варфов, я надеюсь, они решат, будто призраки сожрали нас всех.

Могвид кивнул, ненадолго проникаясь ее уверенностью, и вернулся назад, к огню.

Мисилл покачала головой. Несмотря на ее решительный тон, беспокойство Могвида заронило сомнение и в ее душу. Что же им делать?

Наконец слегка заполнив пустоту в желудках, отряд свернул лагерь и отправился в дальнейший путь. Ни’лан взялась за лютню, а Фардейл принялся рыскать по лесу вдоль тропинки. Остальные молча шли за ними. Постепенно все больше и больше лиг оставалось позади.

Крал отстал, осматривая пройденный путь. Но к вечеру стало ясно, что его предосторожности излишни. Никаких признаков гримов, желающих атаковать маленький отряд. Их воплей не было слышно даже вдали. Поэтому Крал ускорил шаг и поравнялся с Мисилл.

— Не нравится мне эта тишина, — пробурчал он.

Воительница кивнула и нахмурилась, когда маленькая змея, обвивавшая ее предплечье, зашевелилась и покрепче прижалась к коже. Идя рядом с Кралом, она не раз замечала, что его присутствие заставляет змейку беспокоиться. Но всегда убеждала себя, что виной тому сильная стихийная магия, присущая горцу: сила глубоких пещер и скал, наполнявшая его кровь. Но почему тогда змейка не отзывалась, если рядом появлялся Мерик или лорд Тайрус? Природа тоже не обделила их своими дарами. Так и не найдя приемлемого ответа, Мисилл отбросила все подозрения и сосредоточилась на непосредственной угрозе.

— Гримы порастратили смелость за прошедшие несколько дней, — сказала она, удивляясь странной тишине леса. — Может быть, музыка Ни’лан разогнала их окончательно?

— Какая там музыка… — проворчал Крал.

Мисилл открыла рот, чтобы отчитать его, но поняла, что горец прав. Лютня нифай молчала. Поглядев вперед, воительница увидела, что маленькая женщина стоит неподвижно на невысоком холме.

— Что-то не так… — сказала она и ускорила шаг.

Крал следовал за ней.

По пути к ним присоединились Мерик и Тайрус. Ни один из них не обратил внимания на странное поведение Ни’лан. После дневки ее музыка то стихала, то возобновлялась. Но когда она прекратила играть, это заметил, казалось, только Крал.

Вместе они почти бегом помчались к Ни’лан. Она стояла, глядя прямо перед собой, лютня безжизненно покоилась в ее руках.

— Что с ней случилось? — прошептал Тайрус, когда они добрались до вершины холма.

Легкий снег срывался с серого неба. Солнце клонилось к закату.

Мисилл проследила за взглядом нифай. Там, в низине, раскинулось небольшое озерцо. Но не оно привлекало внимание, а огромное дерево на дальнем берегу. Его ствол, не уступающий в ширину сельской хижине, устремлялся к небесам, прямой, словно меч, разительно отличаясь от искривленных деревьев вокруг. Его ветви, хоть и лишенные листьев, плавно раскинулись, напоминая руки, протянутые усталому путнику. Оно так выделялось, что казалось неуместным в Темной Чаще.

— Ни’лан? — тихонько позвала воительница.

Нифай открыла рот, но слова застряли в ее горле. Тогда она облизнула губы и повторила попытку.

— Это мое дерево… — повернула она к Мисилл залитое слезами лицо, в голосе ее слышались рыдания. — Это… Это мой дом.

Ни’лан рухнула на колени, не в силах выдержать душевных страданий. Она смотрела на свое родное дерево, такое высокое, такое величественное. Хотя на нем не было листвы и тяжелых пурпурных цветов, нифай никогда ни с чем не спутала бы его. Она уже и не надеялась найти его не изуродованным порчей. Дерево выглядело так, будто заснуло, а не умерло. Стоя на коленях, Ни’лан не отрывала глаз от дерева, средоточия ее души. Она не хотела приходить сюда, зная, какую муку вызовет краткое прикосновение к прошлому, но, по всей видимости, усталые ноги сами вынесли ее к дому, где она прожила много лет.

— Ну, это… Вроде с ним все в порядке… — Могвид приблизился к Ни’лан.

— Я знаю… — Нифай смахнула слезы. — Но я не понимаю… Порча… — Она рукой обвела оставшийся лес.

— Что ж… — ласково сказала Мисилл, помогая ей подняться на ноги. — Может, стоит подойти поближе?

Ни’лан спрятала лицо в ладонях. Ей хотелось бежать, словно пугливой лани, только она не знала — к дереву или от него. Вновь обретенная вторая половинка души разрывала ей сердце. Но она знала: какую бы боль она ни испытывала, идти нужно.

— Я… Я должна посмотреть. — Нифай решительно кивнула, прижимая к груди лютню.

Но прежде чем она успела сделать первый шаг, на пологий берег озера выбежал Фардейл. Янтарные глаза волка пылали, из пасти свесился язык. Мисилл на миг вперила в него пристальный взгляд, а потом повернулась к спутникам.

— Фардейл почуял, что кто-то скрывается впереди.

— Один из призраков? — спросил Тайрус.

— Нет… Если я правильно поняла, человек. — Воительница поглядела на Могвида, будто хотела спросить — не понимает ли он образы, передаваемые братом, лучше, чем она.

— Он чересчур врос в волчью шкуру, — негромко пробормотал маленький человек, пожимая плечами. — Я сам не сумел понять больше.

— Да кто же сюда припрется? — проворчал Крал, медленно сдвигая шкуру снежного барса со стального лезвия топора. — Каждый, кто способен выжить в окружении гримов, наверняка сам затронут порчей Темного Властелина.

— Крал прав, — прищурился Мерик. — Нужно сохранять бдительность.

— А зачем вообще туда соваться? — опасливо отступил Могвид. — Обойдем это место и уберемся подальше. Зачем нарываться на неприятности?

— Может, стоит прислушаться к оборотню? — сказал Тайрус.

— И оставить неизвестного за спиной? — возразил Крал. — Я считаю — нужно проверить.

— В любом случае мне нужно пойти. — Ни’лан тяжело сглотнула. — Даже если мне придется идти одной.

Все повернулись к ней.

Но, прежде чем кто-либо произнес хоть слово, заиграла лютня. Нежные звуки хлынули, взмывая над поляной. Ни’лан изумленно подняла инструмент. Ее пальцы не прикасались к струнам, но музыка становилась все громче. Созвучия лились, яркие, будто летняя луна, а хлопья снега, падающие с неба, увеличились. Такая же нежная, как снежинки, мелодия кружилась над озером.

— Успокой свою проклятую игрушку, пока она нас не выдала! — зарычал Крал, протягивая руку.

— Нет! — Нифай отдернула лютню.

Но, так или иначе, горец опоздал с предупреждением. Как только мелодия достигла дальнего берега, в маленьких окошках на стволе дерева вспыхнул желтый свет.

Могвид охнул и юркнул за спину Крала.

— Окна! — изумился Мерик. — Кто-то живет в твоем дереве?

— Тот, кого почуял Фардейл, — пояснил Тайрус, выхватывая отцовский меч.

— Он, наверное, услышал музыку, — заметила Мисилл. — И приглашает нас к себе.

— Или заманивает в ловушку, — покосился на нее горец.

— Нет, это не ловушка, — шагнула вперед Ни’лан.

— Откуда ты знаешь? — резко бросил Крал.

— Музыка. — Ни’лан приподняла лютню. — Дерево радуется. Опасности нет и быть не может.

Сердцем она верила, что это так.

Спускаясь с пригорка к берегу озера, нифай услышала позади шепот элв’ина:

— Я доверяю Ни’лан. Как бы ни искорежила порча эти леса, раньше они были ее домом. Пойдемте. Посмотрим, на какую загадку мы наткнулись.

Когда женщина пошла вдоль кромки воды, песня лютни наполнилась грустью. Нифай понимала почему. Когда-то это озеро изобиловало рыбой, светлячки усеивали ветви, отражающиеся в неподвижной глади, а на берегах распускались цветы. Теперь же оно стало черным и унылым, заросло водорослями и ряской. Красота исчезла навеки.

Ни’лан подняла глаза на раскинувшиеся ветви ее дерева. Они нависали над озером, прямые и мощные, венчая ствол, который не смогли бы обхватить и тридцать взрослых мужчин. У нее снова потекли слезы.

«О, моя радость, как гордо ты стоишь, тогда как все вокруг погрязло в горе и безумии».

Шагая во главе отряда, нифай внимательно изучала огни, пылающие внутри ствола ее дорогого дерева. И хотя она должна была чувствовать гнев на того, кто вторгся в ее жилище, теплый желтый свет согревал сердце. Искра жизни в царстве мертвых. Помимо воли Ни’лан ускорила шаг.

Остальные спешили следом за ней.

Они обошли озеро, и сразу же в стволе дерева, над могучими корнями у самой земли, распахнулась дверь. На пороге возникла фигура, освещенная сзади теплым светом. В ней не было ничего угрожающего.

— Как долго мы вас ждали, — сказал человек дрожащим голосом.

— Кто ты? — Ни’лан остановилась, так как лютня смолкла.

Живущий в дереве вышел вперед, чтобы свет не слепил гостей. Он оказался высоким мужчиной в одежде из домотканого полотна. Судя по широким плечам, когда-то он был силен, но теперь опирался на деревянную клюку.

— Ты позабыла меня, Ни’лан?

— Я понятия не имею, кто ты… — покачала она головой.

— Ох, да разве это важно? — Он взмахнул посохом, будто отмахиваясь от ее слов. — Мои глаза, возможно, совсем ослабели, но не слух. Важно то, что я помню голос твоей лютни. Как я мог его забыть? — Он поднял изможденную ладонь. — Ведь это я помог ей появиться на свет своими собственными пальцами.

— Родрико? — Догадка озарила Ни’лан.

— О, девочка вспомнила простого резчика по дереву.

Она кинулась к нему, задержавшись на миг, чтобы рассмотреть проницательные глаза старика и его крючковатый нос, нависающий над густыми седыми усами. Когда она видела его последний раз, усы были черными как смоль. За минувшие пятнадцать лет человек сильно одряхлел. Нифай узнала старого друга и радостно обняла его, отложив лютню в сторону.

Поздоровавшись, Ни’лан отступила на шаг.

— Так ты все время оставался в Темной Чаще?

Родрико погладил усы. Тень набежала на его лицо, когда он перевел взгляд с лютни на затронутый порчей лес.

— Да, девочка.

— Но как? Почему? — Ни’лан пыталась понять, что же произошло с тех пор, как она вышла в путь с лютней.

Мисилл поравнялась с ней, все еще держа мечи наготове. Нифай заметила, что Крал и Тайрус тоже не убрали оружие.

— Действительно, как тебе удалось выжить в Темной Чаще и не поддаться порче? — спросила воительница.

— Мир вам, путники. — Старик посмотрел на их клинки. — Вложите мечи в ножны и заходите в жилище. Если вы хотите знать мою историю, то я поведаю ее вам, но не раньше, чем мы отряхнем снег и расположимся у теплого очага.

Ни’лан осторожно отвела в сторону лезвие меча Мисилл.

— Родрико можно доверять. Это он вырезал мою лютню. Он и множество поколений его предков дружили с нифай и были ближе к нам, чем любой другой человек.

Поколебавшись, Мисилл кивнула и сунула клинки в скрещенные за спиной ножны. Жестом она предложила друзьям последовать ее примеру. Лорд Тайрус убрал свой мриланский меч, а Крал неторопливо сунул топор за пояс. Мерик оставался безоружным, скрестив руки на груди, а Могвид прятался за его спиной.

— Заходите внутрь, — ободрил их Родрико. — Поднимайтесь по лестнице в верхнюю комнату.

Ни’лан шла первой, благоговейно вступая в сердцевину ее родного дерева. Чувства в ее груди смешались при виде крутой спиральной лестницы, ведущей наверх. Аромат древесной живицы и камфоры, врываясь в ноздри, запел в сердце, будто струны лютни. Всколыхнулись старые воспоминания, радость и горе смешались воедино. Пыль дорог, истоптанных за пятнадцать лет, осыпалась с нифай. Она притронулась ладонью к древесине, пытаясь дотянуться до сердца дерева, но ничего не почувствовала. Только пустоту. Ноги ее подкосились, а пальцы левой руки сжали гриф лютни. Душа дерева теперь жила в инструменте.

Шагая вверх по лестнице, Ни’лан внезапно осознала: нифай никогда не устраивали жилища внутри своих деревьев. Они делали помосты с навесами на ветвях. Лишь родственное дереву создание могло соединиться с ним, но путем смешения душ, а не через грубое проникновение.

Она оглянулась, разыскивая взглядом Родрико. Впервые нифай проникала в свое дерево подобным образом. Старик кивнул ей, подбадривая.

Лестница привела их в просторную комнату, занимавшую всю ширину ствола. Посредине возвышался опорный столб, а вокруг стояли комоды, кресла, столы, вырезанные из твердой древесины и украшенные затейливыми узорами.

Но Ни’лан не замечала мебели. Ее внимание приковала центральная колонна — подлинная сердцевина дерева. Медленно она обошла вокруг, пока не увидела углубление. Приложила к нему лютню. Очертания в точности совпали.

— Ее истинный дом, — подошел к ней Родрико.

Ни’лан обернулась.

— Я гляжу, ты обустроил свой дом здесь, в моем дереве. — В ее голосе звучали обвиняющие нотки.

— Будто какой-то червь, желающий спрятаться, — грустно вздохнул старик, — и точащий дыру в яблоке, добираясь до сердцевины.

— Мне жаль… — Ни’лан коснулась его руки. — Я не то имела в виду…

— Нет, девочка. Это противоестественно. Я слишком долго жил среди нифай, чтобы не разделять твои чувства. — Он опустил глаза. — Но после того как ты ушла, дерево позвало меня.

— Что?

— Хотя дух его перебрался в лютню, — покачал головой мастер, — в корнях оставалось немного магии. Достаточно, чтобы подпитать остаток древесной души. В тот день, когда ты отправилась в путешествие, я пришел сюда, чтобы забрать инструмент, и дерево заговорило со мной. Ну, не то чтобы заговорило, я просто почувствовал его в сердце и в разуме. Такого со мной еще не случалось.

— Не понимаю.

— Присядь у огня, я все объясню, — вздохнул Родрико.

Опираясь на клюку, он прошел к выложенному камнями камину у одной из стен.

Друзья Ни’лан уже собрались там. Фардейл растянулся едва ли не вплотную к пламени. Остальные опасливо переминались с ноги на ногу, будто не замечая кресел.

— Присаживайтесь, — пригласил их старик. — Кто-то же должен воспользоваться этими креслами, которые я делал долгими зимними вечерами. Расслабьтесь. Я согрел на огне бузинное вино. А выше есть комнаты с кроватями.

Все неторопливо разместились на креслах, передавая из рук в руки вино, которое согревало их до самых костей.

Родрико сходил в маленькую кладовку и вернулся с головкой сыра и миской каштанов, собираясь пожарить их на огне.

— Я обещал вам историю, — проговорил он, помешивая шипящие и потрескивающие каштаны на противне.

— Как ты выжил там, где никто выжить не может? — кивнула Мисилл.

Старик со слабым стоном опустился в свое кресло.

— История, которую мне предстоит вам поведать, довольно долгая. Поэтому, позвольте, я начну с того, с чего должны начинаться подобные истории, — с завязки. То есть с Цесилии.

— С Цесилии? — удивилась Ни’лан, не ожидавшая услышать имя старейшей нифай их леса.

— А кто это? — Мисилл отхлебнула вина из кружки.

— Цесилия — хранительница Труа Глен, — начал Родрико. — Самая старшая из сестер-нифай. Она была связана с наидревнейшим деревом рощи и, когда порча накинулась на него, испытала страшные мучения. Кошмарные сны, бред… Это тянулось не меньше трех месяцев. Но когда, как я предполагал, кончина ее была близка, ей явилось видение — Лок’ай’хера, возрождающаяся к жизни из озера алого огня. Огня, порожденного магией. Тогда она призвала меня, поручив вырезать из сердцевины этого дерева лютню, чтобы Ни’лан могла отправиться в путешествие по землям Аласеи в поисках магии, способной исцелить наш обреченный лес.

Ни’лан смотрела на языки пламени.

— Да, таково было пророчество Цесилии, из-за которого я пустилась в странствия. — Она повернулась к Родрико. — Но ты-то почему не бежал? Ведь ты исполнил свой долг.

— Да, я собирался, но, как мне кажется, я уже упоминал, что дерево позвало меня, уговорив выполнить еще одно, последнее задание.

— А гримы?

— Они не пытались приблизиться. Дерево Ни’лан напоминает им о прошлой, безвозвратно утраченной жизни. Оно стоит прямое и гордое, тогда как остальные наклонились, скрючились и умирают. Зрелище, непереносимое для призраков. Поэтому они избегают этой поляны.

Могвид опустился на колени, проверяя — не готовы ли каштаны.

— А откуда все это? — кивнул он на убранство дома. — Тебе ведь приходится выбираться отсюда, чтобы добыть припасы — каштаны, вино…

— Дважды за зиму, — кивнул Родрико, — я ходил в горные деревушки за снедью. Так было до недавнего времени.

— И даже на лесных тропках призраки не нападали на тебя? — Могвид присел на корточки и с подозрением глянул на старика.

— Я все время нахожусь под покровительством дерева.

— Как это? — пискнул дотошный оборотень.

Родрико поднял деревянную клюку, зажатую между его колен, и стукнул ею об пол.

— После того как я вырезал из сердцевины дерева лютню для Ни’лан, я отрубил одну ветвь и сделал из нее посох.

Он показал всем венчающий его палку один-единственный зеленый побег.

— Листья! — Нифай наклонилась ближе. Крошечный венчик из зеленых листков рос из мертвой деревяшки. Хотя каждый из них не превышал по размеру ноготь, сомнений быть не могло — это коа’кона. — Но как?

— Немного магии и немного души сохраняют их свежесть.

Ни’лан придвинулась еще ближе, заглядывая лесному обитателю в глаза.

— Они питаются твоей душой?

— Ну, одной лишь магии оказалось недостаточно. — Старик ссутулился и отложил посох.

Неудивительно, что Родрико так постарел с тех пор, как Ни’лан видела его последний раз.

— Но зачем? — спросила она. — Неужели это так важно?

— Надежда. — Старик выдержал ее пристальный взгляд.

— Надежда для кого?

— Мой род служил обитателям Труа Глен тысячелетиями. — Он слегка откинулся назад и опустил веки. — Это и наш дом тоже. Если есть способ возродить Рощу, я готов отдать для этого всю свою кровь до последней капли.

— Но я так и не поняла — о чем просило тебя мое дерево?

— Мне легче показать. — Родрико открыл глаза и поднялся на ноги. — Пойдем. Ответ на все вопросы лежит выше.

Ни’лан встала, содрогаясь от болезненного предчувствия.

Старый резчик по дереву повел ее из зала с очагом вверх по узкой изогнутой лестнице. Спутники нифай молча следовали за ней.

— Не нравится мне все это… — прошептал Могвид.

На верхнем уровне они увидели несколько маленьких комнат, но Родрико повел их к самой дальней, запертой двери. Опустив ладонь на железный засов, он оглянулся на Ни’лан. Глаза его наполняла боль. И что-то еще…

Ее тревога всколыхнулась с новой силой.

— Прошу прощения, — сказал мастер, открывая дверь. — Ты должна войти первой.

За первой открылась еще одна круглая комната, напоминавшая ту, где располагался очаг. Опорный столб также поднимался от пола до потолка. И в нем тоже было вырезана выемка. Ниша, размером не больше тыквы.

Из нее струился мягкий, неяркий свет.

Ни’лан узнала это слабое, пурпурное свечение. Оно напоминало оттенком распустившиеся цветы коа’коны. Не сопровождаемая никем, она подошла и заглянула внутрь. В уютном закутке что-то лежало.

— В первую зиму, — пояснил Родрико, — у дерева хватало магии, сохранившейся в главном корне, а также остатков духа, чтобы с ветвей не опадали листья и… даже цветы.

Нифай оглянулась — резчик неподвижно застыл в дверном проеме, опираясь на посох. Она ясно помнила свое родное дерево таким, каким оно было пятнадцать лет назад, как если бы прошел всего лишь месяц. Оно казалось нетронутым.

С чувством, граничащим со страхом, она вернулась к вырезанной укромной нише и тому, что хранилось там.

— Дерево, по всей видимости, знало, что это его последние цветы, — продолжал Родрико негромко. — С предсмертным вздохом оно испустило зов. В самый последний раз.

Ни’лан едва расслышала его слова и тот вопрос, что задала старику Мисилл.

— Что ты хочешь сказать? — спросила воительница.

— Когда коа’кона чувствует, что цветам пора превращаться в завязь, оно призывает другой дух, какую-нибудь из родственных сестер-нифай, чтобы она на время оставила собственное дерево и смешала свой дух с его. Так пчелы переносят пыльцу с одного цветка на другой. Вот и дерево Ни’лан воззвало, чтобы кто-нибудь соединил свой дух с его.

— Но ведь нифай больше не осталось, — сказала Мисилл.

— Ты ошибаешься, — негромко ответил Родрико. — Хотя гримы и затронуты порчей, они все еще нифай. Одна из них прибыла на зов дерева. Ей пришлось преодолеть душевную боль, но не ответить она не могла.

— Ты хочешь сказать, что один из призраков-гримов вошел в духовную связь с деревом Ни’лан?

— Это была Цесилия, хранительница. — Голос Родрико дрогнул. — Порча еще не до конца овладела ею, она могла противиться безумию. Нифай явилась на зов и поделилась своим духом, чтобы в одном из цветков смогла образоваться завязь.

— Добрая Матушка! — воскликнул лорд Тайрус. — И что же было дальше?

К тому времени Ни’лан уже успела заглянуть в гнездышко. Как ответ на все вопросы, в нем, будто в колыбели, покоился младенец. Источник света был очень хорошо виден — пурпурное семечко размером со сливу, торчащее у ребенка в низу живота, там, где у обычных людей расположен пупок. Нифай протянула руку, но боялась прикоснуться и к семени, и к малышу.

«Оно проросло», — ошеломленно подумала Ни’лан.

— Из оплодотворенного цветка родилась новая нифай, — продолжал Родрико. — Обычно дерево и связанная с ним узами родства сестра ухаживали за новорожденной до тех пор, пока та не окрепнет настолько, что сможет посадить семя и вырастить новое дерево коа’кона, расширяя рощу. Но кое-что… кое-что пошло не так, как полагалось.

Ни’лан ясно видела подтверждение его слов. Казалось бы, все в порядке — нифай росли столь же медленно, как и деревья, и, несмотря на четырнадцать зим от роду, дитя вполне могло выглядеть как младенец. Но Родрико выразился слишком мягко — произошло нечто очень, в высшей степени, неправильное.

— Я не знаю, как так получилось… — говорил старик. — И какой в этом смысл. Возможно, виной всему связь с гримом, с его испорченной искаженной душой. Я не знаю…

— Что же произошло? — спросила Мисилл.

Ни’лан еле устояла на непослушных ногах.

— Новая нифай… Это — мальчик.

На следующее утро Крал спустился по лестнице в главный зал, к очагу. Аромат теплого хлеба и шипение свиной грудинки подняли его с пуховой перины в тихой спальне. Едва ли не половину зимы он провел в дороге, отдыхал где придется, Часто в лесу под деревом, а потому теперь проспал как убитый всю ночь и большую часть утра.

С хрустом потянувшись, он вошел в комнату. Оказалось, что он проснулся последним. Остальные уже расселись вокруг широкого стола, на котором лежали ломти хлеба, жареное мясо, вареные яйца и яблоки. У дальней стены виднелась груда необходимого снаряжения: перчатки из лисьего меха, теплые плащи с капюшонами, подбитые шкурками горностаев, вяленое и копченое мясо, головки сыра.

Змейка, обвивающая предплечье Мисилл, зашевелилась и зашипела, устраиваясь поудобнее.

— Присаживайся, Крал, — подняла голову воительница. — Подкрепись. А потом нам много о чем надо поговорить и многое обсудить.

Он кивнул, втягивая носом ароматы съестного, прислушиваясь к урчанию в желудке. Как только он уселся, Родрико сунул ему в руки здоровенную кружку горячего кофе.

— Я собрал столько теплой одежды и припасов в дорогу, сколько смог, — пояснил старик. — Но не знаю, пригодится ли вам все это. Начинаются снегопады, и верхние перевалы Ледяной тропы скоро станут непроходимыми.

— Мы выступаем сегодня же, — заявила Мисилл. — И пойдем очень быстро. Благодаря твоей щедрой помощи мы сможем реже останавливаться и за день проходить гораздо больше.

На дальнем конце стола Могвид застонал было, но сдержался и промолчал. Крал вполне мог понять его испуг. Горцу тоже хотелось бы провести денек-другой в тепле и уюте. Но он прекрасно знал, что медлить нельзя. Снежные бураны, ледяные ветра, студеные туманы преградят им путь тем раньше, чем дольше они здесь задержатся.

— Но как же мы пересечем остаток Темной Чащи? — спросил Мерик, обхватывая тонкими пальцами глиняную кружку. — Если Ни’лан останется здесь, с младенцем…

— Это ее долг! — порывисто воскликнул Родрико. — Древесное семя поддерживало ребенка до сих пор, но надолго его не хватит.

Усталые, обведенные темными кругами глаза нифай смотрели в пространство. Она явно не выспалась, не то что Крал.

— Мальчик приближается к тому возрасту, когда должен будет отделиться от семени, — сказала она. — А потом ему понадобятся песня и душа дерева, чтобы окрепнуть.

— Значит, тебе придется остаться? — спросил Тайрус.

— У меня нет иного выбора. Мальчик он или нет, но найденыш — потомство моего родного дерева. Я не могу его бросить. Песня моей лютни укрепит силы этого загадочного ребенка, а я тем временем буду оберегать его и заботиться о нем. Я не понимаю, как мог появиться мужчина-нифай, почему так произошло, но я должна принять его. — Она обвела взглядом собравшихся. — Простите меня.

— Я могу провести вас через лес, — сказал Родрико, показывая свой посох с венчиком маленьких листьев. — Молодая, не затронутая порчей ветвь так же отгонит гримов, как и лютня Ни’лан. Нам ничего не будет угрожать.

Но Крал прочел сомнение в его глазах. Короткая деревяшка, возможно, защищала резчика, но нельзя заранее предугадать, хватит ли ее скудных сил, чтобы прикрыть весь отряд.

Другие тоже, по всей видимости, ощутили беспокойство. Над столом повисла тяжелая тишина.

Далекий стон донесся снаружи, проникнув сквозь деревянные стены. Одинокий вопль, к которому вскоре присоединился второй, а потом еще и еще… Пока они, замерев, прислушивались, отвратительный хор рос и разрастался.

Крал почуял внезапный страх, обуявший их хозяина.

— Гримы никогда не подходили так близко, — дрожащим голосом произнес Родрико, поставив кувшин на стол.

— Они наверняка знают, что мы здесь. — Мисилл вскочила.

Ее спутники тоже поднимались, разбирая оружие.

— Что делать? — пискнул Могвид. — Они нападут?

Родрико подошел к широкому окну, которое смотрело на юг. Крал и остальные последовали за стариком. Деревья стояли, озаренные лучами рассветного солнца, которое из-за низких туч казалось бледным и безжизненным. Снег покрывал искривленные ветви и стволы, довершая картину неподвижного леса. Даже маленькое озеро казалось черным блюдом, покрытым блестящей глазурью.

На их глазах из глубины леса выныривали тени, приближались, будто поглощая деревья и снег, и заполняли долину. Казалось, будто черный туман пожирает весь мир.

— Ч-что происходит? — шарахнулся от окна Могвид, пытаясь прижаться к брату.

— Гримы собираются. — Ни’лан застыла. — Такого я никогда не видела.

Горец знал, что она имеет в виду. Призраки по сути своей были отшельниками, охотились на лесных тропах в одиночку. Пожалуй, только потому Северная стена могла до сих пор противостоять им.

Но, глядя на собирающиеся в долине толпы гримов, Крал понял, как же пала Великая стена. Призраки стали теперь объединенной силой, темной армией. Он вспомнил об искаженной сущности, которая завладела телом короля Райя, оживив его на время. Может быть, это ей удалось изменить природу гримов? Если так, то какую власть она имела над этими разрозненными, дикими, обезумевшими духами? Каким образом могла использовать их слепую ярость для своих грязных целей?

Вопли гримов снаружи достигли небывалой силы.

Зверь, живущий внутри Крала, зашевелился. Ему хотелось добавить свой рев к полоумному завыванию, слить свой голос с голосами призраков. Крал подавил в себе эти ощущения. Время Легиона еще не пришло.

Он закрыл глаза и обратился к своим, обостренным по-звериному, чувствам. Отмеченный Темным Властелином горец ощутил знакомые дразнящие отголоски в глубине призрачной армии.

«Она там», — догадался он.

Демонесса привела воющую орду к их порогу. Она пряталась среди гримов, но была не в силах скрыться от другого Темного Стража. Но хотя Крал понял, кто возглавляет войско призраков, он не мог предупредить своих спутников, так как боялся выдать себя.

Ни’лан заговорила, отвлекая его от размышлений.

— Я выйду и встречу их. — Она взялась за лютню.

— Не уверена, что твоя лютня здесь поможет. Призраков слишком много. — Тронув нифай за плечо, Мисилл остановила ее.

— Ты будешь словно одна нота против целой бури звуков, — согласился Мерик. — Их завывающий хор поглотит песню одного-единственного дерева.

— Все равно нужно попытаться. Ведь других способов отогнать их нет.

— Я помогу. — Родрико взялся за посох. — Малая толика живого духа поддержит песнь лютни. Вместе они способны победить.

— Но всем надо быть наготове, — добавила Ни’лан. — Если я смогу расколоть их ряды, вам придется мчаться что было сил.

— Что ты предлагаешь? — спросил лорд Тайрус.

— Одевайтесь, разбирайте припасы. — Она кивнула на кучу пищи и одежды. — Если мне и Родрико удастся пробить брешь в толпе, вам нужно будет воспользоваться временным успехом и бежать.

— А ты? — вмешалась Мисилл.

Ни’лан моргнула, но не утратила решимости.

— Я должна остаться и оберегать младенца.

— А почему бы не захватить этого треклятого ребенка с собой? — Могвид переминался с ноги на ногу, рыская глазами по комнате в бесплодных поисках спасения. — Если дерево все равно померло, зачем тебе тут оставаться? У нас нет ни малейшей надежды пройти сквозь леса самостоятельно!

Нифай открыла было рот, чтобы возразить, но внезапно встряла Мисилл.

— А ведь Могвид прав. Здесь малышу будет угрожать опасность. Мы минуем чащобу за два дня. Почему бы тебе не вынести его отсюда?..

— Возможно, над их советом стоит задуматься, — согласился Родрико.

— Но я не могу…

— Мое жилище — пустая могила. Пока ребенок с тобой, а у тебя есть лютня, он будет в безопасности. — Резчик взглянул на сгущающуюся черноту. — Кроме того, семя очень скоро созреет и отделится от малыша. Мне кажется, было бы лучше, если бы это произошло не здесь, не в землях, затронутых порчей. Может, провидение именно для этого и вывело вас сюда, чтобы спасти ребенка?

— Я… Я не уверена… — запнулась Ни’лан.

— Ладно, давайте что-то решать. — Могвид указал на окно. — Иначе они решат за нас.

Деревья по ту сторону озера уже полностью скрылись из виду. Только плотная стена тьмы раскинулась во все стороны.

Ни’лан закусила губу, а потом повернулась к Мисилл:

— Собери младенца в дорогу. Укутай его хорошенько от холода. Он еще слишком мал и может легко замерзнуть. А остальные возьмите как можно больше припасов.

Они начали быстро собираться, подгоняемые разъяренными воплями призраков. За несколько мгновений все разобрали теплую одежду, закинули за плечи сумки с едой. Мисилл привязала спереди закутанного в меха ребенка. С таким грузом она не могла уже воспользоваться клинками, но Крал знал, что в грядущем сражении решающее слово останется не за сталью.

Он глянул на Ни’лан, которая с лютней в руках вглядывалась во тьму. Вся их надежда на спасение легла на хрупкие плечи нифай. Крал чуял затаившийся в ней страх, но вместе с тем — решимость и целеустремленность.

Должно быть, она ощутила его пристальный взгляд. Повернулась.

— Давайте начнем.

Крал кивнул и, прежде чем пойти к дверям, еще раз глянул на собравшуюся темную орду. Он вновь почуял прикосновение Темного Властелина. Демонесса скрывалась где-то под плотной черной завесой — один из многих призраков.

Но зачем, с какой целью?

Нифай вышла первой. После тепла жилья порыв ледяного ветра оглушил ее, будто оплеуха. Она охнула. Этот холод не мог быть естественным. Гримы вытягивали из жертвы жизненную силу, а из воздуха — тепло.

Она переступила порог и вышла из-под защиты толстых корней. Впереди раскинулось скованное льдом озеро. Оно замерзло очень быстро. Ни’лан вышла на берег и замерла перед стеной черноты, которая подковой охватывала водоем. Вблизи она увидела, как завеса бурлила и клокотала: это столпившиеся призраки корчились по краям долины.

— Сестры, — умоляющим голосом пробормотала она, — услышьте меня и уйдите с миром.

Она подняла лютню, поджидая, пока за ее спиной соберется весь отряд. Там стоял и Родрико, сжимавший посох из живой древесины, словно меч.

Глубоко вздохнув, Ни’лан провела пальцами по струнам, противопоставляя нежную мелодию урагану завываний и стонов. Музыка, тихая и сладостная, пробилась сквозь отвратительный гомон.

— Послушайте меня, сестры, — повторила нифай, подпевая лютне.

Звуки неслись над застывшей водой, поражая темную стену подобно тысяче стрел. В сплоченных рядах начали возникать бреши, некоторые призраки, завывая, бросились наутек. Мелькнул было заснеженный лес, но гримы довольно быстро сомкнули строй, затягивая дыры.

Ни’лан подозрительно прищурилась.

Что вело призраков вперед? Что заставляло их забыть о естественном чувстве самосохранения, не давало убежать от воспоминаний о Труа Глен?

Пронзительный крик прорезал воздух. Встрепенувшись, нифай увидела, как один из гримов отделился от остальных и полетел к ее спутникам. Черный сгусток тумана на белом снегу.

Родрико шагнул вперед, готовый с посохом в руках защищать товарищей. Пальцы Ни’лан, испугавшейся за судьбу резчика, замерли.

— Играй! — крикнула Мисилл, содрогаясь от натиска непрерывных воплей. — Не останавливайся!

Старый мастер выставил посох между собой и надвигающейся тьмой.

— Прочь! — воскликнул он в лицо врагу.

Наглый призрак помедлил, а потом ударил потоком тьмы в грудь старика. Родрико отпрыгнул, удивительно быстро для своего возраста. Его посох рассек смертоносную тень. Там, где палка и грим соприкоснулись, вспыхнул пурпурный свет, напоминающий оттенком цветущую коа’кону. Призрак распался на несколько кусков, которые бросились наутек в толпу собратьев. Крал победно взревел.

— Играй! — не отставала Мисилл. — Играй, если хочешь жить!

Ни’лан вновь взялась за лютню и заиграла с удвоенной силой. Стена призраков корчилась в муках, извергая крики, а нифай поворачивалась по кругу, распространяя мелодию во все стороны.

— Услышьте песнь Труа Глен! — напевала она вроде бы негромко, но музыка разносила ее слова далеко, будто эхо. — Вспомните весенние побеги, пробивающиеся под теплым солнцем… Вспомните украшенные цветами холмы летней ночью… Вспомните красоту осеннего леса, бесконечный дождь листвы, защищающий землю теплым покрывалом от зимней стужи… Вспомните свежее дыхание зимы, когда бег сока в стволах замедляется, а звезды серебром сияют в ночном небе… Вспомните все… Вспомните жизнь!

Слова нифай действовали на призраков как проклятие. Они перетекали, отступая перед ее музыкой. То здесь, то там в стене возникали обширные разрывы. Сгустки тьмы взмывали вверх, пронзительно завывая от горя и боли.

— Получается… — прошептал Мерик.

Ни’лан продолжала петь, но теперь перешла на древнее наречие. Она повествовала о цветах, свете, утренней росе, а лютня вела древесную песнь, взывая к сородичам. Вместе голос и музыка одолевали собравшуюся орду гримов, несмотря на их силу и злобу. Все больше призраков убегало прочь.

Парочка из них все-таки попыталась еще раз атаковать отряд, скорее желая заставить замолчать лютню, чем убить кого-либо, но посох Родрико заставил их отступить.

А нифай все пела. Ощутив близкую победу, она позволила голосу возвыситься, но вдруг осознала, что к ее мелодии присоединился кто-то еще. Чей-то напев сплетался с ее музыкой столь умело и незаметно, что Ни’лан не догадывалась ни о чем, пока не стало слишком поздно. Второй голос доносился из-за истончающейся стены тьмы. Умело и тонко он искажал пение Ни’лан, меняя белое на черное.

— Мечты о теплом прикосновении солнца… — говорила Ни’лан.

— …и обжигающей неодолимой засухе, — добавлял невидимый певец.

— Шорох нежных лепестков распускающихся бутонов… — боролась Ни’лан.

— …и черви, вгрызающиеся в сладкую мякоть цветов.

Нахмурив брови, Ни’лан изо всех сил пыталась преодолеть посторонний голос, отчаянно выводя мелодию Труа Глен. Но чужак не отступал, умело свивая свою песню с ее, зажимая ей горло шепотом мертвого леса и гниющих корней. Постепенно нифай поняла, что уступает. Невидимый враг оказался старше и опытнее. В его голосе звенели отзвуки многих столетий.

Ни’лан не могла больше противиться. Ее голос дрожал, струны лютни дребезжали и скрипели. А стоящие вокруг призраки начали смыкать ряды, укрепляя стену тьмы.

— Что происходит? — Мисилл придвинулась ближе, прижимая младенца к груди.

— Не знаю, — ответила Ни’лан, ее пальцы замерли на струнах. Она сама мучительно искала разгадку. — Нечто… что-то там есть… Оно гораздо сильнее меня.

— И оно приближается. — Крал встал у другого плеча нифай.

Мисилл заметила, что от темной стены сбившихся в кучу гримов, похожей на бурлящий туман, отделилось более черное облако. Оно медленно, неторопливо, словно опасаясь маленького отряда или музыки лютни, пересекло озеро. Ни’лан и ее спутники отступили.

Достигнув ближнего берега, облако начало уплотняться, туман становился плотью, превращаясь в слегка размытый образ стройной женщины. Серебряное сияние магии окружило ее фигуру, когда она открыла глаза.

Ни’лан догадалась, что это и есть певица, столь умело извращавшая ее мелодию.

Фардейл зарычал, обнажив клыки, а Родрико вышел вперед, сжимая клюку словно меч.

— Храбрый рыцарь-древорез, — презрительно улыбнулась темная женщина. — Последний защитник Труа Глен.

И все же она мешкала с нападением.

— Я узнала тебя, — произнесла Ни’лан, вспомнив, где она слышала этот резкий гол ос. — Ты — демонесса, завладевшая королем Райем.

Губы призрака растянулись в холодной, но довольной улыбке.

— Ах да… Хорошо было вновь ощутить себя во плоти. — Она кинула взгляд на лорда Тайруса. — Даже если это мерзкая и дряхлая старческая плоть.

Мриланский принц рванулся вперед, но Крал удержал его.

— Твое оружие не причинит ей вреда! — быстро проговорил горец, вцепившись в локоть Тайруса.

Призрак будто бы и не заметил мужчин, сосредоточив все внимание на Ни’лан.

— Ты узнала меня, а я — тебя. — С его губ сорвался горький смешок. — Ты удивила меня там, в замке. Я не ожидала, что вы неожиданно выскочите из гранита. Но теперь у меня было время, чтобы подготовиться к противостоянию. Черный Корень наделил меня силой для борьбы с твоей слабенькой песенкой.

— Тебе не победить нас, — твердо возразила Ни’лан. — Я буду сражаться до последней искорки жизни.

— Ты повзрослела, крошка, — раздался еще один неприятный смешок. — Но ты мне не нужна, а нужен мне… — Пристальный взгляд призрака метнулся к младенцу на груди Мисилл. — Мне нужен мальчик… Мой мальчик.

— Т-твой мальчик? — отшатнулась нифай.

— Кажется, ты говорила, что узнала меня, Ни’лан. — Тень снова рассмеялась, ее расплывчатые очертания стали еще плотнее, являя знакомый облик.

— Цесилия… — ошеломленно ахнула Ни’лан.

— Хранительница Рощи! — вышел вперед Родрико.

Нифай застонала. Неудивительно, что она проиграла состязание. Когда Цесилия подверглась порче, ее возраст уже исчислялся веками. Она была самой мудрой из сестер, обладая обширными знаниями и хитростью.

— Ты еще здесь? — Призрак мельком глянул на старика-резчика.

И скользнул ближе. Родрико занес посох.

— Нет! — закричала Ни’лан.

Ветвь вонзилась в туманную женщину. Опять полыхнул пурпурный свет, но на сей раз не причинив призраку ни малейшего вреда. Цесилия улыбнулась, заметив деревянную клюку, торчащую у нее из груди.

— Дух твоего дерева не может навредить мне. Ведь наши души смешались. Мы — единое целое.

Тонкое щупальце темноты отделилось от мглистой фигуры, с любовью обвиваясь вокруг посоха.

— Уходи, Родрико! — взывала Ни’лан.

— Я… Я не могу двинуться…

— Я ощущаю запах твоей души в этой ветке, храбрый рыцарь, — улыбнулся призрак. — Неужели дерево питалось тобой? Это жестоко — медленно лишать жизни. Позволь мне показать тебе благосклонность Темного Властелина.

Щупальце тьмы рванулось вдоль посоха, и Родрико пал на колени.

Ужасный призрак высосал жизнь из резчика по дереву меньше чем за мгновение. С жалобным криком старик иссох, а затем бездыханным упал на снег — скрюченная пустая оболочка человека. Ветвь в его руках обратилась в прах.

— Позор! В нем оставили так мало жизненной силы, — визгливо заявила демонесса. — Он только раззадорил меня.

— Сколько поколений семья Родрико служила нам… — Ноги Ни’лан подкосились. — Что ты наделала?

— Не жди ответа. — Крал подхватил ее под локоть. — Она перебежала к Черному Сердцу, переродилась, покорная его воле.

— Переродилась? — Горький смех раскатился по лесу. — Оглядись вокруг, горец. Сама земля искорежила мою рощу. Горе, утрата… это немыслимо. Когда умирающее дерево Ни’лан позвало меня, боль возросла стократно. Я не могла вынести соприкосновения его чистой души с моей зараженной.

Жалобный вопль взвился к небесам.

Спутники Ни’лан попадали на колени, не в силах слышать этот отчаянный крик. И только нифай удержалась на ногах.

Пронзительный стон Цесилии медленно замер.

— Черный Корень нашел меня, слабую и беспомощную. Я позволила ему сделать со мной все, что он хотел. Да и какое это имело значение? Позже я была рада, что не сопротивлялась. Прикосновение Черного Корня избавило меня от проклятия земли. Его огонь вернул мне разум и указал истинного врага.

— И кто же этот враг? — спросила Ни’лан.

— Земля, моя крошка! — Призрак вперил в нее тяжелый взгляд. — Жестокая, суровая, неумолимая земля. Черный Корень обещал помочь мне отомстить. И я использовала все свое умение, чтобы собрать гримов воедино, проломить Северную стену, охранять перевалы. Ничто не должно помешать его замыслам.

Ни’лан замерла неподвижно, но Мисилл, все еще стоя на коленях в снегу, спросила:

— И что же это за замыслы?

— Он заставит землю рыдать, как рыдают мои сестры. — Глаза Цесилии горели безумием. — Пусть ее перекорежит так, как перекорежило мой родной лес.

— А ребенок? — Мисилл медленно встала. — Какая роль уготовлена ему?

От этого вопроса демонесса, казалось, растерялась. Ее взгляд впился в младенца, покоящегося на руках воительницы.

— Он… Он мой…

— Темный Властелин не догадывается о твоем ребенке? — медленно произнесла Мисилл. — Ведь правда? Ты утаила его от своего хозяина.

— Он… — Цесилия задрожала и повторила: — Он мой.

— Последняя частица твоей чистоты, — настаивала Мисилл.

Контуры призрака начали размываться.

Желая убедиться, что нашла в противнике слабину, Ни’лан вышла вперед. Бережно тронула пальцами струны лютни. Раздавшаяся музыка была столь тихой, что человеческое ухо не слышало ее. Нифай сложила древнюю песню — рождение и смерть, жизненный цикл. Но приведенный в смятение призрак, казалось, не замечал ее.

— Позволь нам забрать ребенка отсюда, — очень убедительно продолжала Мисилл. — Мы унесем его туда, где порча никогда до него не доберется.

Призрак подернулся рябью, становясь больше похожим на туман, чем на женщину.

— Нет такого места. Только когда Черный Корень разрушит землю, мальчик станет здоровым и сильным.

— Так позволь нам оберегать его до этого дня, — понимающе кивнула Мисилл.

— Безопаснее всего ему будет со мной. Никто не сможет причинить ему вреда.

— Ты уверена? Сама-то ты избегла порчи? Или твои сестры? В Темной Чаще ребенку грозит множество опасностей. Единственная надежда на спасение — немедленно бежать отсюда, как когда-то бежала Ни’лан.

Черное облако клубилось в нерешительности.

Ни’лан продолжала ткать песню вокруг демонессы, мягко взывая к материнской любви этого изуродованного порчей существа, обращаясь к той малой толике здравого смысла, которая осталась у него внутри.

— Я не могу… — стонал призрак. — Я не могу расстаться с ним.

— Ты бы предпочла, чтобы младенец вырос под завывание гримов? — настаивала воительница. — Или лучше ему слышать чистую древесную песню лютни Ни’лан? Что, по-твоему, позволит вырасти ему здоровым? Ты помогла появиться на свет чему-то новому, удивительному, чему-то незапятнанному. Так позволь же нам помочь и защитить его.

Тем временем нифай дополняла слова Мисилл своей музыкой. Она соткала изображение осеннего листопада, покрывающего ковром почву, чтобы питать следующее поколение, готовя землю к росту новых побегов. Жизнь жертвует собой ради жизни. Мертвое помогает живому — это самоотверженность любви и рождения.

И тут будто что-то сломалось в призраке. Темное облако взвилось в воздух, зависая над озером.

— Заберите ребенка! — закричала Цесилия. — Унесите моего мальчика отсюда!

Ее крик взвился к небесам, проламывая стену призраков. Когда демонесса, Темный Страж, рванулась к лесу, ее сестры, гримы, последовали за ней, получив достаточный повод для бегства.

Ни’лан вернулась и встала на колени над телом Родрико. Нежно погладила его щеку, пожелала безопасного путешествия в мир иной и тихо поблагодарила за все, что он совершил. Именно его жертва вызволила новую жизнь из мертвого леса.

Краем глаза наблюдая, как распадается на клочки окружавший их темный туман, Мисилл подошла к нифай.

— Цесилия безумна, ей нельзя доверять. Лишь твоя мелодия сумела разбередить в ней остатки благородства.

Ни’лан приподняла брови, поскольку не ожидала, что воительница услышит ее музыку.

— У меня слух оборотня, — пояснила Мисилл. — Я слышала твою песню, подчиняющую волю Цесилии. Но нельзя рассчитывать, что очарование продлится долго. Особенно когда она сообразит, куда мы направляемся. Призрак догонит нас в мгновение ока.

— Тогда давайте уйдем отсюда прежде, чем она вернется!

Ни’лан перекинула ремень лютни через плечо. Освободив руки, она приняла младенца у Мисилл. Заглянула в его крошечное лицо, а потом посмотрела на свое мертвое дерево. По ее щекам потекли слезы.

— Ты хочешь попрощаться с домом?

— Этот лес больше не мой дом. — Нифай отвернулась и пошла не оглядываясь, прижав малыша к груди. — Лок’ай’хера мертва. Все, что я могу любить, я уношу с собой.

ГЛАВА 16

Ноги Могвида болели, легкие горели, прокачивая ледяной, разреженный воздух. Он смотрел вперед на узкую горную тропу, которая уводила их все выше и выше. На протяжении шести дней, с тех пор как их отряд вышел из Темной Чащи, они все время поднимались вверх, за исключением редких передышек, когда тропа выводила в пологие горные долины. Лига за лигой, они карабкались на гранитные утесы самых северных гор Аласеи.

По крайней мере, они избавились от гримов, оставив чудовищ на их проклятой родине. Здесь сосны и тисы тянулись к небу прямыми, будто стрелы, стволами, а их ровные ветви обвисли под тяжестью снега.

Вид окрестных лесов радовал путников до тех пор, пока они не наткнулись на первую горную деревушку. Она была сожжена. Закопченные дымоходы торчали посреди обугленных и развалившихся срубов, а на главной площади лежали отрубленные головы жителей, сложенные в аккуратную пирамиду. Работа д’варфов, вне всякого сомнения. Теперь умерла последняя надежда на пополнение припасов. Единственное, что они нашли полезного, так это старый, исхудавший — кожа да кости — пони, стоявший на опушке леса.

Обнаружив сожженную деревню, Крал заставил отряд сойти с широкой ледяной тропы, сочтя ее слишком опасной.

— Теперь, когда стена проломлена, — сказал горец, — бьюсь об заклад, что д’варфы уничтожили все поселения вдоль дороги, чтобы обезопасить главный проход к Цитадели. Разведчики и наблюдатели начнут сновать по тропе туда-сюда. Гораздо труднее будет разыскать нас в горах.

Вот потому-то они оставили легкую и широкую дорогу и пошли по вьющейся среди утесов тропинке. Во главе отряда ехала на тощем пони Ни’лан, держа на руках младенца. Пожалуй, измученная лошадка и могла выдержать только ее вес. Но Могвид недовольно хмурился, поглядывая на нифай. Почему она? Ведь он не намного тяжелее. Да и пони оказался бы им гораздо полезнее в освежеванном и завяленном виде. Если они не встретят деревень по пути, припасы закончатся, не успеешь и оглянуться.

Наконец, когда солнце спряталось за покрытые льдом и снегом пики горного хребта, Мисилл подняла руку и скомандовала остановиться.

— Разобьем лагерь на берегу! — Она указала пальцем в сторону горного ручья, который прыгал по скалам, разделяясь на череду мелких водопадов.

— Благодарение Доброй Матушке, — пробормотал Могвид.

Его икры и бедра сводило судорогой. Он сошел с тонкой оленьей тропки и вместе с остальными направился к пологому берегу.

Устроились на отдых очень быстро. За время долгого пути каждый досконально выучил свои обязанности. Крал выкопал ямку для костра и сгреб со всей поляны сухую хвою, поверх которой расстелили одеяла. Мерик и Тайрус набрали хвороста и валежника, а Ни’лан принесла воды. Могвид выудил из сумок утварь для приготовления пищи и немного еды из оскудевших запасов. Наткнувшись на кусочек засохшего сыра, он немедленно сунул его в рот, а к костру понес несколько полосок сушеной баранины.

При виде Мисилл он быстро проглотил украденное лакомство, но женщина смотрела не на него, а на лес.

— Ты давно видел своего брата?

— Последний раз — прошлой ночью, — нахмурился Могвид.

— Наверное, Фардейл охотится в стороне от тропы. Хотелось бы верить, что он в безопасности.

— Одному в лесу ему безопаснее, чем с нами. — Могвид выпрямился с котелком в руке. — Там он — всего лишь еще один дикий зверь.

— Я переживаю не из-за опасностей, подстерегающих в лесу. — Мисилл внимательно глянула на оборотня. — Я боюсь за его собственную волю. Волчья часть сущности скоро завладеет им целиком.

— У нас впереди еще месяц, а потом наступит перерождение.

Воительница запрокинула голову — полная луна висела в сумеречном небе.

— Надеюсь, что ты не ошибаешься… — сказала она и ушла.

Мурашки побежали по спине Могвида, когда он обшаривал взглядом окружавший их лес. Куда подевался Фардейл? Раньше его брат-близнец никогда не уходил на целый день. А вчера вечером, прежде чем отправиться на охоту, Фардейл передал ему несколько размытых картинок, полностью лишенных какого бы то ни было смысла. Даже глаза его горели не так ярко, как прежде. Пожалуй, Мисилл права. Волчья часть души постепенно завладевает Фардейлом.

Могвиду, по крайней мере, досталось человеческое обличье, и потому он не столь сильно подвержен звериным желаниям. Всем известно — если носишь облик дикого зверя, он овладевает твоей душой быстрее. Вместе с тем Могвид не мог не признать, что почти привык к нынешнему телу, находя его с каждым днем все удобнее. Он вспоминал, как ему было непривычно вначале — тонкая кожа, хрупкие кости. Даже сапоги натирали ему пятки до крови. Теперь же он ощущал себя в человеческом теле достаточно комфортно. Сказать по правде, он уже давно считал его своей собственностью, и жгучая тоска по другому облику потускнела. Даже сейчас, когда в голову приходили мысли о необходимости иметь более сильные ноги или шерсть потеплее, он невольно думал о совершенствовании своего нынешнего тела.

Могвид вздрогнул. Ему хотелось бы игнорировать грядущее перерождение, но в глубине сердца оборотень догадывался, что окончательная смена облика неизбежна. Человеческая часть угрожала подчинить его истинную природу. Даже Мисилл понимала образы Фардейла лучше, чем он. И не только потому, что послания волка становились все путанее, а потому, что способность Могвида принимать их уходила.

Он посмотрел на сияющую в небе луну, полную и яркую.

«Еще один месяц… А потом все пропало…»

— Хватит мечтать, — проворчал Крал, проходя мимо. — Тащи сюда котелок!

Горцу уже удалось разжечь небольшой костер. Подхватив вместе с котелком миски, Могвид пошел к нему. Великан раздувал пламя, с его оттаявшей черной бороды капала вода.

— Где этот элв’ин с настоящими дровами? — возмутился Крал. — Пора накормить пламя чем-то более существенным. — В его глазах отражались огоньки.

Могвид поставил на землю принесенную посуду и отошел, стараясь не поворачиваться спиной. Всю свою жизнь он провел в густом лесу и даже сейчас, несмотря на человеческий облик, не потерял звериного чутья. Что-то дикое и необузданное было в этом высоком горце. И с каждым днем дикая натура проявлялась все сильнее, как и в случае с Фардейлом. Возможно, это из-за приближения к Тор-Амону, предположил Могвид. Близость древней родины его народа распаляла в душе Крала старую ярость. Но, находясь рядом с горцем, Могвид порой сомневался в справедливости своего объяснения.

— Я… Я пойду поищу Мерика и Тайруса. Помогу им собрать побольше дров.

— Проверь, чтобы каждый притащил не меньше охапки! — прорычал Крал, поднимая глаза к небу. — Сегодня ночью пойдет снег, холодина будет страшная.

Кивнув, Могвид отошел от костра. Но он не собирался никого разыскивать. В конце концов, у каждого есть свои обязанности по хозяйству. А кроме того, в лесу совсем стемнело — как прикажете их искать? Вместо этого, едва исчезнув из поля зрения Крала, Могвид направился к ручью. Он услышал голоса Мисилл и Ни’лан и на цыпочках подкрался поближе, чтобы разобрать, о чем они говорят.

— Как дела у маленького Родрико? — спросила воительница, имея в виду младенца-нифай — его назвали в честь погибшего резчика по дереву, — и зачерпнула ведром воду из ручья.

Взяв у нее ведро и поблагодарив за помощь, Ни’лан застенчиво улыбнулась.

— Малыш растет и подпитывается духом моего дерева. — Свободной рукой она поправила лямку, которая удерживала ребенка. — И не он один. Мои груди наливаются молоком. Я смогу его кормить, когда семя отделится.

— И когда же это произойдет? — Мисилл вытащила второе ведро, расплескав немного воды.

— Трудно сказать. Через пару месяцев, не больше.

— Так скоро?

Ни’лан кивнула. Обе женщины направились к лагерю, не заметив спрятавшегося Могвида. А он, обогнув обломок гранитной скалы, чтобы не выдать себя, пошел следом.

Не доходя до стоянки, он спрятался за стволом тиса, наблюдая, как другие работают. Тайрус с Мериком притащили достаточно валежника, чтобы Крал развел хороший костер. Ни’лан поставила рядом ведра с водой и уселась на камень, укачивая младенца.

Мисилл подошла к огню и, взяв одно из ведер, отнесла его пони, но тот не обратил внимания на воду, продолжая выискивать пробивающиеся из-под снега травинки. Тогда воительница вытерла руки, опять посмотрела на луну — даже из своего убежища Могвид услыхал ее тяжелый вздох, — а потом скрылась в лесу.

Могвид сжал губы. Он знал, куда и зачем она собралась. Не упуская Мисилл из виду, он крался за ней. Когда оборотень хотел, то мог передвигаться по лесу столь же бесшумно, как и его брат-волк.

Вернувшись на берег ручья, воительница расстелила на поверхности плоской скалы плащ. Затем расстегнула перевязь с ножнами и стянула кожаное одеяние. Немного постояв в льняной рубахе, не замечая холода, она и ее добавила к груде одежды, усевшись на плащ в чем мать родила и скрестив ноги.

Могвид дернулся. Он почувствовал возбуждение в паху, щеки его заполыхали, а пересохшие губы пришлось облизать. Взгляд оборотня блуждал по ее округлостям, по длинным, мускулистым ногам. Ему пришлось даже присесть, чтобы видеть лучше.

Тогда он различил, что Мисилл не полностью обнажена. Ее предплечье по-прежнему обвивала пестрая змейка, пака’голо.

Воительница снова подняла глаза к луне, на этот раз долго не отрывая от нее взгляда.

Как предполагал Могвид, для си’луры настала пора очередной раз обновить себя при помощи змеиного яда. Она осторожно подразнила пака’голу и пересадила его на ладонь. Змейка недовольно извивалась, похоже, тоже чувствуя, что настал миг обновления.

Сглотнув, Могвид не отрывал глаз от предстоящего зрелища.

Мисилл подняла змею и поднесла к своему горлу, запрокинув голову, чтобы обнажить нежную кожу под челюстью. Пака’голо выгибался в ее пальцах, высовывая из пасти крошечный язычок. Потом слегка подался назад и открыл пасть, показав зубы.

Могвид не видел, как змея укусила. Только что она дрожала, приподняв головку, а в следующий миг челюсти сомкнулись на горле Мисилл. По телу змеи пробежала судорога, когда она с силой впрыскивала яд.

Очень медленно женщина опрокинулась навзничь, безвольно разбросав руки. От места укуса, по мере распространения яда по телу, плоть начала расплываться. Вначале плечо и шея превратились в бесформенное, янтарного цвета желе, которое расплывалось и слегка светилось. Когда яд пошел дальше, преобразилось все обнаженное тело Мисилл, растаяв, словно восковая кукла.

Кулаки Могвида сжались от вожделения и разочарования. Вот он — истинный облик си’луры. Ему хотелось тоже расплавиться и слиться с Мисилл. Мужчина в нем видел и желал обнаженную женщину, а теперь и та часть, что осталась в нем от си’луры, дрожала от похоти. Могвид едва сдерживался. Капли пота выступили на его коже. Кровь стремительно неслась по жилам, сердце колотилось в груди. Но не он слился с нею в этом преображении.

Маленькая змейка нырнула в студенистую янтарную фигуру Мисилл и теперь плавала внутри ее. Сквозь полупрозрачное желе Могвид видел, как пака’голо извивается и сворачивается кольцом. Плоть воительницы, казалось, слегка колебалась в ответ. Там, где проплывал пака’голо, янтарное свечение усиливалось. Вскоре сияло все тело си’луры.

Когда дело было сделано, змея возникла на поверхности, будто ныряльщик, поднявшийся из глубины моря. Постепенно колебания и волнение плоти стихало, тело начало приобретать привычные очертания. За считаные мгновения возникли руки и ноги, плавные изгибы туловища.

Мисилл переродилась. Ее губы приоткрылись, она сделала первый вдох, заходила вверх-вниз грудь, но воительница все еще лежала на спине с закрытыми глазами, пока изменение не закончилось. Пака’голо вновь забрался на ее руку, обвившись вокруг предплечья.

Могвид дрожал, не отрывая взгляда от Мисилл. И вдруг что-то холодное ткнулось в его разгоряченную щеку. Он вскрикнул и упал на землю, вытянув руки в попытке защититься.

Над ним нависла большая темная туша. Пережив миг смертельного ужаса, Могвид узнал брата. Фардейл уселся, прижавшись к его коленям и вывалив длинный язык.

Поднявшись, Могвид легонько шлепнул брата ладонью.

— Кто там? — прозвучал строгий голос.

Мисилл.

В первый миг Могвид съежился, но потом все же вскочил на ноги.

— Это… Это всего лишь я! Я нашел Фардейла! — Он шагал, будто только что пришел. — Я думал, ты захочешь узнать…

Раздвинув ветки, он обнаружил, что Мисилл уже почти одета. Она кивнула ему, сверкнув глазами, а потом опять взялась за одежду.

— Рада тебя видеть, Фардейл!

Древесный волк зарычал в ответ и припал к ручью, лакая воду.

Могвид и Мисилл переглянулись. Они оба заметили, что Фардейл не поприветствовал их мысленно, как делал обычно. Он даже не попытался общаться по-си’луриански.

Вода все еще стекала с мокрой волчьей морды, когда Фардейл подбежал к кусту и задрал заднюю лапу. От горячей струи в ледяном воздухе валил пар.

И снова Мисилл посмотрела на Могвида, приподняв бровь. Тот, потрясенный, наблюдал за звериной повадкой брата. Справив нужду, волк принюхался, задрав морду, и рысцой потрусил к лагерю, привлеченный ароматом тушеного мяса из котелка над костром.

Мисилл натянула обтягивающие штаны.

— Фардейл близок к тому, чтобы стать обычным волком. Ты уверен, что у вас еще есть месяц до окончательного перерождения?

Могвид помнил собственные чувства, возникшие при виде голой воительницы. Он отчаянно вожделел ее как человек. Даже теперь оставалось только радоваться, что плащ скрывает очертания его тела, поскольку желание не ушло окончательно.

— Я… Я не знаю… Не знаю никого с проклятием, подобным нашему.

Женщина-оборотень тронула его за плечо, и Могвиду пришлось напрячься, чтобы скрыть дрожь.

— Если есть способ расколдовать вас, то мы его непременно найдем.

Кивнув, Могвид отодвинулся. Он смотрел на змейку, пока Мисилл просовывала руки в безрукавку. Несправедливо, что при помощи пака’голо она получила обратно свой дар перевоплощения. Ведь воительница добровольно приняла человеческий облик, а теперь ей дали еще одну попытку.

Змея, казалось, почувствовала его пристальный взгляд и подняла крошечную головку. Их глаза встретились. Язык пака’голо трепетал, ощупывая воздух между ними.

Могвид прикрыл глаза, вспомнив поток воска, в который обернулась плоть Мисилл. В тысячный раз он спрашивал себя — не кроется ли здесь, под самым носом, какая-нибудь подсказка, которая поможет ему избавиться от собственного проклятия? Старая целительница, Мама Фреда, утверждала, что змейка связана с Мисилл с тех пор, как та воскресла, связана только с ее душой. Но что будет, если связь тем или иным путем разорвать? И почему бы тогда не образовать новую связь?

Мисилл выпрямилась, одернула безрукавку.

— Надо возвращаться в лагерь.

Он кивнул, подождал, пока она полностью оденется, и пошел следом, глядя воительнице в спину.

Пока он шагал, новое желание завладело его сердцем. Нет, не плотское вожделение, а нечто более темное. Что, если связь можно все-таки разорвать?

Забравшись на ветви раскидистого тиса, Мерик считал д’варфов, проходивших внизу. Десять. Это был уже второй отряд, на который они натолкнулись, приближаясь к Тор-Амону. Как и встреченные ранее, эти карлики не заботились о безопасности. Гортанный хохот и громкие голоса далеко разносились над перевалом, заранее предупредив Мерика и его спутников о приближении врага. Да, д’варфы здорово расслабились. А с другой стороны, к чему им проявлять бдительность? Их надежно защищают гримы из Темной Чащи и собственная армия, расположившаяся вокруг захваченного замка Мрил. Чего бояться здесь? Кто может им угрожать?

Мерик поднял руку, сложил губы особым образом и издал пронзительный клич ледяного орла. В ответ Фардейл прыжком вылетел из зарослей падуба и набросился на шагающего последним д’варфа. Рванул клыками за подколенное сухожилие и скрылся в кустах подобно темной меховой молнии. Раненый воин завопил и рухнул ничком. Его соратники обернулись.

Когда они отвлеклись, Мерик прыгнул вниз, зачерпнул достаточное количество магии воздуха, чтобы падение превратилось в медленный полет. В его руках щелкнула пара арбалетов, выпустив острые болты. Первый воткнулся д’варфу в глаз, а второй — пронзил горло его соседа. Мягко приземлившись на кучу хвои, Мерик отбросил самострелы и выхватил тонкий клинок. Двигаясь быстрее, чем мог уследить глаз, он ударил ближайшего д’варфа.

Сзади на врагов набросились Крал и Тайрус — один словно лесной мрак, а второй будто яркое утреннее солнце. Топор и меч рассекли не защищенные доспехами спины. Как только они появились, из кустов сбоку тропы выскочила Мисилл с двумя мечами в руках.

Большинство д’варфов, захваченные врасплох, пали, не успев даже обнажить оружие. Бой был жестоким и быстрым. Крал, весь в брызгах крови, раскалывал черепа своим устрашающим топором, прорубая путь через тающий на глазах отряд. Мисилл и Тайрус танцевали позади него, добивая тех, кто еще шевелился после ударов горца.

Мерик заметил, что один из д’варфов кинулся наутек. Более худой и длинноногий, чем его товарищи, бегун выглядел подростком. Выпучив глаза от ужаса, он мчался по тропинке, рассчитывая спастись и поднять тревогу. Элв’ин опустил меч, качая головой.

Но когда д’варф бежал по оленьей тропе, из-под земли высунулись древесные корни, опутывая его ноги. Он упал лицом вниз, немедленно поднялся, но было уже поздно. Фардейл, выпрыгнув из кустов, вцепился ему в горло.

Мерик отвернулся, а волк продолжал рвать раненого беглеца. Вдоль лесной тропы лежали изрубленные д’варфы. Запах крови стоял в холодном утреннем воздухе. Один из воинов со стоном попытался уползти, его правая рука была отрублена по локоть. Тайрус подошел к нему и снес голову взмахом меча. При этом на лице мриланского принца не дрогнул ни единый мускул.

Ни’лан, баюкая младенца, вышла из-за куста боярышника. За ней следовал Могвид. Нифай подняла руку, и корни, поймавшие беглеца-д’варфа, уползли обратно под землю. Она окинула картину резни ошарашенным взглядом и отвернулась.

— Это неправильно, — пробормотала она.

Крал обыскивал убитых, надеясь найти в сумках запасы еды, осматривал оружие. Когда горец выпрямился, с его бороды капала кровь. Мерик вздрогнул. Ни’лан точно подметила: это неправильно. Принц-элв’ин вспомнил отряд д’варфов, который сопровождал Элену в Гал’готу. Они сдались в плен, освободившись от власти Темного Властелина при виде молота Трай’сил. Их сегодняшние враги тоже находились под влиянием Черного Зверя Гал’готы. Неужели их нужно было так безжалостно перебить и при этом — он взглянул в сияющие глаза Крала — получить такое удовольствие от кровопролития?

Вздохнув, Мерик вложил меч в ножны. Разве у них есть выбор? Врата Вейра, укрытые в Цитадели, необходимо разрушить любой ценой.

Убрав с дороги тела, отряд продолжил путь. Фардейл, помахивая хвостом, убежал вперед, на разведку.

Весь этот бесконечный день они поднимались в гору, но, когда солнце коснулось темных западных пиков, наконец достигли перевала.

Мерик выбрался наверх одним из первых. Впереди раскинулась огромная котловина, настолько широкая, что зубцы далеких гор по другую сторону были едва видны. Тяжелый белый туман клочьями висел на ветвях более темных сосен. Но они служили лишь обрамлением для подлинного чуда горной долины.

На самом дне котловины лежало гигантское горное озеро Тор-Амон, темно-синее, будто полуночное небо, и блестящее, словно зеркало.

— Добрая Матушка! — охнул приблизившийся Могвид.

Мерик его отлично понимал. Посреди Тор-Амона возвышалась мощная арка из гранита. Волны накатывались на две опоры, за многие века вылизав их до блеска. Но на вершине дуги стоял замок — скопление башенок, балюстрад и стен. В его окнах угадывались отблески горящих факелов.

— Древнее жилище горных племен, — сказал Крал дрогнувшим голосом, не отрывая глаз от величественных строений. — Цитадель Ледяного Трона.

— Удивительно! — воскликнула Ни’лан, спрыгивая с тощего пони.

Арка и замок не только рвались к небесам, но и отражались в водах озера — казалось, будто смотришь на неразрывное кольцо. Зрелище восхитительное, но с оттенком негостеприимности. По нижней кромке арки, прямо под зубчатыми стенами замка, свисали тяжелые ледяные сосульки, столетиями намерзавшие из оседающего тумана и стекающих по камню капель, застывая в разреженном, холодном воздухе. Сосульки тянулись к воде и блестели в лучах заходящего солнца подобно клыкам невиданного горного хищника.

Мерик вздрогнул, ощутив темный голод, исходящий из этого места.

И не он один. Тайрус нахмурился.

— Оно там, — кивнул он на высокий замок. — Я чувствую его смрад.

— Что? — удивилась Мисилл.

— Гриффин, — ответил принц. — Врата Вейра. Разве ты не чувствуешь? Пульсирующая боль, будто в загнившей ране.

— Я тоже заметил, — согласился Мерик. — Черный голод, высасывающий любую жизнь. Дыра в ткани мироздания.

— А я ничего не чувствую, кроме холода, — стуча зубами, сказал Могвид.

— И я тоже, — добавила воительница. — Вы уверены, что это там?

Внезапно раздался слабый, приглушенный плач. Все обернулись. Малыш на руках Ни’лан кричал, его крошечные ручки и ножки силились разорвать пеленки.

— Дитя семени тоже чувствует это. Так же, как и я. — Нифай присела, пытаясь успокоить младенца.

Мисилл вопросительно посмотрела на Крала.

— Зло, более жестокое, чем все д’варфы, вместе взятые, завладело замком, — пояснил он.

— Но только владеющие стихийной магией это ощущают, — продолжила она, обводя взглядом спутников.

— О чем это ты? — спросил Мерик.

— Могвид и я не замечаем ничего. — Мисилл прищурилась, продолжая цепко осматривать долину. — А вы все чуете.

Мерик обдумал ее слова.

— Элена и вправду упоминала, — согласился он, — что врата Вейра настроены на магию и тех, кто ею обладает. Они могут втягивать в свое темное нутро не только магическую силу, но и людей, если они в достаточной мере наполнены ею.

— Например, наделены даром стихийной магии.

— Эр’рил побывал там, — кивнул Мерик. — Тайрус тоже, правда недолго. И если верить древней истории, приключившейся в А’лоа Глен, даже дух самого Чи был заточен в ловушку врат.

— Тогда приближаться к ним небезопасно для вас, — заметила Мисилл. — Если нужно разрушить эти ворота, то лишь Могвид, Фардейл или я можем приблизиться к гриффину.

— А как вы собрались их разрушать? — спросил Мерик, выдавая беспокойство, накапливающееся в нем с самого начала путешествия. — Если они могут вот так запросто поглотить нашу магию, то как же с ними бороться?

Крал вышел вперед. На фоне закатного солнца он казался черной фигурой, отделившейся от мрака. Взмахнул топором.

— Вся ваша болтовня ни на шаг не приблизила нас к разгадке! Как бы там ни было, я найду способ вырвать зло, затаившееся в сердце Цитадели. Ледяной Трон вновь будет принадлежать горным племенам!

— Крал прав, — вздохнула воительница. — Разговорами мы ничего не добьемся. У нас нет иного выбора. Только продолжать путь.

Согласившись с ней, все зашагали вниз по тропе, ведущей в долину. Перед спуском Ни’лан отпустила пони, опасаясь, что в дальнейшем животное станет больше обузой, чем подмогой. Мерик помог нифай, закинув себе на плечо ее лютню, спрятанную в чехол.

Через какое-то время Могвид проскользнул в голову отряда, кутаясь в плащ. Кивнул вперед.

— А кто-нибудь уже придумал, как мы попадем внутрь замка? Его наверняка охраняют д’варфы, да еще он стоит на верхушке арки…

— Путь есть, — ответил Крал.

— И что это за путь?

— Тайная дорога, которой воспользовались люди моего племени, уходя из замка пять столетий тому назад.

Ночью опять начался снегопад, сопровождаемый сильным ветром. Вихри вились вокруг путешественников, тщетно пытавшихся укрыться под плащами. Отряд продолжал медленный путь вдоль скалистого берега, скрываясь под нависающими над тропой деревьями.

Крал шагал впереди, полуприкрыв глаза и положившись на волю звериного чутья, так и рвущегося наружу. Ночь давно вступила в свои права, и воды озера казались черными, будто деготь. Горец смотрел на хлопья белого снега, несущиеся над гладью Тор-Амона. Помешкав мгновение, он втянул ноздрями ветер. Непогода переходила в настоящий буран.

— Нам надо поторопиться, — прошипел он шагавшей позади Мисилл.

— По-моему, осторожность важнее, — скривилась она.

Крал вгляделся в густой лес, которым заросло дно котловины. По пути к Тор-Амону они наткнулись на несколько д’варфовских стоянок, но без труда обошли их, издалека заметив яркие огни походных костров. Даже случайные дозоры из-за пренебрежения бдительностью не заметили путешественников. Но теперь чаща оставалась темной и тихой.

— Я думаю, наши курочки забрались на насест, — сказал горец. — Д’варфы не любят холода. Нынче ночью они с головой спрячутся под одеяла.

— И тем не менее нужно сохранять осторожность, — вмешался Мерик, прислушивавшийся к ним. — Мы же не хотим растревожить курятник?

— Буря надвигается, — сердито прорычал Крал. — Горный убийца.

— Я тоже чувствую ее приближение. — Мерик посмотрел на север. — Но, мне кажется, снежная метель поможет нам пройти незамеченными.

Горец покачал головой. В его обмерзшей бороде звенели ледышки.

— Возможно, ты неплохо знаешь небеса, элв’ин. Но ты ничего не знаешь о горах. То, что начнется этой ночью, заморозит тебя на месте. Надо уйти подальше от озера, прежде чем разразится буря.

— И когда это случится?

— Ветер уже завывает, — поднял голову Крал.

— Значит, времени мало.

— Задавай темп! — Мисилл махнула рукой. — Мы пойдем так быстро, как сможем.

Мужчины пошли вперед, а она задержалась, чтобы предупредить остальных. Мерик шагал плечом к плечу с Кралом. Не успели они пройти лигу, как снег пошел гуще. Теперь тяжелые хлопья облепляли ветви деревьев и скапливались сугробами вдоль берега.

Мерик заговорил, отряхивая снег с плаща, словно рассерженная птица, чистящая перья:

— Как далеко до тайного входа в горную Цитадель?

— Мы совсем близко, — неохотно проворчал Крал.

После наступления сумерек зверь внутри его рос и набирал силу. Становилось довольно трудно не замечать его и усмирять, особенно если учесть огромное количество магии, разлитой по долине.

— Где он? — удивился Мерик.

Горец указал на озеро, туда, где из воды поднималась ближняя к ним опора арки. В обхвате она не уступала большинству известных элв’ину замков. С берега к ней тянулся надежный деревянный мост. Факелы освещали окованную железом дверь в укромной нише. Крал знал, что за ней скрывается начало длинной лестницы, которая ведет вдоль арки вверх к гранитному замку.

— И что, мост никто не охраняет? — изумился Мерик.

— Цитадель прекрасно защищена. Здоровому мужчине потребуется полдня, чтобы достичь замка. Незамеченным он к нему не подойдет. — Крал указал пальцем на цепочку крошечных огней вдоль широкой опоры. — Часовые и стражники охраняют лестницу там, наверху. А какой смысл следить за этой дверью?

Мерик кивнул, но в глазах его по-прежнему читалось беспокойство.

Весь дальнейший путь Крал внимательно изучал гигантскую каменную арку. Находясь столь близко, он ощущал оба магических начала — не только темную мощь, трепетавшую внутри его, но и более глубокую силу, звучащую мощнее и звонче. Он узнал этот голос. Зов корней гор, бесконечных каменных глубин. Их дрожь приходила снизу и звенела в арке.

Именно этот зов объединил некогда кочевые кланы северных гор, собрал здесь сотни людей из Пламени Сенты. Потребовалось целое столетие, чтобы высечь в граните туннель, ведущий к замку на вершине арки, который первоначально использовался как наблюдательный пост, чтобы следить за всей долиной. Весьма полезная задумка в то время, когда дикие народы вели бесчисленные войны. Но в конце концов сторожевая вышка превратилась в полноправный замок, так же как разные кланы объединились под властью одного — Пламени Сенты, к которому принадлежал род Крала.

Но все это в прошлом. Горец покрепче сжал топорище.

Пятьсот лет назад пришли д’варфы, владевшие темным колдовством. Их поддержали чудовища самого отвратительного вида. В битве с такими силами кланы были обречены. Его народ рассеялся жалкими кучками по всем горам, вернувшись к кочевому образу жизни.

Теперь Крал снова слушал глубинный зов Цитадели. Боль становилась нестерпимой. Даже зверь, живущий в его теле, сжался, отступив в укромный уголок.

— Как нам незаметно пройти на вершину? — спросил Мерик.

— Мы не пойдем вверх, — ответил Крал, поворачиваясь к черным водам Тор-Амона. Отряд сбился в кучу позади него. Горец сбросил зимний плащ. — Отсюда я пойду один. Надо убедиться, что тайный путь еще свободен.

— Куда ты пойдешь? — подошла ближе Мисилл.

Крал сбросил верхнюю одежду, не замечая ледяного ветра, вцепившегося в его голый торс. Помедлив мгновение, горец положил топор поверх кучки одежды.

— Пусть кто-нибудь захватит с собой мое добро.

— Куда? — рассерженно бросила Мисилл. — Хватит с меня намеков. Говори прямо!

— Вы все пойдете дальше, — оглянулся на нее Крал. — Перейдете деревянный мост и будете ждать меня у железной двери. Спрячьтесь в нише, а я присоединюсь к вам позже.

— Но куда ты идешь? — дрожа спросил Могвид.

Горец посмотрел на воды озера и указал на отражение арки, озаренное отблесками факелов на стенах замка и лунным светом, который пробивался сквозь тучи.

— Я иду заявить свои наследственные права. — Он покосился на лорда Тайруса. — Как земля подарила твоему роду способность превращать камень в воду и плыть внутри его, так и моя земля дала мне магию, зеркально противоположную вашей. Мы можем воду обращать в камень.

— Ничего не понимаю…

Крал пропустил их вопросы мимо ушей. Проще всего не объяснять, а показать, если, конечно, земля помнит его род и давным-давно принесенные клятвы. Прежде чем кто-либо успел раскрыть рот, он нырнул в ледяную воду, направляясь прямиком к отражению арки и молясь, чтобы у земли была хорошая память.

Холод ударил его в грудь, будто обух. Но, высунув голову из воды, горец глубоко вздохнул и поплыл, изо всех сил напрягая мышцы, стараясь не поддаваться судорогам от студеного прикосновения. Он греб и греб, приближаясь к мерцающему в пучине отражению арки.

На миг он задержался, оглянувшись на отряд, замерший в растерянности у кромки озера. Сердито махнул им, и Мисилл быстро скомандовала взять его вещи и идти к мосту.

Теперь Крал мог сосредоточиться на исполнении своего долга. Плавно отталкиваясь, он медленно приближался к отражению, подсвеченному факелами Цитадели далеко вверху. Холод делал его кости свинцовыми, и горцу показалось, что его замысел — большая глупость. Нет, в самом деле, он безумен…

Но когда он поравнялся с пламенеющим отражением, вода стала вроде бы теплее, чем раньше. Вначале Крал решил, что он просто разогрелся, но вскоре вода стала слишком теплой, чтобы не обратить на это внимания.

Комок подступил к горлу Крала.

«Земля помнит…»

Опасаясь, как бы чудо не исчезло, горец вдохнул побольше воздуха и нырнул в глубины озера. Тепло окутало его. Прямо под собой, но довольно далеко, он видел окантованное огнями отражение Цитадели и с восхищением смотрел на зеркальный образ давно утраченной родины. В водных глубинах виднелась каменная арка, раскинувшаяся, словно дружеские объятия. Он вспомнил, как сегодня впервые увидел долину: сводчатый проход, вздымающийся над озером и отражающийся в нем же, составляя замкнутый круг. Половина — гранит, а половина — иллюзия.

Вдохновившись увиденным, Крал сильнее задвигал ногами и поплыл к ближайшей призрачной опоре. По мере приближения в его душе вновь вспыхнули сомнения. Разве это не безумие? Что он делает? Ведь это всего лишь старинные истории, предания его клана…

Протянув ладонь к мерцающему отражению, он коснулся камня.

Мисилл осторожно вела отряд, обходя гранитный утес. Впереди находился вход на мост. Казалось, никто не следил за ними, но воительница подняла руку, призывая к тишине, прислушалась, а потом отправила Фардейла вперед осмотреть близлежащие заросли. А пока все сгрудились позади скалы, укрываясь от пронизывающего ветра. Мисилл оглядела спутников. Ее друзья дрожали, плащи их покрывал толстый слой снега. Крал не ошибся, предсказывая погоду. Они должны были как можно скорее спрятаться от бурана.

Высунувшись из-за камня и попав прямо в острые зубы метели, она поискала взглядом Крала. Никаких следов. Озерная гладь оставалась неподвижной. Где он? Куда подевался? Ее прошлые подозрения всколыхнулись с новой силой. Как только они вошли в долину, крошечная змея на ее руке беспокойно зашевелилась и зашипела, будто бы посылая предупреждение. Можно ли безоговорочно доверять Кралу? В тысячный раз воительница жалела, что, переродившись, лишилась дара поиска, не могла ощущать стихийную магию в других. Теперь она слепа, как и все остальные. Однако дар или не дар — но кое-что в горце изменилось, в этом Мисилл была уверена. Хотя они все изменились за время долгого путешествия…

Лорд Тайрус коснулся ее плеча.

— Фардейл вернулся из разведки.

Отбросив свои подозрения, воительница кивнула и вернулась вместе с лордом к отряду. Ни’лан убаюкивала младенца, а Могвид склонился над волком.

— Я тебя не понимаю, — шипел он брату.

— Дай я попробую. — Мисилл похлопала тщедушного человека по спине.

И Фардейл, и Могвид взглянули на нее. Их глаза горели янтарным светом, но, некогда яркий, теперь он изрядно потускнел. Да, эти двое были в шаге от окончательного перевоплощения.

Мисилл опустилась перед волком на колени, прикоснулась к его шерсти.

— Что ты нашел? — Целая россыпь изображений пронеслась перед ее мысленным взором. — Сосредоточься, Фардейл.

Волк заскулил, но картинки стали яснее.

«Два охранника-д’варфа… спрятались в задымленной пещере под скалой… сидят над маленьким костром…»

— Они стерегут мост со стороны леса, — выпрямилась воительница. — Ты можешь отвести нас к ним.

Фардейл не потрудился отвечать, просто вскочил на ноги, готовый бежать вперед.

— Тайрус, идешь со мной, — быстро скомандовала Мисилл. — Мерик, заряди арбалет и охраняй остальных.

Элв’ин кивнул. Лорд шагнул вперед, сжимая рукоять меча.

Взмахом руки Мисилл послала вперед Фардейла, а сама с Тайрусом пошла следом. Они великолепно умели передвигаться невидимо и неслышно. Вскоре воительница учуяла легкий дымок, а затем различила отблески наспех разложенного среди каменных глыб костра. Д’варфы выбрали неплохое место — мост видно отлично, а они находятся в укрытии.

Жестами Мисилл отдала распоряжения. Фардейл появился перед входом в пещеру и, убедившись, что его заметили, юркнул прочь. Удивленные голоса донеслись из закутка. Один из д’варфов, слегка пошатываясь, выглянул наружу — в кулаке он сжимал кожаную флягу с вином. По всей видимости, чтобы согреться, часовым мало было жара от углей.

Д’варф высунулся совсем чуть-чуть — посмотреть, убрался ли волк. Фардейл спрятался, но не лорд Тайрус. Высокий принц шагнул вперед, вонзив меч в горло изумленного охранника. Кровь брызнула на белый снег, рядом выплеснулось вино из фляги, выпавшей из ослабевших пальцев. Тайрус схватил убитого за плащ и оттащил в сторону. Но бесшумного убийства не получилось.

— Ты что, прихлопнул мохнатого? — крикнул оставшийся в пещере д’варф заплетающимся языком. — Я бы сейчас поел горячей свежатинки с кровью.

Мисилл замерла наготове по другую сторону от входа. Едва второй сторож появился, она воткнула ему в грудь оба меча, и каждый клинок пронзил сердце карлика. Он рухнул навзничь, разметав угли костра.

Тайрус подошел, вытирая лезвие меча плащом, снятым с убитого д’варфа. Край накидки он предложил Мисилл, чтобы та тоже очистила оружие, а затем отдал ей весь плащ.

— Не обернуться ли тебе д’варфом? Мы можем и других повстречать.

Воительница замялась. Она предпочла бы находиться в собственном теле. Но предложение дельное, если учесть, что они пытаются проникнуть в крепость, кишащую д’варфами. Раздевшись, она начала видоизменять тело, превращаясь вновь в ту охотницу, в облике которой однажды вошла в замок Мрил. Ее плоть помнила предыдущее преображение, а потому все получилось быстро и легко. Ноги укоротились и стали толще. Жесткие волосы обрамляли плоское лицо с тяжелыми надбровными дугами. В общем, самый обычный д’варф. Закончив, Мисилл натянула на себя одежду, снятую с убитого сторожа, и завернулась в черный плащ воинов Гал’готы.

Тайрус оглядел ее сверху донизу со слегка удивленным выражением лица. Она так давно не видела огонька в его глазах и улыбки, что уже и позабыла, насколько они искренни.

— Что? — спросила воительница.

Лорд сунул меч в ножны и отвернулся.

— Как женщина ты выглядишь лучше. Я подумал, интересно было бы оказаться с тобой в постели… изменяющаяся плоть и все такое. Уверен, это был бы интересный опыт.

Глаза Мисилл расширились, на широких щеках вспыхнул румянец. Принц или не принц, а все же частичка его души оставалась пиратской. Она шагала позади Тайруса в новом обличье, потрясенная и вместе с тем странным образом обрадованная его словами.

Когда они вышли к друзьям, Мерик едва не выстрелил из арбалета, но Тайрус остановил его.

— Это — Мисилл! — воскликнул он. — Мы думали, немножко хитрости не помешает.

— Весьма разумно. — Элв’ин опустил оружие.

Воительница обогнула скалу, привыкая к неповоротливому телу.

— Путь свободен, можно идти.

Она тяжело протопала по голому скалистому берегу, наклонившись вперед под напором ветра. Буря, бушевавшая над озером, усилилась, пронзительно завывая. Снег летел над самой водой. Преодолевая шторм, отряд устремился к мосту.

Они миновали деревянный настил и столпились в тесной нише. Здесь слабо горел один-единственный факел, второй потух, не выдержав противоборства с ветром. Но оставшийся огонек хоть немного согревал пространство внутри, хотя в убежище то и дело влетали снежные вихри.

Толкнув железную дверь, Мисилл убедилась, что она заперта.

— Что теперь делать? — спросил Могвид, широко раскрыв глаза от страха.

— Крал сказал ждать его здесь. — Мерик прислонился к стене. — Вот мы и подождем.

Но Мисилл не обладала безграничным терпением элв’ина. Вытащив меч, она ударила рукоятью в дверь. Та отозвалась звоном.

— Отойдите, — приказала она. — Если там стражники-д’варфы, то они должны увидеть соплеменника. И…

Дверь внезапно распахнулась. Воительница отпрянула.

В проеме возникла темная фигура.

— Нечего таращиться! — проревел грубый голос. — Тащите свои задницы сюда! — Появившаяся в свете факела тень оказалась Кралом. Его мокрая борода свисала до середины груди. — Что вы копались там так долго?

Отряд кинулся внутрь. Горец, стучавший зубами от холода, натянул сухую одежду, глазея на Мисилл. Тайрус рассказал ему о сторожах, прятавшихся в пещере.

— Похвальная предосторожность, — одобрил его Крал.

Воительница огляделась. Прямо от порога начиналась широкая, высеченная в камне лестница. На первой ступеньке ничком лежал мертвый д’варф, под ним расплывалась лужа крови.

— Видишь, не только вы заметили охранников, — сказал Крал.

Она кивнула и отвернулась. Но волосы на ее затылке зашевелились, посылая предупреждение. Изо всех сил она пыталась изображать спокойствие и уверенность, скрывая любопытство, но что-то было не так. Горец узнал ее в облике д’варфа еще до того, как Тайрус заговорил. Она прочла это в его глазах и видела, что он принюхивался, словно дикий зверь. А еще этот мертвый д’варф. Как горец его убил? На горле стражника зияла рваная рана от уха до уха, а Крал встретил их безоружным.

Боковым зрением Мисилл следила за ним, пока он одевался и прикреплял топор к поясу. В какую тайную игру играет горец?

Рядом озирался, вытягивая шею, Могвид. Он задал второй вопрос, крутившийся на языке Мисилл:

— А как ты проник внутрь?

— Сейчас я вам покажу. — Горец выпрямился, притопнул, поправляя только что надетый сапог. — Идемте по лестнице.

Они повиновались, осторожно обходя труп и лужу крови. Крал шагал следом. Мисилл все время была настороже. Он опустил веки, беззвучно шевеля губами.

Через миг горец наклонился, рассматривая каменный пол. Неизвестно, что он там нашел, но остался доволен. Повернулся к спутникам.

— Возьмитесь за руки, тесно прижмитесь друг к другу. Цепочку не разрывать, что бы ни произошло.

Мисилл сжала ладонь Крала, второй рукой схватила Тайруса. Ни’лан обнажила грудь и засунула младенца за пазуху, тесно, кожа к коже, а потом протянула принцу свободную руку. Остальные тоже подтянулись поближе, соединяясь в живую цепь.

Могвид, оказавшийся последним, просто-напросто взял брата за хвост.

— Что ж, пойдемте. Сначала может закружиться голова, так что держитесь.

Крал шагнул, но не коснулся пола. Казалось, он провалился сквозь камень, увлекая за собой Мисилл. Первым ее побуждением было разжать руку, но она сдержалась и полетела за горцем, чувствуя, как желудок подступает к горлу.

Вскоре она ощутила под ногами твердый пол. Обернувшись, Мисилл увидела, что все ее товарищи столпились позади нее. Они стояли в том же помещении у входа. Ничего не изменилось.

— Можете отпустить руки, — сказал Крал. — Мы перешагнули порог.

— Что это было? — Слегка позеленевший Мерик потер лоб.

— Мы там же, откуда пришли… — заметил Могвид.

— Нет. — Горец указал на лестницу. — Мы в нижней арке. И стоит поторопиться, пока стражники не обнаружили мертвое тело.

Убитый д’варф исчез со ступеней. На лестнице не было ни капли крови.

— Что происходит? — спросила Мисилл. — Где мы?

Крал вздохнул.

— Я объясню, когда мы поднимемся.

И зашагал вверх по ступеням.

— Сейчас мы находимся в отражении верхней арки, — пояснял он на ходу. — В зеркальном ее отражении на поверхности Тор-Амона. Когда является кто-то из королевского рода, видимость становится явью.

— Вода становится камнем, — пробормотал Тайрус вспомнив слова, которые горец произносил ранее.

— Да, лорд Тайрус, — кивнул Крал. — Земля подарила моему роду способность тайно перемещаться по нашему дому. Мы идем через отражение, которое становится вещественным.

Мисилл поспешно выглянула в узкую бойницу. Не видно ни зги. Белая метель исчезла. Задержавшись, она на миг высунула руку наружу и ощутила под пальцами воду.

— Озеро, — подтвердил Крал, глядя на нее. — Поднимаясь по этой лестнице, мы на самом деле спускаемся в глубины Тор-Амона, по отражению в воде. — Он указал на более широкое окно наблюдательного поста впереди. Края его были мокрыми, капли сбегали по стене. — Я забрался сюда из озера, а потом спустился за вами.

— Но для чего нам спускаться вниз… или… Собственно, зачем нам этот водяной замок? — Мисилл вытерла ладонь о штанину.

— На этой дороге никто нас не увидит. Это — путь, известный только кланам. Он может открыться лишь тому, кто принадлежит к роду Пламени Сенты. Сейчас мы в безопасности, но как только доберемся до замка, то войдем через отражение обратно, в настоящую Цитадель нашего мира, — довольно хитрый замысел.

Воительница задумалась. Если горец говорит правду, то у них есть несомненное преимущество.

— И ты легко можешь перемещаться между нашим миром и миром отражения?

Горец рыкнул в знак согласия.

Мисилл кивнула и зашагала вперед. Ее все еще мучили подозрения, но разве у них был выбор? К вратам гриффина нужно добраться во что бы то ни стало. И она шла за горцем, который по-прежнему возглавлял маленький отряд.

Казалось, что у лестницы нет конца и восхождение будет продолжаться вечно. Несколько раз они встречали лежащие на ступенях или в углах кости.

— Останки раненых, — хрипло проскрипел Крал. — Когда выжившие после битвы уходили этим тайным путем, во главе с моим дальним предком, многие слишком ослабли и умерли прямо на ступенях. Они остались здесь навсегда, последние защитники Цитадели.

Сохраняя тишину, словно на кладбище, отряд продолжал идти, и наконец, измученные и обессиленные, они достигли верхушки лестницы. Здесь их встретили распахнутые настежь каменные двери, а позади раскинулся обширный зал, озаренный мерцающим пламенем.

— Отражение факелов истинного мира, — пояснил горец и повел их сквозь широкие ворота.

Мисилл выступила вперед. Зал казался поразительно пустым, стук их подошв эхом отражался от призрачных стен. Но в то же время она ощущала вблизи чужое присутствие. И не только она. Ее спутники тоже бросали косые взгляды по сторонам, будто бы уловив движение на границе видимости или услыхав шепот над ухом.

Сдерживая дрожь, Мисилл шагала рядом с Кралом.

— Куда мы идем? — спросила она севшим голосом, словно из страха, что заполнившие замок призраки услышат ее.

— В тронный зал, — ответил горец. — Если мы хотим отыскать что-либо, то начинать нужно оттуда.

Воительница согласилась. Горец, повинуясь охватившему его задору, ускорил шаги. Они миновали приемную, поднялись еще по нескольким лестницам, прошли через запутанную сеть похожих на туннели коридоров. Мисилл напряженно пыталась запомнить пройденный путь на случай, если придется разделиться.

Наконец они оказались в широких покоях, в дальней стене которых виднелась гранитная дверь, покрытая узорами. В высоту она превосходила рост шестерых горцев и была немного приоткрыта. Крал кинулся к ней.

— Погоди! — воскликнула Мисилл, предчувствуя близкую угрозу.

Но великан не слушал. Он проскользнул через дверь в расположенный за ней зал. Мисилл не отставала.

— Осторожнее! Без тебя нам не выбраться из каменного отражения!

Она вбежала в зал, похожий по размерам на пещеру. Здесь тоже сиял призрачный мигающий свет, бросая блики на пол из отшлифованного гранита и высокий сводчатый потолок. Но посредине него царила маслянистая тьма, пожирающая любой свет, черный всепоглощающий омут. И ее голодный глаз смотрел на них. Из бездонной глубины доносился жадный вой.

— Крал! — закричал Тайрус.

Горец упал перед тьмой на колени, но не от почтения, а от ужаса. Он руками и ногами цеплялся за пол, но — и со стороны это было отлично видно — воронка всасывала его.

— Я не могу задержаться! — вопил он. — Оно меня вытягивает из отражения в настоящий мир!

Подбежав к великану, товарищи вцепились ему в руки, но это походило на попытку удержать на плаву тонущий корабль. Тело Крала тащило их за собой, словно рыб, угодивших на крючок.

— Нам не хватит силы! — прорычал Тайрус.

— Но мы не можем его бросить! — оглянулась Мисилл. — Только он может перевести нас через порог и вернуть в реальный мир!

Ноги горца уже скрылись в маслянистом омуте.

— Поздно! — кричал он.

— У нас остался лишь один способ выбраться отсюда. — Мисилл посмотрела на спутников. — Соединяемся, как раньше. Куда попадет Крал, туда попадем и мы.

Она протянула свободную руку Ни’лан, и нифай взялась за ее ладонь. Остальные тоже соединились в цепочку. Могвид помешкал, озираясь по сторонам, а потом схватился за Тайруса. Ни’лан сжала в кулаке хвост Фардейла.

— Приготовьтесь! — закричала Мисилл.

Все вместе они рухнули в пустоту. Снова мир будто перевернулся с ног на голову, а потом оказался на месте.

Воительница осмотрелась. Зал выглядел точь-в-точь как тот, где они были только что. Но вместо кружащегося омута тьмы, который всосал их, здесь возвышалась чудовищная каменная статуя, изображающая крылатого черного льва. Его когти глубоко впились в гранитные плиты пола, клыкастая пасть распахнулась в беззвучном реве. Врата гриффина.

А рядом стоял трон с высокой прямой спинкой из посеребренного гранита. Ледяной Трон. На нем восседал мощный седоволосый д’варф, чье лицо так изрезали морщины, что черт его было не разобрать.

Древние-древние глаза уставились на Крала.

— О, брат, — прохрипел старик, и его сухие губы расплылись в широкой улыбке. — Добро пожаловать домой. Темный Властелин скучал по тебе.

ГЛАВА 17

Дрожа от ярости, Крал вскочил на ноги. Толпы вооруженных д’варфов со всех сторон обступили его ошеломленных товарищей, растянувшихся на гранитном полу. С галерей на высоких стенах прицелились из арбалетов стрелки. Друзья угодили в засаду, и он завел их туда.

Но чувству вины не нашлось места в сердце горца. Гнев и ненависть заполонили его без остатка. При виде д’варфа, усевшегося на древний трон их народа, кровь Крала вскипела, он выпустил скрывавшегося в нем зверя, не заботясь — увидит ли кто его? Ему стало наплевать на тайну и дружбу. Оставалась лишь одна цель — уничтожить короля д’варфов.

Рев вырвался из его горла, а из окровавленных кончиков пальцев проросли когти. Снежно-белая шерсть покрыла кожу, лицо удлинилось и превратилось в клыкастую морду. Легион вырвался из тела горца, разрывая в клочки кожаную одежду, облаченный в мускулистое и смертельно опасное тело снежного барса.

Усилившимся звериным слухом он уловил, как охнул Могвид, пытаясь отползти прочь.

— Он из Темной Стражи! — воскликнула Мисилл, отталкивая всех подальше.

Где-то в глубине души Крал заметил, что женщина-оборотень не удивилась, но решил пока не замечать этого. И он нацелил налитые кровью глаза на свою истинную добычу.

Древний король-д’варф тоже не слишком поразился преображению Крала. Только криво ухмыльнулся.

— Значит, котенок хочет поиграть?

Его воины сомкнули ряды перед троном и кинулись в бой, размахивая топорами и мечами. Но горец, двигаясь с проворством и грацией леопарда, успевал увернуться от нацеленного на него оружия. Смазанное белое пятно на черном граните.

Краем глаза он видел, что его спутников прижали к стене. Тайрус и Мисилл отгородились от д’варфов завесой стали, а Фардейл прикрывал слабые места в обороне. Позади них Мерик, окутавшись синей магией воздуха, призывал ветер, чтобы отвести в сторону летящие в них стрелы. Крал зарычал, отдавая должное мужеству друзей. Но горец знал, что они обречены. Соотношение сил слишком неравное.

Забыв о них, он разорвал горло д’варфу, напавшему на него спереди, и ударом задней лапы выпустил кишки второму. Наполненный темной магией и вооруженный природными умениями дикой кошки, он превратился в необоримую силу. Постепенно он продвигался к королю д’варфов, который по-прежнему сидел на Ледяном Троне. Вместе с тем он старался держаться подальше от врат Вейра. Крал понял, что именно статуя из эбенового камня вытащила его из отражения, и опасался ее могущества. Но он не согласится признать поражение, пока не умрет последний д’варф в Цитадели.

С ревом он обрушился на последнюю линию карликов перед троном, разрывая их клыками и когтями. И вот наконец увидел, что путь свободен. Мускулы барса сжались в тугой комок, чтобы выслать тело в полет и отнять родовой трон.

Но король не шелохнулся. Он продолжал улыбаться, отвечая на свирепый взгляд Крала удивительным безразличием.

Кошачье чутье предупредило горца об опасности. Почему добыча не убегает?

— Я знаю твою тайну, Легион, — сказал король. — Неназываемый предупредил меня, что наделил тебя даром, которым ты теперь воспользовался против него, предатель. — Старик провел скрюченными пальцами вдоль подлокотников. — С помощью дара ты возжелал вернуть трон.

Яростный рык вырвался из горла Крала. Он прыгнул, вложив в полет все силы, — и все равно король не дрогнул, а только взмахнул рукой.

Горец тут же осознал свою ошибку. Его тело преобразилось налету: когти втянулись, мех исчез, острые зубы затупились. Потеряв равновесие, Крал не допрыгнул до цели. Он ударился плечом о ступеньку у подножия трона, сломав ключицу.

Задыхаясь, он поднялся на ноги, снова став человеком. Снежный барс исчез. Горец попытался дотянуться до зверя внутри себя, но обнаружил лишь пустоту. Он завертелся на месте, окруженный остриями мечей.

Один из воинов-д’варфов стоял посреди зала. В правой руке он сжимал топор, отброшенный Кралом, в левой — шкуру снежного барса, которая раньше была обернута вокруг железного обуха. Воин поднял оружие, показывая его королю.

— Тебе ведь нужна шкура для преображения, правда? — проговорил сзади правитель д’варфов. — А без шкуры на топоре ты — обычный человек.

Воин поднес шкуру к факелу, который держал другой д’варф. Мех вспыхнул. Сжимая кулаки, Крал смотрел, как горела его надежда на победу. Он рухнул на колени, побежденный, сломленный.

— Не отчаивайся, брат, — прокудахтал король-д’варф с трона. — Ты привел ко мне целую толпу одаренных магией стихий — новые дровишки для костра Темного Властелина. Пускай не получилось с тобой, зато они станут его надежным орудием.

Обернувшись, Крал увидел, что старик, кряхтя, сполз с трона и поковылял к ужасному крылатому изваянию. Морщинистая рука огладила черный камень, проведя вдоль одной из серебристых прожилок кончиком пальца.

— Ты явился как раз вовремя, чтобы насладиться окончательной победой Властелина. Тогда и ты потеряешь надежду… Как и все…

Через головы д’варфов, окруживших их, угрожая обнаженными клинками, Мерик взволнованно смотрел на спектакль, который разыгрывался около трона. Потом наклонился поближе к Мисилл и Тайрусу — бойцы, покрытые многочисленными ранами после недавней стычки, стояли, опустив оружие.

— Нам нельзя попадать в плен, — сказал он. — Я пережил однажды напор искажающего пламени Темного Властелина и не уверен, что смогу противостоять ему еще раз.

Ни’лан кивнула, прижимая младенца к груди.

— Я не стану такой, как Цесилия. И не позволю захватить малыша.

— О чем вы? — спросила Мисилл.

— Элв’ин прав, — ответил Тайрус. — Тот, кто обладает магией стихий, не должен даться им живьем. Мы не имеем права становиться орудиями Темного Властелина.

— За свою жизнь, — прошипела Мисилл, — я перебила целую кучу тех, кто владеет стихийной волшбой, чтобы не дать им попасть в лапы Темного Властелина, и считала это добрым делом. Я понимаю ваши чувства, но… но… — Мерик прочел в ее глазах боль и вину. — Нельзя терять надежду.

Она закончила, но, отвернувшись, страдальчески пробормотала себе под нос, хотя острый слух элв’ина уловил ее слова:

— Добрая Матушка, не просите меня это сделать. На моих руках и так слишком много крови.

— Если она не может, мы должны сделать это. — Мерик повернулся к Ни’лан.

Нифай кивнула.

Принц-элв’ин вновь окинул взглядом зал, заполненный д’варфами. В тени омерзительных врат Вейра стоял Крал, уже закованный в железные кандалы. На что оставалось надеяться?

— Дай мою лютню. — Ни’лан коснулась его руки.

Мерик снял инструмент с плеча и вынул из чехла.

— Что ты задумала?

— Чтобы защитить ребенка, мне осталось лишь одно…

Она освободила от пеленок маленькую ладошку и обнажила кинжал. Прежде чем принц остановил ее, нифай полоснула по коже малыша клинком.

Детский крик эхом заметался между стенами. Все повернулись к ним. Ни’лан омочила кончики пальцев в крови младенца и взяла лютню из рук удивленного Мерика. Под пронзительный плач ребенка, не мешкая, она тронула струны окровавленными пальцами. Музыка сплелась с криками малыша и поплыла по залу, выплескиваясь через окна и двери.

— Что ты делаешь? — обернулась к ней Мисилл.

— Я зову ту, кто может узнать крик ребенка, ту, кто способна его защитить. — Ни’лан выдержала суровый взгляд элв’ина. — Я зову его мать.

Мерик выпучил глаза. Она призывала гримов.

Ни’лан отдавала игре на лютне последние силы, свивая рыдания младенца с переливами древесной песни. Она старалась указать путь лесным сестрам.

— Придите ко мне! — пела она. — Защитите ребенка!

Тесно связанная со своей музыкой, она ощущала, что песня распространяется вдаль и вширь. Она так усердно перебирала струны, что в зале проявились тонкие нити силы, сверкая в полумраке. Они притягивались к вратам гриффина, скручивались в водовороты, обвивались вокруг статуи и пропадали в черном омуте. Ни’лан чувствовала ненасытный голод и враждебность в самой сущности гриффина.

В ужасе отшатнувшись, она попыталась направить музыку мимо изваяния, но поняла, что не в силах противостоять притяжению. Нифай задергалась, как рыба на леске. Она ударила по струнам последний раз и замолчала, но было поздно — нити силы соединили ее с вратами Вейра. Нифай чувствовала, что ее стихийная сущность притягивается к статуе гриффина.

— Ни’лан, — проговорил позади Мерик. — Что с тобой?

— Врата… — Она задыхалась, пошатывалась, лютня выпала из дрожащих пальцев, но элв’ин подхватил инструмент. — Я прикоснулась к ним своей магией. И… И теперь не могу вырваться на свободу…

— Чем я могу помочь? — Принц подхватил ее под руки.

Нифай покачала головой. В ее глазах мерк свет.

— Я… Я пропала. Спаси малыша…

Вдруг перед ее взором промелькнула черная тень. Вначале Ни’лан решила, что это ей кажется, но свистящий голос не умолкал.

— Так вот как ты оберегаешь моего ребенка?

Мерик оттащил нифай в сторону.

Облако тьмы сгустилось и обратилось в Цесилию, Темного Стража и грима.

— Я не позволю им навредить моему ребенку — даже ради отмщения за жестокость земли. — Она балансировала на грани отчаяния и безумия. — Сестры, придите ко мне!

Из затененных углов зала рванулись призраки, привлеченные переливами мелодии Ни’лан. Клочья тьмы метались в воздухе, словно по воле невидимого ветра. Там, где они пролетали, раздавались крики, д’варфы падали замертво. Тела с галерей сыпались на головы тех, кто стоял внизу.

Все больше и больше темного тумана вливалось в тронный зал. Все больше и больше гримов набрасывалось на добычу. Д’варфы извивались и корчились на полу. Стража сомкнулась вокруг трона, защищая своего короля.

Мисилл и Тайрус придвинулись ближе к спутникам, подальше от Цесилии.

Ни’лан вдруг безвольно осела, навалившись всем весом на Мерика.

— Что с ней? — нахмурилась Мисилл.

— Она умирает, — ответил элв’ин и одним прыжком поравнялся с Цесилией. — Ты можешь остановить это?

Та качнулась к нему.

— Зачем?

— Изваяние высасывает магию из Ни’лан. — Мерик указал на гриффина. — Из ее тела, из ее лютни, из ее души. Как только она умрет, погибнет душа последнего дерева вашего леса. И как только она уйдет, без сомнения, погибнет и ребенок. Если ты любишь своего малыша, если тебе дорого будущее твоего народа, останови это.

Тьма позади Цесилии взметнулась, будто грязный плащ. Ее голос возвысился до сдавленного крика.

— Я… Я не знаю, смогу ли я…

— А ты попробуй!

Из последних сил протянув руку, Ни’лан погладила малыша по голове.

— Пожалуйста…

Цесилия склонилась к ней, протянув темную руку. Совершенно ослабевшая нифай не пыталась отодвинуться. Ледяной ветерок скользнул по ее щеке.

— Как ты красива, — прошелестел призрак. — Я хочу получше рассмотреть тебя.

Слов у Ни’лан уже не оставалось. Она умоляла взглядом.

— Неважно, какова будет расплата, — отвернулась Цесилия, — но я предпочитаю, чтобы мой малыш был таким же чистым, как ты, а не таким темным, как его мать.

Призрак вновь обернулся темным облаком и взмыл к потолку, издав вопль грима. По всему залу бессчетное количество теней замерли на лету, бросив изувеченную и растерзанную добычу. Они понеслись к своей предводительнице. Тьма нарастала, покрыв весь свод.

Д’варфы корчились на полу.

— Сестры, пришла пора положить конец нашим страданиям, — донесся голос из клокочущего тумана. — Мы не созданы для этого мира.

Связанная с призраками узами, такими же древними, как и ее дерево, Ни’лан поняла, что сейчас произойдет.

— Нет! — пыталась она выкрикнуть, но из горла вырвалось лишь еле слышное шипение.

Ее пересохшие губы лопнули, и кровь заструилась по подбородку. Нифай была на грани обморока.

— Так последуйте за мной, сестры, в огонь! Давайте принесем жертву во имя искупления за грехи прошлого! — пронзительно взвыл голос из плотного клубка гримов.

Спутники Ни’лан упали рядом с ней на колени, прижимая ладони к ушам, чтобы хоть как-то защититься от оглушительного крика. Даже король-д’варф осел без чувств на троне.

Несмотря на шум, нифай различила голос Цесилии:

— Во имя Лок’ай’херы, во имя последнего древесного семени, за мной!

Несколько теней отделились от скопища и стремительно кинулись к статуе. Какое-то мгновение Ни’лан ощущала на себе пристальный взгляд из мглистого тумана.

— Защити моего ребенка, девочка… — прошептал голос в ее голове. А потом более плотная тень кинулась к изваянию и нырнула в распахнутую пасть гриффина с криком: — За мной!

Последние слова хранительницы Лок’ай’херы словно подтолкнули гримов. Сплошной поток тьмы затопил статую, словно черный водопад.

— Нет! — закричал король д’варфов, вскакивая на ноги. — Остановите их!

Но кто способен удержать туман? Гримы один за другим скрывались в ненасытной утробе чудовища. Его бездонная пасть поглощала их, втягивала стихийную магию без остатка.

— Остановите! — бесновался старик.

Ни’лан почувствовала, что тонкая нить силы, соединяющая ее с изваянием, сгорает в волнах волшебства, накатившегося на врата Вейра. Когда большая часть гримов со стонами исчезла в брюхе гриффина, нить лопнула, отбросив нифай назад, будто порванный поводок. Задыхаясь, она пыталась подняться.

— Они жертвуют собой! — выкрикивала она, в то время как последние призраки исчезали в распахнутой пасти. — Они сжигают себя, чтобы я жила. Мои сестры… Они уходят…

— Я думаю, для них это выход, о котором можно только мечтать. — Мерик коснулся ее плеча. — Конец страданий и надежда спасти будущее.

Чтобы почтить жертву сестер, Ни’лан поднялась на ноги. На противоположной стороне зала король д’варфов с ненавистью пожирал глазами отряд. В его глазах горел неземной огонь.

— Вы думали, что уничтожите гриффина? Но ваши жалкие потуги сделали врата Вейра сильнее. Я еще сожгу всех вас на алтаре Темного Властелина и увижу землю разоренной.

Глаза нифай сузились. Старый карлик понятия не имел, что за битву они только что выиграли.

— Берегитесь врат, — предупредила она. — Не позволяйте своей магии коснуться их.

Один из стражников короля затрубил в рог, и рассыпавшиеся по залу д’варфы начали неторопливо стягиваться к трону, опасливо обходя трупы, валявшиеся на полу.

Мисилл, все еще в облике д’варфа, вышла вперед.

— У нас осталась последняя попытка. Мы или победим, или погибнем.

— Что ты предлагаешь? — поравнялся с ней Тайрус.

— Атакуйте д’варфов все вместе. А врата оставьте мне.

— Что ты хочешь сделать? — вмешался Могвид.

Воительница бросила пристальный взгляд на закованного в цепи горца.

— У меня есть один замысел, — быстро сказала она Тайрусу. — Но мне нужен топор Крала. — И указала на оружие, зажатое в руке мертвого карлика.

— Я добуду его, — кивнул лорд.

Пригнувшись, он бросился вперед, держа меч наготове. Надо было успеть, пока д’варфы не перестроились и не пошли в наступление.

Когда принц-элв’ин подошел к Мисилл, та уловила краем глаза стремительное движение.

— Мерик! — воскликнула она.

Элв’ин развернулся, вскидывая руку, охваченную голубоватыми искрами, но летящую стрелу остановить не успел.

Зазубренный наконечник вонзился в горло Мисилл. Воительница опрокинулась навзничь, кровь струей ударила из ее раны, клинки зазвенели о гранит.

Ни’лан поспешила к ней, а Фардейл присоединился к Мерику, охраняя их. Магический ветер окутал отряд непробиваемой завесой, повинуясь застывшему с мечом в руке элв’ину. А рядом волк вцеплялся в каждого, кто осмеливался приблизиться. Даже Могвид, подхватив один из мечей Мисилл, встал на колени по другую сторону от раненой женщины.

— Как она? — спросил оборотень.

Воительница дергалась, пытаясь сесть, но Ни’лан настойчиво удерживала ее.

— Не двигайся!

Когда Мисилл открыла рот, чтобы возразить, на ее подбородок хлынула кровь. Она отчаянно вцепилась в руку Ни’лан, подтащив ее поближе.

Нифай наклонилась.

Воительница кашляла и отплевывалась, алые брызги летели в лицо Ни’лан, но та не отстранилась и услышала хриплые слова:

— Жертва… Как твои сестры… — Кровь вновь наполнила рот Мисилл, она сплюнула. — Топор!

Обернувшись, Ни’лан увидела, что Тайрус добыл оружие горца и возвращается к ним.

— Его несут, — сказала нифай. — Но не понимаю, чем он нам поможет?

Мисилл свободной рукой вытащила из ножен кинжал, вложила его рукоять в ладонь Ни’лан и сжала ей пальцы, изо всех сил пытаясь объяснить свой замысел. Ее глаза наполнились печалью и разочарованием, но из перерезанного горла не вырвалось ни звука.

Но Ни’лан прочла по губам, что же она хотела сказать.

«Оборотень…»

Брови нифай поползли вверх, она уставилась на кинжал, вложенный ей в руку, а потом внезапная догадка заставила ее глаза расшириться от ужаса.

— О, Добрая Матушка… Нет!

Мерик услыхал крик Ни’лан.

— У Мисилл опасные раны? — окликнул он ее, продолжая повелевать воздушными вихрями и сбивая с ног любого, кто приближался.

— Смертельные, — ответила нифай. — Она умирает.

Элв’ин в гневе взмахнул мечом. Его оплошность! Он ослабил бдительность и пропустил смертоносную стрелу.

— Ей можно чем-то помочь?

Ни’лан не отвечала.

Тогда Мерик осторожно оглянулся — нифай держала в руке кинжал Мисилл, склонившись над си’лурой.

Фардейл зарычал, привлекая его внимание. Лорд Тайрус возвращался, убивая каждого, кто оказывался на его пути. Его глаза горели яростным огнем. Сейчас пират взял верх над принцем.

Чтобы помочь ему, Мерик сделал все, на что был способен, сбивая ветром стрелы, нацеленные в мриланского лорда. Одолев последнего д’варфа, Тайрус подбежал к ним.

Придержав ветер, Мерик позволил человеку войти в круг, а потом возобновил защиту.

— Что тут происходит? — сразу спросил лорд.

Мерик хотел было ответить, но Тайрус и сам уже увидел Мисилл и подбежал к ней, бросив топор Крала.

— Мисилл! — Он схватил ее за руку.

Отступая, элв’ин уплотнил воздушную защиту. Но его магические силы истощались. В конце концов он ослабеет и отпустит вихрь. Д’варфы, должно быть, почувствовали это и не приближались, кружа вокруг них, как волки около раненого оленя.

— Добрая Матушка! — крикнул лорд. — Что ты творишь?

Мерик видел, как Тайрус локтем оттолкнул Ни’лан, и разглядел, что же делала нифай при помощи кинжала. От потрясения вихри вокруг него закружились с новой силой.

Воительница лежала на спине обнаженная по пояс. Ее грудь еще вздымалась, а кровь пузырилась на губах и в ноздрях. Но от груди к пупку шел длинный разрез, и кожа свободно отделялась от плоти. К своему ужасу, элв’ин понял, что, пока он поддерживал воздушную защиту, Ни’лан сдирала с женщины-оборотня кожу.

Сбитая с ног Ни’лан все еще сжимала в кулаке окровавленный клинок.

— Она просила об этом, — пробормотала нифай. По ее щекам текли слезы. — Мы не сможем победить своими силами.

Мисилл посмотрела на нифай и кивнула, слишком слабая, чтобы говорить.

— Я не понимаю, — покачал головой Тайрус. — Что здесь творится?

— Она хочет, чтобы мы освободили Крала с помощью ее кожи. — Ни’лан указала на горца.

Теперь Мерик понял их замысел, и ужас его только вырос. Он слышал, как король д’варфов намекнул, что Крал — Темный Страж. Душу горца исказили при помощи черной магии, и он мог принимать форму любого живого существа, чью шкуру обматывали вокруг обуха его топора. Мисилл хотела, чтобы Крал получил ее кожу, кожу си’луры, а вместе с ней и ее способности оборотня.

— Он ведь Темный Страж, — попытался возразить Тайрус.

— Но ненавидит д’варфов сильнее любого из нас, — заметил Мерик, обдумывая идею Мисилл. — Освободим его, и он все сметет со своего пути.

— И нас тоже, — не сдавался лорд.

Воительница жестом попросила мриланца наклониться. Он приблизил ухо к ее губам, а потом выпрямился, бледнее, чем был только что.

— Что она тебе сказала? — проблеял Могвид, сжимавший один из мечей Мисилл.

— Напомнила о пророчестве, — негромко ответил принц. — Она та, кто должна пролить кровь для спасения Западных Пределов.

— Объясни, — потребовал Мерик.

— Об этом я когда-то рассказал ей в Порт-Роуле. Меня погнало туда пророчество моего отца. Я должен был собрать вместе трех оборотней и женщину, которая одновременно дро и не дро.

— Мисилл… — пробормотал элв’ин.

Тайрус взял воительницу за руку.

— Мой отец предрек, что ее кровь станет ключом к спасению наших земель. Она хочет видеть, что пророчество осуществилось.

Все притихли.

Принц протянул раскрытую ладонь Ни’лан. Она сразу поняла, что он хочет, и вложила ему в пальцы рукоять кинжала.

Тайрус склонился над Мисилл.

— Ради пророчества моего отца…

Воительница облегченно вздохнула. Наконец-то ее поняли.

Кровь клокотала в горле, но Мисилл закрыла глаза и постаралась приготовиться и принять грядущую боль. Она не продлится долго. В последние мгновения жизни воительница молилась о прощении. Слишком многих она убила во имя спасения Аласеи. Лица сотен существ, владевших магией стихий, — некоторые принимали смерть, а кто-то сопротивлялся — промелькнули перед ее мысленным взором: дети, женщины, старики. Как много… Слезы текли по щекам воительницы, но не из-за телесной боли, а от душевного страдания.

— Мисилл…

Кто-то прошептал ее имя. Она слишком устала, чтобы открывать глаза, но и без того узнала голос. Лорд Тайрус.

— Ты правда готова?

Она кивнула, отрешаясь от боли.

— Мисилл…

«Начинай же…» — подумала воительница, с трудом поднимая веки.

Лицо Тайруса нависало над ней. Лорд смотрел ей в глаза. Она с удивлением заметила слезы на его ресницах. А ведь он был суровым воином, пиратом, повинным в гибели тысяч людей.

Его слеза капнула на щеку Мисилл.

— Я освобождаю тебя от обетов. Ты служила моему роду честно и долго.

Слова принца чуть-чуть утешили ее, и воительница, улыбнувшись, вновь закрыла глаза.

В ее живот ворвалась острая боль, когда Тайрус вонзил кинжал. Она задохнулась от муки, но внезапно ощутила губы принца на своих. Он крепко поцеловал ее, отбирая часть боли. Время на краткий миг замерло. Боль и кровь остались где-то там, вдали… Мисилл разрыдалась.

— Я люблю тебя, — прошептал он, не отнимая губ.

И в последний свой час она знала, что принц говорил правду. Пустота ее сердца заполнилась теплом и любовью. И затем, на гребне волны сладкой и острой боли, воительница покинула этот мир.

Ни’лан видела, как Тайрус выпустил Мисилл из объятий. Когда они поцеловались, облик женщины-д’варфа исчез, и перед ними появилась знакомая стройная дро. Принц с горестным криком поднялся, держа в руках большой лоскут только что содранной кожи.

Тайрус взял брошенный топор Крала и, присев на пол, бережно уложил его себе на колени. С опущенной головой, он обмотал кожу вокруг обуха.

— Прости меня… — прошептал он, ни к кому не обращаясь.

Нифай отступила, давая ему возможность побыть одному.

— Кажется, у нас получается, — сказал Мерик, глядя в другой конец тронного зала.

Даже сквозь ревущие воздушные вихри Ни’лан увидела, что жертва Мисилл не была напрасной.

Крал, нагой, закованный в цепи, ссутулился перед троном, не замечая ничего вокруг, безучастный к звенящим в ушах воплям. Маленький кусочек его разума осознавал, что д’варфы сейчас собирают в кулак силы для решительной атаки на его друзей. Но остальной части было на это наплевать. Последняя надежда на освобождение родного дома от захватчиков и осквернителей погибла.

И вдруг несмело, сквозь пелену отчаяния, пробилась волна силы, словно искра, упавшая на сухой трут. Крал узнал это ощущение. С рычанием он выпрямился, выискивая глазом свой топор.

Да!

Он почувствовал источник силы — новую кожу, способную превратить его в зверя. Горец коснулся темной магии и немедленно догадался, что питало огонь. Си’лура… Оборотень… В другом конце зала он увидел своих спутников, сбившихся в плотную кучку, Тайрус, сжимая топор, смотрел на Крала, и глаза принца блестели от слез.

— Мисилл, — пробормотал горец себе под нос, понимая, что же произошло.

Он рванул кандалы, сковывающие его запястья и лодыжки. И плоть оказалась сильнее железа. Цепи со звоном упали.

Король-д’варф, стоявший перед гранитным посеребренным троном, поднял голову. При виде освободившегося Крала его глаза выпучились от изумления.

— Теперь я верну свой трон, — надменно произнес горец.

Он мысленно выбрал облик снежного барса, и тут же кожа зачесалась от вырастающего меха, появились когти, многочисленные раны затянулись, а мускулы свились в тугое и сильное тело лесного кота. Крал превратился в леопарда, чтобы почтить честь умершей Мисилл — она была одной из дро, и снежная кошка являлась их гербом. Очень символично будет, если снежный барс положит конец злу, проникшему в этот край.

Не успели королевские стражники и глазом моргнуть, Крал уже прыгнул на старика д’варфа и оторвал поднятую для защиты руку. Король заревел от боли и ужаса, опрокидываясь спиной на Ледяной Трон.

— Нет! Ведь мы служим одному Властелину!

Губы Крала приподнялись, обнажая длинные клыки.

— Нет! — кричал д’варф.

Горец вновь прыгнул с рычанием, которое эхом раскатилось по всему залу, и приземлился на карлике, глубоко вонзив в него когти. Король дернулся. Крал чувствовал запах его страха, слышал, как трепещут оба сердца желанной добычи.

— Умоляю…

Довершая победу, горец вырвал горло короля. Алые капли оросили Ледяной Трон, сладостно омочили язык. Рот жертвы открывался и закрывался, словно от удушья, а потом жизнь погасла в его глазах.

Довольный Крал отбросил труп, запрыгнул на трон и уселся, облизывая окровавленную морду. Оглядев зал, издал победный рев, утверждая права на родовой замок.

Стражники застыли, а после, сломленные гибелью короля, кинулись наутек. Но не все. Ближайшие телохранители старого д’варфа, горя жаждой мести, бросились вперед.

Крал встретил их атаку, в один миг расстроив ряды нападавших. Он вовсю использовал магию оборотней, перетекая из одного тела в другое, уворачиваясь от мечей и топоров. Позади него оставались лишь мертвые изувеченные тела. Проносясь по залу из конца в конец, горец не только убивал осмелившихся поднять на него оружие, но и настигал д’варфов, ищущих спасения в бегстве, валил их с ног, вырывал еще теплые сердца и глотал их.

Вскоре гранитный пол стал липким от крови. Никакого движения, лишь зверь, пробирающийся среди мертвых тел, и одинокий островок уцелевших, которых защищал неистовый вихрь. Крал поднял морду и фыркнул. Но ветер уносил запахи.

Он подошел к отряду, низко опустив рычащую голову.

Едва он приблизился, ветры улеглись. Горец оказался лицом к лицу с Тайрусом. По одну сторону от мриланского лорда стоял Мерик, по другую — Ни’лан. Могвид и Фардейл скрывались за их спинами, рядом с распростертым телом Мисилл.

Но Крал не видел ничего, кроме своего топора.

Тайрус, не обращая внимания на предупреждающий рык, сорвал кожу си’луры с обуха. Снова горец ощутил, каково это — терять власть над магией. Его плоть приняла человеческий облик. Обнаженный Крал поднялся на ноги, протянул руку:

— Верни мой топор.

— Вначале поклянись, горец. — Тайрус выставил перед собой меч.

Понимая, что ему не одолеть голыми руками вооруженного принца, Крал опустил руку.

— В чем?

— Мы помогли тебе вернуть наследный трон и родовые земли. — Мриланец острием меча обвел зал.

— Я признаю вашу помощь. — Крал смотрел на тело Мисилл. — Темный я Страж или нет, но я знаю цену крови, уплаченной здесь. Вы можете уйти свободно. Ни одному из вас я не причиню вреда.

— Цена сделки не наши жизни.

— Не только наши жизни, он хочет сказать, — пискнул Могвид из-за спины Тайруса.

Принц будто и не заметил выкрика тощего человечка.

— Я верну тебе топор, — продолжал он, — если ты поклянешься вначале обрушить его на гриффина.

Крал оглянулся. Омерзительные врата Вейра все еще возвышались рядом с Ледяным Троном. Статуя широко раскинула крылья, сквозь черные клыки распахнутой пасти вырывался беззвучный рык. Глаза горели алым пламенем. Горец почти ощущал, как Темный Властелин с негодованием смотрит на него, но отступать не собирался. Никогда Цитадель не будет свободна, никогда в нее не сможет войти его народ, пока здесь стоит изваяние гриффина.

— Я исполню твою просьбу, — повернулся он к Тайрусу.

— Будь осторожен, Крал, — шагнула вперед Ни’лан. — Сам не прикасайся к статуе ни в коем случае. Она может впитать твою магию стихий, вытянуть все силы из твоего тела.

— Я понимаю.

Он повторно протянул ладонь, но Тайрус колебался.

— Поклянись.

— Клянусь, — вздохнул горец. — Клянусь Ледяным Троном и моей кровью потомка клана Пламени Сенты.

Все еще сомневающийся принц положил топор на пол и толкнул его к ногам Крала по скользкому от крови граниту.

Нагнувшись, Крал подхватил топор, крепко сжал рукоять.

— Почему ты решил, что у меня получится?

Тайрус посмотрел на Мисилл, потом опять на горца.

— Пророчество.

Крал прищурился. Он помнил слова погибшего короля Райя. Мисилл должна была пролить кровь, а он — вернуть корону своего народа. Только вместе они могли одержать подлинную победу. Горец кивнул и повернулся к гриффину.

— Давайте доведем дело до конца.

Могвид видел, как голый человек пересек зал. Глаза его спутников были прикованы к горцу. Но у Могвида имелись собственные заботы. Что ему за дело до древних тронов и врат Вейра? Он отправился в путь, чтобы избавиться от проклятия, которое сковало его и Фардейла.

Пророчество…

Должно быть, всем предсказаниям короля Райя суждено исполниться нынче ночью. Мисилл погибла. Крал вернул свою вотчину. А как же пророчества, касавшиеся оборотней-близнецов?

«Придут двое скованных, один уйдет целым».

Пока все следили за Кралом, Могвид тихонько подобрался к телу воительницы. Коснулся полы ее плаща, откинул ее. Совершенно очевидно, что пророчества о Мисилл и Крале связаны. Значит, правомерно предположить, что и разгадка предсказания о Могвиде и Фардейле где-то рядом. Три объединенных пророчества, словно свернувшаяся в клубок змея.

Сдвинув плащ с мертвого тела женщины, он увидел то, что искал. Крошечный пака’голо все еще обвивался вокруг предплечья Мисилл.

Вот он — источник перерождения, и воительница больше никогда к нему не прибегнет. Так почему бы его не присвоить?

Очень осторожно он протянул руку к маленькой гадюке. Крошечный язык высунулся ему навстречу. Могвид позволил змее ощупать кончик его пальца раздвоенным язычком, а потом медленно приблизил ладонь. Почуяв его тепло и живой запах, пака’голо подполз к нему.

Змея должна понимать, что предыдущий владелец мертв.

Успокоившись, гадюка скользнула вперед. Могвид опустил руку еще ниже, подставляя ладонь.

Змеиное брюхо прикоснулось к его коже, заставив Могвида задрожать. Но он не убирал руку, пока пака’голо переползал по его ладони, ощупывая новое пристанище языком. Наконец его хвост оставил остывшее тело Мисилл. Слегка щекоча кожу, змея забралась на запястье Могвида, обвив хвост вокруг его пальцев.

Радостное предчувствие охватило человечка. Змейка его признала!

Покосившись в сторону, он увидел янтарно-желтые волчьи глаза Фардейла, пристально уставившегося на него.

«Прости, брат», — подумал Могвид.

И в этот миг зубы гадюки вонзились в его плоть. Он дернулся, будто бы рука угодила в бушующее пламя. Открыл рот, но задохнулся и не смог издать ни звука. Ребра свело от боли. Он посмотрел на руку.

Челюсти пака’голо продолжали сжимать его кожу. Волна пробегала по разноцветному телу, когда он проталкивал яд в жилы Могвида.

Оборотень тряхнул рукой и упал на спину. Но змея прочно обмоталась вокруг его запястья. Огонь растекался от кисти по всей руке.

Фардейл поспешил на помощь брату, перепрыгнув через тело Мисилл. Умоляя одним взглядом, Могвид протянул ему руку. А плоть его конечности уже таяла. Она все еще болела, но на глазах изумленного оборотня его застывшее тело вновь видоизменялось, как и пристало си’луре. Он помнил, как подглядывал за Мисилл в роще.

Добрая Матушка, получается!

И в этот миг Фардейл прянул вперед, смыкая челюсти на туловище крошечной змеи. Он намертво вцепился ей в хвост.

— Нет! — забыв о боли, закричал Могвид.

Змея разжала зубы, изогнулась и впилась Фардейлу в нежный кончик носа. Волк жалобно взвыл.

Могвид попытался схватить пака’голо, но его расплавившаяся рука не повиновалась. Промахнувшись, он стукнул Фардейла по носу, а морда волка уже начинала таять под воздействием яда. Их плоть смешалась.

Не на шутку напугавшись, Могвид попытался отдернуть руку, но понял, что прилип намертво. Вызывающий преобразование яд растекался по их телам, объединяя волка и человека в одно целое.

«Что же ты наделал, брат», — зазвучал в его голове голос Фардейла. Простые слова, а не обычные для волка картинки-образы.

Если бы он знал!

Могвид терял себя. Окружающий мир потемнел, исчезая. Он чувствовал, что не один проваливается в пылающую тьму, но сказать ничего не мог — рот пропал.

«Фардейл, ты меня слышишь?»

Никто не ответил. Тьма сгустилась до полной черноты. Могвид мысленно кричал и звал на помощь. И наконец услыхал отдаленные голоса, звучащие будто со дна колодца.

— Что это с ними?

— Не знаю. Похоже, будто они расплавились.

— А змея Мисилл?

— Мертва.

— А Могвид и Фардейл?

Слушая неспешную беседу, Могвид изо всех сил пытался закричать, что он тут, он жив! Но жив ли он? Последняя мысль повергла его в ужас. Он потянулся к голосам, продолжавшим разговор, надеясь использовать их как спасительный канат и вытянуть себя из мрака.

— У нас есть более насущные заботы, — сурово произнес мужчина.

Могвид узнал Тайруса. С каждым словом голоса становились громче, а тьма рассеивалась.

— Крал почти добрался до гриффина, — продолжал Тайрус.

— Но нельзя же их бросить так, — возразила Ни’лан.

— Погодите! — прервал ее Мерик. — Что-то происходит.

Завеса мрака упала, будто ее отдернули. Вновь вспыхнул свет. Огонь факела. Могвид открыл глаза. У него есть глаза! Ощупал пальцами лицо. Потом сел и внимательно оглядел себя. Он вернулся в то же самое тело. Погладив кожу, он в этом окончательно убедился. Цел и невредим, хотя и голый, а беспорядочно сброшенная одежда лежала под ним.

Ощущая на себе взгляды, Могвид встал и прикрылся ладонью.

— Что произошло с твоим братом? — спросила Ни’лан.

Сколько Могвид ни озирался, но так и не смог увидеть Фардейла.

— Я видела, как вы вдвоем расплавились, — продолжала нифай. — Единый комок переливающейся плоти.

— Один уйдет целым, — прошептал человечек. И сказал громче, для всех: — Пророчество! — Он поднял руку и сосредоточился. Почувствовал, что его кости подобны топленому маслу. Приказал коричневому меху прорасти вдоль предплечья. — Я снова могу изменяться! Я свободен от проклятия!

— А Фардейл? — поинтересовался элв’ин.

Могвид огляделся еще и еще. Брат исчез, будто его и не было. С трудом он погасил торжествующую улыбку. Наконец-то. Он избавился от брата.

Стоящий в двух шагах Тайрус проговорил, не отрывая взгляд от дальнего конца зала:

— Крал приготовился.

Мерик и Ни’лан обернулись.

Только Могвид смотрел на маленькую, скрюченную змею, безжизненно лежащую на полу.

«Придут двое скованных, один уйдет целым».

Могвид улыбнулся. Этим одним оказался он.

Крал стоял перед гриффином. Высокие врата Вейра нависали над ним, широко раскинув крылья. За изогнутыми клыками виднелась львиная морда. Благодаря связи с темной магией горец почувствовал чудовищный сгусток силы, пульсирующий в глубине эбенового камня. И понял, что его собственное сердце старается биться с ним в такт. В глубине души он ощущал отметину Темного Властелина как болезненный ожог, черную руну, впечатанную в стихийную магию камня.

На краткий миг руки Крала нерешительно дрогнули. Он отвел взгляд от рубиново-красных глазищ гриффина и оглянулся на посеребренный трон его народа. Кровь короля-д’варфа заливала спинку и сиденье. Горец крепче сжал топорище. Нет, нельзя упустить надежду. Цитадель, родовое обиталище его народа, и Ледяной Трон его клана должны быть очищены раз и навсегда!

Шагнув назад, Крал поднял оружие, сжав топорище двумя руками. Горец знал, что выказывает открытое неповиновение повелителю, который дал ему силу победить д’варфов, но остановиться уже не мог. Он пересек черту, из-за которой возврата не было. Он тихонько поклялся самому себе, что, едва управится с делами здесь, попытается искупить вину перед Темным Властелином — выследит ведьму и сожжет ее сердце на алтаре, сполна уплатив долг крови.

Крал впился взглядом в гриффина. Старейшины его клана учили: смотри противнику в глаза. Если ты достаточно силен, чтобы забрать чью-либо жизнь, не отводи от него взгляда. Он так и сделал. Не отрывая взгляда от огненных глаз гриффина, Крал ударил топором прямо между рубиново-красных огней, вкладывая в размах всю силу и умение тела.

Раздался хруст — это сломалась, не выдержав отдачи, кость запястья. Звон от столкновения железа и камня прокатился по залу.

Крал вскрикнул, отступая, но не от боли, а от того, что лишился чего-то жизненно необходимого. Он поднял топор, но теперь в его руках оставалась лишь рукоять из дерева гикори. Крепчайшее лезвие разлетелось на мелкие осколки, соприкоснувшись с вратами Вейра, а на эбеновой статуе не осталось ни царапинки.

— Не получилось! — раздался позади голос Тайруса. — У горца не получилось!

Задыхаясь, Крал отступил еще на шаг. Обломки топора лежали на темном граните. Горец чувствовал, что внутри его что-то разорвалось, но в то же время ощущал поразительную свободу, как будто ржавые цепи, сковывающие его сердце, упали. Он уставился на осколки — спрятанный в топоре кусок эбенового камня исчез.

Что же произошло?

Горец прислушался к себе. Черная руна, впечатанная в его душу, пропала. Он рухнул на колени.

— Я свободен… Я по-настоящему свободен.

И хотя эти слова любой выкрикнул бы с восторгом, по щекам Крала текли слезы. Черная руна исчезла, так как камень, на котором она была выжжена, пропал. Врата Вейра опустошили его, до последней капли высосав магию камня из его души.

По многочисленным битвам с другими Темными Стражами Крал знал, что черная магия не способна выжить без постоянной подпитки стихийной магией. Он потер грудь — и магия стихий и порча Темного Властелина исчезли без следа, оставив лишь пустую скорлупу. Стиснув лицо ладонями, он рыдал, не заботясь о свидетелях его непростительной слабости. Добившись желанной свободы, он потерял наследие предков.

И зачем?

Горец глянул на изваяние. Оно оставалось целым и невредимым.

— Крал! Берегись! — послышался крик сзади.

Сквозь слезы отчаяния он увидел, как гриффин склонился к нему, приподняв крылья и приподнимая верхнюю губу, из-под которой выглянули огромные клыки. И горец понял, к чему привели его усилия.

Он разбудил Черного Зверя Гал’готы.