Сафир представил, как полчища варваров, наёмников и мародёров, послушных воле своего так называемого бога, врываются в пограничные города Урдисабана с именем Воала на устах. Их война будет короткой, но кровопролитной. Сафиру было жаль их, мирных жителей, легионеров — всех, кто поляжет в этой мясорубке. Он спрашивал себя, готов ли он отказаться от мести ради того, чтобы избежать этих смертей, и чувствовал, что, несмотря на всё неприятие методов Эла, не может позволить Камаэлю жить дальше. Это было эгоистично, но жажда совершить возмездие полностью овладела Сафиром в последнее время. Каждый день он представлял, как император падёт от его руки, пытался предугадать выражение его лица. Пусть Сафир никогда не научится превращать людей в рабов-фанатиков, как Эл, пусть уроки атаи относительно Хлеба, Чуда и Авторитета прошли для него даром, но его рука не дрогнет, когда придёт пора вонзить меч в сердце Камаэля!
— Покоритесь ли вы мне?! — вопрошал Эл тем временем, и толпа хором отвечала ему, падая ниц. — Завтра на рассвете вы выступите в великий поход. Вы отправитесь на северо-восток и обрящете славу и богатство! — Эл сдал несколько пассов, и в воздухе возникли шпили и крыши Тальбона. — Всё это будет вашим! Я поведу вас, и ни одна армия не сможет остановить нас!
Сафир не слушал, хотя Эл говорил ещё долго. Он спрашивал себя, остался ли хоть крошечный шанс вернуть Армиэль. Он понимал, что если да, то он ничтожен, но ему хотелось верить, что их любовь сможет подняться над обстоятельствами и существовать независимо от того, что будет происходить вокруг.
— Нам пора! — слова Эла заставили Сафира прийти в себя.
Оглядевшись, он заметил, что люди расходятся, а к алтарю приближаются кобольды. Они поклонились Элу, и один из них сказал ему что-то. Казантарец немного помолчал, потом кивнул, и кобольд поспешно удалился.
— Придётся задержаться, — обратился Эл к Маграду. — Я совсем забыл об одном деле.
— Как скажешь, — отозвался тот.
Через пару минут кобольд вернулся в сопровождении девушки, облачённой в лёгкие доспехи. Та опустилась на колени и поклонилась Элу до земли.
— Как тебя зовут? — спросил казантарец.
— Бельдия, — ответила девушка, не поднимая головы.
В её голосе слышалось благоговение. Сафир посмотрел на неё с жалостью. Ещё одна фанатичка.
— Ты хорошо поработала, — сказал Эл, извлекая из-за пазухи какое-то украшение. — И заслужила награду. Встань и подойди!
Девушка поспешно поднялась и приблизилась на два шага. Эл торжественно надел ей на шею безделушку. Сафиру показалось, что это был золотой медальон.
— Отныне ты отмечена! — провозгласил Эл, и лицо девушки залилось румянцем. Она потупилась. — А теперь ступай и служи ещё лучше!
Девушка низко поклонилась и пошла прочь. Сафир видел, как она сжимает рукой медальон. На личике блуждала счастливая улыбка.
— Теперь всё, — проговорил Эл, забираясь на ящера.
Сафир последовал за ним.
— Кто она? — спросил он.
— Бельдия, — ответил казантарец, махнув кобольдам на прощанье и поднимая ящера в воздух.
— Это я и сам слышал. За что ты её наградил?
— Помнишь гладиатора в чёрных доспехах?
— Ещё бы! Разве я могу его забыть?
— Я послал его убить императора. Но сам он едва ли смог бы добраться до него. Пришлось ему немного помочь.
— Каким образом?
— Я приказал Бельдии захватить его и продать Ламкергу. Я не сомневался, что он станет победителем. С моим-то подарком! — Эл усмехнулся.
— Ты про руки?
— Разумеется.
— Значит, ты рассчитывал, что Камаэль сойдёт на арену, чтобы наградить его, и он убьёт его?
— Вот именно. Но кое-кто нарушил мои планы.
— Ну, извини.
— Не стоит. У тебя будет возможность это исправить.
— Очень надеюсь.
Ящер уносил их в Казантар, где находилась Белая Башня Эла, а армия, поклоняющаяся Воалу, пришла в движение. Людям предстояло свернуть лагерь и на рассвете выступить в поход. Кобольды собрались у алтаря для вознесения молитв и жертвоприношений, зловещий звук их бубнов разносился по округе глухими ударами.