Время кенгуру. Книга 2

Глава 1

Толстый выхватил из сумки диск с отверстиями и заскреб когтистой лапой. Из диска вырвался тонкий зеленый луч и сейчас же закрутился спиралью, после чего принялся ощупывать пространство. Нащупав мерцающую и облезающую клочьями протечку во времени, луч скользнул внутрь нее и взорвался изнутри зеленоватыми блестками. Протечка во времени на глазах начала уменьшаться и таять, исходящий из нее световой луч немедленно поник и побледнел.

— Мы уходить! — сказал, обращаясь к нам, Толстый.

Он сунул хвост Пегого, продолжающего истекать кровью, в первертор, и Пегий начал размягчаться. Вскоре отличить его непострадавшие органы от продырявленных стало решительно невозможно.

— Он выживет? — спросил я у Толстого.

— Выжить, выжить, — обрадовано закивал Толстый. — Это не полный швахомбрий, это мелкий ерундаторий. Благодарить вас за найтить протечка. Мы связаться с вами, когда новый протечка во времени.

— Спасибо, не надо, — отказался я.

Толстый, отправив в макромир раненого Пегого, сам уже размягчался и вскоре полностью всосался в первертор.

Световой луч продолжал бледнеть, поэтому я включил фонарик от айфона, чтобы в подробностях рассмотреть поле прошедшего сражения.

Люська, кинувшаяся под выстрелы спасать Пегого, не пострадала. Вид у нее был не ахти: платье укорочено до колен, губы густо накрашены. В таком виде Люська здорово напоминала Сонечку Мармеладову во время первого выхода на панель.

Сам я был ранен в левую руку, но чувствовал себя относительно сносно и почти не волновался по поводу того, что мне теперь, после устранения протечки во времени, делать: оставаться ли в 1812 году или отправляться в свое время, и если второе, то каким способом?

Граф Орловский был слегка задет пулеметной очередью, но чувствовал себя великолепно. Судя по всему, пережитое приключение взбодрило его ничуть не менее воздушной рыбалки на волжских осетров.

Иван Платонович, переносицу которого покрывала испарина, был жив и тихонько стонал. Рядом сидела Люська, приговаривая:

— Папан, как ты себя чувствуешь? С тобой все хорошо?

Я подошел к родственникам, вытащил из кармана эмоушер и надел на запястье раненого. Айфон выдал пять делений красного язычка пламени и три деления черного.

— Жить будет, — сообщил я жене.

«Это победа? Вселенная вне опасности?» — спросил меня внутренний голос.

«Надеюсь», — ответил я, чувствуя неимоверную, навалившуюся как-то вдруг усталость.

«Что собираешься делать?»

«Не знаю. В первую очередь я намерен выспаться — ночь выдалась слишком бурной. А там видно будет.»

На чем я остановилась в прошлый раз? Ах да, на том, что я вылезла из подземного хода и потребовала, чтобы папан и Андрэ прекратили стрелять в друг друга.

Они как будто послушались, но потом пальба началась заново. Я уже совершенно не понимала, кто в кого стреляет. Насколько можно судить, никто никого не победил, потому что Андрэ переговорил с графом Орловским, вызвал из своего черного портсигара милых зверушек, причем сразу обоих: Пегого и Толстого, — чтобы они помогли одолеть стрелявших. Рядом с папаном находился какой-то страшный человек, который попытался меня застрелить, и папан в него в свою очередь выстрелил и убил.

Или это случилось после того, как зверушки поскакали в сторону выстрелов? Да, наверное. Помню только, что в моего любимца Пегого попали несколько пуль, и я, не помня себя, кинулась к раненому зверьку, чтобы оказать ему первую медицинскую помощь.

После этого все быстро закончилось. Андрэ победил, однако папан оказался ранен второй зверушкой, которая ударила его нижними конечностями в грудь. Оставив Пегого, я кинулась к папану и начала приводить его в чувство.

По счастью, с папаном все оказалось в порядке. Он был немного оглушен, но прошептал, что грудь после удара побаливает. Однако, находился в сознании и вскоре смог даже подняться на ноги. После чего, наморщив по своему обыкновению переносицу, принялся наблюдать, как зверушки заделывают протечку во времени и скрываются затем в мужнином портсигаре.

Протечка во времени действительно побледнела и сделалась почти невидимой.

Жалко, конечно, что в нашем 1812 году не будет уже наладонников и силовых дорог. Но Андрэ объяснил, что иначе мы все погибнем во всемирной катастрофе, а именно: вселенная окажется демонтирована ее создателями-кенгуру. Лучше обойтись без наладонников и силовых дорог, чем погибнуть всем человечеством. Как папан не мог осознать такой простой мысли?! Не было бы тогда ни пистолетной стрельбы, ни вражды между папаном и Андрэ, никаких неприятностей.

С моей помощью папан поднялся на ноги и подошел к продолжавшему бледнеть световому лучу и какому-то исковерканному, сползающему клочьями пространству, из которого световой луч выходил. Пространство на глазах принимало все более и более правильные очертания и вскоре должно было окончательно заделаться. Рядом находились Андрэ с графом Орловским, они тоже наблюдали.

— Вы разорили мою семью, князь Андрей, — произнес папан.

— Ну, папан, ну пожалуйста, — взмолилась я. — Тебя предупреждали, от этого зависит спасение человечества.

— Попробуйте жить на зарплату, Иван Платонович, — посоветовал Андрэ. — В конце концов, вы министр государственных имуществ. Неплохо зарабатываете, наверное.

После этого муж крепко обнял меня.

Внезапно протечка, совсем уже бледная, сверкнула остаточным светом, и сквозь нее вывалилась человеческая фигура. После этого протечка во времени угасла без следа. Световой луч втянулся в нее и исчез, как будто его не бывало.

Андрэ с графом Орловским навели на фигуру, выпавшую из светового луча, фонарики. Впрочем, уже рассветало, можно было обойтись без дополнительного освещения. Фигура — а она была женской — поднялась на ноги. По тому, как вздрогнула рука Андрэ на моей талии, я поняла, что женщина ему знакома. Вероятно, выпавшая из светового луча женщина тоже признала моего мужа, потому что ошарашенно воскликнула:

— Ты, Андрей? Нашелся! Что ты тут делаешь?

— А ты? — поинтересовался муж в ответ.

Я заметила, что Андрэ произнес эту фразу немного скованно, но сначала не придала этому значения.

— Пришла к тебе, посмотреть, не вернулся ли. Волновалась же, блин, после твоего исчезновения. Пришла, а под столом хрень световая. Короче, меня засосало.

Я ничего не понимала. Кто куда и откуда вернулся? Кого куда засосало?

— Меня тоже, как видишь, — сообщил Андрэ.

— И где мы находимся?

— В 1812 году.

— Ой, блин!

При чем здесь блины? Я перестала что-либо понимать, но фамильярность, с которой чужая женщина общалась с моим мужем, плюс мужняя скованность настораживали.

— Андрэ, любимый, кто это такая? — спросила я мужа. — Ты знаком с этой женщиной?

Женщина моментально встрепенулась и тоже обратилась к Андрэ:

— Аналогичный вопрос. Это кто?

— Жена, — выговорил Андрэ, указывая на меня.

По тому, как напрягся мужнин голос, я поняла, что произнесение фразы далось ему с трудом.

Женщина из светового луча захохотала, указывая на меня пальцем:

— Эта проститутка?

Вид у меня был, конечно, ужасный. Сначала, с целью проникнуть на территорию завода Бинцельрода, я намеренно испортила свою одежду и вульгарно перекрасилась. Потом лезла по подземному ходу — довольно узкому, между прочим. Потом лежала на холодном грязном полу, под обстрелом. Но для чего? Для спасения человечества и нашей с Андрэ любви. И вот теперь какая-то незнакомая женщина смеет называть меня проституткой?!

В общем, я задохнулась от гнева.

— А вы кто, простите? — ответила я со всей гордостью и надменностью, присущей древнему роду Озерецких. — И как вы смеете обращаться ко мне, не будучи представленной?! Знакомство с моим мужем, если оно и имело место в прошлом, не дает право быть накоротке со мной, так и знайте.

Тут меня захлестнула невыносимая мысль. Ведь Андрэ — человек из будущего. Наверное, эта женщина тоже, во всяком случае ее платье не современного покроя. И что если у Андрэ имеются перед этой женщиной какие-то обязательства?!

Нет, успокоила я себя: это совершенно невозможно. Андрэ отбил меня у барона Енадарова, выкрал из-под венца из-за безумной любви, спасал, рискуя собственной жизнью. При чем здесь совершенно посторонняя женщина?

— С мужем? — переспросила женщина из светового луча. — Ты что, — обратилась она к Андрэ, — не успел попасть в 1812 год, как сразу женился? За полтора месяца охомутался?

Андрэ развел руками, говоря:

— Познакомьтесь девочки. Это моя супруга Люси Озерецкая, — он указал на меня. — А это… кгм… Катерина, женщина из будущего, — он указал на женщину из светового луча. — Также, Катерина, познакомься с моим тестем Иваном Платоновичем Озерецким, министром государственных имуществ, и графом Григорием Орловским.

Папан, будучи контуженным, кивнул, а граф Орловский любезно поклонился прибывшей.

— А, то есть на выгодную партию соблазнился? — спросила эта вульгарная Кэт, обращаясь к моему мужу.

— Разговор грозит затянуться, поэтому предлагаю покинуть это неудобное помещение, — вмешался в разговор папан.

Он говорил слабым голосом, но членораздельно и очень разумно.

— Во-первых, — продолжил папан, — выстрелами мы могли привлечь внимание прохожих, тем паче властей. Во-вторых, здесь находятся два трупа, о захоронении которых стоит позаботиться. Несмотря на то, что я являюсь министром государственных имуществ, давать объяснения в полиции мне не хочется. Переедем в мой особняк на Вознесенку, там и поговорим. Что касается трупов, я отдам соответствующие распоряжения.

— Едем на Вознесенку, Андрэ? — спросила я и дернула мужа за руку.

Видя, как Андрэ колеблется, папан добавил:

— Вы же добились своего, князь Андрей? С этого момента мы с вами не враги. Защищать протечку во времени у меня больше нет необходимости. Напротив, вы и ваша знакомая чрезвычайно интересуют меня в качестве людей из будущего. Возможно, мне удастся возместить свои убытки в качестве знаний, которыми вы обладаете.

— Ладно, едем на Вознесенку, — согласился муж.

И граф Орловский тоже сообщил, что не имеет возражений.

— Тем более, — добавил граф, — после того, что я наблюдал этой ночью. Такого выброса адреналина мне не доводилось испытывать.

Мы покинули Большую церковь Святого Вольфрама — уже не через подземный ход, а через двери, отпертые папаном, — и поехали в наш фамильный особняк, на Вознесенку.

Фамильный особняк Озерецких был пятиэтажным и выглядел весьма солидно. Конечно, соперничать с современными бизнес-центрами он не мог, но именно за счет архитектурной солидности выигрывал.

«Ты бы о чем важном подумал», — посоветовал внутренний голос.

О да, подумать было о чем! Прежде всего, меня не перебросило обратно в мое время. Я даже не знал, радоваться этому и огорчаться. Проклятые кенгуру, воспользовавшись общей радостью по поводу того, что протечка во времени заделана, удалились в макромир, оставив меня в 1812 году. Ладно бы только это! Нежданно-негаданно из протечки выбралась Катька, которую я никак не ожидал здесь увидеть. В ходе беспокойств по спасению вселенной, обрушившихся на мою голову, я совсем про Катьку позабыл. Но зловредная судьба напомнила. Черт ее угораздил не вовремя посетить мою квартиру!

«Ты сам передал ей ключи от квартиры», — напомнил внутренний голос.

И внутренний голос был, разумеется, прав. То, что Катька посещала квартиру после моего исчезновения свидетельствовало в ее пользу. Я предполагал, что она, волнуясь, станет время от времени захаживать, не объявился ли беглец. Неожиданностью стало то, что протечка во времени образовалась под моим обеденным столом снова, и Катьку засосало внутрь времени. Почему, кстати? Создатели вселенной обещали заделать протечку: вероятно, обманули, или неустранимые остаточные явления… Не знаю — скорее всего, остаточные. Однако результат налицо.

В нанятом извозчике слева от меня сидела Люська, держа меня за руку, а напротив сидела Катька и принципиально держала меня за другую руку. Катьку я понимал больше: как-никак переместилась в 1812 год, где из всех знакомых один я. А что бы случилось в мое отсутствие?! Тяжело бы пришлось девушке. Впрочем, хорошо зная экстремальный и независимый Катькин характер, я был уверен, что она в новом времени быстро бы обустроилась. Каким образом — об этом не хотелось думать. И еще меньше хотелось думать о том, каким образом мне существовать в дальнейшем.

«А придется», — мстительно заметил внутренний голос.

Я лишь вздохнул в ответ.

Приехав на Вознесенку, мы выгрузились из двух пролеток: я с Люськой и Катькой и Иван Платонович с графом Орловым, — и зашли в особняк. Бородатый гардеробщик, отдельно поприветствовав Ивана Платоновича и вежливо кивнув остальным, принял у каждого верхнюю одежду и выдал номерки. В этот момент из комнаты выбежала Натали и кинулась к Люське.

— Барыня, все в порядке?

— Все хорошо, Натали. Не волнуйся за меня.

Еще из Большой церкви Святого Вольфрама, Люська отзвонила горничной с сообщением, что направляется на Вознесенку. Насколько я понял, Натали тоже была замешана во всей этой истории, но в данный момент мне недосуг было разбираться: имелись заботы поважнее.

— Пройдемте в гостиную и все обсудим, — предложил Иван Платонович. — Ночь выдалась бурной. Полагаю, никто не откажется перекусить после пережитых треволнений.

Время от времени тесть прикладывал руку к груди и морщился. Вероятно, удар Толстого задними лапами пришелся вскользь, иначе бы Люська осиротела. А если бы Иван Платонович строчил из своего пулемета более метко или в помещении не оказалось сваленных швеллеров, тогда овдовела бы. Н-да, ситуация… В любом случае с Иваном Платоновичем следовало держаться настороже. Не исключено, что я являюсь для него лишь ценным источником информации, и что случиться со мной после того, как вся информация будет из меня выужена, никому не известно.

Уселись за длинным столом, уже сервированным. Слуги начали вносить горячие и холодные кушанья, которые я с удовольствием после проведенной ночи испробовал. Но еще больше я хотел спать. И вообще, в перепачканных одеждах за белоснежной скатертью мы смотрелись вызывающе, особенно Люська в ее укороченном платье и с яркой помадой на губах. Я заметил, что Иван Платонович старательно от дочери отворачивается, при этом по его переносице пробегает глубокая складка. Впрочем, тесть был совершенно прав в том, что сначала следовало пообщаться, раскрыв свои карты и оценив карты соперника. После того, как положение с протечкой во времени определилось, изменилось буквально все — этому следовало подобрать подходящие формулировки.

Мы перекусили, и Иван Платонович жестом удалил слуг из гостиной.

— Ну-с, князь Андрей, пришелец из будущего, — сказал он. — Надеюсь, вы позволите задать вам несколько вопросов. Так сказать, на правах родственника.

— Задавайте, Иван Платонович, — ответил я, упираясь руками в стол. — Если смогу, то отвечу.

— Поскольку вы женаты на моей дочери, меня прежде всего интересуют ваши отношения с этой особой, — тесть кивнул в сторону Катьки. — Понимаю, что вопрос слишком личный, однако вынужден его задать.

Катька на это фыркнула и с искренним интересом обратилась в мою сторону.

— Понимаете, в чем дело, уважаемый Иван Платонович, — начал я глубокомысленно. — Вы справедливо изволили заметить, что я пришелец из будущего. Но я невольный пришелец, то есть я попал в ваш 1812 год случайным образом, сам того не желая. И разве моя вина в том, что я встретил здесь вашу дочь и честно с ней обвенчался?

— Эй, папаша, — встряла в разговор Катька, — Это мой дружок, понимаешь?! Мы с ним через двести лет после тебя познакомились, поэтому лучше тебе не встревать в наши отношения. А то твоя дочь быстро разведенкой окажется.

Ага, приблизительно этого я от Катьки и ожидал. Что-то чересчур быстро она свыклась с тем, что находится в прошлом. Люська, напротив, вспыхнула и еще крепче сжала мою руку.

— Во-первых, милостивая сударыня, — обратился к Катьке Иван Платонович, — мы находимся не в будущем, а именно в 1812 году, уверяю вас. Поэтому все ваши претензии на моего зятя безосновательны. А во-вторых, предлагаю дать слово самому князю Андрею, с тем чтобы он высказал свое отношение к вам, милостивая сударыня.

Взоры присутствующих обратились на меня.

«Что будешь отвечать, засранец?» — поинтересовался внутренний голос.

— Ну что я могу сказать, Иван Платонович. Сердце мое разрывается от разделения времен. В одном времени я люблю одну женщину, а в другом времени — другую. Вы никогда не испытывали перемещение во времени, поэтому вряд ли меня поймете. Однако, могу сказать совершенно точно: женат я только на вашей дочери, и ни на ком больше.

Катька фыркнула во второй раз.

Люська, напротив — несмотря на то, что я подчеркнул нерушимость семейных уз, — горько всхлипнула и, закрыв лицо руками, выбежала из гостиной.

Но я никак, никак не мог отречься от Катьки, оставив ее одну в совершенно незнакомом ей 1812 году! Что поделать, если я люблю их обеих. А еще испытываю теплые сексуальные отношения к горничной Натали.